Во время Пушкина изучение русской истории и памятников древней русской
письменности, только что начиналось и много Пушкин не мог знать. Но благодаря
своему огромному уму, он тем не менее, ясно и верно понимал, что ход
исторического развития России был совершенно иной, чем историческое развитие
Европы. Будучи еще совершенно юным в своих "Исторических замечаниях" написанных
в 1822 г., он тем не менее верно указывает, что: "Греческое вероисповедание,
отдельное от прочих, дает нам ОСОБЕННЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР. В России влияние
духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях
римско-католических: "...Мы были обязаны монахам нашей историей, следственно и
просвещением".
В статье "Отчуждение России от Европы" Пушкин высказывает следующее о
результатах отделения Киевской Руси от Европы, с которой до нашествия татар она
находилась в теснейших политических и культурных сношениях: "Долго Россия была
совершенно отделена от судеб Европы. (Зачеркнуто: "Она совершила свое
предназначение. С XI века, приняв христианстве из Византии, она не участвовала в
умственной деятельности католического мира в эпоху Возрождения латинской
Европы"). Ее широкие равнины поглотили силу монголов и остановили их
разрушительное нашествие. Варвары, не осмелясь оставить у себя в тылу
порабощенную Русь, возвратились в степи своего Востока. Христианское просвещение
было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей, как еще недавно
утверждали европейские журналы: но Европа, в отношении России, всегда была столь
же невежественна, как и неблагодарна".
"Гизо объясняет одно из событий христианской истории, — европейское
просвещение. Он обретает его зародыш, описывает постепенное развитие и, отклоняя
все отдаленное, случайное и постороннее, доводит до нас сквозь ряд темных и
кровавых, тяжелых и расцветающих веков.
Вы поняли все достоинство французского историка, поймите ж и то, что
Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою, что история ее
требует другой мысли, другой формулы, чем мысли и формулы, выведенные Гизотом из
истории христианского Запада".

VII. ОТНОШЕНИЕ ПУШКИНА К САМОДЕРЖАВИЮ

"Изучение истории Смуты приводит его к одному убеждению, которое является
позднее основным для его политического мировоззрения, — к убеждению, что
монархия есть в народном сознании фундамент русской политической жизни". (С.
Франк).
Утверждая о том, что Пушкин в зрелом возрасте был монархистом можно
сослаться на следующее свидетельство Гоголя:
Вот что писал Гоголь в своем письме к В. А. Жуковскому, помещенном под
названием "О лиризме наших поэтов" в "Выбранных местах из переписки с друзьями":
"...Как умно определял Пушкин значение полномощного монарха! И как он
вообще был умен во всем, что ни говорил в последнее время своей жизни! "Зачем
нужно, — говорил он, — чтобы один из нас стал выше всех и даже выше самого
закона? Затем, что закон — дерево; в законе слышит человек что-то жестокое и
небратское. С одним буквально исполнением закона не далеко уйдешь; нарушить же,
или исполнить его никто из нас не должен: для этого-то и нужна высшая милость,
умягчающая закон, которая может явиться людям только в одной полномощной власти.
Государство без полномощного монарха — автомат: много-много, если оно достигнет
того, чего достигли Соединенные Штаты. А что такое Соединенные Штаты?
Мертвечина. Человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит.
Государство без полномощного монарха то же, что оркестр без капельмейстера: как
ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них ни одного такого, который
бы движением палочки всему подавал знак, никуда не пойдет концерт. (А, кажется,
он сам ничего не делает, не играет ни на каком инструменте, только слегка
помахивает палочкой, да поглядывает на всех, и уже один взгляд его достаточен на
то, чтобы умягчить, в том и другом месте, какой-нибудь шершавый звук, который
испустил бы иной дурак-барабанщик или неуклюжий тулумбас). При нем и мастерская
скрипка не смеет слишком разгуляться на счет других: блюдет он общий строй,
всего оживитель, верховодец верховного согласия!" Как метко выражался Пушкин!
Как понимал он значение великих истин!"
"Можно сказать, — замечает С. Франк, — что этот взгляд Пушкина на
прогрессивную роль монархии в России есть некоторый уникум в истории русской
политической мысли XIX века. Он не имеет ничего общего ни с официальным
монархизмом самих правительственных кругов, ни с романтическим,
априорно-философским монархизмом славянофилов, ни с монархизмом реакционного
типа. Вера Пушкина в монархию основана на историческом размышлении и
государственной мудрости и связана с любовью к свободе и культуре".
"Его символ веры, — указывает известный пушкинист М. Л. Гофман, —
заключался для него в трех словах — Бог, Родина, Царь. Последний должен быть
самодержавным монархом, наделенным безграничной властью, больше отцом Родины,
чем ее слугой (с Иоанна Грозного не существовало более убежденного воспевателя
самодержавия, чем Николай I). (М. А. Гофман. Драма Пушкина. "Возрождение".
Тетрадь 62).
"...Прежде всего Пушкин в отношении русской политической жизни —
убежденный монархист, как уже было указано выше. Этот монархизм Пушкина не есть
просто преклонение перед незыблемым в тогдашнюю эпоху фактом, перед несокрушимой
в то время мощью монархического начала (не говоря уже о том, что благородство,
независимость и абсолютная правдивость Пушкина совершенно исключают подозрение о
каких-либо лично-корыстолюбивых мотивах этого взгляда у Пушкина). Монархизм
Пушкина есть глубокое внутреннее убеждение, основанное на историческом и
политическом сознании необходимости и полезности монархии в России —
свидетельство необычайной объективности поэта, сперва гонимого царским
правительством, а потом всегда раздражаемого мелочной подозрительностью и
враждебностью".
"В отношении же России, Пушкин в зрелую эпоху никогда не был
конституционалистом, а — хотя с существенными оговорками, о которых ниже — был,
в общем скорее сторонником самодержавной монархии. В политическом мировоззрении
Пушкина можно наметить лишь немногие общие принципы — в высшей степени
оригинальные, не укладывающие в программу какой-либо партии XIX века". (С.
Франк, Пушкин, как политический мыслитель).
Пушкин прекрасно понимал то, что до сих пор не могут понять многие левые,
что недостатки русской жизни объясняются отнюдь не наличием самодержавия. Что
одна смена самодержавия ничего не даст, что чернь всегда будет худшим тираном,
чем царь.
Зависеть от царей, — зависеть от народа —
Не все ли мне равно?..

VIII. ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ МИРОВОЗЗРЕНИЯ ПУШКИНА

Великий поэт понимал, что многие из его современников предъявляют русской
действительности часто такие требования, какие не выдержит ни одно государство
на свете. Коснувшись в 1832 году характера зарождавшегося русского либерализма
Пушкин пророчески заметил, что в России очень много людей "стоящих в оппозиции
не к правительству, а к России".
Пушкин, как позднее Гоголь, ясно сознавал, что добиваться улучшения жизни
в России должно и нужно, но нельзя в жертву иллюзорным политическим мечтам и
политическому фанатизму приносить Россию, созданную жертвенным трудом многих
поколений русских людей. Пушкин чувствовал свою кровную связь с национальным
государством и самодержавием, создавшим это государство. Эта основная черта
политического мировоззрения зрелого Пушкина всегда раздражала членов Ордена. В
силу именно этой причины русская интеллигенция несколько раз переживала
многолетние периоды отрицания Пушкина.
..."Борис Годунов" с его Пименом, это не что иное, как яркое отображение
древней Святой Руси; от нее, от ее древних летописцев, от их мудрой простоты,
"от их усердия, можно сказать, набожности, к власти Царя, данной от Бога", он
сам почерпнул эту инстинктивную народную любовь к русской Монархии и русским
Государям. Его светлый, трезвый государственный смысл вместе с благородною
правдивостью и честностью сердца, заставлявшими его добросовестно углубляться в
изучение родной истории и современной ему иноземной политической жизни,
постепенно превратили в нем это полусознательное чувство в сознательное твердое
убеждение". (Митрополит Анастасий. Пушкин в его отношении к религии и
Православной Церкви).
"...Общим фундаментом политического мировоззрения Пушкина было
национально-патриотическое умонастроение, оформленное как государственное
сознание. Этим был обусловлен его прежде всего страстный постоянный интерес к
внешне-политической судьбе России. В этом отношении Пушкин представляет в
истории русской политической мысли совершенный уникум, среди независимых и
оппозиционно настроенных русских писателей XIX века. Пушкин был одним из
немногих людей, который оставался в этом смысле верен идеалам своей первой
юности — идеалам поколения, в начале жизни пережившего патриотическое
возбуждение 1812-15 годов. Большинство сверстников Пушкина к концу 20-х и в 30-х
годах утратило это государственно-патриотическое сознание — отчасти в силу
властвовавшего над русскими умами в течение всего XIX века инстинктивного
ощущения непоколебимой государственной прочности России, отчасти по
свойственному уже тогда русской интеллигенции сентиментальному космополитизму и
государственному бессмыслию", (С. Франк. Пушкин, как политический мыслитель).
В сороковых годах Печорин уже писал:
Как сладостно отчизну ненавидеть
И жадно ждать ее уничтоженья!
И в разрушении отчизны видеть
Всемирную денницу возрожденья.
IX. ОТНОШЕНИЕ ПУШКИНА К ДЕМОКРАТИИ

За два года до смерти (в 1835 году), в заметке "Об истории поэзии
Шевырева", то есть имея уже совершенно сложившееся законченное мировоззрение,
Пушкин писал: "...Франция, средоточие Европы, представительница жизни
общественной, жизни — все вместе — эгоистической и народной. В ней науки и
поэзии не цели, а средства. Народ властвует в ней отвратительною властию
демократии".
Так высказывался умнейший человек России о самой "блистательной"
демократии в современной ему Европе. Это не случайное мимолетное мнение. Это
обычная позиция, которую занимает зрелый Пушкин к демократическому образу
правления.
Если Пушкин очень невысокого мнения о французской демократии, то не
лучшего мнения он и о демократическом образе правления, которое существует в
Новом Свете, в Соединенных Штатах. В большой критической статье о мемуарах Джона
Тренера, Пушкин пишет:
"...С некоторого времени Северо-Американские Штаты обращают на себя в
Европе внимание людей наиболее мыслящих. Не политическое происшествие тому
виною: Америка спокойно совершает свое поприще, доныне безопасная и цветущая,
сильная миром, упроченным ей географическим ее положением, гордая своими
учреждениями. Но несколько глубоких умов в недавнее время занялись исследованием
нравов и постановлений американских, и их наблюдения возбудили снова вопросы,
которые полагали давно уже решенными. Уважение к сему новому народу и к его
уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколебалось".
Дальше Пушкин, о котором Гоголь сказал, что "раз это Пушкин сказал,
значит это уж верно", дает следующую резкую характеристику порядкам,
существовавшим в современных ему Соединенных Штатах:
"С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее
жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное,
бескорыстное, все возвышающее душу человеческую, подавленное неумолимым эгоизмом
и страстию к довольству (комфорт); большинство, нагло притесняющие общество;
рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе,
не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны
управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству,
принужденный к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан,
дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой: такова
картина Американских Штатов, недавно выставленная перед нами".
Пушкин разоблачает лицемерие жизни в Соединенных Штатах с большой силой.
Пушкин ясно предвидел во что выльется в дальнейшем лицемерие примитивной
американской демократии, о которой в дальнейшем с негодованием выступали Виктор
Гюго, Чарльз Диккенс, Кнут Гамсун и многие другие европейские и американские
писатели.
Пушкин ясно отдает себе отчет в том, что демократический образ правления
это хороший выход из легких затруднений: в творческие силы демократии созревший
духовно Пушкин не верит: "Во все времена, — говорил Пушкин А. О. Смирновой, —
были избранные, предводители; это восходит от Ноя и Авраама. Разумная воля
единиц или меньшинства управляла человечеством. В массе воли разъединены, и тот
кто владеет ею, — сольет их воедино! Роковым образом, при всех видах правления,
люди подчинялись меньшинству или единицам, так что слово демократия в известном
смысле, представляется мне бессодержательным и лишенным почвы. В сущности
неравенство есть закон природы. В виду разнообразия талантов, даже физических
способностей, в человеческой массе нет единообразия; следовательно, нет и
равенства. Все перемены к добру или худу затевало меньшинство; толпа шла по
стопам его, как панургово стадо. Чтобы убить Цезаря, нужны были только Брут и
Кассий; чтоб убить Тарквиния достаточно одного Брута. Единицы совершали все
великие дела истории. Воля создавала, разрушала, преобразовывала. Ничто не может
быть интереснее святых — этих людей с чрезвычайно сильной волей. За этими людьми
шли, их поддерживали, но первое слово всегда было сказано ими.
Все это является прямой противоположностью демократической системе,
недопускающей единиц — этой естественной аристократии. Не думаю, чтоб мир мог
увидеть конец того, что исходит из глубины человеческой природы, что, кроме
того, существует и в природе — неравенства".
Из этого взгляда и вытекает презрение и ненависть Пушкина к демократии,
то есть к господству слепой массы в государственной жизни. А какие
отвратительные формы, приобретает власть массы, знает каждый из нас, имеющий
несчастье жить в эпоху, когда во всех государствах большую роль играют в
политике человек массы. Вспомните, что пишет об этом человеке массы знаменитый
испанский философ Ортега в книге "Восстание массы".

X. ОТНОШЕНИЕ ПУШКИНА К "ВЕКУ ПРОСВЕЩЕНИЯ" И К РЕВОЛЮЦИИ, КАК СПОСОБУ УЛУЧШЕНИЯ
ЖИЗНИ

"Что нужно Лондону — то рано для Москвы"
А. С. Пушкин

В пору духовной зрелости Пушкин был противником переустройства жизни с
помощью революции. Пушкин никогда не был революционером. Месяц спустя после
восстания декабристов, он писал Дельвигу: "...Никогда я не проповедовал ни
возмущения, ни революций — напротив". "Уже во время жизни в Михайловском у
Пушкина выработалась "какая-то совершенно исключительная нравственная и
государственная зрелость, беспартийно-человеческий, исторический,
"шекспировский" взгляд на политическую бурю декабря 1825 г." (С. Франк. Пушкин,
как пол. мыс. стр. 24). Отношение Пушкина к "веку просвещения" и идейной основе
французской революции, — учению философов — просветителей мы можем узнать из
статьи "О русской литературе с очерком французской" и из других его статей,
заметок и художественных произведений. Умственно созрев Пушкин осуждает
философов-"просветителей" за их политический и нравственный цинизм. Своего
прежнего кумира Вольтера он называет "фернейским шутом". "Гуманизм сделал
французов язычниками",— сказал Пушкин Смирновой. У него не было двойной морали,
применяющей разные мерки к деятелям и героям революции и к их несчастным
жертвам. Даже в таком раннем, незрелом произведении, как ода "Вольность",
написанная по словам Тырковой в 1817 году, и имевшем целью воспеть свободу и
дать урок царям, он выносит одинаково суровый приговор и монархам, если они,
пренебрегая законом, обращают — свою власть в жестокую тиранию, и тем, кто
поднимает на них предательскую кровавую руку мести: последних он сравнивает с
"янычарами", считая их "стыдом и ужасом" наших дней. Устами А. Шенье, казненного
во время французской революции, он разоблачает ложь и обман последней, которая,
подняв восстание во имя свободы, утопила ее в крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16