— Выемка оселка, твердое кольцо, горе щита, сосулька битвы, — перебирал он тихо. — Нет, нет, все это не годится. Слишком обычно. Только в прошлом году Оттар Черный использовал эти кеннинги.Мне стало ясно, что он пытается найти новый кеннинг к слову «меч».— Херфид! — громко окликнул я, нарушив ход его мысли.Он поднял голову, раздраженный непрошеным вторжением, но как только понял, кто стоит перед ним, к нему сразу же вернулось его обычное добродушие.— А, это ты, Торгильс! Рад тебя видеть, хотя дом этот утратил весь свой блеск с тех пор, как все скальды отплыли вместе с королем в датский поход. Боюсь, напрасно я притащил тебя сюда — здесь нам ничего не перепадет. Пока Кнут не вернется, не видать нам королевского покровительства, а до тех пор едва ли нам удастся найти кого-то, кто готов заплатить за хорошие хвалебные стихи. Одна надежда — эти важные ярлы, коих он оставил здесь, в Англии, — вдруг среди них отыщется человек достаточно развитый, чтобы пожелать чего-то искусно сочиненного на старый лад. Однако насколько мне удалось выяснить, все они тут невежды. Их ценят за воинские доблести, а не за тонкое понимание стихосложения.— А королева? — спросил я с нарочитым безразличием. — Разве ей не нужны стихи?Херфид неверно меня понял.— Королева! — фыркнул он. — Ей потребны лишь новые молитвы да еще, может быть, эти их ужасные гимны — сплошные повторы на один распев, замечательно нудные штуки. И у нее хватает священников, чтобы снабжать ее этим. Да она, пожалуй, упадет в обморок от одного лишь упоминания имени кого-нибудь из асов. Она просто терпеть не может старых богов.— Я имел в виду не королеву Эмму, — сказал я. — Я имел в виду другую — Эльфгифу.— Ах, вот ты о ком. Я мало что о ней знаю. Она по большей части держится в тени. Да и все едино — королевы не нанимают скальдов. Их больше интересуют любовные песни под арфу и всякие такие безделушки.— А что насчет Торкеля, временного правителя? Насколько я понимаю, Кнут, уезжая, оставил страну на Торкеля. Разве он не оценит парочку хвалебных стихов? Все тут толкуют, что он старой закваски, настоящий викинг. Сражается как наемник, полностью предан исконной вере и носит на груди молот Тора.— Да, пожалуй, — согласился Херфид, слегка взбодрившись. — Слышал бы ты, как он ругается, когда зол. В ярости он поминает больше имен старых богов, чем даже мне известно. И еще он то и дело хулит этих священников Белого Христа. Говорят, будто, будучи пьян, он называет королеву Эмму не иначе, как « Bakrauf ». Надеюсь, мало кто из саксов слышал это, а кто слышал — не понял.Я-то хорошо понял, что он имеет в виду. На севере так называют иссохшую старую ведьму, жену тролля, а само имя значит — «дырявая задница».— Так почему бы тебе не войти в дом Торкеля в качестве скальда? — настаивал я.— Это мысль, — поразмыслил Херфид. — Только тут следует быть осторожным. Если до Кнута дойдет, что наместник окружает себя королевскими знаками, вроде личного скальда, он ведь может подумать, что наместник слишком занесся и сам желает стать королем Англии. Кнут оставил Торкеля присматривать за воинскими делами, твердой рукой улаживать всякие местные волнения и все такое, а за все прочее, включая законы, отвечает архиепископ Вульфстан. Весьма точно рассчитанное равновесие: за язычником присматривает христианин. — Херфид, будучи человеком добрым, вздохнул. — Как бы там ни было, коль скоро я и договорюсь с Торкелем, у тебя, боюсь, будет не слишком много возможностей сверкнуть в качестве моего ученика. Наместник не так богат, как король, и его щедрость меньше. Буду рад, коль ты останешься моим учеником, однако, полагаю, что платить я тебе не смогу. И то будет хорошо, коль нам хватит хотя бы на пропитание.Три дня спустя мальчик-слуга уладил мои затруднения, постучавши в дверь нашего жилища, — он принес весть для меня. Я должен явиться к управляющему королевы, королева отбывает на свою родину, в Нортгемптон, и меня включили в ее свиту. На сборы мне хватило минуты. Не считая повседневной бурой рубахи, башмаков и штанов, из одежды у меня всего и было, что наряд цветы сливы, подаренный мне Херфидом, дабы мог я появляться при дворе в приличном виде. Это платье я сунул в потертую суму из тяжелой кожи, саморучно сшитую мною в Ирландии, когда жил я там среди монахов. Я простился с Херфидом, пообещав ему, что постараюсь не терять его из вида. Он все еще пытался найти кеннинг, подходящий к размеру его стиха.— Что ты скажешь насчет «пламени смерти»? Это хороший кеннинг для слова «меч», — предложил я, повернулся и вышел, перебросив суму через плечо.Он смотрел на меня с улыбкой чистого восторга.— Прекрасно! — крикнул он мне вслед. — Подходит в точности. Мои уроки не прошли для тебя даром. Надеюсь, когда-нибудь твой словесный дар тебе пригодится.Свита Эльфгифу уже собралась на дворцовом дворе — четыре конных повозки на больших деревянных колесах, предназначенных для женщин и поклажи, с дюжину верховых лошадей, да еще два конника — телохранители Кнута. Эти последние были всего лишь почетной охраной, ибо со времени восшествия Кнута на престол дороги здесь стали на редкость безопасными. Англичане, изнуренные многолетней борьбой с набегами викингов или обременительной данью, данегельдом, «данскими деньгами», каковыми откупались от разорения, с радостью приняли бы любого властителя, лишь бы он принес им мир. Кнут же поступил еще лучше. Он пообещал править саксами по тем же законам, какие были у них при саксонском короле, и показал, что доверяет своим подданным, а заодно уменьшил налоговое бремя, отослав прочь наемное войско, неотесанных воинов, набранных в полудюжине стран по ту сторону Ла-Манша и Английского моря. Однако Кнут был слишком предусмотрителен, чтобы вовсе не защититься от вооруженных мятежников. Он окружил себя телохранителями, ближней дружиной — тремя сотнями воинов, вооруженных до зубов. От всякого, кто вступал в его ближнюю дружину, требовалось иметь при себе длинный обоюдоострый меч с рукоятью, выложенной золотом. Кнут прекрасно понимал, что лишь настоящий воин может обладать столь дорогим оружием, и только состоятельному человеку такое по средствам. Его дворцовая дружина набиралась из людей, посвятивших себя своему ремеслу, а ремеслом этим была война. Никогда еще англичане не видели столь сплоченной и смертоносной боевой силы, владеющей столь изящным оружием.Но вот что поразило меня в этих двух телохранителях, назначенных сопровождать королеву Эльфгифу, — оба были калеками. У одного вместо правой руки была палка, а второй потерял ногу ниже колена и ходил на деревянной. Впрочем, вспомнил я, Кнут забрал всю свою ближнюю дружину в датский поход — одни только калеки и остались. А на что способны они, я понял сразу же, когда увидел, как телохранители садятся в седла. Колченогий подошел, хромая, к лошади, и хотя ему мешал круглый деревянный щит, висящий на спине, наклонился, снял деревянную ногу и, держа ее в руке, покачался на своей единственной ноге, а потом оттолкнулся с силой и взлетел в седло. Сунув подменную ногу в кожаную петлю для сохранности, он опоясался кожаным ремнем, чтобы крепче держаться в седле.— Шевелись, хватит бездельничать. Пора ехать! — весело рявкнул он своему товарищу, который одной рукой и зубами развязал поводья своего коня и приготовился обмотать их вокруг деревяшки, заменяющей ему руку. — Даже Тюр не так мешкал перед Фенриром, когда на того надевали Глейпнир.— Заткнись, Трехногий, а не то я собью с твоей рожи дурацкую ухмылку, — последовал ответ, но я-то видел, что колченогий был польщен.И не даром ведь. Всякий исповедник исконной веры знает, что Тюр — наихрабрейший из старых богов, асов. Именно Тюр по доброй воле вызвался вложить руку в пасть Фенрира, дабы обмануть настороженного зверя, в то время как другие боги надевали Глейпнир, волшебные путы, на волка преисподней, чтобы обуздать его. Цверги сделали эти путы из шести волшебных составляющих — «звука кошачьих шагов, женской бороды, корней гор, медвежьих сухожилий, дыхания рыбы и плевка птицы », — и путы Глейпнир не порвались, даже когда волк преисподней почуял, как они стянулись на нем, и начал рваться изо всей своей ужасной силы. Тогда-то Тюр и потерял руку — ее откусил волк преисподней.Управляющий Эльфгифу неодобрительно оглядел меня.— Это ты Торгильс? — отрывисто спросил он. — Опаздываешь. Верхом ездить приходилось?Я осторожно кивнул. В Исландии мне доводилось ездить на крепких низкорослых исландских лошадках. Но они-то были столь низкорослы, что в случае падения нельзя было убиться, да дорог и там нет — тропинки по верещатникам, так что, ежели повезет, и не упадешь на камень, приземление бывает довольно мягким. Однако попытаться сесть на спину какого-нибудь злобного жеребца, вроде тех, на коих уже сидели оба телохранителя, — об этом и подумать было страшно. К счастью, управляющий кивнул в сторону лохматой и с виду безобидной кобылы, привязанной к задку одной из повозок. Старушка стояла, понурив голову.— Возьми эту скотину. Или топай пешком.Вскоре наш столь разнородный обоз с треском и цоканьем выехал из города, и я подумал уже, не изменились ли намерения Эльфгифу. Ибо моей обожаемой королевы нигде не было видно.Мы уже протащились миль пять, когда позади раздался грохот копыт, мчащихся стремительным галопом.— Вот и она, скачет валькирией, как обычно, — одобрительно бросил однорукий телохранитель своему сотоварищу, и оба они обернулись в седлах, глядя, как приближается молодая королева. Я тоже обернулся, сидя на своей ковыляющей животине, стараясь, чтобы мой явный интерес не был заметен, однако сердце у меня сильно билось. Вот она — сидит в седле по-мужски, распущенные волосы развеваются за плечами. Ревность обожгла меня — я увидел, что ее сопровождают двое или трое молодых знатных людей, судя по виду, саксов. Мгновение — и они пронеслись мимо, болтая и вскрикивая от восторга, и, заняв место во главе нашего маленького отряда, придержали своих лошадей, приноравливаясь к нашему неспешному движению. А я трюхал на своей кляче, и мне было жарко и стыдно. Разумеется, я и не ждал, что Эльфгифу будет на меня смотреть, но я столь страдал от любви, что все же надеялся, что она хоть мельком глянет на меня. Она же не обратила на меня никакого внимания.Четыре тягостных дня я держался в хвосте нашего маленького обоза, и единственное, что мне удавалось разглядеть время от времени — это ее стройную спину среди других всадников, едущих впереди. И всякий раз для меня было пыткой, когда кто-нибудь из молодых людей наклонялся к ней, о чем-то шепча, или когда я видел, как она, запрокинув голову, смеется в ответ на острое словцо. Закисая от ревности, пытался я вызнать, кто такие ее спутники, но мои товарищи по путешествию были не слишком разговорчивы. Только и сказали, что это высокородные саксы, отпрыски эрлов.Путешествие стало пыткой еще и по другой причине. Моя полудохлая кобыла оказалась самой неповоротливой и непослушной скотиной из всех тех, коим удалось избежать ножа мясника. Эта тварь ковыляла, топая так, что каждый удар копыта отзывался в моей хребтине. Седло, деревянное, из самых дешевых, тоже было орудием пытки. Я весь затекал так, что всякий раз, спешившись, хромал, подобно старику. Да и править ею было не легче. Приходилось бороться за каждый ярд, колотя пятками и охаживая по бокам эту сонную тварь, чтобы заставить ее подвигаться вперед. А уж коль скоро кобыла решала сойти с дороги и пожевать весеннюю травку, я никак не мог ее остановить. Я хлестал ее между ушами ореховым прутом, который срезал на такой случай, и тянул за поводья. Однако тварь эта только воротила свою мерзкую голову в сторону и продолжала шагать прямиком к своей цели. Случился и такой позор — она споткнулась, и мы оба растянулись на земле. Когда же кобыла наклоняла голову и принималась за еду, я был бессилен. Я натягивал поводья так, что рукам становилось больно, я пинал ее в ребра — никакого толку. Лишь наевшись досыта, упрямая тварь поднимала голову и тяжелым шагом возвращалась на дорогу, а я ругался в бешенстве.— Гляди, не отставай, — проворчал Однорукий, подъехав к хвосту обоза проверить, все ли в порядке. — Мне не нужны отставшие.— Прошу прощения, — отозвался я. — Мне трудно справиться с этой лошадью.— Коли это вообще лошадь, — заметил телохранитель, оглядывая безобразное чудовище. — В жизни не видел столь мерзкой клячи. У нее есть имя?— Не знаю, — сказал я, а потом добавил, не подумав: — Я называю ее Ярнвидья .Дружинник бросил на меня странный взгляд, потом развернулся и ускакал. Ярнвидья означает «Железная ведьма», и я не сообразил, что, как и Бакрауф, это имя жены тролля.Зато моя ленивая лошадь предоставляла мне достаточную возможность поглазеть на Англию. Несмотря на недавние войны, земля эта казалась на удивление процветающей. Деревни шли одна за другой. По большей части тамошняя деревня — это дюжина домов по сторонам грязной улицы, либо на перекрестке дорог, крыши соломенные, стены мазаные или тесовые, однако чистые и ухоженные. У многих, кроме амбаров, свинарников и сараев для овец, сзади и спереди имелись сады, а вокруг деревни — ухоженные поля, простирающиеся до опушки леса либо верещатника. В селеньях размером побольше встречался и дом побольше — дом местного вельможи с маленькой часовней или даже небольшая церковь, выстроенная из дерева. Кое-где я замечал каменщиков за работой, кладущих основания и стены храмов. Такое впечатление, что поклонение Белому Христу распространяется с удивительной быстротой по всей стране. И ни разу не встретилось места поклонения исконным богам, лишь истрепанные узкие полоски обетных лоскутов, висящих на каждом большом дубе, мимо которого мы проезжали, означавших, что исконная вера еще не исчезла.Дорога же, по которой мы ехали, была почти прямой, и это мне казалось странным. Дороги и тропы в Ирландии и в Исландии вьются и так, и сяк, держась возвышенностей, обходя болотистые места и самые непроходимые чащи. Английские же дороги прорезают местность напрямую или почти напрямую. Присмотревшись повнимательней, я понял, что наши тяжелые повозки, поскрипывая, катятся не просто по торной дороге, а по дороге построенной, даром что изрытой, избитой, но все же различимой, и на ней время от времени встречаются плиты мощения или насыпи.На мои расспросы мне ответили, что дорога эта, называемая Уотлинг-стрит, осталась со времен римлян, и хотя изначальные мосты и мощеные участки разрушились либо были размыты водой, в обязанность жителей местных деревень входит поддерживать и чинить дорогу. Надо думать, многие этой обязанностью пренебрегали — нам то и дело приходилось шлепать вброд либо платить перевозчикам, чтобы те перевезли нас через реку на маленьких баржах или гребных лодках.На таком вот броде отвратительная Ярнвидья в конце концов опозорила меня. Как обычно, она брела в хвосте обоза, как вдруг учуяла впереди воду. Испытывая жажду, она попросту бросилась вперед, обгоняя повозки и других лошадей. Эльфгифу и ее спутники уже добрались до брода, их лошади стояли на отмели, охлаждая ноги, а всадники тем временем беседовали. А я никак уже не мог справиться с кобылой, и мерзкая кляча, оскальзываясь, мчалась к берегу, грубо расталкивая лошадей. Напрасно я натягивал поводья — она прошлепала по отмели, поднимая чудовищными своими копытами фонтаны грязной воды, и забрызгала роскошные одежды благородных саксов и даже самой королевы. Вот тут-то скотина остановилась, погрузила свою мерзкую морду в воду и начала с шумом втягивать ее в себя, а я восседал на ее широкой спине, алый от смущения, а спутники Эльфгифу сердито смотрели на меня и счищали с себя грязь.На пятый день мы свернули с Уотлинг-стрит и поехали по большаку через густой березовый и дубовый лес, пока не добрались до нашей цели. Дом Эльфгифу был защищен лучше тех поселений, какие мы проезжали. Это было то, что саксы называют « burh », окруженный высокой земляной насыпью и тяжелым деревянным палисадом. Весь лес вокруг на расстоянии в сотню шагов был вырублен, чтобы лучники могли отразить нападение. Внутри вала все было устроено так, чтобы было где разместить правителя и его свиту — с общежитиями для прислуги и отдельными — для воинов, кладовые и большой пиршественный зал рядом с личными покоями господина — крепким главным домом. Когда наш отряд, покрытый дорожной грязью, въехал в главные ворота, обитатели выстроились в ряд, чтобы приветствовать нас. Все смешалось, кое-кого встречали объятьями после разлуки, иные сразу же занялись сплетнями и новостями, я же увидел, что оба телохранителя направились прямиком к главному дому, а Эльфгифу и ее придворные дамы, к моему великому разочарованию, исчезли в отдельно стоящем женском доме. Я спешился и потянулся, довольный тем, что наконец-то избавился от Железной ведьмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40