София Карамзина пишет
своему сыну Андрею: "В понедельник были похороны, то есть отпевание.
Собралась огромная толпа, все хотели присутствовать, целые департаменты
просили разрешения не работать в этот день, чтобы иметь возможность пойти
на панихиду, пришла вся Академия, артисты, студенты университета, все
русские актеры. Церковь на Конюшенной невелика, поэтому впускали только
тех, кто имел билеты, иными словами исключительно высшее общество и
дипломатический корпус, который явился в полном составе... "
Как мы видим Герцен лжет, как и всегда, когда изображает Россию его
дней. Дело с похоронами Пушкина обстояло совсем не так, как он описывает.
Но тем не менее похороны Пушкина не носили характера торжественных похорон
великого народного поэта павшего от руки убийцы. Но виноват в этом вовсе не
Николай I, а опять все тот же Бенкендорф. Он убедил царя, что друзья и
почитатели Пушкина составили заговор и возможно будут пытаться вызвать
возмущение против правительства во время всенародных похорон. Опираясь на
поступившие будто бы донесения секретных агентов Бенкендорф настаивал,
чтобы похороны Пушкина были проведены как можно скромнее. У своей квартиры
и у квартиры Геккерна, Бенкендорф поставил охрану. Печати было запрещено им
помещать статьи восхваляющие Пушкина. Бенкендорф всячески пытался
подчеркнуть опасность момента.
"Из толков не имевших между собою никакой связи, - пишет Жуковский
Бенкендорфу после похорон, - она (полиция. - Б. Б.) сделала заговор с
политической целью и в заговорщики произвела друзей Пушкина".
"Объявили, что мера эта была принята в видах обеспечения
общественной безопасности, - пишет П. Вяземский великому князю Михаилу
Павловичу 14-го февраля 1837 г., - так как толпа, будто бы, намеревалась
разбить оконные стекла в домах вдовы и Геккерна. Друзей покойного вперед
уже заподозрили самым оскорбительным образом; осмелились со всей подлостью,
на которую были способны, приписать им намерение учинить скандал, навязывая
им чувства, враждебные властям, утверждая, что не друга, не поэта
оплакивали они, а политического деятеля. В день, предшествовавший ночи, на
которую назначен был вынос тела, в доме, где собралось человек десять
друзей и близких Пушкина, чтобы отдать ему последний долг, в маленькой
гостиной, где все мы находились, очутился корпус жандармов. Без
преувеличения можно сказать, что у гроба собирались в большом количестве не
друзья, а жандармы..."
Бенкендорф продолжал мстить и мертвому Пушкину. Николай I предложил
Жуковскому уничтожить все оставшиеся после Пушкина бумаги, которые могли бы
повредить памяти поэта. Бенкендорф убедил Николая I, что прежде чем жечь
бумаги предосудительные для памяти Пушкина необходимо, чтобы он все же
прочел их. "Гр. Бенкендорф ложно осведомлял Государя, что у Пушкина есть
предосудительные рукописи и что друзья Пушкина постараются их
распространить среди общества. Граф Бенкендорф не остановился даже перед
обвинением Жуковского в похищении бумаг из кабинета Пушкина" (В. Иванов.
Пушкин и масонство, стр. 115).
Вот кто, виноват в создании разного рода препятствий для того, чтобы
похороны Пушкина не были проведены более достойным образом, а вовсе не
мнимая ревность Николая I к славе Пушкина.
В написанном, но не отправленном Бенкендорфу письме Жуковский пишет:
"Я перечитал все письма им (Пушкиным) от Вашего сиятельства полученные: во
всех в них, должен сказать, выражается благое намерение. Но сердце мое
сжималось при этом чтении. Во все эти двенадцать лет, прошедшие с той
минуты, в которую Государь, так великодушно его простил, ЕГО ПОЛОЖЕНИЕ НЕ
ИЗМЕНИЛОСЬ: он все был, как буйный мальчик, которому страшились дать волю,
под страшным мучительным надзором. Он написал "Годунова", "Полтаву", свои
оды "Клеветникам России", "На взятие Варшавы"...а в осуждение о нем
указывали на его оду "К свободе", "Кинжал", написанный в 1820 г. и в
36-летнем Пушкине видели 22-летнего Пушкина. Подумайте сами, каково было
Вам, когда бы Вы в зрелых летах были обременены такой сетью, видели каждый
Ваш шаг истолкованный предубеждением, не имели возможности переменить место
без навлечения на себя подозрения или укора... Вы делали свои выговоры... а
эти выговоры, для Вас столь мелкие, определяли целую жизнь его; нельзя было
тронуться свободно с места, он лишен был возможности видеть Европу, ему
нельзя было своим друзьям и избранному обществу читать свои произведения, в
каждых стихах его, напечатанных не им, а издателем альманаха с дозволения
цензуры, было видно возмущение.
Позвольте сказать искренно. Государь хотел своим особенным
покровительством остепенить Пушкина и в то же время дать его Гению полное
развитие, а Вы из сего покровительства сделали надзор, который всегда
притеснителен, сколь бы впрочем ни был кроток и благороден".
Лермонтов имел все основания писать в стихотворении "На смерть
поэта":
А вы надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов.
Вы жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, гения и славы палачи.
Высший свет узнав о смертельном ранении Пушкина радовался, что ранен
он, а не Дантес. "При наличии в высшем обществе малого представления о
гении Пушкина и его деятельности, - доносил своему правительству посланник
Саксонии барон Лютцероде, - не надо удивляться, что только не многие
окружали его смертный одр в то время как нидерландское посольство
атаковывалось обществом, выражавшим свою радость по поводу столь
счастливого спасения элегантного молодого человека". О том же самом
позорном явлении сообщал своему правительству и прусский посланник:
"Некоторые из коноводов нашего общества, - пишет кн. Вяземский, - в
которых ничего нет русского, которые и не читали Пушкина, кроме
произведений подобранных недоброжелателями и тайной полицией, не приняли
никакого участия во всеобщей скорби. Хуже того - они оскорбляли, чернили
его. Клевета продолжала терзать память Пушкина, как при жизни терзала его
душу. Жалели о судьбе интересного Геккерна (Дантеса), для Пушкина не
находили ничего, кроме хулы. Несколько гостиных сделали из него предмет
своих ПАРТИЙНЫХ ИНТЕРЕСОВ и споров". Не великосветские же круги, наоборот,
восприняли смерть Пушкина как национальную потерю. "Громко кричали о том,
что был безнаказанно убит человек, с которым исчезла одна из самых светлых
национальных слав, - доносил прусский посланник Либерман... - Думаю, что со
времени смерти Пушкина и до перенесения его праха в церковь, в его доме
перебывало до 50 тысяч лиц всех состояний".
Ложь о том, что будто бы истинным убийцей Пушкина является Николай I
разоблачается и письмами современников, и письмами Николая I, и его
действительным отношением к гибели великого поэта. В письме к А. О.
Смирновой Николай I писал:
"Рука, державшая пистолет, направленный на нашего великого поэта,
принадлежала человеку, совершенно неспособному оценить того, в которого он
целил. Эта рука не дрогнула от сознания величия того гения, голос которого
он заставил замолкнуть". На докладе Генерал-Аудитората по делу Дантеса
Николай I наложил резолюцию: "Быть по сему, но рядового Геккерна (Дантеса),
как не русского подданного выслать с жандармом за границу, отобрав
офицерский патент".
В беседе с графом П. Д. Киселевым, Государь сказал ему:
"Он погиб. Арендт (доктор) пишет, что Пушкин проживет еще лишь
несколько часов. Я теряю в нем самого замечательного человека в России".
Пушкин был один из немногих людей эпохи который ясно сознавал
величие Николая, как государственного деятеля, а Николай I с момента своей
первой встречи в Чудовом монастыре ясно сознавал величие пушкинского гения.
* * *
Несколько лет назад в архиве Нижне-Тагильского завода на Урале
найдены письма С. Н. Карамзиной и Е. А. Карамзиной, в которых содержится
много неизвестных ранее данных о дуэли Пушкина и его смерти. Екатерина
Андреевна Карамзина пишет: "Государь вел себя по отношению к нему и ко всей
его семье как Ангел. Пушкин после истории со своей первой дуэлью обещал
Государю не драться больше ни под каким предлогом и теперь, будучи
смертельно ранен, послал доброго Жуковского просить прощения у Государя в
том, что не сдержал слова. Государь ответил ему письмом в таких выражениях:
"Если судьба нас уже более в сем мире не сведет, то прими мое и совершенное
прощение и последний совет: умереть христианином. Что касается до жены и до
детей твоих, ты можешь быть спокоен, я беру на себя устроить их судьбу".
После смерти Пушкина царь заплатил 100.000 рублей, которые Пушкин
был должен разным лицам. Приказал выдать семье Пушкина 10.000 рублей и
назначил жене и детям большую пенсию. Приказал издать собрание сочинений
Пушкина за счет государства,
XII
Смерть Пушкина была непоправимой, трагической потерей для России.
"...в Пушкине родились все течения русской мысли и жизни, он поставил
проблему России. и уже самой постановкой вопроса предопределил и способы
его разрешения. О пророческом даре Пушкина свидетельствует сам пророк пар
экселленсе Достоевский:
"Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания
нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого
столетия с Петровской реформы, и появление его сильно способствует
освещению тесной дороги нашей новым направляющим светом. В этом то смысле
Пушкин есть пророчество и указание" (А. Ющенко. Пророческий дар русской
литературы. Париж - Нью Йорк). Из-за преждевременной смерти Пушкину не
удалось утвердить в русском образованном обществе силой своего гения тот
истинно русский строй души и русского мировоззрения, к которым он пришел
сам в зрелом возрасте, и этим уничтожить только зарождавшийся Орден Р. И.
Заканчивая свою знаменитую речь на пушкинских. торжествах в Москве 8
июня 1880 года Достоевский сказал:
"Если бы он жил дольше, может быть, явил бы бессмертные и великие
образы души русской, уже понятные нашим европейским братьям, привлек бы их
к нам гораздо более и ближе, чем теперь, может быть, успел бы им разъяснить
всю правду стремлений наших. и они уже более понимали бы нас чем теперь,
стали бы нас предугадывать, перестали бы на нас смотреть столь недоверчиво
и высокомерно, как теперь еще смотрят.
Жил бы Пушкин долее, так и между нами было бы, может быть, менее
недоразумений, споров, чем видим теперь".
Место, которое законно принадлежит Пушкину, как духовному вождю
начавшей изживать трагические духовные последствия Петровской революции
России, занял один из руководителей Ордена ярый ненавистник русских
традиций - В. Белинский. "Будь жив Пушкин, верно указывает Н. О. Лернер в
своем исследовании о Белинском, - Белинский перешел бы в его "Современник"
(А не к Краевскому).
Со смертью Пушкина Россия потеряла духовного вождя, который мог бы
увести ее с навязанного Петром I ложного пути подражания европейской
культуре. Но Пушкин был намеренно убит врагами того национального
направления. которое он выражал, и после его смерти, - на смену
запрещенному масонству поднялся его духовный отпрыск - Орден Русской
Интеллигенции. Интеллигенция сделала символом своей веры - все европейские
философские и политические учения, опиравшиеся на основные масонские идеи,
и с яростным фанатизмом повела всех членов Ордена на дальнейший штурм
Православия и Самодержавия.
"После Пушкина, рассорившись с царями, русская интеллигенция
потеряла вкус к имперским проблемам, к национальным и международным
проблемам вообще. Темы политического освобождения и социальной
справедливости завладело ею всецело, до умоисступления. С точки зрения
гуманитарной и либеральной, осуждалась империя, вся империя как насилие над
народами, - пишет видный член Ордена наших дней Г. Федотов в книге "Новый
Град".
"С весьма малой погрешностью можно утверждать, - пишет Г. Федотов, -
русская интеллигенция рождается в год смерти Пушкина. Вольнодумец (?),
бунтарь(?), декабрист (?) Пушкин ни в одно мгновение своей жизни не может
быть поставлен в связь с этой замечательной исторической формацией -
русской интеллигенцией". А эта мнимо замечательная историческая формация
была ничем иным, как духовным заместителем запрещенного в России масонства,
все идеи которого она слепо восприняла. С появлением Ордена Р. И. все
русские традиции окончательно были преданы забвению. Ничто русское не
заслуживало ни любви, ни уважения.
В. Розанов совершенно правильно отметил, что "Россия, большинство
русских людей, в заурядных своих частях, которые трудятся, у которых есть
практика жизни, и теория не стала жизнью, она спокойно и до конца может
питаться и жить одним Пушкиным, то есть Пушкин может быть таким же духовным
родителем для России, как для Греции был до самого конца Гомер". "Первая
заслуга великого поэта, - сказал Островский о Пушкине , - заключается в
том, что чрез него умнеет все, что МОЖЕТ поумнеть".
Но трагедия России заключается в том, что преобладающая часть
образованного общества воспитанного на идеях масонства и вольтерьянства не
смогла поумнеть через Пушкина. Образованное общество стало учиться не у
Пушкина, а у идеологов масонствующего Ордена Р. И., которые по отношению к
Пушкину являлись людьми только второго и третьего сорта, хотя они были и
более образованы чем последующие поколения интеллигентов. Орден Р. И.
сделал все для того, чтобы исказить и скрыть подлинный идейный облик
Пушкина.
Пушкин был творцом, а не разрушителем. Эта основная черта его
личности отталкивала от себя всех членов Ордена, какого бы политического
направления они не были, потому что чертой объединявшей всех интеллигентов
в единое духовное целое была цель уничтожения исторической России. Вот чем
объясняется, что русская интеллигенция несколько раз переживала многолетние
периоды отрицания Пушкина,
"Вот, например, несколько "перлов" вышедших из-под пера одного из
"идеологов" Ордена - Писарева:
"О Пушкине до сих пор бродят в обществе разные нелепые слухи,
пущенные в ход эстетическими критиками... Говорят, например, что Пушкин
великий поэт и все этому верят. А на проверку выходит, что Пушкин просто
великий стилист и больше ничего" ("Реалисты). "Пушкин пользуется своей
художественностью, как средством посвятить всю читающую Россию в печальные
тайны своей внутренней пустоты, своей духовной нищеты и своего внутреннего
бессилия... Для тех людей, в которых произведения Пушкина не возбуждают
истерической зевоты, эти произведения оказываются вернейшим средством
притупить здоровый ум и усыпить человеческое чувство... Воспитывать молодых
людей на Пушкине - значит готовить из них трутней или... сибаритов" (Пушкин
и Белинский"),
За три года до Пушкинских празднеств, когда Достоевский заявил на
похоронах Некрасова, что он второй поэт после Пушкина, то члены Ордена
завопили в ответ:
- Он для нас выше Пушкина. Пушкин и Лермонтов - это "байронисты".
- Нет он ниже Пушкина, - твердо возразил Достоевский.
Чернышевский в своих критических статьях утверждал, что "русская
литература занялась делом лишь с появлением Гоголя.
"Мы не должны забывать, - говорил Тургенев в своей речи на открытии
памятника Пушкину, - что несколько поколений подряд прошли перед нашими
глазами, - поколений, для которых само имя Пушкина было не что иное, как
только имя в числе других обреченных забвению имен". Л. Толстой отказался
принять участие в праздновании, - заявив, что все это "одна комедия". Был
заражен отрицанием Пушкина, даже такой правый мыслитель, как К. Леонтьев,
называвший творческий гений Пушкина, "чувственно-языческим" и даже
"демонически пышным". Л. Толстой с радостью писал Страхову, что "Пушкина
период умер" и разделял точку зрения саратовского мещанина протестовавшего
против сооружения памятника Пушкина, поскольку он не был ни святым, ни
полководцем.
В "Серебряный век" русской культуры, члены Ордена, начали признавать
опять как будто Пушкина, но пороли, как всегда, по его адресу несусветную
чушь. Адвокат Спасович заболтался до того, что обнаружил у Пушкина
..."мелкий ум". Мережковский в силу неудержимого стремления всегда и во
всем быть оригинальным обнаружил в миросозерцании Пушкина борьбу между
язычником и галилеянином и победу над галилеянином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
своему сыну Андрею: "В понедельник были похороны, то есть отпевание.
Собралась огромная толпа, все хотели присутствовать, целые департаменты
просили разрешения не работать в этот день, чтобы иметь возможность пойти
на панихиду, пришла вся Академия, артисты, студенты университета, все
русские актеры. Церковь на Конюшенной невелика, поэтому впускали только
тех, кто имел билеты, иными словами исключительно высшее общество и
дипломатический корпус, который явился в полном составе... "
Как мы видим Герцен лжет, как и всегда, когда изображает Россию его
дней. Дело с похоронами Пушкина обстояло совсем не так, как он описывает.
Но тем не менее похороны Пушкина не носили характера торжественных похорон
великого народного поэта павшего от руки убийцы. Но виноват в этом вовсе не
Николай I, а опять все тот же Бенкендорф. Он убедил царя, что друзья и
почитатели Пушкина составили заговор и возможно будут пытаться вызвать
возмущение против правительства во время всенародных похорон. Опираясь на
поступившие будто бы донесения секретных агентов Бенкендорф настаивал,
чтобы похороны Пушкина были проведены как можно скромнее. У своей квартиры
и у квартиры Геккерна, Бенкендорф поставил охрану. Печати было запрещено им
помещать статьи восхваляющие Пушкина. Бенкендорф всячески пытался
подчеркнуть опасность момента.
"Из толков не имевших между собою никакой связи, - пишет Жуковский
Бенкендорфу после похорон, - она (полиция. - Б. Б.) сделала заговор с
политической целью и в заговорщики произвела друзей Пушкина".
"Объявили, что мера эта была принята в видах обеспечения
общественной безопасности, - пишет П. Вяземский великому князю Михаилу
Павловичу 14-го февраля 1837 г., - так как толпа, будто бы, намеревалась
разбить оконные стекла в домах вдовы и Геккерна. Друзей покойного вперед
уже заподозрили самым оскорбительным образом; осмелились со всей подлостью,
на которую были способны, приписать им намерение учинить скандал, навязывая
им чувства, враждебные властям, утверждая, что не друга, не поэта
оплакивали они, а политического деятеля. В день, предшествовавший ночи, на
которую назначен был вынос тела, в доме, где собралось человек десять
друзей и близких Пушкина, чтобы отдать ему последний долг, в маленькой
гостиной, где все мы находились, очутился корпус жандармов. Без
преувеличения можно сказать, что у гроба собирались в большом количестве не
друзья, а жандармы..."
Бенкендорф продолжал мстить и мертвому Пушкину. Николай I предложил
Жуковскому уничтожить все оставшиеся после Пушкина бумаги, которые могли бы
повредить памяти поэта. Бенкендорф убедил Николая I, что прежде чем жечь
бумаги предосудительные для памяти Пушкина необходимо, чтобы он все же
прочел их. "Гр. Бенкендорф ложно осведомлял Государя, что у Пушкина есть
предосудительные рукописи и что друзья Пушкина постараются их
распространить среди общества. Граф Бенкендорф не остановился даже перед
обвинением Жуковского в похищении бумаг из кабинета Пушкина" (В. Иванов.
Пушкин и масонство, стр. 115).
Вот кто, виноват в создании разного рода препятствий для того, чтобы
похороны Пушкина не были проведены более достойным образом, а вовсе не
мнимая ревность Николая I к славе Пушкина.
В написанном, но не отправленном Бенкендорфу письме Жуковский пишет:
"Я перечитал все письма им (Пушкиным) от Вашего сиятельства полученные: во
всех в них, должен сказать, выражается благое намерение. Но сердце мое
сжималось при этом чтении. Во все эти двенадцать лет, прошедшие с той
минуты, в которую Государь, так великодушно его простил, ЕГО ПОЛОЖЕНИЕ НЕ
ИЗМЕНИЛОСЬ: он все был, как буйный мальчик, которому страшились дать волю,
под страшным мучительным надзором. Он написал "Годунова", "Полтаву", свои
оды "Клеветникам России", "На взятие Варшавы"...а в осуждение о нем
указывали на его оду "К свободе", "Кинжал", написанный в 1820 г. и в
36-летнем Пушкине видели 22-летнего Пушкина. Подумайте сами, каково было
Вам, когда бы Вы в зрелых летах были обременены такой сетью, видели каждый
Ваш шаг истолкованный предубеждением, не имели возможности переменить место
без навлечения на себя подозрения или укора... Вы делали свои выговоры... а
эти выговоры, для Вас столь мелкие, определяли целую жизнь его; нельзя было
тронуться свободно с места, он лишен был возможности видеть Европу, ему
нельзя было своим друзьям и избранному обществу читать свои произведения, в
каждых стихах его, напечатанных не им, а издателем альманаха с дозволения
цензуры, было видно возмущение.
Позвольте сказать искренно. Государь хотел своим особенным
покровительством остепенить Пушкина и в то же время дать его Гению полное
развитие, а Вы из сего покровительства сделали надзор, который всегда
притеснителен, сколь бы впрочем ни был кроток и благороден".
Лермонтов имел все основания писать в стихотворении "На смерть
поэта":
А вы надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов.
Вы жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, гения и славы палачи.
Высший свет узнав о смертельном ранении Пушкина радовался, что ранен
он, а не Дантес. "При наличии в высшем обществе малого представления о
гении Пушкина и его деятельности, - доносил своему правительству посланник
Саксонии барон Лютцероде, - не надо удивляться, что только не многие
окружали его смертный одр в то время как нидерландское посольство
атаковывалось обществом, выражавшим свою радость по поводу столь
счастливого спасения элегантного молодого человека". О том же самом
позорном явлении сообщал своему правительству и прусский посланник:
"Некоторые из коноводов нашего общества, - пишет кн. Вяземский, - в
которых ничего нет русского, которые и не читали Пушкина, кроме
произведений подобранных недоброжелателями и тайной полицией, не приняли
никакого участия во всеобщей скорби. Хуже того - они оскорбляли, чернили
его. Клевета продолжала терзать память Пушкина, как при жизни терзала его
душу. Жалели о судьбе интересного Геккерна (Дантеса), для Пушкина не
находили ничего, кроме хулы. Несколько гостиных сделали из него предмет
своих ПАРТИЙНЫХ ИНТЕРЕСОВ и споров". Не великосветские же круги, наоборот,
восприняли смерть Пушкина как национальную потерю. "Громко кричали о том,
что был безнаказанно убит человек, с которым исчезла одна из самых светлых
национальных слав, - доносил прусский посланник Либерман... - Думаю, что со
времени смерти Пушкина и до перенесения его праха в церковь, в его доме
перебывало до 50 тысяч лиц всех состояний".
Ложь о том, что будто бы истинным убийцей Пушкина является Николай I
разоблачается и письмами современников, и письмами Николая I, и его
действительным отношением к гибели великого поэта. В письме к А. О.
Смирновой Николай I писал:
"Рука, державшая пистолет, направленный на нашего великого поэта,
принадлежала человеку, совершенно неспособному оценить того, в которого он
целил. Эта рука не дрогнула от сознания величия того гения, голос которого
он заставил замолкнуть". На докладе Генерал-Аудитората по делу Дантеса
Николай I наложил резолюцию: "Быть по сему, но рядового Геккерна (Дантеса),
как не русского подданного выслать с жандармом за границу, отобрав
офицерский патент".
В беседе с графом П. Д. Киселевым, Государь сказал ему:
"Он погиб. Арендт (доктор) пишет, что Пушкин проживет еще лишь
несколько часов. Я теряю в нем самого замечательного человека в России".
Пушкин был один из немногих людей эпохи который ясно сознавал
величие Николая, как государственного деятеля, а Николай I с момента своей
первой встречи в Чудовом монастыре ясно сознавал величие пушкинского гения.
* * *
Несколько лет назад в архиве Нижне-Тагильского завода на Урале
найдены письма С. Н. Карамзиной и Е. А. Карамзиной, в которых содержится
много неизвестных ранее данных о дуэли Пушкина и его смерти. Екатерина
Андреевна Карамзина пишет: "Государь вел себя по отношению к нему и ко всей
его семье как Ангел. Пушкин после истории со своей первой дуэлью обещал
Государю не драться больше ни под каким предлогом и теперь, будучи
смертельно ранен, послал доброго Жуковского просить прощения у Государя в
том, что не сдержал слова. Государь ответил ему письмом в таких выражениях:
"Если судьба нас уже более в сем мире не сведет, то прими мое и совершенное
прощение и последний совет: умереть христианином. Что касается до жены и до
детей твоих, ты можешь быть спокоен, я беру на себя устроить их судьбу".
После смерти Пушкина царь заплатил 100.000 рублей, которые Пушкин
был должен разным лицам. Приказал выдать семье Пушкина 10.000 рублей и
назначил жене и детям большую пенсию. Приказал издать собрание сочинений
Пушкина за счет государства,
XII
Смерть Пушкина была непоправимой, трагической потерей для России.
"...в Пушкине родились все течения русской мысли и жизни, он поставил
проблему России. и уже самой постановкой вопроса предопределил и способы
его разрешения. О пророческом даре Пушкина свидетельствует сам пророк пар
экселленсе Достоевский:
"Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания
нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого
столетия с Петровской реформы, и появление его сильно способствует
освещению тесной дороги нашей новым направляющим светом. В этом то смысле
Пушкин есть пророчество и указание" (А. Ющенко. Пророческий дар русской
литературы. Париж - Нью Йорк). Из-за преждевременной смерти Пушкину не
удалось утвердить в русском образованном обществе силой своего гения тот
истинно русский строй души и русского мировоззрения, к которым он пришел
сам в зрелом возрасте, и этим уничтожить только зарождавшийся Орден Р. И.
Заканчивая свою знаменитую речь на пушкинских. торжествах в Москве 8
июня 1880 года Достоевский сказал:
"Если бы он жил дольше, может быть, явил бы бессмертные и великие
образы души русской, уже понятные нашим европейским братьям, привлек бы их
к нам гораздо более и ближе, чем теперь, может быть, успел бы им разъяснить
всю правду стремлений наших. и они уже более понимали бы нас чем теперь,
стали бы нас предугадывать, перестали бы на нас смотреть столь недоверчиво
и высокомерно, как теперь еще смотрят.
Жил бы Пушкин долее, так и между нами было бы, может быть, менее
недоразумений, споров, чем видим теперь".
Место, которое законно принадлежит Пушкину, как духовному вождю
начавшей изживать трагические духовные последствия Петровской революции
России, занял один из руководителей Ордена ярый ненавистник русских
традиций - В. Белинский. "Будь жив Пушкин, верно указывает Н. О. Лернер в
своем исследовании о Белинском, - Белинский перешел бы в его "Современник"
(А не к Краевскому).
Со смертью Пушкина Россия потеряла духовного вождя, который мог бы
увести ее с навязанного Петром I ложного пути подражания европейской
культуре. Но Пушкин был намеренно убит врагами того национального
направления. которое он выражал, и после его смерти, - на смену
запрещенному масонству поднялся его духовный отпрыск - Орден Русской
Интеллигенции. Интеллигенция сделала символом своей веры - все европейские
философские и политические учения, опиравшиеся на основные масонские идеи,
и с яростным фанатизмом повела всех членов Ордена на дальнейший штурм
Православия и Самодержавия.
"После Пушкина, рассорившись с царями, русская интеллигенция
потеряла вкус к имперским проблемам, к национальным и международным
проблемам вообще. Темы политического освобождения и социальной
справедливости завладело ею всецело, до умоисступления. С точки зрения
гуманитарной и либеральной, осуждалась империя, вся империя как насилие над
народами, - пишет видный член Ордена наших дней Г. Федотов в книге "Новый
Град".
"С весьма малой погрешностью можно утверждать, - пишет Г. Федотов, -
русская интеллигенция рождается в год смерти Пушкина. Вольнодумец (?),
бунтарь(?), декабрист (?) Пушкин ни в одно мгновение своей жизни не может
быть поставлен в связь с этой замечательной исторической формацией -
русской интеллигенцией". А эта мнимо замечательная историческая формация
была ничем иным, как духовным заместителем запрещенного в России масонства,
все идеи которого она слепо восприняла. С появлением Ордена Р. И. все
русские традиции окончательно были преданы забвению. Ничто русское не
заслуживало ни любви, ни уважения.
В. Розанов совершенно правильно отметил, что "Россия, большинство
русских людей, в заурядных своих частях, которые трудятся, у которых есть
практика жизни, и теория не стала жизнью, она спокойно и до конца может
питаться и жить одним Пушкиным, то есть Пушкин может быть таким же духовным
родителем для России, как для Греции был до самого конца Гомер". "Первая
заслуга великого поэта, - сказал Островский о Пушкине , - заключается в
том, что чрез него умнеет все, что МОЖЕТ поумнеть".
Но трагедия России заключается в том, что преобладающая часть
образованного общества воспитанного на идеях масонства и вольтерьянства не
смогла поумнеть через Пушкина. Образованное общество стало учиться не у
Пушкина, а у идеологов масонствующего Ордена Р. И., которые по отношению к
Пушкину являлись людьми только второго и третьего сорта, хотя они были и
более образованы чем последующие поколения интеллигентов. Орден Р. И.
сделал все для того, чтобы исказить и скрыть подлинный идейный облик
Пушкина.
Пушкин был творцом, а не разрушителем. Эта основная черта его
личности отталкивала от себя всех членов Ордена, какого бы политического
направления они не были, потому что чертой объединявшей всех интеллигентов
в единое духовное целое была цель уничтожения исторической России. Вот чем
объясняется, что русская интеллигенция несколько раз переживала многолетние
периоды отрицания Пушкина,
"Вот, например, несколько "перлов" вышедших из-под пера одного из
"идеологов" Ордена - Писарева:
"О Пушкине до сих пор бродят в обществе разные нелепые слухи,
пущенные в ход эстетическими критиками... Говорят, например, что Пушкин
великий поэт и все этому верят. А на проверку выходит, что Пушкин просто
великий стилист и больше ничего" ("Реалисты). "Пушкин пользуется своей
художественностью, как средством посвятить всю читающую Россию в печальные
тайны своей внутренней пустоты, своей духовной нищеты и своего внутреннего
бессилия... Для тех людей, в которых произведения Пушкина не возбуждают
истерической зевоты, эти произведения оказываются вернейшим средством
притупить здоровый ум и усыпить человеческое чувство... Воспитывать молодых
людей на Пушкине - значит готовить из них трутней или... сибаритов" (Пушкин
и Белинский"),
За три года до Пушкинских празднеств, когда Достоевский заявил на
похоронах Некрасова, что он второй поэт после Пушкина, то члены Ордена
завопили в ответ:
- Он для нас выше Пушкина. Пушкин и Лермонтов - это "байронисты".
- Нет он ниже Пушкина, - твердо возразил Достоевский.
Чернышевский в своих критических статьях утверждал, что "русская
литература занялась делом лишь с появлением Гоголя.
"Мы не должны забывать, - говорил Тургенев в своей речи на открытии
памятника Пушкину, - что несколько поколений подряд прошли перед нашими
глазами, - поколений, для которых само имя Пушкина было не что иное, как
только имя в числе других обреченных забвению имен". Л. Толстой отказался
принять участие в праздновании, - заявив, что все это "одна комедия". Был
заражен отрицанием Пушкина, даже такой правый мыслитель, как К. Леонтьев,
называвший творческий гений Пушкина, "чувственно-языческим" и даже
"демонически пышным". Л. Толстой с радостью писал Страхову, что "Пушкина
период умер" и разделял точку зрения саратовского мещанина протестовавшего
против сооружения памятника Пушкина, поскольку он не был ни святым, ни
полководцем.
В "Серебряный век" русской культуры, члены Ордена, начали признавать
опять как будто Пушкина, но пороли, как всегда, по его адресу несусветную
чушь. Адвокат Спасович заболтался до того, что обнаружил у Пушкина
..."мелкий ум". Мережковский в силу неудержимого стремления всегда и во
всем быть оригинальным обнаружил в миросозерцании Пушкина борьбу между
язычником и галилеянином и победу над галилеянином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167