– Зачем им быть еще и счастливыми, коли они хорошие?
– Как можно разделять эти две вещи? – удивилась Элеонора. – Особенно несчастной я бывала тогда, когда делала что-нибудь не так. Габи была права, – добавила она загадочно.
– Дорогая моя, когда это ты делала что-нибудь не так? – изумился Роберт.
Элеонора усмехнулась.
– Ты слишком высокого мнения обо мне. А я могу ошибаться точно так же, как и все. Возможно, я заблуждалась даже чаще, чем другие. И уж во всяком случае – чаще, чем эта Маргаритка Эдуарда, смею тебя заверить. – Она помолчала. – А вот и солнце, взгляни! День будет чудесный. Май – мой самый любимый месяц! Все вокруг так зелено и прекрасно, так мирно и в то же время полно жизни и силы. У меня такое чувство, что я буду жить вечно.
Роберт посмотрел на жену, отметив про себя её блестящие глаза, неотрывно следящие за золотым краем поднимающегося над деревьями солнца, свежий румянец, играющий на гладких щеках, слегка приоткрытые от удовольствия полные губы, почти не тронутые сединой восхитительные темные волосы под простой накидкой, на которую Элеонора сменила перед выходом изысканный головной убор. В свои сорок два года Элеонора была по-прежнему прекрасна. Роберту она казалась каким-то невероятным существом. Считается, что ведьмы и колдуньи часто принимают заячий облик; белый заяц соответствует белой волшебнице и белой магии, и, возможно, Элеонора никогда не состарится.
Пока Роберт думал об этом, мысли Элеоноры, за которыми никогда не мог угнаться её муж, перескочили совсем на другое. И когда она заговорила, слова её были очень далеки от поэтических грез супруга.
– Они унаследуют огромное поместье – и оно может стать еще больше, если мы вложим наши капиталы не в шерсть, а в ткани. Только подумай, Роберт...
– Нет, – твердо ответил он. – Не хочу сейчас даже слышать об этом. И не уверен, что когда-нибудь захочу. Но уж точно не сейчас. Давай просто погуляем, дорогая женушка, и не будем ссориться. Не затевай нового спора в такой день!
Элеонора несколько секунд удивленно смотрела на мужа, потом пожала плечами и улыбнулась. Она ласково погладила большим пальцем руку, в которой лежала её рука.
– Хорошо, – согласилась Элеонора, но потом, забыв о показной уступчивости, добавила. – У тебя еще будет время, чтобы изменить свое мнение.
«Неисправимая, – подумал он. – Но я люблю её».
Глава 11
Роберт вернулся в «Усадьбу Морлэндов», когда уже начинало смеркаться. Вместе со своим управляющим Рейнольдом и заготовителем Клементом он ездил осматривать имение Шоу.
– Там много чего надо исправлять, – сказал он Элеоноре в ответ на её нетерпеливые расспросы. – Боюсь, что на мистера Шоу свалилось в последнее время слишком много всяких дел. Его заготовитель – самый настоящий вор. Завтра я отправлю туда Клемента, чтобы он там присматривал за всем, пока мы не найдем подходящего человека.
Элеонора одобрительно кивнула.
– Я думаю, ты прав: мистер Шоу просто растерялся: у него было столько хлопот... Ему нужно бы иметь сына, который следил за всем, что творится в поместье, и в трудную минуту помогал бы отцу. Наверное, потому мистер Шоу и держал так долго Сесили при себе – просто чтобы чувствовать себя спокойнее.
– Все-таки странно, что некоторые люди выбирают такую судьбу, – задумчиво проговорил Роберт. – Шоу был достаточно молод, чтобы после смерти супруги жениться во второй раз. Он вполне мог найти себе какую-нибудь молоденькую девушку и иметь сейчас десяток сыновей, но почему-то в его сердце не нашлось места для новой любви.
Элеонора презрительно вскинула голову.
– Если бы он помнил о своем долге перед Богом, то женился бы во второй раз. Но он думал больше о себе, чем о своем долге перед Господом.
– Наше счастье, что он поступил именно так, – смиренно заметил Роберт. – Если бы у него были сыновья, Сесили не наследовала бы имения. Кстати, думаю, что не будет ничего плохого, если мы пошлем туда вместе с Клементом молодого Гарри, пусть учится управлять большим хозяйством. Это поможет мистеру Шоу и будет хорошей школой для парня. А Клемент присмотрит, чтобы Гарри не натворил уж слишком много глупостей.
– Это ты хорошо придумал, муженек, – сказала Элеонора, подходя к нему, чтобы вознаградить его поцелуем в лоб. Но, прикоснувшись губами к коже Роберта, Элеонора нахмурилась и резко выпрямилась. – Да ты весь горишь, – воскликнула она – Может, у тебя лихорадка? Ты заболел, Роберт? Ты выглядишь очень усталым.
– Я и чувствую себя усталым, – неохотно признал он, – и у меня болит голова. Похоже, я слишком много ездил сегодня верхом.
Но Элеонора положила ему руку на лоб и отрицательно покачала головой.
– Думаю, что тебе лучше не ходить сегодня со мной на прогулку, а лечь в постель и отдохнуть. Ты и правда весь пылаешь.
Роберт обнял жену за талию и заставил удержать руку там, где она была.
– Ах как приятно, – проговорил он, улыбаясь жене. – У тебя такая прохладная ладонь. Я почти уверен, что головная боль пройдет от одного твоего прикосновения.
– Как бы то ни было, а я думаю, что тебе лучше лечь в постель, а я приготовлю лекарство и принесу наверх.
Роберт сморщился.
– Знаю я твои лекарства, – сказал он Элеонора рассмеялась.
– Ну прямо как ребенок, – вздохнула она – Но как бы ты не морщился, а тебе все-таки придется его выпить, хотя бы для того, чтобы сделать мне приятное. Давай-давай, ты же знаешь, что сейчас, когда роды на носу, тебе надо выполнять все мои желания.
– Ну, разве только для того, чтобы сделать тебе приятное, – пробормотал Роберт, тяжело поднимаясь на ноги. В глубине души он был даже рад, что Элеонора укладывает его в постель. Роберт чувствовал себя гораздо хуже, чем говорил жене, и мечтал о том, как это будет приятно – отдохнуть под прохладными простынями, поглядывая на заботливо суетящихся вокруг женщин, – даже если придется выпить один из этих горьких травяных настоев Элеоноры.
Пажи помогли хозяину подняться наверх, раздели его и уложили в постель, а чуть позже появилась Элеонора с настойкой в буковом кубке.
– Что это? – подозрительно спросил Роберт, глядя на зеленоватую жидкость и вдыхая кисловатый запах снадобья.
– Не спрашивай, что это, – произнесла Элеонора. – Просто возьми и выпей.
Он сделал глоток и весь скривился.
– Не пробуй его на язык, как какая-нибудь жеманная девица, а осуши кубок залпом.
– Не раньше, чем ты мне скажешь, что это такое, – упрямо, почти по-детски заявил он.
Элеонора нетерпеливо вздохнула.
– Рута и розмарин от головной боли, белладонна от лихорадки и мандрагора, чтобы ты лучше спал.
– Ах вот как, – кивнул Роберт. Он никогда особенно не интересовался лекарственными травами – Элеонора и Джоб сами выращивали их в одном из уголков сада, истово ухаживая за заветными грядками, – хотя в последнее время у людей его круга вошло в моду много и подолгу рассуждать о медицине и лекарственных растениях и обмениваться рецептами всяких снадобий. Роберт одним глотком выпил настойку, и его опять передернуло, когда горечь обожгла ему язык.
– Прекрасно, – похвалила мужа Элеонора, забирая у него кубок. Она отдала его служанке, а та протянула ей чашку, над которой поднимался парок. – А теперь выпей кодл, чтобы отбить неприятный вкус.
– А, это уже лучше, – обрадовался Роберт, беря чашку в обе руки и принюхиваясь. – Только все-таки, что это такое?
– Молоко с медом, корицей, мускатным орехом и яичными белками, – быстро ответила Элеонора. – И после того, как ты это выпьешь, ложись и отдыхай. Хочешь, я тебе почитаю?
– Нет, нет, дорогая, тебе не следует утомляться, – покачал головой Роберт. – Со мной посидит мой паж. Я и сам чувствую, что мне надо немного поспать.
Через полчаса лекарство начало действовать, и Роберт задремал. Элеонора пощупала его лоб, который показался ей уже не таким горячим, как раньше, и решила, что причиной головной боли стало просто слишком долгое пребывание на солнце. Роберт спокойно проспал всю ночь, но на следующее утро, открыв глаза, Элеонора обнаружила, что он весь в поту и что его по-прежнему лихорадит. Сердце у неё упало.
– Я пошлю за лекарем, чтобы он осмотрел тебя! – воскликнула Элеонора.
– Нет, нет, дорогая, мне надо вставать. Слишком много дел накопилось, – заволновался Роберт.
Элеонора ласково, но решительно толкнула мужа назад на подушки.
– Здесь достаточно людей, чтобы присмотреть за поместьем. За это ты и платишь им деньги. А тебе надо лежать в постели и ждать врача. Ты же знаешь, мне нельзя волноваться!
Еще раз прибегнув к этому доводу, женщина заставила мужа подчиниться и смирно лежать в постели, но согласился он с большой неохотой. Покидая спальню, Элеонора столкнулась с Джобом, который, как хороший слуга, ждал свою госпожу за дверью.
– Хозяин заболел, мадам? – спросил он. Элеонора пожала плечами.
– Я не знаю, Джоб. Кажется, его немного лихорадит, и я взяла с него слово, что он будет лежать, пока не придет доктор. Должно быть, Роберт перегрелся на солнце... Как бы то ни было, отдых ему не повредит.
– Пошлите за врачом Оуэна, мадам, – предложил Джоб. – Оуэн хорошо соображает, и если доктора не окажется дома...
– Да, конечно, – согласилась Элеонора. Если доктора не будет дома, Оуэн обязательно разыщет его в городе, а не поступит как какой-нибудь глупый паж, который просто вернулся бы в поместье и заявил бы, что не смог найти врача. – Джоб, после того, как ты отправишь Оуэна в Йорк, думаю, тебе лучше подняться к хозяину и заверить его, что в имении все в порядке. Так Роберт будет меньше волноваться.
– Хорошо, госпожа, – сказал Джоб, улыбаясь при мысли об этой маленькой хитрости. – Я спрошу у Рейнольда, что сегодня надо сделать, и отдам все необходимые распоряжения.
– Отлично, – кивнула Элеонора и, с благодарностью взглянув на Джоба, на миг задержала руку на его плече. Потом женщина заторопилась по своим домашним делам.
Доктор Брэкенбери приехал как раз перед обедом на своей превосходной гнедой кобыле, которая была таким же непременным атрибутом его профессиональной экипировки, как и трость с золотым набалдашником. Пациенту сразу становится лучше, если он верит в своего врача, а это случается быстрее, когда доктор выглядит богатым и преуспевающим человеком. Черная мантия господина Брэкенбери была сшита из самой лучшей материи и оторочена дорогим мехом; на шее лекарь носил толстую золотую цепь, которой сам придавал чуть не мистическое значение. Поговаривали, что эту цепь доктору преподнес великий граф Уорвикский после того, как Брэкенбери вылечил его от малярии. Предполагалось, что и красавица гнедая тоже была подарком от некоего влиятельного лица, но доктор Брэкенбери по скромности предпочитал не распространяться на эту тему.
Доктор имел превосходную репутацию и богатых покровителей; он решительно отвергал все эти новомодные чудодейственные средства лечения, оставаясь ярым приверженцем старых добрых трав и амулетов, в силу которых искренне верил. В этом он был похож на Элеонору; отчасти из-за этого она и остановила свой выбор на нем – ибо всегда с сомнением смотрела на людей, не соглашавшихся с ней в тех вопросах, в которых, как ей казалось, она и сама разбирается совсем неплохо. К тому же он был славным человеком, умевшим ласково поговорить с больным, что было особенно важно, когда приходилось лечить кого-нибудь из занемогших слуг Элеоноры, которых охватывал панический ужас, стоило им столкнуться с каким-нибудь недугом.
Вот и в этот раз Брэкенбери добродушно болтал с Робертом, пока осматривал его: потрогал лоб, пощупал пульс, заглянул в рот и потом засопел, закрыв глаза, посасывая золотой набалдашник своей докторской трости и словно ожидая озарения свыше. Посидев так несколько минут, лекарь поднял веки, улыбнулся Роберту и распрощался с ним. Выйдя из спальни, врач обратился к Элеоноре, поджидавшей его у двери вместе с Энис и Джобом, присутствие которых придавало женщине храбрости.
– Небольшая лихорадка, как мне кажется, госпожа, – ласково проговорил доктор, все время кивая и улыбаясь, чтобы смягчить немного пугающий смысл своих слов. – Пока трудно понять, чем она вызвана. Это вполне может быть и болотная лихорадка – ему в последнее время не доводилось бывать в какой-нибудь болотистой местности?
Элеонора с сомнением покачала головой.
– Да нет... Если не считать наших вечерних прогулок у реки. Там довольно сыро, но это, конечно, не болото.
– Не думаю, что причина в этом. Но как бы то ни было, через день или два картина, видимо, прояснится. Впрочем, все может пройти быстро и бесследно. А пока держите окна плотно закрытыми и все время топите в комнате камин – днем и ночью. Травяная настойка, которую вы давали ему, вполне подходит, только надо добавить в неё еще ромашки и укропа. Я попрошу моего аптекаря прислать вам лекарственную кашицу, приготовленную по моему собственному рецепту, и настойку белены, чтобы больному лучше спалось. Завтра я обязательно, загляну еще разок, госпожа. Да хранит вас Бог.
– И вас тоже, мистер Брэкенбери, – проговорила Элеонора. – Джоб, проводи доктора. Потом найдешь меня в нашем огороде – мне понадобится твоя помощь. Энис, займись камином и скажи Жаку, чтобы он приготовил что-нибудь вкусненькое. А я пойду разыщу мистера Дженни и предупрежу его, чтобы он держал детей подальше от спальни.
– Да, госпожа. Но, может быть, вам стоит отдохнуть? В вашем положении... – Но мягкий намек Энис был едва выслушан и уж, конечно, вовсе не принят во внимание. Элеонора терпеть не могла сидеть сложа руки, когда у неё были какие-то дела.
На следующий день жар у Роберта резко усилился, и больной теперь даже не заикался о том, чтобы встать. Опять послали за доктором, который поставил ему пиявок, приговаривая, что у Роберта слишком разгорячилась кровь. После этого больному стало лучше, но, увы, ненадолго. Всю ночь он беспокойно ворочался, что-то бормоча во сне и то пробуждаясь, то опять погружаясь в дрему. Элеонора перебралась на отдельную кушетку, которую поставили рядом с кроватью. Женщина опасалась, как бы Роберт, метавшийся по постели, случайно не повредил ребенка, который вот-вот должен был появиться на свет.
На третий день лихорадка вернулась с новой силой, и Роберт порой впадал в беспамятство. В такие минуты он то беспокойно ворочался в постели с боку на бок, то дрожал в ознобе, одновременно покрываясь липким, горячим потом, то неподвижно лежал с пылающим лицом, уставившись невидящими глазами в балдахин над постелью. Несчастный что-то тихонько бормотал и слегка постанывал... Когда к нему возвращалось сознание, он, увидев Элеонору, бесцельно бродившую по комнате или сидевшую на краешке его кровати, пытался улыбнуться растрескавшимися от жара губами. Если Элеоноре нужно было зачем-то выйти из спальни, Роберт ничего не говорил. Он лишь тихо плакал.
Теперь, беседуя с Элеонорой, доктор Брэкенбери больше не улыбался. Глаза его оставались добрыми, но в них явно читалось беспокойство.
– Одно из двух, мадам, – сказал Элеоноре врач. – Это может быть болотная лихорадка, и в таком случае, как только спадет жар, мы можем надеяться на благоприятный исход. Но это может быть и дымчатая лихорадка, или, как мы её называем, тифозная лихорадка, и тогда положение намного серьезнее. Этот недуг зачастую поражает внутренние органы...
– И как же вы намерены узнать, чем именно болен мой муж? – спросила Элеонора. Во рту у неё пересохло...
– При тифозной лихорадке всегда появляются пятна, красноватые пятна на груди и животе, – просто сказал доктор.
– Но у него нет никаких пятен, – возразила Элеонора, с надеждой глядя на врача.
– Они не всегда выступают сразу. Нам остается только ждать и верить в лучшее.
– И больше ничего нельзя сделать? Неужели нет никакого лекарства? – вскричала Элеонора, с мольбой взирая на доктора.
– Ну-у-у... – с сомнением в голосе протянул он.
– Все, что угодно, – воскликнула Элеонора. – Вы же знаете, что мы не бедняки. Все, что можно достать за деньги, мы достанем.
– Мадам, существует некая субстанция, которую получают из коры определенных деревьев. Говорят, это чудодейственное жаропонижающее средство.
– Прекрасно, тогда... – начала Элеонора, вскакивая на ноги.
Доктор поднял руку, охлаждая радость женщины.
– У меня нет этого лекарства. В нашей стране такие деревья не растут. Это очень редкое снадобье, и достать его можно только с большим трудом и за огромные деньги. Его привозят, как мне сказали, чуть ли не из Китая.
Это же другой конец света... До Китая так же далеко, как до Луны. Элеонора опять опустилась в кресло, в отчаянии стиснув руки.
– Как из такой дали получить лекарство вовремя? Это невозможно! – прошептала она.
– Очень даже возможно, – ответил доктор, – и, как правило, великие мира сего его получают. Если они когда-то заказывали это снадобье для своих близких и если у них немножко осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
– Как можно разделять эти две вещи? – удивилась Элеонора. – Особенно несчастной я бывала тогда, когда делала что-нибудь не так. Габи была права, – добавила она загадочно.
– Дорогая моя, когда это ты делала что-нибудь не так? – изумился Роберт.
Элеонора усмехнулась.
– Ты слишком высокого мнения обо мне. А я могу ошибаться точно так же, как и все. Возможно, я заблуждалась даже чаще, чем другие. И уж во всяком случае – чаще, чем эта Маргаритка Эдуарда, смею тебя заверить. – Она помолчала. – А вот и солнце, взгляни! День будет чудесный. Май – мой самый любимый месяц! Все вокруг так зелено и прекрасно, так мирно и в то же время полно жизни и силы. У меня такое чувство, что я буду жить вечно.
Роберт посмотрел на жену, отметив про себя её блестящие глаза, неотрывно следящие за золотым краем поднимающегося над деревьями солнца, свежий румянец, играющий на гладких щеках, слегка приоткрытые от удовольствия полные губы, почти не тронутые сединой восхитительные темные волосы под простой накидкой, на которую Элеонора сменила перед выходом изысканный головной убор. В свои сорок два года Элеонора была по-прежнему прекрасна. Роберту она казалась каким-то невероятным существом. Считается, что ведьмы и колдуньи часто принимают заячий облик; белый заяц соответствует белой волшебнице и белой магии, и, возможно, Элеонора никогда не состарится.
Пока Роберт думал об этом, мысли Элеоноры, за которыми никогда не мог угнаться её муж, перескочили совсем на другое. И когда она заговорила, слова её были очень далеки от поэтических грез супруга.
– Они унаследуют огромное поместье – и оно может стать еще больше, если мы вложим наши капиталы не в шерсть, а в ткани. Только подумай, Роберт...
– Нет, – твердо ответил он. – Не хочу сейчас даже слышать об этом. И не уверен, что когда-нибудь захочу. Но уж точно не сейчас. Давай просто погуляем, дорогая женушка, и не будем ссориться. Не затевай нового спора в такой день!
Элеонора несколько секунд удивленно смотрела на мужа, потом пожала плечами и улыбнулась. Она ласково погладила большим пальцем руку, в которой лежала её рука.
– Хорошо, – согласилась Элеонора, но потом, забыв о показной уступчивости, добавила. – У тебя еще будет время, чтобы изменить свое мнение.
«Неисправимая, – подумал он. – Но я люблю её».
Глава 11
Роберт вернулся в «Усадьбу Морлэндов», когда уже начинало смеркаться. Вместе со своим управляющим Рейнольдом и заготовителем Клементом он ездил осматривать имение Шоу.
– Там много чего надо исправлять, – сказал он Элеоноре в ответ на её нетерпеливые расспросы. – Боюсь, что на мистера Шоу свалилось в последнее время слишком много всяких дел. Его заготовитель – самый настоящий вор. Завтра я отправлю туда Клемента, чтобы он там присматривал за всем, пока мы не найдем подходящего человека.
Элеонора одобрительно кивнула.
– Я думаю, ты прав: мистер Шоу просто растерялся: у него было столько хлопот... Ему нужно бы иметь сына, который следил за всем, что творится в поместье, и в трудную минуту помогал бы отцу. Наверное, потому мистер Шоу и держал так долго Сесили при себе – просто чтобы чувствовать себя спокойнее.
– Все-таки странно, что некоторые люди выбирают такую судьбу, – задумчиво проговорил Роберт. – Шоу был достаточно молод, чтобы после смерти супруги жениться во второй раз. Он вполне мог найти себе какую-нибудь молоденькую девушку и иметь сейчас десяток сыновей, но почему-то в его сердце не нашлось места для новой любви.
Элеонора презрительно вскинула голову.
– Если бы он помнил о своем долге перед Богом, то женился бы во второй раз. Но он думал больше о себе, чем о своем долге перед Господом.
– Наше счастье, что он поступил именно так, – смиренно заметил Роберт. – Если бы у него были сыновья, Сесили не наследовала бы имения. Кстати, думаю, что не будет ничего плохого, если мы пошлем туда вместе с Клементом молодого Гарри, пусть учится управлять большим хозяйством. Это поможет мистеру Шоу и будет хорошей школой для парня. А Клемент присмотрит, чтобы Гарри не натворил уж слишком много глупостей.
– Это ты хорошо придумал, муженек, – сказала Элеонора, подходя к нему, чтобы вознаградить его поцелуем в лоб. Но, прикоснувшись губами к коже Роберта, Элеонора нахмурилась и резко выпрямилась. – Да ты весь горишь, – воскликнула она – Может, у тебя лихорадка? Ты заболел, Роберт? Ты выглядишь очень усталым.
– Я и чувствую себя усталым, – неохотно признал он, – и у меня болит голова. Похоже, я слишком много ездил сегодня верхом.
Но Элеонора положила ему руку на лоб и отрицательно покачала головой.
– Думаю, что тебе лучше не ходить сегодня со мной на прогулку, а лечь в постель и отдохнуть. Ты и правда весь пылаешь.
Роберт обнял жену за талию и заставил удержать руку там, где она была.
– Ах как приятно, – проговорил он, улыбаясь жене. – У тебя такая прохладная ладонь. Я почти уверен, что головная боль пройдет от одного твоего прикосновения.
– Как бы то ни было, а я думаю, что тебе лучше лечь в постель, а я приготовлю лекарство и принесу наверх.
Роберт сморщился.
– Знаю я твои лекарства, – сказал он Элеонора рассмеялась.
– Ну прямо как ребенок, – вздохнула она – Но как бы ты не морщился, а тебе все-таки придется его выпить, хотя бы для того, чтобы сделать мне приятное. Давай-давай, ты же знаешь, что сейчас, когда роды на носу, тебе надо выполнять все мои желания.
– Ну, разве только для того, чтобы сделать тебе приятное, – пробормотал Роберт, тяжело поднимаясь на ноги. В глубине души он был даже рад, что Элеонора укладывает его в постель. Роберт чувствовал себя гораздо хуже, чем говорил жене, и мечтал о том, как это будет приятно – отдохнуть под прохладными простынями, поглядывая на заботливо суетящихся вокруг женщин, – даже если придется выпить один из этих горьких травяных настоев Элеоноры.
Пажи помогли хозяину подняться наверх, раздели его и уложили в постель, а чуть позже появилась Элеонора с настойкой в буковом кубке.
– Что это? – подозрительно спросил Роберт, глядя на зеленоватую жидкость и вдыхая кисловатый запах снадобья.
– Не спрашивай, что это, – произнесла Элеонора. – Просто возьми и выпей.
Он сделал глоток и весь скривился.
– Не пробуй его на язык, как какая-нибудь жеманная девица, а осуши кубок залпом.
– Не раньше, чем ты мне скажешь, что это такое, – упрямо, почти по-детски заявил он.
Элеонора нетерпеливо вздохнула.
– Рута и розмарин от головной боли, белладонна от лихорадки и мандрагора, чтобы ты лучше спал.
– Ах вот как, – кивнул Роберт. Он никогда особенно не интересовался лекарственными травами – Элеонора и Джоб сами выращивали их в одном из уголков сада, истово ухаживая за заветными грядками, – хотя в последнее время у людей его круга вошло в моду много и подолгу рассуждать о медицине и лекарственных растениях и обмениваться рецептами всяких снадобий. Роберт одним глотком выпил настойку, и его опять передернуло, когда горечь обожгла ему язык.
– Прекрасно, – похвалила мужа Элеонора, забирая у него кубок. Она отдала его служанке, а та протянула ей чашку, над которой поднимался парок. – А теперь выпей кодл, чтобы отбить неприятный вкус.
– А, это уже лучше, – обрадовался Роберт, беря чашку в обе руки и принюхиваясь. – Только все-таки, что это такое?
– Молоко с медом, корицей, мускатным орехом и яичными белками, – быстро ответила Элеонора. – И после того, как ты это выпьешь, ложись и отдыхай. Хочешь, я тебе почитаю?
– Нет, нет, дорогая, тебе не следует утомляться, – покачал головой Роберт. – Со мной посидит мой паж. Я и сам чувствую, что мне надо немного поспать.
Через полчаса лекарство начало действовать, и Роберт задремал. Элеонора пощупала его лоб, который показался ей уже не таким горячим, как раньше, и решила, что причиной головной боли стало просто слишком долгое пребывание на солнце. Роберт спокойно проспал всю ночь, но на следующее утро, открыв глаза, Элеонора обнаружила, что он весь в поту и что его по-прежнему лихорадит. Сердце у неё упало.
– Я пошлю за лекарем, чтобы он осмотрел тебя! – воскликнула Элеонора.
– Нет, нет, дорогая, мне надо вставать. Слишком много дел накопилось, – заволновался Роберт.
Элеонора ласково, но решительно толкнула мужа назад на подушки.
– Здесь достаточно людей, чтобы присмотреть за поместьем. За это ты и платишь им деньги. А тебе надо лежать в постели и ждать врача. Ты же знаешь, мне нельзя волноваться!
Еще раз прибегнув к этому доводу, женщина заставила мужа подчиниться и смирно лежать в постели, но согласился он с большой неохотой. Покидая спальню, Элеонора столкнулась с Джобом, который, как хороший слуга, ждал свою госпожу за дверью.
– Хозяин заболел, мадам? – спросил он. Элеонора пожала плечами.
– Я не знаю, Джоб. Кажется, его немного лихорадит, и я взяла с него слово, что он будет лежать, пока не придет доктор. Должно быть, Роберт перегрелся на солнце... Как бы то ни было, отдых ему не повредит.
– Пошлите за врачом Оуэна, мадам, – предложил Джоб. – Оуэн хорошо соображает, и если доктора не окажется дома...
– Да, конечно, – согласилась Элеонора. Если доктора не будет дома, Оуэн обязательно разыщет его в городе, а не поступит как какой-нибудь глупый паж, который просто вернулся бы в поместье и заявил бы, что не смог найти врача. – Джоб, после того, как ты отправишь Оуэна в Йорк, думаю, тебе лучше подняться к хозяину и заверить его, что в имении все в порядке. Так Роберт будет меньше волноваться.
– Хорошо, госпожа, – сказал Джоб, улыбаясь при мысли об этой маленькой хитрости. – Я спрошу у Рейнольда, что сегодня надо сделать, и отдам все необходимые распоряжения.
– Отлично, – кивнула Элеонора и, с благодарностью взглянув на Джоба, на миг задержала руку на его плече. Потом женщина заторопилась по своим домашним делам.
Доктор Брэкенбери приехал как раз перед обедом на своей превосходной гнедой кобыле, которая была таким же непременным атрибутом его профессиональной экипировки, как и трость с золотым набалдашником. Пациенту сразу становится лучше, если он верит в своего врача, а это случается быстрее, когда доктор выглядит богатым и преуспевающим человеком. Черная мантия господина Брэкенбери была сшита из самой лучшей материи и оторочена дорогим мехом; на шее лекарь носил толстую золотую цепь, которой сам придавал чуть не мистическое значение. Поговаривали, что эту цепь доктору преподнес великий граф Уорвикский после того, как Брэкенбери вылечил его от малярии. Предполагалось, что и красавица гнедая тоже была подарком от некоего влиятельного лица, но доктор Брэкенбери по скромности предпочитал не распространяться на эту тему.
Доктор имел превосходную репутацию и богатых покровителей; он решительно отвергал все эти новомодные чудодейственные средства лечения, оставаясь ярым приверженцем старых добрых трав и амулетов, в силу которых искренне верил. В этом он был похож на Элеонору; отчасти из-за этого она и остановила свой выбор на нем – ибо всегда с сомнением смотрела на людей, не соглашавшихся с ней в тех вопросах, в которых, как ей казалось, она и сама разбирается совсем неплохо. К тому же он был славным человеком, умевшим ласково поговорить с больным, что было особенно важно, когда приходилось лечить кого-нибудь из занемогших слуг Элеоноры, которых охватывал панический ужас, стоило им столкнуться с каким-нибудь недугом.
Вот и в этот раз Брэкенбери добродушно болтал с Робертом, пока осматривал его: потрогал лоб, пощупал пульс, заглянул в рот и потом засопел, закрыв глаза, посасывая золотой набалдашник своей докторской трости и словно ожидая озарения свыше. Посидев так несколько минут, лекарь поднял веки, улыбнулся Роберту и распрощался с ним. Выйдя из спальни, врач обратился к Элеоноре, поджидавшей его у двери вместе с Энис и Джобом, присутствие которых придавало женщине храбрости.
– Небольшая лихорадка, как мне кажется, госпожа, – ласково проговорил доктор, все время кивая и улыбаясь, чтобы смягчить немного пугающий смысл своих слов. – Пока трудно понять, чем она вызвана. Это вполне может быть и болотная лихорадка – ему в последнее время не доводилось бывать в какой-нибудь болотистой местности?
Элеонора с сомнением покачала головой.
– Да нет... Если не считать наших вечерних прогулок у реки. Там довольно сыро, но это, конечно, не болото.
– Не думаю, что причина в этом. Но как бы то ни было, через день или два картина, видимо, прояснится. Впрочем, все может пройти быстро и бесследно. А пока держите окна плотно закрытыми и все время топите в комнате камин – днем и ночью. Травяная настойка, которую вы давали ему, вполне подходит, только надо добавить в неё еще ромашки и укропа. Я попрошу моего аптекаря прислать вам лекарственную кашицу, приготовленную по моему собственному рецепту, и настойку белены, чтобы больному лучше спалось. Завтра я обязательно, загляну еще разок, госпожа. Да хранит вас Бог.
– И вас тоже, мистер Брэкенбери, – проговорила Элеонора. – Джоб, проводи доктора. Потом найдешь меня в нашем огороде – мне понадобится твоя помощь. Энис, займись камином и скажи Жаку, чтобы он приготовил что-нибудь вкусненькое. А я пойду разыщу мистера Дженни и предупрежу его, чтобы он держал детей подальше от спальни.
– Да, госпожа. Но, может быть, вам стоит отдохнуть? В вашем положении... – Но мягкий намек Энис был едва выслушан и уж, конечно, вовсе не принят во внимание. Элеонора терпеть не могла сидеть сложа руки, когда у неё были какие-то дела.
На следующий день жар у Роберта резко усилился, и больной теперь даже не заикался о том, чтобы встать. Опять послали за доктором, который поставил ему пиявок, приговаривая, что у Роберта слишком разгорячилась кровь. После этого больному стало лучше, но, увы, ненадолго. Всю ночь он беспокойно ворочался, что-то бормоча во сне и то пробуждаясь, то опять погружаясь в дрему. Элеонора перебралась на отдельную кушетку, которую поставили рядом с кроватью. Женщина опасалась, как бы Роберт, метавшийся по постели, случайно не повредил ребенка, который вот-вот должен был появиться на свет.
На третий день лихорадка вернулась с новой силой, и Роберт порой впадал в беспамятство. В такие минуты он то беспокойно ворочался в постели с боку на бок, то дрожал в ознобе, одновременно покрываясь липким, горячим потом, то неподвижно лежал с пылающим лицом, уставившись невидящими глазами в балдахин над постелью. Несчастный что-то тихонько бормотал и слегка постанывал... Когда к нему возвращалось сознание, он, увидев Элеонору, бесцельно бродившую по комнате или сидевшую на краешке его кровати, пытался улыбнуться растрескавшимися от жара губами. Если Элеоноре нужно было зачем-то выйти из спальни, Роберт ничего не говорил. Он лишь тихо плакал.
Теперь, беседуя с Элеонорой, доктор Брэкенбери больше не улыбался. Глаза его оставались добрыми, но в них явно читалось беспокойство.
– Одно из двух, мадам, – сказал Элеоноре врач. – Это может быть болотная лихорадка, и в таком случае, как только спадет жар, мы можем надеяться на благоприятный исход. Но это может быть и дымчатая лихорадка, или, как мы её называем, тифозная лихорадка, и тогда положение намного серьезнее. Этот недуг зачастую поражает внутренние органы...
– И как же вы намерены узнать, чем именно болен мой муж? – спросила Элеонора. Во рту у неё пересохло...
– При тифозной лихорадке всегда появляются пятна, красноватые пятна на груди и животе, – просто сказал доктор.
– Но у него нет никаких пятен, – возразила Элеонора, с надеждой глядя на врача.
– Они не всегда выступают сразу. Нам остается только ждать и верить в лучшее.
– И больше ничего нельзя сделать? Неужели нет никакого лекарства? – вскричала Элеонора, с мольбой взирая на доктора.
– Ну-у-у... – с сомнением в голосе протянул он.
– Все, что угодно, – воскликнула Элеонора. – Вы же знаете, что мы не бедняки. Все, что можно достать за деньги, мы достанем.
– Мадам, существует некая субстанция, которую получают из коры определенных деревьев. Говорят, это чудодейственное жаропонижающее средство.
– Прекрасно, тогда... – начала Элеонора, вскакивая на ноги.
Доктор поднял руку, охлаждая радость женщины.
– У меня нет этого лекарства. В нашей стране такие деревья не растут. Это очень редкое снадобье, и достать его можно только с большим трудом и за огромные деньги. Его привозят, как мне сказали, чуть ли не из Китая.
Это же другой конец света... До Китая так же далеко, как до Луны. Элеонора опять опустилась в кресло, в отчаянии стиснув руки.
– Как из такой дали получить лекарство вовремя? Это невозможно! – прошептала она.
– Очень даже возможно, – ответил доктор, – и, как правило, великие мира сего его получают. Если они когда-то заказывали это снадобье для своих близких и если у них немножко осталось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63