А великий Уорвик, блистательнейший лорд Англии, скончался от смертельной раны, полученной в бою против того человека, за возведение на престол которого он так долго сражался прежде.
Элеонора так и не отреклась от сына Ричарда Плантагенета, посылая Эдуарду людей и деньги и оказав определенную помощь в побеге в Бургундию. Действуя таким образом, Элеонора подвергала всю свою семью огромной опасности, так как графство Йорк было центром мятежа, но, по счастью, бурные события прошли мимо Морлэндов, особенно их не затронув. Хотя одна потеря все-таки была. Умерла несчастная Изабелла. её сознание мутилось все больше, и она все глубже погружалась в мир снов, где кошмар смерти Люка переплетался с ужасами того рабства, в которое вверг её собственный муж. Крики солдат, топот марширующих отрядов, пугающий грохот сражений за окнами вконец разрушили её бедный слабеющий разум, о чем никто в доме толком и не подозревал, пока как-то утром Джоб не нашел её лежащей головой вниз во рву, окружавшем дом.
Никто не мог понять, как она сумела добраться до рва, ведь Изабелла никогда не покидала своей постели – все знали, что бедняжка неспособна сделать без посторонней помощи и нескольких шагов. Говоря потом об этом с Элеонорой, Джоб рассказал ей наконец, как Изабелла бегала по ночам во двор имения на свидания к своему Люку, и встречались влюбленные как раз там, где теперь было найдено тело несчастной женщины, а ускользала она именно из той спальни, где провела последние месяцы своей жизни.
– Может быть, тронувшись в последнее время умом, бедная леди вообразила, что она снова – юная девушка и что ей нужно спуститься вниз и встретиться с любимым. Она могла принять весь этот шум, доносившийся снаружи, за те сигналы, которые Люк обычно подавал ей, прокравшись в сад. Она уже еле ходила, так что для неё проще было доползти до рва чуть ли не на четвереньках, а оказавшись в нем, она уже не сумела выбраться на берег.
Элеонора всю передернуло.
– Могло быть и так. Теперь мы уже никогда не: узнаем правды. Но во всем этом я виню себя – и только себя. Если бы я не заставила её тогда выйти замуж, она, может быть, жила бы себе теперь спокойно в каком-нибудь монастыре.
Джоб дотронулся до руки Элеоноры.
– На все воля Божья. Лишь в Его власти было определить её судьбу.
Элеонора скорбно покачала головой.
– Бедная девочка не заслуживала подобной участи. Я никогда не смогу простить себе этого!
Хелен тоже была глубоко опечалена смертью Изабеллы, так как сама вызвалась ухаживать за сестрой и, как выяснилось, не сумела с этим справиться. В роковую ночь Хелен была в Микллите, помогая перевязывать раненых солдат, и считала, что Изабелла, как всегда, в полной безопасности в доме, полном родни и слуг. Все, что могла теперь сделать Хелен, чтобы загладить свою вину, – это полностью взять на себя заботу о сыне Изабеллы, Эдмунде, и стать для него второй матерью. Хелен была счастлива посвятить себя мальчику. Эдмунд едва знал свою родную мать, которая представлялась ему каким-то призрачным существом, вечно прикованным к постели, далеким и загадочным. Сейчас он уже и так был очень привязан к Хелен, и потому все её надежды быстро оправдались; скоро Эдмунд стал гораздо живее и начал потихоньку выбираться из той скорлупы, в которой прожил первые четыре года своей жизни.
Смерть Изабеллы черной тенью легла на всех обитателей «Имения Морлэндов». Никто об этом особенно не говорил, но все постоянно думали о несчастной, и после её кончины в часовне рядом с памятником Томасу и Гарри появилась бронзовая плита с надписью: «Изабелла Морлэнд. 1437–1469. Теперь – у Господа нашего».
И опять Морлэндам предстояло принимать в своем доме Ричарда Плантагенета. В первый раз это был Ричард Плантагенет, герцог Йоркский, и его герцогиня Сесили, которая тогда едва оправилась, дав жизнь своему последнему ребенку. Теперь это был тот самый только появившийся тогда на свет сын, выросший ныне в молодого человека двадцати лет от роду; Ричард Плантагенет, герцог Глостерский, брат короля и главная опора его трона. Глостер привез с собой свою герцогиню, младшую дочь лорда Уорвика Анну Невилл, с которой обвенчался совсем недавно.
Элеоноре понравился молодой Ричард, когда она видела его на церемонии поминовения герцога Йоркского еще в 1461 году, одиннадцать лет назад. Тогда Элеоноре показалось, что в этой семье Ричард больше всех похож на отца, а сейчас тот слабенький мальчик с мрачным лицом и в одежде с эмблемой графа Уорвика – медведем в лохмотьях – превратился в серьезного, зрелого и уверенного в себе мужчину. Он все еще был худощав, ниже среднего роста, но руки и плечи его стали крепкими и мускулистыми от усердных упражнений на мечах. Он хорошо держался, и даже враги его не могли не признать, что у него осанка настоящего мужчины и герцога королевской крови.
И вот теперь, женившись на девушке, которую он любил с детства – так же, как было когда-то с его отцом, – Ричард вез её в Миддлхэм, замок, где он провел большую часть своих отроческих лет; потом, после бесславной смерти лорда Уорвика, эта крепость отошла к Глостеру, и по пути в свои владения он остановился у Морлэндов.
– Королевский двор сейчас, конечно, не совсем тот, к которому вы привыкли, ваша светлость, – предположила Элеонора, когда они сели ужинать.
Ричард Глостерский слегка пожал плечами.
– Я никогда не знал особой роскоши, – ответил он.
Его жена мягко добавила:
– Милорд всей душой стремится снова вдохнуть свежего воздуха вересковых пустошей. Мы нигде не были счастливы так, как здесь.
– О, я это вполне понимаю, – отозвалась Элеонора. – Когда я сама приехала в Йоркшир, у меня было точно такое же чувство.
Ей нравилась и Анна Невилл. Было что-то такое в её лице, что напоминало Элеоноре Изабеллу, что-то такое, что не позволяло считать Анну красивой: не совсем золотистые волосы, веснушки и чуть великоватый рот. Но когда она смотрела на Ричарда, в её глазах вспыхивал такой мягкий свет, что она становилась прекрасной. Было совершенно очевидно, что молодая женщина обожает мужа и что он, со своей стороны, тоже очень любит её.
– Еще совсем недавно мне казалось, что я уже никогда больше не вдохну этого свежего воздуха, – продолжила она сейчас. – Если бы Ричард не разыскал меня... ну, в общем, если бы мне и дальше пришлось существовать на свои доходы, то очень скоро я вынуждена была бы зарабатывать себе на жизнь, нанявшись к кому-нибудь кухаркой. – Анна с мужем обменялись нежными улыбками, слегка подернутыми печалью.
Из-за холодной погоды и еще из-за того, что Глостеры попросили, чтобы не было никаких церемоний, они ужинали в так называемом Зимнем зале, маленькой столовой, которую Эдуард недавно пристроил к Главному залу. Светские люди все больше и больше привыкали есть отдельно от слуг в таких маленьких зальчиках, устраивая обеды в главных залах только по случаю каких-нибудь торжеств. Начинали говорить, что жизни в залах приходит конец. Но Элеонора, которая когда-то была столь смелой, что первой в округе завела в своем новом доме камины, теперь оказалась, наоборот, приверженкой старых традиций и настояла на том, чтобы сохранить эту жизнь в зале, откуда семья уходила лишь в редких случаях вроде сегодняшнего. Элеонора чувствовала себя многим обязанной своим домочадцам и слугам, для которых эти совместные трапезы были важной частью жизни. А так как женщина была пока еще хозяйкой в собственном доме, то и сделала по-своему.
Но сегодня, конечно, желание гостей было законом, и слуги вместе с небольшой свитой Глостеров ели в Главном зале, а герцог и герцогиня обедали в Зимнем в обществе Элеоноры, Хелен, Эдуарда и Дэйзи.
Поскольку они были одни и чувствовали себя достаточно непринужденно, Элеонора набралась храбрости и спросила:
– Не будете ли вы, ваша светлость, так добры рассказать нам историю вашей женитьбы? До нас доходило множество слухов на сей счет, а хотелось бы узнать правду, если вы соблаговолите поведать её нам.
Анна и Ричард переглянулись, и потом Анна промолвила.
– Ну, если вы хотите услышать её... хотя отдельные моменты нам до сих пор больно вспоминать...
Жизнь у Анны выдалась бурной и неспокойной. Девушка обожала своего великого и блистательного отца, и когда он изменил королю, сердце её разрывалось на части, ибо, с одной стороны, она не могла думать об отце плохо, а с другой – была не в силах смириться с тем, что он предал брата её дорогого Ричарда. Уорвик выдал старшую сестру Анны, Изабель, за Джорджа Кларенса, пообещав тому сделать его королем вместо Эдуарда, и всячески обхаживал Ричарда, соблазняя его будущей славой. Но для Ричарда превыше всех остальных соображений была преданность Эдуарду – и уговорить Глостера не удалось. Тогда Уорвик, ища союзников где только можно и надеясь, так сказать, обзавестись второй тетивой для своего лука, договорился с Маргаритой Французской и выдал Анну замуж за её сына, бывшего принца Уэльского, еще одного Эдуарда.
Анна обвенчалась с ним во Франции и обнаружила, что это злобный, хвастливый юнец, с молоком матери впитавший в себя ненависть и чванство; единственной радостью для Анны было то, что Маргарита, тоже оберегавшая свои интересы, не позволила молодым осуществлять свои брачные отношения – на случай, если бы пришлось этот брак расторгать. Потом последовало ужасное путешествие через Ла-Манш назад в Англию; в проливе они попали в страшный шторм, в самый разгар которого у сестры Анны – Изабеллы – начались роды и она произвела на свет мертвого ребенка.
Потом грянул бой, затем – поспешное бегство, вслед за которыми пришла ужасная весть о смерти её отца и радостная – о гибели её молодого супруга, и Анна вместе с Изабель была отдана под надзор хитроумного Джорджа, успевшего переметнуться на сторону противника как раз вовремя, чтобы спасти свою шкуру и свои владения. А потом настал этот чудесный миг: к ней приехал Ричард.
– Я всегда хотел жениться на Анне, – сказал он сейчас. – Еще когда мы были детьми, мы часто говорили об этом – что обвенчаемся, когда вырастем – ну, как обычно болтают малыши. Только мы и правда хотели этого. И когда я узнал, что Анна спаслась, я отправился прямиком к Эдуарду и получил у него согласие на брак.
– Но, к сожалению, милорд Кларенс воспротивился этому, – резко бросила Анна. Ричард слегка покачал головой, словно предупреждая её, что Джордж, как-никак, – его брат, что бы он там ни натворил, и что Ричарду больно говорить о нем плохо, как бы Джордж того ни заслуживал. Но Анна относилась к этому более здраво – она столько натерпелась, находясь в руках Кларенса. – Мы здесь среди друзей, Ричард, – сказала она. – Госпожа Элеонора была другом твоего отца.
– Мой брат тоже очень высоко ценит вас, – добавил Ричард.
Элеонора улыбнулась.
– Я горжусь этим. И почту за величайшую честь, если и вы будете видеть во мне – и во всей моей семье – своих друзей.
– Ну конечно же! – импульсивно воскликнула Анна. – Я чувствую себя здесь почти как дома, не правда ли, Ричард? Ну, а теперь продолжим нашу историю. Милорд Кларенс почему-то решил, что, надзирая за мной, он может распоряжаться половиной владений моей матери, завещанных мне. Но он вовсе не был моим стражем, и когда Ричард указал ему на это и привлек на свою сторону короля, Джордж отказался разрешить Ричарду повидать меня. А когда Ричард потребовал, чтобы Джордж сообщил ему, где я есть, Кларенс перевернул все с ног на голову и заявил, что, поскольку он мне не сторож, то и знать не знает, куда я подевалась. А потом... – Анна слега вздрогнула, – а потом он ночью тайно похитил меня из дома и отвез к каким-то своим друзьям в Лондон. Там меня переодели в платье кухарки, держали взаперти, в голоде и холоде, били, заставляли спать с крысами и тараканами. О, а этот запах жира и готовящейся пищи! Он въелся в мои волосы, пропитал все мое тело! Я пыталась сбежать, но они хорошо стерегли меня.
Слушатели сочувственно кивали. Гораздо хуже оказаться в таком унизительном положении, чем просто сидеть в тюремной камере, где узник может сохранять хоть какое-то внешнее достоинство, напоминающее о его благородном происхождении. И тут лицо Анны озарилось тем же внутренним светом, что и раньше, и она слегка коснулась руки своего мужа.
– Но он нашел меня. Не знаю, как ему это удалось, но Ричард разыскал меня, освободил и увез в Сэн-Мартэнр-ле-Гран, в такое убежище, где уже никто не смел меня тронуть.
– А потом начались долгие споры, – вмешался Ричард. – Эдуард был вполне доволен тем, что я женюсь на Анне, и уже передал мне большинство спорных имений. Но Джордж был страшно огорчен и искренне считал, что его обокрали, отняв у него то, что, по его мнению, принадлежало ему по праву.
Было совершенно очевидно, что Ричард никогда не найдет в себе сил в чем-то обвинить своего брата или объяснить его действия самым обычным эгоизмом и жадностью. Глостер так и будет убеждать себя, что Джорджу кто-то что-то неправильно сказал или ввел беднягу в заблуждение.
– В конце концов компромисс был найден. Я отказался от большинства имений...
– Но только не от тех, что на севере. Только не от Миддлхэма, – вставила Анна.
– Да, только не от Миддлхэма. Мы всегда хотели жить именно там. А в обмен он передал мне все права на Анну.
– Вы отказались от всех владений, которые должны были получить? – изумился Эдуард. Он счел эту сделку весьма невыгодной и никак не мог понять, хотя и не высказал этого вслух, почему нужно было идти на такие жертвы, чтобы ублаготворить герцога Кларенса.
Ричард улыбнулся той неожиданной, ослепительной улыбкой, которая время от времени освещала его в общем-то довольно угрюмое лицо.
– Они мне не нужны. Мне нужна Анна. – Он влюбленно посмотрел на жену. – Мы тут же обвенчались, чтобы никто больше не смог нас разлучить. Вообще-то, мы должны были подождать церковного разрешения на брак между родственниками, так как мы все-таки кузены, но не рискнули медлить. Мы подумали, что всегда можем обвенчаться во второй раз, если понадобится, но, кажется, до этого дело не дойдет.
– Я очень рада, что все так хорошо кончилось, – счастливо вздохнула Элеонора. – И теперь вы постоянно будете жить здесь, на севере? Это прекрасно. Нам здесь так не хватает порядка – а вы уже зарекомендовали себя как мудрый правитель, милорд.
Ричард устремил на неё решительный взор своих глаз, пусть серых, а не голубых, но все равно – глаз, которые так сильно напоминали Элеоноре глаза его отца. Его отец был полководцем, солдатом, человеком кристальной чистоты; во многих отношениях он был слишком прост и честен для того, чтобы понять и разгадать зло; главным душевным качеством этого мужчины была верность. Говорили, что ни один лжец не мог выдержать прямого взгляда его глаз. И теперь Элеонора видела те же черты характера в младшем из сыновей Ричарда Плантагенета. Хотя Глостеру только двадцать, он уже успел проявить себя храбрым солдатом и прекрасным полководцем; правителем такой мудрости и глубины суждений, которых не всегда найдешь и в убеленном сединами старце; мужчиной, жизнь которого определял девиз «Louaulte me Lie»; человеком, с чьим чистым и открытым взглядом не захотелось бы встретиться ни одному лжецу.
– Да, – сказал сейчас Глостер, – мы будем стараться как можно больше времени проводить на севере. Государственные дела будут порой призывать меня в Лондон, но мне не хотелось бы подолгу жить при дворе. И как мне кажется, есть еще кое-кто, кому мое пребывание там будет не по душе.
– Мадам королева... – начала Анна, но Ричард взглядом остановил её.
Элеонора поспешила, и весьма умело, заполнить возникшую паузу.
– У королевы совсем скоро должен родиться еще один ребенок, не так ли? Прекрасно, что у венценосной четы столько детей, но мужчина не должен проводить так много времени у постели роженицы. Мой муж частенько говаривал, что хотел бы оказаться во время моих очередных родов где-нибудь в Уэльсе, ибо всегда чувствовал себя лисицей в переполошившемся курятнике.
Все рассмеялись, и неловкость была сглажена. Герцог Глостерский имел репутацию сурового и мрачноватого человека, но если даже он и был мужчиной самых серьезных наклонностей, то в этот вечер выказал и другую сторону своей натуры; Морлэнды увидели жизнерадостного человека, ценящего смех и шутки. После ужина, когда слуги убрали со стола, детям – Неду, Сесили, Маргарет, Эдмунду и Тому – было позволено войти в Зимний зал и познакомиться с высокими гостями. Малыши вели себя наилучшим образом, продемонстрировав Ричарду и Анне прекрасные манеры; герцог и герцогиня в ответ приветливо расспрашивали юных Морлэндов об их уроках и играх и беседовали с малышами так просто и естественно, что дети скоро забыли о напускной чопорности и заговорили честно и открыто, чем явно доставили удовольствие гостям.
Никто потом так и не сумел вспомнить, как же это случилось, но не прошло и получаса, как все, и дети, и взрослые, с увлечением играли в одну из самых шумных и смешных детских игр – в жмурки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Элеонора так и не отреклась от сына Ричарда Плантагенета, посылая Эдуарду людей и деньги и оказав определенную помощь в побеге в Бургундию. Действуя таким образом, Элеонора подвергала всю свою семью огромной опасности, так как графство Йорк было центром мятежа, но, по счастью, бурные события прошли мимо Морлэндов, особенно их не затронув. Хотя одна потеря все-таки была. Умерла несчастная Изабелла. её сознание мутилось все больше, и она все глубже погружалась в мир снов, где кошмар смерти Люка переплетался с ужасами того рабства, в которое вверг её собственный муж. Крики солдат, топот марширующих отрядов, пугающий грохот сражений за окнами вконец разрушили её бедный слабеющий разум, о чем никто в доме толком и не подозревал, пока как-то утром Джоб не нашел её лежащей головой вниз во рву, окружавшем дом.
Никто не мог понять, как она сумела добраться до рва, ведь Изабелла никогда не покидала своей постели – все знали, что бедняжка неспособна сделать без посторонней помощи и нескольких шагов. Говоря потом об этом с Элеонорой, Джоб рассказал ей наконец, как Изабелла бегала по ночам во двор имения на свидания к своему Люку, и встречались влюбленные как раз там, где теперь было найдено тело несчастной женщины, а ускользала она именно из той спальни, где провела последние месяцы своей жизни.
– Может быть, тронувшись в последнее время умом, бедная леди вообразила, что она снова – юная девушка и что ей нужно спуститься вниз и встретиться с любимым. Она могла принять весь этот шум, доносившийся снаружи, за те сигналы, которые Люк обычно подавал ей, прокравшись в сад. Она уже еле ходила, так что для неё проще было доползти до рва чуть ли не на четвереньках, а оказавшись в нем, она уже не сумела выбраться на берег.
Элеонора всю передернуло.
– Могло быть и так. Теперь мы уже никогда не: узнаем правды. Но во всем этом я виню себя – и только себя. Если бы я не заставила её тогда выйти замуж, она, может быть, жила бы себе теперь спокойно в каком-нибудь монастыре.
Джоб дотронулся до руки Элеоноры.
– На все воля Божья. Лишь в Его власти было определить её судьбу.
Элеонора скорбно покачала головой.
– Бедная девочка не заслуживала подобной участи. Я никогда не смогу простить себе этого!
Хелен тоже была глубоко опечалена смертью Изабеллы, так как сама вызвалась ухаживать за сестрой и, как выяснилось, не сумела с этим справиться. В роковую ночь Хелен была в Микллите, помогая перевязывать раненых солдат, и считала, что Изабелла, как всегда, в полной безопасности в доме, полном родни и слуг. Все, что могла теперь сделать Хелен, чтобы загладить свою вину, – это полностью взять на себя заботу о сыне Изабеллы, Эдмунде, и стать для него второй матерью. Хелен была счастлива посвятить себя мальчику. Эдмунд едва знал свою родную мать, которая представлялась ему каким-то призрачным существом, вечно прикованным к постели, далеким и загадочным. Сейчас он уже и так был очень привязан к Хелен, и потому все её надежды быстро оправдались; скоро Эдмунд стал гораздо живее и начал потихоньку выбираться из той скорлупы, в которой прожил первые четыре года своей жизни.
Смерть Изабеллы черной тенью легла на всех обитателей «Имения Морлэндов». Никто об этом особенно не говорил, но все постоянно думали о несчастной, и после её кончины в часовне рядом с памятником Томасу и Гарри появилась бронзовая плита с надписью: «Изабелла Морлэнд. 1437–1469. Теперь – у Господа нашего».
И опять Морлэндам предстояло принимать в своем доме Ричарда Плантагенета. В первый раз это был Ричард Плантагенет, герцог Йоркский, и его герцогиня Сесили, которая тогда едва оправилась, дав жизнь своему последнему ребенку. Теперь это был тот самый только появившийся тогда на свет сын, выросший ныне в молодого человека двадцати лет от роду; Ричард Плантагенет, герцог Глостерский, брат короля и главная опора его трона. Глостер привез с собой свою герцогиню, младшую дочь лорда Уорвика Анну Невилл, с которой обвенчался совсем недавно.
Элеоноре понравился молодой Ричард, когда она видела его на церемонии поминовения герцога Йоркского еще в 1461 году, одиннадцать лет назад. Тогда Элеоноре показалось, что в этой семье Ричард больше всех похож на отца, а сейчас тот слабенький мальчик с мрачным лицом и в одежде с эмблемой графа Уорвика – медведем в лохмотьях – превратился в серьезного, зрелого и уверенного в себе мужчину. Он все еще был худощав, ниже среднего роста, но руки и плечи его стали крепкими и мускулистыми от усердных упражнений на мечах. Он хорошо держался, и даже враги его не могли не признать, что у него осанка настоящего мужчины и герцога королевской крови.
И вот теперь, женившись на девушке, которую он любил с детства – так же, как было когда-то с его отцом, – Ричард вез её в Миддлхэм, замок, где он провел большую часть своих отроческих лет; потом, после бесславной смерти лорда Уорвика, эта крепость отошла к Глостеру, и по пути в свои владения он остановился у Морлэндов.
– Королевский двор сейчас, конечно, не совсем тот, к которому вы привыкли, ваша светлость, – предположила Элеонора, когда они сели ужинать.
Ричард Глостерский слегка пожал плечами.
– Я никогда не знал особой роскоши, – ответил он.
Его жена мягко добавила:
– Милорд всей душой стремится снова вдохнуть свежего воздуха вересковых пустошей. Мы нигде не были счастливы так, как здесь.
– О, я это вполне понимаю, – отозвалась Элеонора. – Когда я сама приехала в Йоркшир, у меня было точно такое же чувство.
Ей нравилась и Анна Невилл. Было что-то такое в её лице, что напоминало Элеоноре Изабеллу, что-то такое, что не позволяло считать Анну красивой: не совсем золотистые волосы, веснушки и чуть великоватый рот. Но когда она смотрела на Ричарда, в её глазах вспыхивал такой мягкий свет, что она становилась прекрасной. Было совершенно очевидно, что молодая женщина обожает мужа и что он, со своей стороны, тоже очень любит её.
– Еще совсем недавно мне казалось, что я уже никогда больше не вдохну этого свежего воздуха, – продолжила она сейчас. – Если бы Ричард не разыскал меня... ну, в общем, если бы мне и дальше пришлось существовать на свои доходы, то очень скоро я вынуждена была бы зарабатывать себе на жизнь, нанявшись к кому-нибудь кухаркой. – Анна с мужем обменялись нежными улыбками, слегка подернутыми печалью.
Из-за холодной погоды и еще из-за того, что Глостеры попросили, чтобы не было никаких церемоний, они ужинали в так называемом Зимнем зале, маленькой столовой, которую Эдуард недавно пристроил к Главному залу. Светские люди все больше и больше привыкали есть отдельно от слуг в таких маленьких зальчиках, устраивая обеды в главных залах только по случаю каких-нибудь торжеств. Начинали говорить, что жизни в залах приходит конец. Но Элеонора, которая когда-то была столь смелой, что первой в округе завела в своем новом доме камины, теперь оказалась, наоборот, приверженкой старых традиций и настояла на том, чтобы сохранить эту жизнь в зале, откуда семья уходила лишь в редких случаях вроде сегодняшнего. Элеонора чувствовала себя многим обязанной своим домочадцам и слугам, для которых эти совместные трапезы были важной частью жизни. А так как женщина была пока еще хозяйкой в собственном доме, то и сделала по-своему.
Но сегодня, конечно, желание гостей было законом, и слуги вместе с небольшой свитой Глостеров ели в Главном зале, а герцог и герцогиня обедали в Зимнем в обществе Элеоноры, Хелен, Эдуарда и Дэйзи.
Поскольку они были одни и чувствовали себя достаточно непринужденно, Элеонора набралась храбрости и спросила:
– Не будете ли вы, ваша светлость, так добры рассказать нам историю вашей женитьбы? До нас доходило множество слухов на сей счет, а хотелось бы узнать правду, если вы соблаговолите поведать её нам.
Анна и Ричард переглянулись, и потом Анна промолвила.
– Ну, если вы хотите услышать её... хотя отдельные моменты нам до сих пор больно вспоминать...
Жизнь у Анны выдалась бурной и неспокойной. Девушка обожала своего великого и блистательного отца, и когда он изменил королю, сердце её разрывалось на части, ибо, с одной стороны, она не могла думать об отце плохо, а с другой – была не в силах смириться с тем, что он предал брата её дорогого Ричарда. Уорвик выдал старшую сестру Анны, Изабель, за Джорджа Кларенса, пообещав тому сделать его королем вместо Эдуарда, и всячески обхаживал Ричарда, соблазняя его будущей славой. Но для Ричарда превыше всех остальных соображений была преданность Эдуарду – и уговорить Глостера не удалось. Тогда Уорвик, ища союзников где только можно и надеясь, так сказать, обзавестись второй тетивой для своего лука, договорился с Маргаритой Французской и выдал Анну замуж за её сына, бывшего принца Уэльского, еще одного Эдуарда.
Анна обвенчалась с ним во Франции и обнаружила, что это злобный, хвастливый юнец, с молоком матери впитавший в себя ненависть и чванство; единственной радостью для Анны было то, что Маргарита, тоже оберегавшая свои интересы, не позволила молодым осуществлять свои брачные отношения – на случай, если бы пришлось этот брак расторгать. Потом последовало ужасное путешествие через Ла-Манш назад в Англию; в проливе они попали в страшный шторм, в самый разгар которого у сестры Анны – Изабеллы – начались роды и она произвела на свет мертвого ребенка.
Потом грянул бой, затем – поспешное бегство, вслед за которыми пришла ужасная весть о смерти её отца и радостная – о гибели её молодого супруга, и Анна вместе с Изабель была отдана под надзор хитроумного Джорджа, успевшего переметнуться на сторону противника как раз вовремя, чтобы спасти свою шкуру и свои владения. А потом настал этот чудесный миг: к ней приехал Ричард.
– Я всегда хотел жениться на Анне, – сказал он сейчас. – Еще когда мы были детьми, мы часто говорили об этом – что обвенчаемся, когда вырастем – ну, как обычно болтают малыши. Только мы и правда хотели этого. И когда я узнал, что Анна спаслась, я отправился прямиком к Эдуарду и получил у него согласие на брак.
– Но, к сожалению, милорд Кларенс воспротивился этому, – резко бросила Анна. Ричард слегка покачал головой, словно предупреждая её, что Джордж, как-никак, – его брат, что бы он там ни натворил, и что Ричарду больно говорить о нем плохо, как бы Джордж того ни заслуживал. Но Анна относилась к этому более здраво – она столько натерпелась, находясь в руках Кларенса. – Мы здесь среди друзей, Ричард, – сказала она. – Госпожа Элеонора была другом твоего отца.
– Мой брат тоже очень высоко ценит вас, – добавил Ричард.
Элеонора улыбнулась.
– Я горжусь этим. И почту за величайшую честь, если и вы будете видеть во мне – и во всей моей семье – своих друзей.
– Ну конечно же! – импульсивно воскликнула Анна. – Я чувствую себя здесь почти как дома, не правда ли, Ричард? Ну, а теперь продолжим нашу историю. Милорд Кларенс почему-то решил, что, надзирая за мной, он может распоряжаться половиной владений моей матери, завещанных мне. Но он вовсе не был моим стражем, и когда Ричард указал ему на это и привлек на свою сторону короля, Джордж отказался разрешить Ричарду повидать меня. А когда Ричард потребовал, чтобы Джордж сообщил ему, где я есть, Кларенс перевернул все с ног на голову и заявил, что, поскольку он мне не сторож, то и знать не знает, куда я подевалась. А потом... – Анна слега вздрогнула, – а потом он ночью тайно похитил меня из дома и отвез к каким-то своим друзьям в Лондон. Там меня переодели в платье кухарки, держали взаперти, в голоде и холоде, били, заставляли спать с крысами и тараканами. О, а этот запах жира и готовящейся пищи! Он въелся в мои волосы, пропитал все мое тело! Я пыталась сбежать, но они хорошо стерегли меня.
Слушатели сочувственно кивали. Гораздо хуже оказаться в таком унизительном положении, чем просто сидеть в тюремной камере, где узник может сохранять хоть какое-то внешнее достоинство, напоминающее о его благородном происхождении. И тут лицо Анны озарилось тем же внутренним светом, что и раньше, и она слегка коснулась руки своего мужа.
– Но он нашел меня. Не знаю, как ему это удалось, но Ричард разыскал меня, освободил и увез в Сэн-Мартэнр-ле-Гран, в такое убежище, где уже никто не смел меня тронуть.
– А потом начались долгие споры, – вмешался Ричард. – Эдуард был вполне доволен тем, что я женюсь на Анне, и уже передал мне большинство спорных имений. Но Джордж был страшно огорчен и искренне считал, что его обокрали, отняв у него то, что, по его мнению, принадлежало ему по праву.
Было совершенно очевидно, что Ричард никогда не найдет в себе сил в чем-то обвинить своего брата или объяснить его действия самым обычным эгоизмом и жадностью. Глостер так и будет убеждать себя, что Джорджу кто-то что-то неправильно сказал или ввел беднягу в заблуждение.
– В конце концов компромисс был найден. Я отказался от большинства имений...
– Но только не от тех, что на севере. Только не от Миддлхэма, – вставила Анна.
– Да, только не от Миддлхэма. Мы всегда хотели жить именно там. А в обмен он передал мне все права на Анну.
– Вы отказались от всех владений, которые должны были получить? – изумился Эдуард. Он счел эту сделку весьма невыгодной и никак не мог понять, хотя и не высказал этого вслух, почему нужно было идти на такие жертвы, чтобы ублаготворить герцога Кларенса.
Ричард улыбнулся той неожиданной, ослепительной улыбкой, которая время от времени освещала его в общем-то довольно угрюмое лицо.
– Они мне не нужны. Мне нужна Анна. – Он влюбленно посмотрел на жену. – Мы тут же обвенчались, чтобы никто больше не смог нас разлучить. Вообще-то, мы должны были подождать церковного разрешения на брак между родственниками, так как мы все-таки кузены, но не рискнули медлить. Мы подумали, что всегда можем обвенчаться во второй раз, если понадобится, но, кажется, до этого дело не дойдет.
– Я очень рада, что все так хорошо кончилось, – счастливо вздохнула Элеонора. – И теперь вы постоянно будете жить здесь, на севере? Это прекрасно. Нам здесь так не хватает порядка – а вы уже зарекомендовали себя как мудрый правитель, милорд.
Ричард устремил на неё решительный взор своих глаз, пусть серых, а не голубых, но все равно – глаз, которые так сильно напоминали Элеоноре глаза его отца. Его отец был полководцем, солдатом, человеком кристальной чистоты; во многих отношениях он был слишком прост и честен для того, чтобы понять и разгадать зло; главным душевным качеством этого мужчины была верность. Говорили, что ни один лжец не мог выдержать прямого взгляда его глаз. И теперь Элеонора видела те же черты характера в младшем из сыновей Ричарда Плантагенета. Хотя Глостеру только двадцать, он уже успел проявить себя храбрым солдатом и прекрасным полководцем; правителем такой мудрости и глубины суждений, которых не всегда найдешь и в убеленном сединами старце; мужчиной, жизнь которого определял девиз «Louaulte me Lie»; человеком, с чьим чистым и открытым взглядом не захотелось бы встретиться ни одному лжецу.
– Да, – сказал сейчас Глостер, – мы будем стараться как можно больше времени проводить на севере. Государственные дела будут порой призывать меня в Лондон, но мне не хотелось бы подолгу жить при дворе. И как мне кажется, есть еще кое-кто, кому мое пребывание там будет не по душе.
– Мадам королева... – начала Анна, но Ричард взглядом остановил её.
Элеонора поспешила, и весьма умело, заполнить возникшую паузу.
– У королевы совсем скоро должен родиться еще один ребенок, не так ли? Прекрасно, что у венценосной четы столько детей, но мужчина не должен проводить так много времени у постели роженицы. Мой муж частенько говаривал, что хотел бы оказаться во время моих очередных родов где-нибудь в Уэльсе, ибо всегда чувствовал себя лисицей в переполошившемся курятнике.
Все рассмеялись, и неловкость была сглажена. Герцог Глостерский имел репутацию сурового и мрачноватого человека, но если даже он и был мужчиной самых серьезных наклонностей, то в этот вечер выказал и другую сторону своей натуры; Морлэнды увидели жизнерадостного человека, ценящего смех и шутки. После ужина, когда слуги убрали со стола, детям – Неду, Сесили, Маргарет, Эдмунду и Тому – было позволено войти в Зимний зал и познакомиться с высокими гостями. Малыши вели себя наилучшим образом, продемонстрировав Ричарду и Анне прекрасные манеры; герцог и герцогиня в ответ приветливо расспрашивали юных Морлэндов об их уроках и играх и беседовали с малышами так просто и естественно, что дети скоро забыли о напускной чопорности и заговорили честно и открыто, чем явно доставили удовольствие гостям.
Никто потом так и не сумел вспомнить, как же это случилось, но не прошло и получаса, как все, и дети, и взрослые, с увлечением играли в одну из самых шумных и смешных детских игр – в жмурки;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63