– Лес тут только сообразила, что, взяв без спросу этот потрепанный томик, она не приняла во внимание, насколько тот дорог Раулю. – Эктор сказал мне, что ты прежде читал ее…
– Эктор слишком много болтает, – проворчал Рауль.
– Ты несправедлив, – запротестовала Лес, встав на защиту Эктора.
– Pues bien , так, значит, он сказал вам, что именно по этой книге я учился читать. – Он оперся руками о стол, отвернув голову от Лес в сторону. – У меня не было возможности получить регулярного образования. Я должен был работать, чтобы есть, но уверен, что вам этого не понять.
Рауль выпрямился и, взяв со стола стопку бумаг, принялся их перебирать. Но по яростному выражению его лица Лес поняла, что ее возлюбленного обуревает гордость, а не гнев.
– Поверь мне, Рауль, – спокойно сказала она, – я думала, что эта книжка была для тебя учебником поло. Я не знала, что ты учился по ней читать. Эктор ничего мне об этом не сказал.
Рауль тихо чертыхнулся по-испански себе под нос и бросил бумаги на стол.
– Я понимаю, что ты можешь мне не поверить, – продолжала Лес, – но считаю, что не имеет никакого значения, как ты учился читать. Джейк всегда говорил Эндрю, что ему совершенно наплевать, в каком колледже учился человек. Его интересовало только одно – знает ли тот свое дело.
– И тебе не кажется забавным то, как я учился читать? – с вызовом спросил Рауль, давая понять, что все другие над этим потешались.
– Нет, хотя меня и удивляет, что ты не ходил в школу. Насколько я могла понять, Аргентина – очень образованная страна.
– Я ходил в школу всего три года, когда мы жили в пампах. Именно там меня научили разбирать буквы и цифры.
– А как ты изучил английский?
– Мой хозяин сеньор Бооне был потомком английских поселенцев, которые приехали сюда, чтобы строить железную дорогу. Образование он получил на английском и очень плохо говорил по-испански. Его друзья, которые собирались у него, чтобы играть в поло, тоже в основном были англичане. И я считал, что английский язык и английские манеры – как бы одна из составных частей игры. Я взял этих людей себе в образец. Я подражал тому, как они говорят и как одеваются, а когда я стал играть достаточно хорошо и англичане начали приглашать меня к себе домой, я перенимал то, как они пьют и едят.
И все же Лес понимала, что сам он не придавал всему этому никакого значения – ни одежде, ни хорошей еде и изысканным винам, шикарным домам и кичливым манерам. Просто это был мир, в котором играли в поло, и хотя Рауль освоился в этом мире, он так и не соблазнился им.
– Ты прошел через все это только затем, чтобы играть в поло, – утвердительно сказала она.
– Только затем, чтобы играть в поло, – повторил Рауль. – Поло дало мне свободу. Никто не говорит мне, что я должен делать. Ты не приказываешь мне учить твоего сына. Это мой выбор. Я учу его, потому что хочу этого сам. Я не отвечаю ни перед одним человеком на свете.
– И ни перед одной женщиной.
– Да, и ни перед одной женщиной. – Рауль повернулся, сел на край стола и притянул Лес к себе, поставив ее между своих колен. Его руки обвились вокруг ее бедер, а ладони Лес легли ему на плечи. По ее коже пробежала чувственная дрожь, когда он уткнулся лицом ей в шею.
Она зарылась пальцами в его темные волосы, прижимая его голову к себе, и Раулю пришлось сделать усилие, чтобы поднять голову и найти ее губы. Они так долго ждали этого момента и так изголодались друг по другу, что почти задохнулись от поцелуя. Лес жадно впитывала вкус Рауля, никотиновый аромат его языка и солоноватый привкус его губ. Она прислонилась к нему, позволяя Раулю принять на себя ее вес и все крепче прижимаясь к нему в желании окончательно слиться с его телом.
Щелкнула, поворачиваясь, дверная ручка, но они услышали этот предупредительный звук слишком поздно, чтобы отпрянуть друг от друга.
– Рауль, ленч готов.
Эктор запнулся на полуслове, но на губах его играла широкая ухмылка, скрывающаяся под густыми усами. Рауль повернулся к нему, обхватив бедра Лес рукой и не давай ей отстраниться от него.
– Было бы неплохо, Эктор, чтобы ты с этого дня помнил, что надо постучать, прежде, чем войдешь, – резко бросил он.
– Si, и может быть, нам к тому же следует установить замки. – Эктор потянул дверь, закрывая ее за собой. Стук его костылей в коридоре раздавался особенно громко, словно старик желал, чтобы они слышали, как он уходит.
Глядя, как блестят темные волосы Рауля, она запустила в них пальцы, как гребень, чтобы пригладить взлохмаченные вихры, которые сама только что растрепала. Когда Рауль наклонил голову, чтобы посмотреть на нее, Лес внезапно захлестнуло теплое чувство нежности. Рауль сжал ее в объятиях еще теснее, и его рука скользнула на крепкие округлости ее ягодиц, притягивая Лес поближе.
– Я уже забыл, какое нежное у тебя тело, – пробормотал Рауль ей на ухо. Его испанский акцент сделался особенно заметным. – Кажется, это было так давно…
– Да, очень давно.
– Сегодня ночью… – Рауль немного отклонился назад, носы их соприкоснулись и дыхание смешалось. – Скажи, мне прийти в твою комнату или ты придешь в мою?
– Я не знаю, где ты спишь.
– В дальнем конце верхнего коридора. Но будет лучше, если я приду к тебе. Если кто-нибудь увидит меня в коридоре, то ничего не заподозрит.
Он вновь поцеловал ее, долго и крепко.
– Ленч готов, – нехотя напомнила ему Лес.
– Иди. Я побуду здесь еще немного.
Ему не надо было объяснять Лес, почему он не желает идти вместе с ней. Она и без того чувствовала, как на его бриджах вздулась плотная выпуклость. Он выпустил Лес из своих объятий и, когда она отошла от стола, повторил еще раз:
– Сегодня ночью.
– Да.
Давно уже закрылись двери всех комнат в их коридоре, а Лес все еще ждала, напряженно прислушиваясь и ловя каждый звук, доносящий снаружи ее спальни. Но единственное, что ей удавалось услышать, – обычные звуки, раздающиеся ночью в каждом доме: потрескивание рассыхающегося дерева, приглушенный стук окна, захлопнутого ветром… Уже в третий раз она подошла к окну и застыла, глядя на свое отражение в темном стекле. Затем посмотрела на ночную сорочку, брошенную на стуле в углу. Уж не сдаться ли наконец, перестать ждать и лечь спать? Легкий макияж, духи, которыми Лес надушила укромные местечки своего тела, и соблазнительный шелковый пеньюар – все это, кажется, обречено обольщать только ее подушку.
В дверь два раза тихонько постучали, и Лес почти побежала через комнату, заставив себя приостановиться только на последних шагах. Она открыла дверь, и в спальню быстро проскользнул Рауль, одетый только в махровый халат. Заперев дверь, они вместо того, чтобы обняться, застыли на месте, глядя друг на друга, словно олень и его подруга перед тем, как начать свадебный ритуал.
Лес не знала, кто из них двинулся первым, но это и не имело значения. Она оказалась в его объятиях, ощущая жар его поцелуя. Ее руки скользнули под халат Рауля, и она вновь ощутила, как сильно и мускулисто его тело. Покрывало на постели было приглашающе откинуто в сторону, и они устремились к кровати, задержавшись лишь на миг, чтобы сбросить с себя халаты, а затем скользнули на застланный простыней матрас. Пружины застонали под их общей тяжестью.
– Мне надо было предупредить тебя о скрипучих пружинах, – прошептала Лес, прижимаясь к Раулю и чувствуя, как соски ее касаются его выпуклой мускулистой груди.
– Можно лишь радоваться, что в этом доме толстые стены, – прошептал он в ответ, жадно приникая к ее губам.
Ее руки ласкали его, блуждая по его мощному красивому телу. Она оторвала свои губы от его рта, чтобы потереться щекой о его чисто выбритый подбородок и пройтись поцелуями по загорелой шее. Она не раздумывала, пытаясь понять, что требуется от нее. Все получалось само собой. И все, что она ни делала, доставляло ему неизъяснимую радость.
Ее руки двигались все более и более нетерпеливо. Стараясь возбудить его, она возбуждалась и сама. Проведя пальцем по легкой впадинке, которая отмечала линию его талии, она опустила руку ниже. И почувствовала, как Рауль невольно вздрогнул, когда рука легла на его возбужденную мужскую плоть. А потом с его губ сорвался низкий протяжный стон – когда Лес погладила твердый, упругий стебель, – что лишний раз доказывало, какой властью над мужчинами обладают женщины.
Обняв ее, Рауль легко перевернулся, поменявшись с ней местами. Теперь он был сверху. И она увидела, что в его глазах вспыхнул неутолимый огонь желания. И это тоже вызвало ответное возбуждение.
Теперь он начал ласкать ее, чтобы еще больше возбудить. Его пальцы и язык исполняли какой-то странный языческий танец, заставляя ее переживать нечто невероятное. Казалось, ни одна точка ее тела не ускользнула от Рауля, – отчего все чувства ее обострились. И когда его ладонь скользнула меж ее ног и большой палец прикоснулся к наиболее чувствительной точке, Лес непроизвольно вздрогнула, и с ее губ сорвался тихий, почти жалобный крик.
Отвечая ее требованию, Рауль вошел в нее. И тяжесть его тела казалась совершенно незаметной. Страсть задавала ритм движений, заставляя забыть обо всем на свете. И ни тот ни другой не слышали, как скрипят пружины на кровати, отзываясь на бешеные движения их тел.
А потом, когда все кончилось, они лежали, обнявшись, продолжая гладить друг друга и бормоча ласковые пустяки, которые были совершенно неважны сами по себе, – важен был только голос.
Наконец Рауль поднялся с кровати и надел свой халат. Лес села, подоткнула под спину пару подушек и откинулась на них, натянув на себя простыню. Рауль остановился около кровати.
– Я должен уходить. Ты ведь хорошо уснешь, не так ли?
Вид у него был разнеженный, словно он освободился от всех бушевавших в нем страстей, запертых прежде внутри. И Лес знала, именно она помогла ему избавиться от них.
– Буду спать как убитая, – улыбнулась Лес, все еще чувствуя, как все ее существо словно купается в густых, жирных и сладких сливках.
Рауль затянул потуже пояс своего халата.
– Завтра, – сказал он.
– Si. – Уголки ее губ еще сильнее изогнулись в довольной улыбке. – Manana.
Она увидела, как в глазах Рауля сверкнула изумленная искорка, когда она заговорила по-испански.
Рауль пошел к двери, а Лес смотрела ему вслед – он исчез так же молчаливо, как и пришел. Она еще немного полежала, облокотившись на подушки, затем потянулась, выключила лампу на ночном столике и юркнула под одеяло. Простыни были пропитаны запахом Рауля. Лес закрыла глаза, вдыхая этот ставший ей таким близким запах. И сон быстро одолел ее разнеженное тело.
С этой ночи так и повелось. Дни проходили так же, как и раньше: Рауль занимался с учениками на тренировочном поле, проводил разборки занятий в комнате для игр, а вечерами работал в своем кабинете. Лес виделась с ним мало, разве что только за обедом в обществе всех остальных. Тем не менее Эктор счел необходимым изменить порядок, в котором они сидели за обеденным столом, и настоял на том, чтобы Лес расположилась напротив Рауля и выполняла роль хозяйки. После отъезда Триши эти изменения казались вполне естественными – долг вежливости по отношению к единственной оставшейся среди них даме.
В сентябре наступили ясные солнечные деньки, стало намного теплее, и в школе сменилось расписание на неделю. Сезон поло в Аргентине был в полном разгаре. По выходным соревновались между собой различные поло-клубы из пригородов Буэнос-Айреса, и теперь игроки в estancia всю неделю тренировались и оттачивали мастерство, а по воскресеньям Рауль и его профессионалы выезжали на матчи. Уровень соревнований диктовал состав различных команд.
Когда предстоял матч высокого уровня, Луис, Карлос и Рауль брали на игру мексиканского игрока с рейтингом в десять голов – Хуана Ечеварриа. Как объяснил Лес Рауль, они вчетвером будут участвовать в открытом чемпионате Аргентины в ноябре, и эти предварительные соревнования дают им возможность привыкнуть играть вместе и стать сплоченной командой.
В одно из воскресений Лес стояла у линии поля в Херлингем-клубе и вместе с Робом наблюдала за игрой четверки профессионалов. Матч был очень жестким, агрессивным, и судьи то и дело прерывали игру, назначая штрафные удары за грубые нарушения, которые так и сыпались с обеих сторон, так что ни одна из команд так и не смогла набрать наступательного темпа. И хотя в конце концов команда Рауля «Лос памперос», так по-испански называются бурные ветры в пампе – покинула поле с победой, далась она ей нелегко.
Лес двинулась вперед, чтобы встретить четырех всадников, аплодируя их мастерству.
– Поздравляю! Magnifico !
Рауль натянул поводья, остановил коня рядом с Лес и спрыгнул на землю, взволнованный, но донельзя уставший.
– Отличная была игра.
Кругом толпилось немало народу, и Лес постаралась скрыть свои чувства под маской небрежного дружелюбия. Они просто хорошие знакомые, и никто больше. Когда Рауль положил руку ей на плечо, она по-дружески обвила рукой его талию и взглянула на Карлоса Рафферти.
– Прекрасный гол вы забили, Карлос, – сказала она, когда усталый игрок пронес ногу над седлом и соскочил наземь. – Непонятно, как вам это удалось. Противник настолько плотно заслонял ворота, что не было почти ни единого просвета.
Рауль теснее сжал ее плечи, бессознательно прижимая Лес к себе. Она почувствовала, как тяжело он дышит. Игра требовала громадного физического напряжения.
– Si, получилось и вправду неплохо, – ухмыльнулся Карлос. – Я сам не думал, что сумею.
Когда победители разом повернулись, чтобы отвести своих лошадей к линии пикета, Лес заметила, что Роб как-то странно смотрит на нее. И ей стало неловко за то, что она обнимает Рауля за талию. Лес опустила руку и немного отстранилась от Рауля, так что его рука, лежавшая на ее плечах, сама собой естественно соскользнула.
– Давайте выпьем в клубе перед тем, как поедем назад. – Лес отошла от Рауля к Робу.
– Давайте. – Рауль бросил на нее короткий вопросительный взгляд, не сразу поняв, в чем дело, затем перевел глаза на Роба.
– Мы с Робом подождем вас там. – Взяв сына под руку, Лес повернула его в направлении клубного здания. – Нелегко далась им победа, пришлось биться из последних сил, не так ли?
– Еще бы… – Роб пожал плечами, не желая отвечать на попытку завязать разговор, и высвободил руку.
Лес нахмурилась и изучающе посмотрела на хмурое, усталое лицо сына.
– Плечо болит? Это от того, что ты так неудачно упал с лошади в четвертом чуккере.
До этого Роб играл на другом клубном поле, и его команда плачевно проиграла.
– Нет. С плечом все в порядке, – пробормотал Роб.
– В чем же тогда дело?
– Ни в чем. Почему непременно что-нибудь должно быть плохо? Разве не может человек быть просто не в настроении разговаривать? – резко и сердито проговорил Роб.
Значит, Лес не показалось. Он действительно в дурном настроении. И она пошла молча, не говоря ни слова и зная, что припадок раздражительности у сына пройдет так же быстро, как и вспыхнул.
– Ты собираешься лететь домой в пятницу или в субботу? – спросил внезапно Роб.
– Ни в тот ни в другой день. Думаю, я останусь здесь еще на некоторое время, – с притворной небрежностью улыбнулась Лес. – В конце концов, нет никакой действительной необходимости возвращаться домой.
– А как быть с лошадьми? Я не собираюсь покупать больше тех девяти, что мы уже приобрели. Разве ты не собираешься отправлять их в Штаты? – с вызовом спросил Роб.
– Собираюсь, но я решила переправить их с помощью Хоупуортского завода. Стэну Маршаллу уже доводилось прежде импортировать лошадей, и он хорошо знает, как все это оформляется и какие нужны гарантийные меры. Он будет на месте, чтобы принять лошадей, так что мне нет нужды туда ехать…
В это время года в Виргинии уже появляются первые признаки осени – начинают желтеть деревья, а здесь, в Аргентине, – напротив, бурно зеленеет весенняя растительность. Здесь начинается новая жизнь, и Лес ощущала, что то же самое происходит и с ней самой.
– Кроме того, – продолжала она, – что я буду делать одна в Палм-Бич? Меня там не ждет ничего, кроме все той же старой суеты: ленчей, благотворительности, совещаний в различных комитетах. Уж лучше я останусь здесь с тобой и прослежу, чтобы ты чему-нибудь научился.
Она старалась убедить сына, что не придает никакого особого значения своему решению остаться, но небрежный тон получился у нее несколько вымученным.
– Угу. Знаю, как ты интересуешься тем, что я делаю.
Ей не понравился его тон.
– Что ты хочешь этим сказать?
– С тех пор как Триша уехала, ты ни разу не бывала на боковой линии и не смотрела, как я занимаюсь. А прошло уже три недели, – с упреком произнес Роб. – Вот уж ничего не скажешь: ты действительно интересуешься, как у меня идут дела.
– Я интересуюсь, Роб. Но просто все это время я была занята счетами и оформлением всех бумаг на лошадей, которых ты купил…
Семерых они приобрели у Рауля, а остальных двух – у его соседей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Эктор слишком много болтает, – проворчал Рауль.
– Ты несправедлив, – запротестовала Лес, встав на защиту Эктора.
– Pues bien , так, значит, он сказал вам, что именно по этой книге я учился читать. – Он оперся руками о стол, отвернув голову от Лес в сторону. – У меня не было возможности получить регулярного образования. Я должен был работать, чтобы есть, но уверен, что вам этого не понять.
Рауль выпрямился и, взяв со стола стопку бумаг, принялся их перебирать. Но по яростному выражению его лица Лес поняла, что ее возлюбленного обуревает гордость, а не гнев.
– Поверь мне, Рауль, – спокойно сказала она, – я думала, что эта книжка была для тебя учебником поло. Я не знала, что ты учился по ней читать. Эктор ничего мне об этом не сказал.
Рауль тихо чертыхнулся по-испански себе под нос и бросил бумаги на стол.
– Я понимаю, что ты можешь мне не поверить, – продолжала Лес, – но считаю, что не имеет никакого значения, как ты учился читать. Джейк всегда говорил Эндрю, что ему совершенно наплевать, в каком колледже учился человек. Его интересовало только одно – знает ли тот свое дело.
– И тебе не кажется забавным то, как я учился читать? – с вызовом спросил Рауль, давая понять, что все другие над этим потешались.
– Нет, хотя меня и удивляет, что ты не ходил в школу. Насколько я могла понять, Аргентина – очень образованная страна.
– Я ходил в школу всего три года, когда мы жили в пампах. Именно там меня научили разбирать буквы и цифры.
– А как ты изучил английский?
– Мой хозяин сеньор Бооне был потомком английских поселенцев, которые приехали сюда, чтобы строить железную дорогу. Образование он получил на английском и очень плохо говорил по-испански. Его друзья, которые собирались у него, чтобы играть в поло, тоже в основном были англичане. И я считал, что английский язык и английские манеры – как бы одна из составных частей игры. Я взял этих людей себе в образец. Я подражал тому, как они говорят и как одеваются, а когда я стал играть достаточно хорошо и англичане начали приглашать меня к себе домой, я перенимал то, как они пьют и едят.
И все же Лес понимала, что сам он не придавал всему этому никакого значения – ни одежде, ни хорошей еде и изысканным винам, шикарным домам и кичливым манерам. Просто это был мир, в котором играли в поло, и хотя Рауль освоился в этом мире, он так и не соблазнился им.
– Ты прошел через все это только затем, чтобы играть в поло, – утвердительно сказала она.
– Только затем, чтобы играть в поло, – повторил Рауль. – Поло дало мне свободу. Никто не говорит мне, что я должен делать. Ты не приказываешь мне учить твоего сына. Это мой выбор. Я учу его, потому что хочу этого сам. Я не отвечаю ни перед одним человеком на свете.
– И ни перед одной женщиной.
– Да, и ни перед одной женщиной. – Рауль повернулся, сел на край стола и притянул Лес к себе, поставив ее между своих колен. Его руки обвились вокруг ее бедер, а ладони Лес легли ему на плечи. По ее коже пробежала чувственная дрожь, когда он уткнулся лицом ей в шею.
Она зарылась пальцами в его темные волосы, прижимая его голову к себе, и Раулю пришлось сделать усилие, чтобы поднять голову и найти ее губы. Они так долго ждали этого момента и так изголодались друг по другу, что почти задохнулись от поцелуя. Лес жадно впитывала вкус Рауля, никотиновый аромат его языка и солоноватый привкус его губ. Она прислонилась к нему, позволяя Раулю принять на себя ее вес и все крепче прижимаясь к нему в желании окончательно слиться с его телом.
Щелкнула, поворачиваясь, дверная ручка, но они услышали этот предупредительный звук слишком поздно, чтобы отпрянуть друг от друга.
– Рауль, ленч готов.
Эктор запнулся на полуслове, но на губах его играла широкая ухмылка, скрывающаяся под густыми усами. Рауль повернулся к нему, обхватив бедра Лес рукой и не давай ей отстраниться от него.
– Было бы неплохо, Эктор, чтобы ты с этого дня помнил, что надо постучать, прежде, чем войдешь, – резко бросил он.
– Si, и может быть, нам к тому же следует установить замки. – Эктор потянул дверь, закрывая ее за собой. Стук его костылей в коридоре раздавался особенно громко, словно старик желал, чтобы они слышали, как он уходит.
Глядя, как блестят темные волосы Рауля, она запустила в них пальцы, как гребень, чтобы пригладить взлохмаченные вихры, которые сама только что растрепала. Когда Рауль наклонил голову, чтобы посмотреть на нее, Лес внезапно захлестнуло теплое чувство нежности. Рауль сжал ее в объятиях еще теснее, и его рука скользнула на крепкие округлости ее ягодиц, притягивая Лес поближе.
– Я уже забыл, какое нежное у тебя тело, – пробормотал Рауль ей на ухо. Его испанский акцент сделался особенно заметным. – Кажется, это было так давно…
– Да, очень давно.
– Сегодня ночью… – Рауль немного отклонился назад, носы их соприкоснулись и дыхание смешалось. – Скажи, мне прийти в твою комнату или ты придешь в мою?
– Я не знаю, где ты спишь.
– В дальнем конце верхнего коридора. Но будет лучше, если я приду к тебе. Если кто-нибудь увидит меня в коридоре, то ничего не заподозрит.
Он вновь поцеловал ее, долго и крепко.
– Ленч готов, – нехотя напомнила ему Лес.
– Иди. Я побуду здесь еще немного.
Ему не надо было объяснять Лес, почему он не желает идти вместе с ней. Она и без того чувствовала, как на его бриджах вздулась плотная выпуклость. Он выпустил Лес из своих объятий и, когда она отошла от стола, повторил еще раз:
– Сегодня ночью.
– Да.
Давно уже закрылись двери всех комнат в их коридоре, а Лес все еще ждала, напряженно прислушиваясь и ловя каждый звук, доносящий снаружи ее спальни. Но единственное, что ей удавалось услышать, – обычные звуки, раздающиеся ночью в каждом доме: потрескивание рассыхающегося дерева, приглушенный стук окна, захлопнутого ветром… Уже в третий раз она подошла к окну и застыла, глядя на свое отражение в темном стекле. Затем посмотрела на ночную сорочку, брошенную на стуле в углу. Уж не сдаться ли наконец, перестать ждать и лечь спать? Легкий макияж, духи, которыми Лес надушила укромные местечки своего тела, и соблазнительный шелковый пеньюар – все это, кажется, обречено обольщать только ее подушку.
В дверь два раза тихонько постучали, и Лес почти побежала через комнату, заставив себя приостановиться только на последних шагах. Она открыла дверь, и в спальню быстро проскользнул Рауль, одетый только в махровый халат. Заперев дверь, они вместо того, чтобы обняться, застыли на месте, глядя друг на друга, словно олень и его подруга перед тем, как начать свадебный ритуал.
Лес не знала, кто из них двинулся первым, но это и не имело значения. Она оказалась в его объятиях, ощущая жар его поцелуя. Ее руки скользнули под халат Рауля, и она вновь ощутила, как сильно и мускулисто его тело. Покрывало на постели было приглашающе откинуто в сторону, и они устремились к кровати, задержавшись лишь на миг, чтобы сбросить с себя халаты, а затем скользнули на застланный простыней матрас. Пружины застонали под их общей тяжестью.
– Мне надо было предупредить тебя о скрипучих пружинах, – прошептала Лес, прижимаясь к Раулю и чувствуя, как соски ее касаются его выпуклой мускулистой груди.
– Можно лишь радоваться, что в этом доме толстые стены, – прошептал он в ответ, жадно приникая к ее губам.
Ее руки ласкали его, блуждая по его мощному красивому телу. Она оторвала свои губы от его рта, чтобы потереться щекой о его чисто выбритый подбородок и пройтись поцелуями по загорелой шее. Она не раздумывала, пытаясь понять, что требуется от нее. Все получалось само собой. И все, что она ни делала, доставляло ему неизъяснимую радость.
Ее руки двигались все более и более нетерпеливо. Стараясь возбудить его, она возбуждалась и сама. Проведя пальцем по легкой впадинке, которая отмечала линию его талии, она опустила руку ниже. И почувствовала, как Рауль невольно вздрогнул, когда рука легла на его возбужденную мужскую плоть. А потом с его губ сорвался низкий протяжный стон – когда Лес погладила твердый, упругий стебель, – что лишний раз доказывало, какой властью над мужчинами обладают женщины.
Обняв ее, Рауль легко перевернулся, поменявшись с ней местами. Теперь он был сверху. И она увидела, что в его глазах вспыхнул неутолимый огонь желания. И это тоже вызвало ответное возбуждение.
Теперь он начал ласкать ее, чтобы еще больше возбудить. Его пальцы и язык исполняли какой-то странный языческий танец, заставляя ее переживать нечто невероятное. Казалось, ни одна точка ее тела не ускользнула от Рауля, – отчего все чувства ее обострились. И когда его ладонь скользнула меж ее ног и большой палец прикоснулся к наиболее чувствительной точке, Лес непроизвольно вздрогнула, и с ее губ сорвался тихий, почти жалобный крик.
Отвечая ее требованию, Рауль вошел в нее. И тяжесть его тела казалась совершенно незаметной. Страсть задавала ритм движений, заставляя забыть обо всем на свете. И ни тот ни другой не слышали, как скрипят пружины на кровати, отзываясь на бешеные движения их тел.
А потом, когда все кончилось, они лежали, обнявшись, продолжая гладить друг друга и бормоча ласковые пустяки, которые были совершенно неважны сами по себе, – важен был только голос.
Наконец Рауль поднялся с кровати и надел свой халат. Лес села, подоткнула под спину пару подушек и откинулась на них, натянув на себя простыню. Рауль остановился около кровати.
– Я должен уходить. Ты ведь хорошо уснешь, не так ли?
Вид у него был разнеженный, словно он освободился от всех бушевавших в нем страстей, запертых прежде внутри. И Лес знала, именно она помогла ему избавиться от них.
– Буду спать как убитая, – улыбнулась Лес, все еще чувствуя, как все ее существо словно купается в густых, жирных и сладких сливках.
Рауль затянул потуже пояс своего халата.
– Завтра, – сказал он.
– Si. – Уголки ее губ еще сильнее изогнулись в довольной улыбке. – Manana.
Она увидела, как в глазах Рауля сверкнула изумленная искорка, когда она заговорила по-испански.
Рауль пошел к двери, а Лес смотрела ему вслед – он исчез так же молчаливо, как и пришел. Она еще немного полежала, облокотившись на подушки, затем потянулась, выключила лампу на ночном столике и юркнула под одеяло. Простыни были пропитаны запахом Рауля. Лес закрыла глаза, вдыхая этот ставший ей таким близким запах. И сон быстро одолел ее разнеженное тело.
С этой ночи так и повелось. Дни проходили так же, как и раньше: Рауль занимался с учениками на тренировочном поле, проводил разборки занятий в комнате для игр, а вечерами работал в своем кабинете. Лес виделась с ним мало, разве что только за обедом в обществе всех остальных. Тем не менее Эктор счел необходимым изменить порядок, в котором они сидели за обеденным столом, и настоял на том, чтобы Лес расположилась напротив Рауля и выполняла роль хозяйки. После отъезда Триши эти изменения казались вполне естественными – долг вежливости по отношению к единственной оставшейся среди них даме.
В сентябре наступили ясные солнечные деньки, стало намного теплее, и в школе сменилось расписание на неделю. Сезон поло в Аргентине был в полном разгаре. По выходным соревновались между собой различные поло-клубы из пригородов Буэнос-Айреса, и теперь игроки в estancia всю неделю тренировались и оттачивали мастерство, а по воскресеньям Рауль и его профессионалы выезжали на матчи. Уровень соревнований диктовал состав различных команд.
Когда предстоял матч высокого уровня, Луис, Карлос и Рауль брали на игру мексиканского игрока с рейтингом в десять голов – Хуана Ечеварриа. Как объяснил Лес Рауль, они вчетвером будут участвовать в открытом чемпионате Аргентины в ноябре, и эти предварительные соревнования дают им возможность привыкнуть играть вместе и стать сплоченной командой.
В одно из воскресений Лес стояла у линии поля в Херлингем-клубе и вместе с Робом наблюдала за игрой четверки профессионалов. Матч был очень жестким, агрессивным, и судьи то и дело прерывали игру, назначая штрафные удары за грубые нарушения, которые так и сыпались с обеих сторон, так что ни одна из команд так и не смогла набрать наступательного темпа. И хотя в конце концов команда Рауля «Лос памперос», так по-испански называются бурные ветры в пампе – покинула поле с победой, далась она ей нелегко.
Лес двинулась вперед, чтобы встретить четырех всадников, аплодируя их мастерству.
– Поздравляю! Magnifico !
Рауль натянул поводья, остановил коня рядом с Лес и спрыгнул на землю, взволнованный, но донельзя уставший.
– Отличная была игра.
Кругом толпилось немало народу, и Лес постаралась скрыть свои чувства под маской небрежного дружелюбия. Они просто хорошие знакомые, и никто больше. Когда Рауль положил руку ей на плечо, она по-дружески обвила рукой его талию и взглянула на Карлоса Рафферти.
– Прекрасный гол вы забили, Карлос, – сказала она, когда усталый игрок пронес ногу над седлом и соскочил наземь. – Непонятно, как вам это удалось. Противник настолько плотно заслонял ворота, что не было почти ни единого просвета.
Рауль теснее сжал ее плечи, бессознательно прижимая Лес к себе. Она почувствовала, как тяжело он дышит. Игра требовала громадного физического напряжения.
– Si, получилось и вправду неплохо, – ухмыльнулся Карлос. – Я сам не думал, что сумею.
Когда победители разом повернулись, чтобы отвести своих лошадей к линии пикета, Лес заметила, что Роб как-то странно смотрит на нее. И ей стало неловко за то, что она обнимает Рауля за талию. Лес опустила руку и немного отстранилась от Рауля, так что его рука, лежавшая на ее плечах, сама собой естественно соскользнула.
– Давайте выпьем в клубе перед тем, как поедем назад. – Лес отошла от Рауля к Робу.
– Давайте. – Рауль бросил на нее короткий вопросительный взгляд, не сразу поняв, в чем дело, затем перевел глаза на Роба.
– Мы с Робом подождем вас там. – Взяв сына под руку, Лес повернула его в направлении клубного здания. – Нелегко далась им победа, пришлось биться из последних сил, не так ли?
– Еще бы… – Роб пожал плечами, не желая отвечать на попытку завязать разговор, и высвободил руку.
Лес нахмурилась и изучающе посмотрела на хмурое, усталое лицо сына.
– Плечо болит? Это от того, что ты так неудачно упал с лошади в четвертом чуккере.
До этого Роб играл на другом клубном поле, и его команда плачевно проиграла.
– Нет. С плечом все в порядке, – пробормотал Роб.
– В чем же тогда дело?
– Ни в чем. Почему непременно что-нибудь должно быть плохо? Разве не может человек быть просто не в настроении разговаривать? – резко и сердито проговорил Роб.
Значит, Лес не показалось. Он действительно в дурном настроении. И она пошла молча, не говоря ни слова и зная, что припадок раздражительности у сына пройдет так же быстро, как и вспыхнул.
– Ты собираешься лететь домой в пятницу или в субботу? – спросил внезапно Роб.
– Ни в тот ни в другой день. Думаю, я останусь здесь еще на некоторое время, – с притворной небрежностью улыбнулась Лес. – В конце концов, нет никакой действительной необходимости возвращаться домой.
– А как быть с лошадьми? Я не собираюсь покупать больше тех девяти, что мы уже приобрели. Разве ты не собираешься отправлять их в Штаты? – с вызовом спросил Роб.
– Собираюсь, но я решила переправить их с помощью Хоупуортского завода. Стэну Маршаллу уже доводилось прежде импортировать лошадей, и он хорошо знает, как все это оформляется и какие нужны гарантийные меры. Он будет на месте, чтобы принять лошадей, так что мне нет нужды туда ехать…
В это время года в Виргинии уже появляются первые признаки осени – начинают желтеть деревья, а здесь, в Аргентине, – напротив, бурно зеленеет весенняя растительность. Здесь начинается новая жизнь, и Лес ощущала, что то же самое происходит и с ней самой.
– Кроме того, – продолжала она, – что я буду делать одна в Палм-Бич? Меня там не ждет ничего, кроме все той же старой суеты: ленчей, благотворительности, совещаний в различных комитетах. Уж лучше я останусь здесь с тобой и прослежу, чтобы ты чему-нибудь научился.
Она старалась убедить сына, что не придает никакого особого значения своему решению остаться, но небрежный тон получился у нее несколько вымученным.
– Угу. Знаю, как ты интересуешься тем, что я делаю.
Ей не понравился его тон.
– Что ты хочешь этим сказать?
– С тех пор как Триша уехала, ты ни разу не бывала на боковой линии и не смотрела, как я занимаюсь. А прошло уже три недели, – с упреком произнес Роб. – Вот уж ничего не скажешь: ты действительно интересуешься, как у меня идут дела.
– Я интересуюсь, Роб. Но просто все это время я была занята счетами и оформлением всех бумаг на лошадей, которых ты купил…
Семерых они приобрели у Рауля, а остальных двух – у его соседей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62