".
Сын нижегородского священника Добролюбов в юности - "чистенький и
аккуратный семинарист, верующий в Бога". Его юношеский дневник
свидетельствует о его склонности к аскетизму. Писарев одно время был членом
христианско-аскетического "Общества мыслящих людей".
Желябов заявил на суде: "Крещен в Православии, но православие
отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. Эта сущность учения
среди моих нравственных побуждений занимает почетное место. Я верю в
истинность и справедливость этого учения и торжественно признаю, ЧТО ВЕРА
БЕЗ ДЕЛ МЕРТВА ЕСТЬ и что всякий истинный христианин должен бороться за
правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать,
такова моя вера" (Воронский. Желябов).
На начальном этапе своего идейного развития, эти слова Желябова мог
повторить почти каждый из юношей-идеалистов - членов Ордена Р. И. Описывая
увлечения утопическим социализмом в конце сороковых годов Достоевский
вспоминает: "Тогда понималось дело еще в самом РОЗОВОМ и
РАЙСКИ-НРАВСТВЕННОМ СВЕТЕ. Действительно правда, что зарождавшийся
социализм сравнивался тогда, даже некоторыми из коноводов его, с
христианством и принимался лишь за ПОПРАВКУ И УЛУЧШЕНИЕ ПОСЛЕДНЕГО,
сообразно веку и цивилизации. Все тогдашние новые идеи нам в Петербурге
ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и,
главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения".
III
"Исторические истоки русского нигилизма восходят к вольнодумному
кружку вельмож Екатерины II, т. е. к французскому просветительству 18-го
века, - пишет С. Франк в статье "Исторический смысл русской революции". -
Ведь именно это вольнодумное "вольтерьянство" дворянства посеяло первые
семена нигилизма в России, и корни от них постепенно проходили во все более
глубокие слои русской почвы, захватив во второй половине 19-го века
"разночинцев" - единственный в России промежуточный слой между дворянством
и народом, - породив в нем нигилизм 60-х годов и революционный радикализм
70-х годов и к началу 20-го века достигнув последних глубин народных масс.
Но в известном смысле этот нигилизм имеет еще более отдаленного
предшественника в России.
Век Екатерины невозможен был без духа Петра Великого и его реформ.
Гениальный (?) государственный реформатор России в каком-то смысле был
бесспорно первым русским нигилистом: недаром большевики еще при последнем
ограблении церквей с удовольствием ссылались на его пример". "Сочетание
бесшабашной удали, непостижимого для европейца дерзновения святотатства и
кощунства, смелого радикализма в ломке традиционных устоев с глубокой и
наивной верой в цивилизацию и в рационально-государственное устроение жизни
бесспорно роднит, несмотря на все различия, - достаточно очевидные, чтобы о
них стоило упоминать, - Петра Великого с современных русским большевизмом.
Но Петр Великий есть русское отражение западного рационализма 17
века, века Декарта и Гуго Греция, восстания Нидерландов и английской
пуританской революции. И снова мы чувствуем: в нынешней русской революции
подведен какой-то итог общеевропейского духовного развития последних веков.
Мне кажется, что если вдуматься достаточно глубоко и окинуть широким
взором общеевропейское (в том числе и русское) историческое прошлое, то мы
увидим, что русская революция есть последнее завершение и заключительный
итог того грандиозного восстания человечества, которое началось в эпоху
ренессанса и заполняет собою всю так называемую "новую историю"... "в
русской революции подведен итог более чем четырехвековому
духовно-историческому развитию западного человека" (Сб. "Проблемы русского
религиозного сознания", стр. 301 и 317).
Одновременно, скажем мы, это идейный итог многовековой работы
европейского масонства по разложению католичества и европейских монархий.
Причины умственного помешательства вольтерьянством, Ключевский
объясняет так:
"Дворянство спокойно и беззаботно пользовалось чужим трудом с тех
пор, как исправник и предводитель вместе с губернатором обеспечили его сон
от призраков пугачевщины. Таким образом дворянство почувствовало себя без
серьезного дела: вот важный факт, признаки которого становятся заметны с
половины XVIII века. Это дворянское безделье, политическое и хозяйственное,
и стало основанием, на котором во второй половине века складывалось
любопытное общежитие и своеобразными нравами, отношениями и вкусами. Когда
люди отрываются от действительности, от жизни какой живет окружающая их
масса, они создают себе искусственное общежитие, которое заполняют
призрачными интересами, привыкая игнорировать действительные явления, как
чужие сны, а собственные грезы принимая за действительность. ТАКОЕ
ОБЩЕЖИТИЕ ЗАВЯЗЫВАЕТСЯ СРЕДИ РУССКОГО ДВОРЯНСТВА С ТЕХ ПОР, КАК СОСЛОВИЕ
ПОЧУВСТВОВАЛО СЕБЯ НА ДОСУГЕ". (Курс Русской Истории. ч. V, стр. 117. Изд.
1922 г.)
В сочинениях французских философов-просветителей (часть которых были
масоны. - Б. Б.) "удары направленные против живых и могущественных еще
остатков феодальной и католической старины, сопровождались обильным потоком
общих идей, общих мест. Эти общие идеи или общие места имели там, на своей
родине понятный условный смысл: там никто не забывал настоящего
практического значения свободы, равенства и других отвлеченных терминов,
которые противопоставляли существующим отношениям. Этими общими местами,
возвышенными отвлеченными терминами прикрывались очень реальные и часто
довольно низменные интересы обиженных классов общества.
Образованное русское дворянское общество было чуждо этих интересов.
Здесь нечего было разрушать, нужно было, напротив, все созидать, чтобы
устранить слишком новые, вчерашние злоупотребления, вкравшиеся в русскую
жизнь, и эти злоупотребления шли всего более от того самого сословия, верхи
которого так опрометчиво увлеклись модными либеральными произведениями
французской литературы. В таком положении из всего содержания этой
литературы ТОЛЬКО ОБЩИЕ МЕСТА, ОТВЛЕЧЕННЫЕ ТЕРМИНЫ и могли быть усвоены
русскими дворянскими умами. Но понятные в связи с живыми местными
интересами, эти условные общие места и отвлеченные термины, оторванные от
своей почвы, превращались в безусловные политические и моральные догматы,
которые заучивались без размышления и еще более отдаляли пропитавшиеся ими
умы от окружающей жизни, с которой они не имели ничего общего. Вот почему
наплыв этих идей из-за границы сопровождался у нас чрезвычайно важными
последствиями, УПАДКОМ ОХОТЫ К РАЗМЫШЛЕНИЮ И УТРАТОЙ ПОНИМАНИЯ ЖИВОЙ
РУССКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.
...Чужие слова и идеи избавляли образованное русское общество от
необходимости размышлять, как даровой крепостной труд избавлял его от
необходимости работать". (Там же, стр. 117).
"...Осадком этого влияния в русском обществе остался политический и
нравственный либерализм, не продуманный и не применимый ни в какой почве.
Этот либерализм выражался часто в самых детских формах. Во французской
биографии русской дамы, пользовавшейся потом известностью в парижском
образованном свете, генеральши Свечиной, биограф, член французской академии
гр. де Фаллу, передает такой любопытный случай. Свечина, урожденная
Соймонова, была дочь влиятельного частного секретаря Екатерины, имевшего по
должности квартиру во дворце. Раз летом, в 1789 году, воротившись вечером,
Соймонов застал в своей квартире иллюминацию и спросил семилетнюю дочь, что
это значит. "Как же, папа, не признавать падение Бастилии и освобождение
бедных французских узников", - был ответ. Можно понять, о чем толковали
взрослые, среди которых вращалась девочка. Но господство этого либерализма
ни к чему не обязывало и ничему не научало: под новыми словами, новыми
вкусами и понятиями скрывалась прежняя черствость и грубость гражданского и
нравственного чувства, и эта черствость иногда обнаруживалась в самых
отталкивающих формах. Кн. Дашкова, в молодости так увлекавшаяся французской
литературой, блиставшая на директорском кресле Академии Наук, под старость,
поселившись в Москве, очерствела до того, что все свои чувства
сосредоточила на крысах, которых сумела приручить: она почти никого не
принимала, равнодушно относилась к судьбе своих детей, дралась с прислугой,
но несчастье с крысой трогало ее до глубины души. Начать Вольтером и
кончить ручной крысой умели только люди Екатерининского времени".
"Словом, у нас никогда не было такого цивилизованного варварства,
какое царило во второй половине XVIII в. Равнодушие к окружающему и утрата
чутья родной действительности были последним результатом умственного и
нравственного движения в дворянском обществе".
IV
"Непонимание действительности, - указывает О. Ключевский, -
постепенно развилось в более горькое чувство, и чем успешнее русский ум
XVIII и XIX столетий усваивал себе плоды чужих идей, тем скучнее и
непригляднее казалась ему своя родная действительность. Она была так
непохожа на мир, в котором выросли его идеи. Он никак не мог примириться с
родной обстановкой, и ему ни разу не пришло в голову, что эту обстановку он
может улучшить упорным трудом, чтобы приблизить ее к любимым идеям, что и
на Западе эти идеи не вычитаны в уютном кабинете, а выработаны потом и
политы кровью.
Так как его умственное содержание давалось ему легко, так как он
брал его за деньги, как брал все из магазина, то он не мог подумать, что
идея есть результат упорного и тяжелого труда поколений. Почувствовав
отвращение к родной действительности, русский образованный ум должен был
почувствовать себя одиноким. В мире у него не было почвы. Та почва, на
которой он срывал философские цветки, была ему чужда, а та, на которой он
стоял, совсем не давала цветов. Тогда им овладела та космополитическая
беспредельная скорбь, которая так пышно развивалась в образованных людях
нашего века".
Вот откуда идут декабристы, а раньше их течения, возглавляемые
Радищевым и Новиковым, а за ними Обломовы, Онегины, Печорины, Тентениковы,
Бельтовы и пр. Оценка русской истории из хода европейской истории и
европейских идей поставила русского интеллигента в нелепое отношение к
русской действительности. "Для нас важно, - пишет В. Ключевский, - в какое
отношение к действительности ставили русского человека заграничные идеи.
Между первой и последней не было ничего общего! Русская действительность
создавалась без всякой связи с действительностью Западной Европы. Русские
народные понятия текли не из тех источников, из которых вытекали идеи
французской просветительной литературы. Русский образованный человек
вращался в русской действительности, на его плечах тяготели факты русского
прошлого, от которого он никуда уйти не мог, ибо эти факты находились в нем
самом, а ум его наполнен был содержанием совсем другого происхождения,
совсем другого мира.
Это очень неестественное положение. Обыкновенно общество и отдельные
лица, вращались среди внешних явлений и отношений, для оценки их имеют и
свои понятия и чувства. Но эти понятия и чувства родственны по
происхождению с окружающими явлениями и отношениями. Это просто осадок
житейских наблюдений. Значит, в каждом правильно сложившемся миросозерцании
факты и идеи должны иметь одно происхождение, и только при таком родстве
могут помогать друг другу, - ибо факты умеряют идеи, а идеи регулируют
факты. Русский образованный ум в XVIII в. стал в трагикомическое положение:
он знал факты одной действительности, а питался идеями другой. Начала у
него не сходились и не могли сойтись с концами. Вот когда зародилась
умственная болезнь, которая потом тяготела над всеми нисходящими
поколениями, если мы только не признаемся, что она тяготеет над нами и по
сие время. Наши общие идеи не имеют ничего общего с нашими наблюдениями -
мы плохо знаем русские факты и очень хорошо нерусские идеи".
V
"Я, как ваятель, как золотых дел мастер, старательно леплю и
вырезываю к всячески украшаю тот кубок, в котором сам же подношу себе
отраву". Приведя это признание Тургенева, митр. Анастасий замечает в своей
книге "Беседы с собственным сердцем": "Вот исповедь русского интеллигента,
типичным воплощением которого был сам автор этих слов - Тургенев.
Утонченная отрава - это роковой удел нашей интеллигенции. Ей не дано
ощутить цветение и аромата жизни, которыми наслаждаются люди цельного духа.
Так паук извлекает яд из цветка, дающего пчеле нектар".
Отец Павел Флоренский в книге "Столп и утверждение истины"
противопоставляет православное жизнепонимание "брезгливому интеллигентскому
мирочувствию или, скорее, интеллигентскому миробесчувствию". Масонство
преследует цель превратить людей в духовных роботов. Добиться этого оно
может только создав тип человека духовно оторванного от мира
сверхъестественного и мира естественного, вполне удовлетворяющего
пребывание в искусственном мире созданном человеческим разумом.
Внушая неверие в мир сверхъестественный, масоны, и их духовные
помощники, выдают себя за поклонников мира естественного. Но это только
очередная ложь. Человек, находящийся во власти иллюзий, созданных в
масонских идейных лабораториях, не любит ни сверхъестественный, ни
естественный мир, а любит неестественный, искусственный мир, созданный
разумом.
Таково жестокое наказание гордыни всех, поставивших человеческий
разум выше Бога. Отказавшись от сверхъестественного, они лишаются
возможности быть и органической частью естественного мира, обрекаются на
веру в неестественное, и на прозябание в неестественном мире, созданном
религиозными, политическими и социальными фантастами.
Характеризуя духовный облик русского интеллигента, О. П. Флоренский
пишет: "Рассудочник интеллигент на словах "любит" весь мир и все считает
"естественным", но на деле он ненавидит весь мир в его конкретной жизни и
хотел бы уничтожить его, - с тем, чтобы вместо мира поставить понятие
своего рассудка, т.е., в сущности, свое самоутверждающееся Я; и гнушается
он всем "естественным", ибо естественное - живое и потому конкретно и
невместимо в понятия, а интеллигент хочет всюду видеть лишь искусственное,
лишь формулы и понятия, а не жизнь, и притом свои. Восемнадцатый век,
бывший веком интеллигентщины по преимуществу и не без основания называемый
"веком просвещения", конечно, "просвещения" интеллигентского, сознательно
ставил себе целью: "Все искусственное, ничего естественного".
"Искусственная природа в виде подстриженных садов, искусственный язык,
искусственные нравы, искусственная революционная государственность,
искусственная религия. Точку на этом устремлении к искусственности и
механичности поставил величайший представитель интеллигентщины - Кант, в
котором, начиная от привычек жизни и кончая высшими принципами философии,
не было -да и не должно было быть по его же замыслу - ничего естественного.
Если угодно, в этой механизации всей жизни есть своя - страшная -
грандиозность, веяние Падшего Денницы; но все эти затеи, конечно, все же
держаться лишь тем творчеством, которое они воруют у данной Богом жизни".
А падший Денница - ведь ангел Зла. Вольтерьянцы, масоны и их
духовные чада и были всегда во власти веяний исходивших от Падшего Денницы.
В духовных тенетах духа Зла оказываются и духовные потомки русского
вольтерьянства и масонства - члены Ордена Р. И.
VI
"Масонство есть антицерковь, церковь ереси", - такое утверждение
можно прочесть во французском масонском журнале "Акация", в номере за
октябрь 1902 года.
"Торжество Галилеянина продолжалось двадцать веков, - говорил масон
Дельпеш на масонском конвенте в 1902 году, - ныне и Ему настала очередь
сгинуть". "Он уходит в предания веков вслед за божествами Индии, Египта,
Греции и Рима. Франкмасоны! Мне приятно здесь отметить, что мы не
беспричастны к этой гибели лжепророков. С того дня, как образовалось
масонское общество, римская церковь, основанная на галилейском мифе, стала
быстро приходить в упадок".
В декларации Совета Ордена Великий Восток Франции написано:
"Масонство не признает никаких истин кроме тех, которые основаны на разуме
и науке".
В книге масона Клавеля "Красочная история франкмасонства"
указывается: "Рыцарь Солнца (28 степень) имеет задачей установление
натуральной религии на развалинах существующих ныне христианских религий".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Сын нижегородского священника Добролюбов в юности - "чистенький и
аккуратный семинарист, верующий в Бога". Его юношеский дневник
свидетельствует о его склонности к аскетизму. Писарев одно время был членом
христианско-аскетического "Общества мыслящих людей".
Желябов заявил на суде: "Крещен в Православии, но православие
отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. Эта сущность учения
среди моих нравственных побуждений занимает почетное место. Я верю в
истинность и справедливость этого учения и торжественно признаю, ЧТО ВЕРА
БЕЗ ДЕЛ МЕРТВА ЕСТЬ и что всякий истинный христианин должен бороться за
правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать,
такова моя вера" (Воронский. Желябов).
На начальном этапе своего идейного развития, эти слова Желябова мог
повторить почти каждый из юношей-идеалистов - членов Ордена Р. И. Описывая
увлечения утопическим социализмом в конце сороковых годов Достоевский
вспоминает: "Тогда понималось дело еще в самом РОЗОВОМ и
РАЙСКИ-НРАВСТВЕННОМ СВЕТЕ. Действительно правда, что зарождавшийся
социализм сравнивался тогда, даже некоторыми из коноводов его, с
христианством и принимался лишь за ПОПРАВКУ И УЛУЧШЕНИЕ ПОСЛЕДНЕГО,
сообразно веку и цивилизации. Все тогдашние новые идеи нам в Петербурге
ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и,
главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения".
III
"Исторические истоки русского нигилизма восходят к вольнодумному
кружку вельмож Екатерины II, т. е. к французскому просветительству 18-го
века, - пишет С. Франк в статье "Исторический смысл русской революции". -
Ведь именно это вольнодумное "вольтерьянство" дворянства посеяло первые
семена нигилизма в России, и корни от них постепенно проходили во все более
глубокие слои русской почвы, захватив во второй половине 19-го века
"разночинцев" - единственный в России промежуточный слой между дворянством
и народом, - породив в нем нигилизм 60-х годов и революционный радикализм
70-х годов и к началу 20-го века достигнув последних глубин народных масс.
Но в известном смысле этот нигилизм имеет еще более отдаленного
предшественника в России.
Век Екатерины невозможен был без духа Петра Великого и его реформ.
Гениальный (?) государственный реформатор России в каком-то смысле был
бесспорно первым русским нигилистом: недаром большевики еще при последнем
ограблении церквей с удовольствием ссылались на его пример". "Сочетание
бесшабашной удали, непостижимого для европейца дерзновения святотатства и
кощунства, смелого радикализма в ломке традиционных устоев с глубокой и
наивной верой в цивилизацию и в рационально-государственное устроение жизни
бесспорно роднит, несмотря на все различия, - достаточно очевидные, чтобы о
них стоило упоминать, - Петра Великого с современных русским большевизмом.
Но Петр Великий есть русское отражение западного рационализма 17
века, века Декарта и Гуго Греция, восстания Нидерландов и английской
пуританской революции. И снова мы чувствуем: в нынешней русской революции
подведен какой-то итог общеевропейского духовного развития последних веков.
Мне кажется, что если вдуматься достаточно глубоко и окинуть широким
взором общеевропейское (в том числе и русское) историческое прошлое, то мы
увидим, что русская революция есть последнее завершение и заключительный
итог того грандиозного восстания человечества, которое началось в эпоху
ренессанса и заполняет собою всю так называемую "новую историю"... "в
русской революции подведен итог более чем четырехвековому
духовно-историческому развитию западного человека" (Сб. "Проблемы русского
религиозного сознания", стр. 301 и 317).
Одновременно, скажем мы, это идейный итог многовековой работы
европейского масонства по разложению католичества и европейских монархий.
Причины умственного помешательства вольтерьянством, Ключевский
объясняет так:
"Дворянство спокойно и беззаботно пользовалось чужим трудом с тех
пор, как исправник и предводитель вместе с губернатором обеспечили его сон
от призраков пугачевщины. Таким образом дворянство почувствовало себя без
серьезного дела: вот важный факт, признаки которого становятся заметны с
половины XVIII века. Это дворянское безделье, политическое и хозяйственное,
и стало основанием, на котором во второй половине века складывалось
любопытное общежитие и своеобразными нравами, отношениями и вкусами. Когда
люди отрываются от действительности, от жизни какой живет окружающая их
масса, они создают себе искусственное общежитие, которое заполняют
призрачными интересами, привыкая игнорировать действительные явления, как
чужие сны, а собственные грезы принимая за действительность. ТАКОЕ
ОБЩЕЖИТИЕ ЗАВЯЗЫВАЕТСЯ СРЕДИ РУССКОГО ДВОРЯНСТВА С ТЕХ ПОР, КАК СОСЛОВИЕ
ПОЧУВСТВОВАЛО СЕБЯ НА ДОСУГЕ". (Курс Русской Истории. ч. V, стр. 117. Изд.
1922 г.)
В сочинениях французских философов-просветителей (часть которых были
масоны. - Б. Б.) "удары направленные против живых и могущественных еще
остатков феодальной и католической старины, сопровождались обильным потоком
общих идей, общих мест. Эти общие идеи или общие места имели там, на своей
родине понятный условный смысл: там никто не забывал настоящего
практического значения свободы, равенства и других отвлеченных терминов,
которые противопоставляли существующим отношениям. Этими общими местами,
возвышенными отвлеченными терминами прикрывались очень реальные и часто
довольно низменные интересы обиженных классов общества.
Образованное русское дворянское общество было чуждо этих интересов.
Здесь нечего было разрушать, нужно было, напротив, все созидать, чтобы
устранить слишком новые, вчерашние злоупотребления, вкравшиеся в русскую
жизнь, и эти злоупотребления шли всего более от того самого сословия, верхи
которого так опрометчиво увлеклись модными либеральными произведениями
французской литературы. В таком положении из всего содержания этой
литературы ТОЛЬКО ОБЩИЕ МЕСТА, ОТВЛЕЧЕННЫЕ ТЕРМИНЫ и могли быть усвоены
русскими дворянскими умами. Но понятные в связи с живыми местными
интересами, эти условные общие места и отвлеченные термины, оторванные от
своей почвы, превращались в безусловные политические и моральные догматы,
которые заучивались без размышления и еще более отдаляли пропитавшиеся ими
умы от окружающей жизни, с которой они не имели ничего общего. Вот почему
наплыв этих идей из-за границы сопровождался у нас чрезвычайно важными
последствиями, УПАДКОМ ОХОТЫ К РАЗМЫШЛЕНИЮ И УТРАТОЙ ПОНИМАНИЯ ЖИВОЙ
РУССКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.
...Чужие слова и идеи избавляли образованное русское общество от
необходимости размышлять, как даровой крепостной труд избавлял его от
необходимости работать". (Там же, стр. 117).
"...Осадком этого влияния в русском обществе остался политический и
нравственный либерализм, не продуманный и не применимый ни в какой почве.
Этот либерализм выражался часто в самых детских формах. Во французской
биографии русской дамы, пользовавшейся потом известностью в парижском
образованном свете, генеральши Свечиной, биограф, член французской академии
гр. де Фаллу, передает такой любопытный случай. Свечина, урожденная
Соймонова, была дочь влиятельного частного секретаря Екатерины, имевшего по
должности квартиру во дворце. Раз летом, в 1789 году, воротившись вечером,
Соймонов застал в своей квартире иллюминацию и спросил семилетнюю дочь, что
это значит. "Как же, папа, не признавать падение Бастилии и освобождение
бедных французских узников", - был ответ. Можно понять, о чем толковали
взрослые, среди которых вращалась девочка. Но господство этого либерализма
ни к чему не обязывало и ничему не научало: под новыми словами, новыми
вкусами и понятиями скрывалась прежняя черствость и грубость гражданского и
нравственного чувства, и эта черствость иногда обнаруживалась в самых
отталкивающих формах. Кн. Дашкова, в молодости так увлекавшаяся французской
литературой, блиставшая на директорском кресле Академии Наук, под старость,
поселившись в Москве, очерствела до того, что все свои чувства
сосредоточила на крысах, которых сумела приручить: она почти никого не
принимала, равнодушно относилась к судьбе своих детей, дралась с прислугой,
но несчастье с крысой трогало ее до глубины души. Начать Вольтером и
кончить ручной крысой умели только люди Екатерининского времени".
"Словом, у нас никогда не было такого цивилизованного варварства,
какое царило во второй половине XVIII в. Равнодушие к окружающему и утрата
чутья родной действительности были последним результатом умственного и
нравственного движения в дворянском обществе".
IV
"Непонимание действительности, - указывает О. Ключевский, -
постепенно развилось в более горькое чувство, и чем успешнее русский ум
XVIII и XIX столетий усваивал себе плоды чужих идей, тем скучнее и
непригляднее казалась ему своя родная действительность. Она была так
непохожа на мир, в котором выросли его идеи. Он никак не мог примириться с
родной обстановкой, и ему ни разу не пришло в голову, что эту обстановку он
может улучшить упорным трудом, чтобы приблизить ее к любимым идеям, что и
на Западе эти идеи не вычитаны в уютном кабинете, а выработаны потом и
политы кровью.
Так как его умственное содержание давалось ему легко, так как он
брал его за деньги, как брал все из магазина, то он не мог подумать, что
идея есть результат упорного и тяжелого труда поколений. Почувствовав
отвращение к родной действительности, русский образованный ум должен был
почувствовать себя одиноким. В мире у него не было почвы. Та почва, на
которой он срывал философские цветки, была ему чужда, а та, на которой он
стоял, совсем не давала цветов. Тогда им овладела та космополитическая
беспредельная скорбь, которая так пышно развивалась в образованных людях
нашего века".
Вот откуда идут декабристы, а раньше их течения, возглавляемые
Радищевым и Новиковым, а за ними Обломовы, Онегины, Печорины, Тентениковы,
Бельтовы и пр. Оценка русской истории из хода европейской истории и
европейских идей поставила русского интеллигента в нелепое отношение к
русской действительности. "Для нас важно, - пишет В. Ключевский, - в какое
отношение к действительности ставили русского человека заграничные идеи.
Между первой и последней не было ничего общего! Русская действительность
создавалась без всякой связи с действительностью Западной Европы. Русские
народные понятия текли не из тех источников, из которых вытекали идеи
французской просветительной литературы. Русский образованный человек
вращался в русской действительности, на его плечах тяготели факты русского
прошлого, от которого он никуда уйти не мог, ибо эти факты находились в нем
самом, а ум его наполнен был содержанием совсем другого происхождения,
совсем другого мира.
Это очень неестественное положение. Обыкновенно общество и отдельные
лица, вращались среди внешних явлений и отношений, для оценки их имеют и
свои понятия и чувства. Но эти понятия и чувства родственны по
происхождению с окружающими явлениями и отношениями. Это просто осадок
житейских наблюдений. Значит, в каждом правильно сложившемся миросозерцании
факты и идеи должны иметь одно происхождение, и только при таком родстве
могут помогать друг другу, - ибо факты умеряют идеи, а идеи регулируют
факты. Русский образованный ум в XVIII в. стал в трагикомическое положение:
он знал факты одной действительности, а питался идеями другой. Начала у
него не сходились и не могли сойтись с концами. Вот когда зародилась
умственная болезнь, которая потом тяготела над всеми нисходящими
поколениями, если мы только не признаемся, что она тяготеет над нами и по
сие время. Наши общие идеи не имеют ничего общего с нашими наблюдениями -
мы плохо знаем русские факты и очень хорошо нерусские идеи".
V
"Я, как ваятель, как золотых дел мастер, старательно леплю и
вырезываю к всячески украшаю тот кубок, в котором сам же подношу себе
отраву". Приведя это признание Тургенева, митр. Анастасий замечает в своей
книге "Беседы с собственным сердцем": "Вот исповедь русского интеллигента,
типичным воплощением которого был сам автор этих слов - Тургенев.
Утонченная отрава - это роковой удел нашей интеллигенции. Ей не дано
ощутить цветение и аромата жизни, которыми наслаждаются люди цельного духа.
Так паук извлекает яд из цветка, дающего пчеле нектар".
Отец Павел Флоренский в книге "Столп и утверждение истины"
противопоставляет православное жизнепонимание "брезгливому интеллигентскому
мирочувствию или, скорее, интеллигентскому миробесчувствию". Масонство
преследует цель превратить людей в духовных роботов. Добиться этого оно
может только создав тип человека духовно оторванного от мира
сверхъестественного и мира естественного, вполне удовлетворяющего
пребывание в искусственном мире созданном человеческим разумом.
Внушая неверие в мир сверхъестественный, масоны, и их духовные
помощники, выдают себя за поклонников мира естественного. Но это только
очередная ложь. Человек, находящийся во власти иллюзий, созданных в
масонских идейных лабораториях, не любит ни сверхъестественный, ни
естественный мир, а любит неестественный, искусственный мир, созданный
разумом.
Таково жестокое наказание гордыни всех, поставивших человеческий
разум выше Бога. Отказавшись от сверхъестественного, они лишаются
возможности быть и органической частью естественного мира, обрекаются на
веру в неестественное, и на прозябание в неестественном мире, созданном
религиозными, политическими и социальными фантастами.
Характеризуя духовный облик русского интеллигента, О. П. Флоренский
пишет: "Рассудочник интеллигент на словах "любит" весь мир и все считает
"естественным", но на деле он ненавидит весь мир в его конкретной жизни и
хотел бы уничтожить его, - с тем, чтобы вместо мира поставить понятие
своего рассудка, т.е., в сущности, свое самоутверждающееся Я; и гнушается
он всем "естественным", ибо естественное - живое и потому конкретно и
невместимо в понятия, а интеллигент хочет всюду видеть лишь искусственное,
лишь формулы и понятия, а не жизнь, и притом свои. Восемнадцатый век,
бывший веком интеллигентщины по преимуществу и не без основания называемый
"веком просвещения", конечно, "просвещения" интеллигентского, сознательно
ставил себе целью: "Все искусственное, ничего естественного".
"Искусственная природа в виде подстриженных садов, искусственный язык,
искусственные нравы, искусственная революционная государственность,
искусственная религия. Точку на этом устремлении к искусственности и
механичности поставил величайший представитель интеллигентщины - Кант, в
котором, начиная от привычек жизни и кончая высшими принципами философии,
не было -да и не должно было быть по его же замыслу - ничего естественного.
Если угодно, в этой механизации всей жизни есть своя - страшная -
грандиозность, веяние Падшего Денницы; но все эти затеи, конечно, все же
держаться лишь тем творчеством, которое они воруют у данной Богом жизни".
А падший Денница - ведь ангел Зла. Вольтерьянцы, масоны и их
духовные чада и были всегда во власти веяний исходивших от Падшего Денницы.
В духовных тенетах духа Зла оказываются и духовные потомки русского
вольтерьянства и масонства - члены Ордена Р. И.
VI
"Масонство есть антицерковь, церковь ереси", - такое утверждение
можно прочесть во французском масонском журнале "Акация", в номере за
октябрь 1902 года.
"Торжество Галилеянина продолжалось двадцать веков, - говорил масон
Дельпеш на масонском конвенте в 1902 году, - ныне и Ему настала очередь
сгинуть". "Он уходит в предания веков вслед за божествами Индии, Египта,
Греции и Рима. Франкмасоны! Мне приятно здесь отметить, что мы не
беспричастны к этой гибели лжепророков. С того дня, как образовалось
масонское общество, римская церковь, основанная на галилейском мифе, стала
быстро приходить в упадок".
В декларации Совета Ордена Великий Восток Франции написано:
"Масонство не признает никаких истин кроме тех, которые основаны на разуме
и науке".
В книге масона Клавеля "Красочная история франкмасонства"
указывается: "Рыцарь Солнца (28 степень) имеет задачей установление
натуральной религии на развалинах существующих ныне христианских религий".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167