будут метаться по воде, обследовать оба берега, носиться вверх-вниз вдоль реки, не прекращая поисков потерянного следа.
Несколько минут спустя характер лая действительно изменился, однако не перешел на ноту разочарования, как того опасался Фрэнк Питере. Наоборот, это был взволнованный лай, который издают собаки, когда загоняют жертву в угол.
— Пойдемте, — произнес он, с трудом пустив рысью свое могучее тело. — Они что-то нашли!
Потребовалось не менее десяти минут, чтобы догнать собак. Но когда это им в конце концов удалось, их глазам открылась совсем не так картина, которую они ожидали увидеть. Едва Питере направил луч фонаря на предмет, отвлекший собак от работы, как застыл на месте и тихо выругался.
— Проклятие, — выдохнул он. — Взгляните.
Оливия Шербурн, подоспевшая последней, растолкала мужчин локтями, охваченная ужасом от того, что ей предстоит увидеть труп Джо Уилкенсона, распростертый на земле.
Но вместо этого она увидела тело Билла Сайкеса. Его толстая куртка была разодрана сверху донизу, кожа на спине висела клочьями, голова была неестественно вывернута и держалась на нескольких связках и разорванных мышцах. Не сомневаясь, что он мертв, она, тем не менее, упала на колени и машинально приложила руку к запястью, пытаясь нащупать пульс.
— Кто, черт возьми, мог это сделать? — прошептал Фрэнк Питере, не в состоянии оторвать взгляда от тела. Собаки, прекратившие в конце концов обследовать труп, крутились у его ног, нетерпеливо повизгивая.
И только Рик Мартин и Тони Молено уже знали ответ.
Отметины на теле Билла Сайкеса были почти идентичны тем, которые они видели на трупе Глена Фостера всего лишь пару ночей назад.
Что бы ни бродило по горам в окрестностях Сугарлоафа, оно вновь нанесло удар.
— Итак, — вздохнул Рик Мартин, — вот что мы сделаем. Я не хочу, чтобы здесь что-то трогали до тех пор, пока завтра утром сюда не прибудут ребята из Бойсе. Не хочу, чтобы нарушали следы, не хочу, чтобы прикасались к телу Сайкеса — ничего. Если где-то здесь кроется ключ к разгадке, я должен его найти, поэтому все должно оставаться на месте до завтрашнего утра. Тони, как смотришь на то, чтобы опять остаться здесь на ночь?
Молено пожал плечами.
— Я пережил одну ночь, надеюсь, что переживу и сегодняшнюю.
— Договорились. Разожги костер и смотри в оба. — Он переключил внимание на Фрэнка Питерса. — Есть шанс вновь вернуть собак на след?
Питере беспомощно развел руками.
— Попробую, но не уверен. — Минут двадцать водил он собак по участку, где был обнаружен Билл Сайкес, стараясь держаться подальше от тела, чтобы не отвлекать гончих запахом свежей крови и не затаптывать место убийства.
Но собакам не удалось напасть на след Джо Уилкенсона. Словно он растворился в ночной мгле.
Глава XVII
Первые лучи восходящего солнца, пробившись сквозь затянувшие небо свинцовые тучи, робко заскользили по неровным горным склонам, и казалось, будто едва заметный переход от черноты непроглядной ночи к хмурому серому утру вообще не имеет источника. Медленно выплывали из темноты призрачные очертания огромных величественных утесов и высоких деревьев, зеленым покрывалом окутавших горы от верхней границы леса до раскинувшейся внизу долины.
Джо Уилкенсон зарылся поглубже в постель, не желая выбираться из крепких объятий сна и пытаясь оттянуть момент пробуждения. Но когда утренний холод добрался наконец до его тела, он потянул на себя одеяло, крепко сжав его пальцами. Но что-то было не так — вместо привычной мягкости стеганного ватного одеяла, Джо почувствовал в руках что-то другое. И тут же проснулся, открыл глаза. Он лежал на боку, и первое, что увидел, было окно.
Окно без стекла в пустой раме.
Окно, которого не должно быть, потому что дома, в своей комнате, он его не мог видеть, лежа на левом боку. Пульс мальчика участился: он вдруг осознал, что кровать, на которой он спал, была чужой. У него болели все мышцы, и не только от холода, который, казалось, пробирал его с каждой секундой все сильнее и сильнее, до самых костей, но и от непривычной жесткости. Джо сел, и звериная шкура, которой он был накрыт, упала, а он задрожал еще сильнее от подувшего из окна холодного воздуха.
Где он?
Почему не дома?
Джо пытался вспомнить, что случилось прошлой ночью. Воспоминания возвращались к нему по частям, разрозненно.
Вчера вечером его вновь охватило это чувство.
Страшное чувство нервного возбуждения.
Потребность убежать в ночную мглу.
Он слышал голос, взывавший к нему, шептавший его имя.
Он пытался отгородиться от него. Но чем упорнее старался не слушать, тем настойчивее становился голос.
А не начал ли он действительно сходить с ума? Эта мысль испугала Джо больше, чем вселяющие ужас метаморфозы, происходящие с его разумом и телом.
А что если на сей раз наваждение не пройдет?
Что если ему придется всю оставшуюся жизнь прожить с этим чувством?
Его засадят в сумасшедший дом. Поместят в клинику вместе с другими безумцами и не выпустят оттуда.
Эмоции захлестнули его, и ему почудилось, будто он проваливается в темную бездну, на дне которой его поджидает невиданное чудовище, готовое напасть и, подобно спруту, опутать своими щупальцами, из которых ему никогда не вырваться.
В конце концов полная путаница в мыслях переросла в ярость, и он накричал на тетю Марианну, когда та зашла к нему в комнату.
Нет! Он вообще не кричал на тетю Марианну. Это была Алисон, она заходила к нему в комнату, а не тетя Марианна!
Воспоминания вновь затуманились, и ему приходилось напрягаться, чтобы вспомнить все. Алисон пришла к нему в комнату. Зачем? И почему он так разозлился на нее?
Джо пытался вспомнить, что она ему сказала, и не мог. Однако помнил, как лежал на кровати, смотрел на девочку и ненавидел...
Ненавидел Алисон?
Но это же безумие! Он не ненавидит Алисон. Она нравится ему. На самом деле, она нравится ему больше всех тех, кого Джо когда-либо знал. Вчера утром, когда она взяла его за руку, он почувствовал себя удивительно: как будто потеряло значение все то, что о нем говорили, и как относились к нему другие, все будет прекрасно до тех пор, пока с ним Алисон, которая держит его за руку.
А позже, вечером, он наговорил ей ужасные вещи — о ее матери и даже о ней самой. Сейчас в памяти всплывали обрывки разговора.
«...хочу, чтобы ты убиралась вон... хочу, чтобы вы все убирались вон... ненавижу вас всех!»
Он соскочил с постели, и он...
О Боже! Он набросился на Алисон!
Он не мог этого сделать! Он бы не сделал этого!
Но сидя на жесткой кровати в ледяной комнате, Джо знал, что сделал. Он подбежал к ней, чтобы схватить руками ее горло и стиснуть его.
И продолжать сжимать.
Но почему? Она же ничего ему не сделала! Она просто хотела поговорить с ним, выяснить, в чем дело, помочь ему!
А он пытался убить ее!
Но ей удалось вырваться от него! Он толкнул ее, она отлетела к стене и...
Джо вспомнил страшную, невыносимую боль, а потом он оказался на улице и побежал. С ним мчался Сторм, и было очень темно, но, несмотря на темноту ночи, он все видел.
Видел почти так же отчетливо, как и днем.
Но все его последующие воспоминания представляли собой лишь расплывчатые образы, которые мальчик едва мог уловить, а они вновь исчезали, ускользали от него, и он не успевал осознать их.
Где он находится? Завернувшись в звериную шкуру, Джо подошел к открытой двери и, выглянув на улицу, нахмурился. Поляна показалась ему знакомой, а когда он вышел наружу и обернулся, чтобы посмотреть на полуразвалившуюся хижину, в которой провел ночь, уже не сомневался, что был здесь раньше.
Когда?
Он вернулся в хижину, мучительно ища ответа, и вдруг вспомнил.
Позавчера.
Во вторник, во второй половине дня, когда он ходил вместе с Алисон и Логаном в лагерь у Волчьего ручья. Сторм что-то учуял и бросился по следу, а он устремился за ним. Казалось, что отсутствовали они недолго, но когда вернулись домой, времени было гораздо больше, чем он предполагал.
Сюда ли он приходил? Он с любопытством осмотрел хижину. Единственный стул, стоявший у грубо сколоченного стола, изготовленного из кривых сосновых досок. Старая чугунная печь, на ней огромный чайник, стойка с несколькими тарелками и щербатыми кружками, на вбитых в стены ржавых гвоздях — кое-какая поношенная одежда. Значит, кто-то здесь все-таки жил, несмотря на то, что в окнах не было стекол, а дверь едва закрывалась. Он вновь посмотрел на окна и обнаружил, что с внешней стороны были ставни, которые можно было закрыть и запереть на щеколду. Он так и сделал. Затем подошел к печке, где едва теплился огонь, и подбросил туда три полена из коробки, стоявшей около стены.
Под стойкой обнаружил старый керосиновый фонарь, но фитиль его был исправен, а ламповое стекло чистое. Но если здесь кто-то жил, то где же он?
И где Сторм?
Он вновь подошел к двери, свистнул, и спустя мгновение появился Сторм. Пес осторожно выбрался из кустов и двинулся ему навстречу, но остановился на расстоянии не менее десяти ярдов от хижины и беспокойно присел на задние лапы.
Джо нахмурился, не одобряя поведение собаки, и позвал ее:
— Иди сюда, Сторм! Здесь все в порядке, мой мальчик!
Пес не двигался с места, он лишь беспокойно поскуливал.
— Сторм, ко мне! — скомандовал Джо.
Пес не покидал своего места, но тело его вдруг напряглось, собаку начала бить нервная дрожь. Бросив на овчарку сердитый взгляд, Джо повернулся, прошел назад в хижину и принялся разыскивать свою одежду.
Но когда он нашел ее, сваленную в кучу в углу единственной комнаты, и поднял, в нос ему ударил странный резкий запах. Обескураженный, Джо понес одежду к кровати, и, развернув ее, все понял.
Повсюду на одежде были темные пятна.
Пятна крови.
До сих пор влажные и липкие.
Откуда они здесь?
Что он сделал? О чем не может вспомнить? Но он должен вспомнить! Если же ничего не натворил, почему тогда испачкана его одежда? Схватив ее, он поспешил к печке, где уже начали потрескивать подброшенные в огонь дрова, и запихал туда свои вещи. -И как только пламя охватило окровавленную материю, с силой захлопнул дверцу.
Испытывая ужас от мыслей, которые вихрем проносились в его сознании, он метался с горящими глазами по хижине, как попавший в ловушку зверь. Ему нужно выбраться отсюда! Выбраться сейчас же!
Сунув босые ноги в ботинки, стоявшие на полу около кровати, и прихватив звериную шкуру, под которой спал, чтобы защититься от утреннего холода, он выбежал через входную дверь на улицу, Сторм наконец оставил свой пост и ринулся вслед за ним вниз по тропе. Страшная мысль о том, что он натворил прошлой ночью, билась в его сознании, не могла приоткрыть завесу над тем, что же произошло на самом деле. Джо мчался с горы вниз, спотыкался на каменистой тропе, оступался, одной рукой придерживая звериную шкуру, наброшенную на голые плечи, а другой помогая сохранить равновесие. Когда он добрался до леса и тропа выровнялась, Джо замедлил бег. Хижина уже скрылась из виду. А вдруг кто-то обнаружит его здесь? Он углубился под сень деревьев и легкой походкой двинулся параллельно тропе.
Он прошел, возможно, не меньше мили, когда почувствовал что-то впереди. Остановился, прислушался, но ничего не услышал. Но когда принюхался, то уловил слабый запах.
Знакомый запах.
Он узнал его. Едва уловимый запах, витавший в воздухе, был точно таким же, как и тот, что ударил ему в нос в хижине, когда он поднял с пола свою испачканную одежду.
Запах крови.
И сейчас его ноздри наполнила та же острая приторность.
Он вновь двинулся между деревьями, стараясь, чтобы походка была абсолютно бесшумной. Сторм, почувствовав внезапный испуг своего хозяина, держался ближе к нему, шерсть у него поднялась дыбом.
Джо переходил от дерева к дереву, запах становился все отчетливее. Наконец, выйдя из-за огромной белоствольной сосны, он перебежал к кустарнику, скинул с себя звериную шкуру, лег на живот и пополз через заросли к источнику запаха с примесью меди, который находился прямо за кустами. Он прокладывал путь сквозь переплетенные между собой ветви, медленно продвигаясь вперед, Сторм не отставал. Наконец Джо остановился. Сквозь небольшой просвет в листве он увидел фигуру сидящего на земле человека, прислонившегося спиной к дереву. Дробовик лежал у него на коленях, голова склонилась на грудь, он дремал. Вдруг голова резко дернулась — мужчина внезапно проснулся, и Джо застыл.
Услышал ли его мужчина?
Но нет — тот лишь боролся со сном, точно так же, как и сам он делал иногда в классе. Особенно по утрам после тех ночей, когда его охватывало странное беспокойство, и он подолгу не мог заснуть.
Мужчина поднялся на ноги, и Джо узнал его.
Тони Молено, в мятой после проведенной в лесу ночи униформе, с воспаленными от бессонницы глазами. Он потянулся и отошел от дерева, и Джо, следуя за ним взглядом, увидел источник приторного запаха, привлекшего его внимание несколько минут назад.
Глаза его расширились, когда он заметил лежащее на земле тело.
Тело, которое Тони Молено, должно быть, охранял всю ночь, так же, как охранял он и тело Глена Фостера.
Джо вдруг подумал, что в лагере, куда они с Алисон и Логаном пришли в тот день, не оставили ничего страшного, а сейчас со своего наблюдательного пункта в кустах он видел прямо перед собой лицо Билла Сайкеса.
Смотрел в его мертвые глаза.
Смотрел на зияющую рану, из которой, по-видимому, вытекло много крови.
В сознании возникла другая картина.
Кровавые пятна на его одежде. Не отрывая взгляда от лица Сайкеса, Джо представил себе, как хлещет кровь из огромной раны на его шее.
Все это слилось в сознании Джо воедино, и сердце его учащенно забилось.
Мог ли он сделать такое?
Возможно ли это?
С трудом подавив готовый вырваться крик, мальчик начал отползать назад, осторожно двигаясь по проложенному только что пути, и вскоре выбрался из кустарника. Сотрясаясь всем телом, стуча зубами не только от холода, но и от увиденной картины, от охватившего его ужаса, что это могло быть его рук дело, он завернулся в медвежью шкуру, крепко обмотав ее вокруг себя.
Рыдания душили его. Спотыкаясь, Джо бросился вниз с горы, не разбирая дороги.
Единственная мысль билась в его мозгу и толкала вперед: бежать, бежать как можно дальше от этого места.
Но добравшись до подножия горы, он понял, что, как бы далеко он ни убежал, где бы ни оказался, ему не скрыться от мертвого лица Билла Сайкеса, отсутствующий взгляд его глаз, смотрящих прямо на него, будто обвиняя.
Этот образ запечатлелся в его памяти навсегда, и так глубоко проник в сознание, что будет преследовать теперь всю оставшуюся жизнь. Он никогда не сможет стереть его.
И вдруг он понял, что есть способ вычеркнуть из памяти страшные воспоминания, избавиться от видения мертвого лица, от ужаса накатывающего на него нервного возбуждения, туманящего разум, толкающего прочь из дома.
Есть способ, который поможет ему навсегда избавиться от всего этого.
И в сознании Джо возникла совсем иная картина.
Утес, с которого менее двух недель назад сорвалась его мать.
Но сможет ли он сделать это? Заставить себя встать на вершину утеса, посмотреть вниз и прыгнуть?
Глава XVIII
— Сейчас семь часов утра, всех вас приветствует и желает вам хорошего настроения Сэм из студии в Сугарлоафе, который будет с вами до десяти часов! Сегодня в Сугарлоафской долине холодное утро, и, прежде чем потеплеет, будет еще холоднее. Хорошее известие для лыжников, плохое — для фермеров; как говорил великий Авраам Линкольн: некоторых людей вы можете порадовать иногда, кое-кого — всегда, и никого из людей... — впрочем, не помню точно, что он говорил, но вы понимаете, что я имею в виду! Вы понимаете, что я имею в виду! Мы продолжаем нашу программу!
Сэм Гилман нажал кнопку воспроизведения на стоящем перед ним магнитофоне, и оркестр струнных инструментов заиграл «Летнюю фантазию», что казалось Сэму вполне подходящим для холодного не по сезону сентябрьского утра. Это была его станция — все пять ее ватт, — и если слушателям не нравились его передачи, это их проблема, а не его. Он повернулся на крутящемся стуле, который занимал почти все свободное место в студии, состоящей из единственной комнаты, и начал просматривать список приглашенных гостей, беседы с которыми в этот день будет передавать по радио его крошечная станция. В десять часов в эфир выйдет Арне Свенсон с рекомендациями о подготовке машин к зиме. Почти все в городе настроят свои приемники на эту волну. Хотя Арне владел единственной в Сугарлоафе газонаполнительной станцией уже почти тридцать лет, его сильный шведский акцент делал речь такой невнятной, что он всегда брал с собой в качестве переводчика свою жену, Наоми, и Наоми никогда не упускала случая опровергнуть все сказанное Арне. К концу эфирного времени они вновь окажутся на грани развода, затем микрофон схватит Арне.
— Просто пригоните ко мне свою несчастную машину!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Несколько минут спустя характер лая действительно изменился, однако не перешел на ноту разочарования, как того опасался Фрэнк Питере. Наоборот, это был взволнованный лай, который издают собаки, когда загоняют жертву в угол.
— Пойдемте, — произнес он, с трудом пустив рысью свое могучее тело. — Они что-то нашли!
Потребовалось не менее десяти минут, чтобы догнать собак. Но когда это им в конце концов удалось, их глазам открылась совсем не так картина, которую они ожидали увидеть. Едва Питере направил луч фонаря на предмет, отвлекший собак от работы, как застыл на месте и тихо выругался.
— Проклятие, — выдохнул он. — Взгляните.
Оливия Шербурн, подоспевшая последней, растолкала мужчин локтями, охваченная ужасом от того, что ей предстоит увидеть труп Джо Уилкенсона, распростертый на земле.
Но вместо этого она увидела тело Билла Сайкеса. Его толстая куртка была разодрана сверху донизу, кожа на спине висела клочьями, голова была неестественно вывернута и держалась на нескольких связках и разорванных мышцах. Не сомневаясь, что он мертв, она, тем не менее, упала на колени и машинально приложила руку к запястью, пытаясь нащупать пульс.
— Кто, черт возьми, мог это сделать? — прошептал Фрэнк Питере, не в состоянии оторвать взгляда от тела. Собаки, прекратившие в конце концов обследовать труп, крутились у его ног, нетерпеливо повизгивая.
И только Рик Мартин и Тони Молено уже знали ответ.
Отметины на теле Билла Сайкеса были почти идентичны тем, которые они видели на трупе Глена Фостера всего лишь пару ночей назад.
Что бы ни бродило по горам в окрестностях Сугарлоафа, оно вновь нанесло удар.
— Итак, — вздохнул Рик Мартин, — вот что мы сделаем. Я не хочу, чтобы здесь что-то трогали до тех пор, пока завтра утром сюда не прибудут ребята из Бойсе. Не хочу, чтобы нарушали следы, не хочу, чтобы прикасались к телу Сайкеса — ничего. Если где-то здесь кроется ключ к разгадке, я должен его найти, поэтому все должно оставаться на месте до завтрашнего утра. Тони, как смотришь на то, чтобы опять остаться здесь на ночь?
Молено пожал плечами.
— Я пережил одну ночь, надеюсь, что переживу и сегодняшнюю.
— Договорились. Разожги костер и смотри в оба. — Он переключил внимание на Фрэнка Питерса. — Есть шанс вновь вернуть собак на след?
Питере беспомощно развел руками.
— Попробую, но не уверен. — Минут двадцать водил он собак по участку, где был обнаружен Билл Сайкес, стараясь держаться подальше от тела, чтобы не отвлекать гончих запахом свежей крови и не затаптывать место убийства.
Но собакам не удалось напасть на след Джо Уилкенсона. Словно он растворился в ночной мгле.
Глава XVII
Первые лучи восходящего солнца, пробившись сквозь затянувшие небо свинцовые тучи, робко заскользили по неровным горным склонам, и казалось, будто едва заметный переход от черноты непроглядной ночи к хмурому серому утру вообще не имеет источника. Медленно выплывали из темноты призрачные очертания огромных величественных утесов и высоких деревьев, зеленым покрывалом окутавших горы от верхней границы леса до раскинувшейся внизу долины.
Джо Уилкенсон зарылся поглубже в постель, не желая выбираться из крепких объятий сна и пытаясь оттянуть момент пробуждения. Но когда утренний холод добрался наконец до его тела, он потянул на себя одеяло, крепко сжав его пальцами. Но что-то было не так — вместо привычной мягкости стеганного ватного одеяла, Джо почувствовал в руках что-то другое. И тут же проснулся, открыл глаза. Он лежал на боку, и первое, что увидел, было окно.
Окно без стекла в пустой раме.
Окно, которого не должно быть, потому что дома, в своей комнате, он его не мог видеть, лежа на левом боку. Пульс мальчика участился: он вдруг осознал, что кровать, на которой он спал, была чужой. У него болели все мышцы, и не только от холода, который, казалось, пробирал его с каждой секундой все сильнее и сильнее, до самых костей, но и от непривычной жесткости. Джо сел, и звериная шкура, которой он был накрыт, упала, а он задрожал еще сильнее от подувшего из окна холодного воздуха.
Где он?
Почему не дома?
Джо пытался вспомнить, что случилось прошлой ночью. Воспоминания возвращались к нему по частям, разрозненно.
Вчера вечером его вновь охватило это чувство.
Страшное чувство нервного возбуждения.
Потребность убежать в ночную мглу.
Он слышал голос, взывавший к нему, шептавший его имя.
Он пытался отгородиться от него. Но чем упорнее старался не слушать, тем настойчивее становился голос.
А не начал ли он действительно сходить с ума? Эта мысль испугала Джо больше, чем вселяющие ужас метаморфозы, происходящие с его разумом и телом.
А что если на сей раз наваждение не пройдет?
Что если ему придется всю оставшуюся жизнь прожить с этим чувством?
Его засадят в сумасшедший дом. Поместят в клинику вместе с другими безумцами и не выпустят оттуда.
Эмоции захлестнули его, и ему почудилось, будто он проваливается в темную бездну, на дне которой его поджидает невиданное чудовище, готовое напасть и, подобно спруту, опутать своими щупальцами, из которых ему никогда не вырваться.
В конце концов полная путаница в мыслях переросла в ярость, и он накричал на тетю Марианну, когда та зашла к нему в комнату.
Нет! Он вообще не кричал на тетю Марианну. Это была Алисон, она заходила к нему в комнату, а не тетя Марианна!
Воспоминания вновь затуманились, и ему приходилось напрягаться, чтобы вспомнить все. Алисон пришла к нему в комнату. Зачем? И почему он так разозлился на нее?
Джо пытался вспомнить, что она ему сказала, и не мог. Однако помнил, как лежал на кровати, смотрел на девочку и ненавидел...
Ненавидел Алисон?
Но это же безумие! Он не ненавидит Алисон. Она нравится ему. На самом деле, она нравится ему больше всех тех, кого Джо когда-либо знал. Вчера утром, когда она взяла его за руку, он почувствовал себя удивительно: как будто потеряло значение все то, что о нем говорили, и как относились к нему другие, все будет прекрасно до тех пор, пока с ним Алисон, которая держит его за руку.
А позже, вечером, он наговорил ей ужасные вещи — о ее матери и даже о ней самой. Сейчас в памяти всплывали обрывки разговора.
«...хочу, чтобы ты убиралась вон... хочу, чтобы вы все убирались вон... ненавижу вас всех!»
Он соскочил с постели, и он...
О Боже! Он набросился на Алисон!
Он не мог этого сделать! Он бы не сделал этого!
Но сидя на жесткой кровати в ледяной комнате, Джо знал, что сделал. Он подбежал к ней, чтобы схватить руками ее горло и стиснуть его.
И продолжать сжимать.
Но почему? Она же ничего ему не сделала! Она просто хотела поговорить с ним, выяснить, в чем дело, помочь ему!
А он пытался убить ее!
Но ей удалось вырваться от него! Он толкнул ее, она отлетела к стене и...
Джо вспомнил страшную, невыносимую боль, а потом он оказался на улице и побежал. С ним мчался Сторм, и было очень темно, но, несмотря на темноту ночи, он все видел.
Видел почти так же отчетливо, как и днем.
Но все его последующие воспоминания представляли собой лишь расплывчатые образы, которые мальчик едва мог уловить, а они вновь исчезали, ускользали от него, и он не успевал осознать их.
Где он находится? Завернувшись в звериную шкуру, Джо подошел к открытой двери и, выглянув на улицу, нахмурился. Поляна показалась ему знакомой, а когда он вышел наружу и обернулся, чтобы посмотреть на полуразвалившуюся хижину, в которой провел ночь, уже не сомневался, что был здесь раньше.
Когда?
Он вернулся в хижину, мучительно ища ответа, и вдруг вспомнил.
Позавчера.
Во вторник, во второй половине дня, когда он ходил вместе с Алисон и Логаном в лагерь у Волчьего ручья. Сторм что-то учуял и бросился по следу, а он устремился за ним. Казалось, что отсутствовали они недолго, но когда вернулись домой, времени было гораздо больше, чем он предполагал.
Сюда ли он приходил? Он с любопытством осмотрел хижину. Единственный стул, стоявший у грубо сколоченного стола, изготовленного из кривых сосновых досок. Старая чугунная печь, на ней огромный чайник, стойка с несколькими тарелками и щербатыми кружками, на вбитых в стены ржавых гвоздях — кое-какая поношенная одежда. Значит, кто-то здесь все-таки жил, несмотря на то, что в окнах не было стекол, а дверь едва закрывалась. Он вновь посмотрел на окна и обнаружил, что с внешней стороны были ставни, которые можно было закрыть и запереть на щеколду. Он так и сделал. Затем подошел к печке, где едва теплился огонь, и подбросил туда три полена из коробки, стоявшей около стены.
Под стойкой обнаружил старый керосиновый фонарь, но фитиль его был исправен, а ламповое стекло чистое. Но если здесь кто-то жил, то где же он?
И где Сторм?
Он вновь подошел к двери, свистнул, и спустя мгновение появился Сторм. Пес осторожно выбрался из кустов и двинулся ему навстречу, но остановился на расстоянии не менее десяти ярдов от хижины и беспокойно присел на задние лапы.
Джо нахмурился, не одобряя поведение собаки, и позвал ее:
— Иди сюда, Сторм! Здесь все в порядке, мой мальчик!
Пес не двигался с места, он лишь беспокойно поскуливал.
— Сторм, ко мне! — скомандовал Джо.
Пес не покидал своего места, но тело его вдруг напряглось, собаку начала бить нервная дрожь. Бросив на овчарку сердитый взгляд, Джо повернулся, прошел назад в хижину и принялся разыскивать свою одежду.
Но когда он нашел ее, сваленную в кучу в углу единственной комнаты, и поднял, в нос ему ударил странный резкий запах. Обескураженный, Джо понес одежду к кровати, и, развернув ее, все понял.
Повсюду на одежде были темные пятна.
Пятна крови.
До сих пор влажные и липкие.
Откуда они здесь?
Что он сделал? О чем не может вспомнить? Но он должен вспомнить! Если же ничего не натворил, почему тогда испачкана его одежда? Схватив ее, он поспешил к печке, где уже начали потрескивать подброшенные в огонь дрова, и запихал туда свои вещи. -И как только пламя охватило окровавленную материю, с силой захлопнул дверцу.
Испытывая ужас от мыслей, которые вихрем проносились в его сознании, он метался с горящими глазами по хижине, как попавший в ловушку зверь. Ему нужно выбраться отсюда! Выбраться сейчас же!
Сунув босые ноги в ботинки, стоявшие на полу около кровати, и прихватив звериную шкуру, под которой спал, чтобы защититься от утреннего холода, он выбежал через входную дверь на улицу, Сторм наконец оставил свой пост и ринулся вслед за ним вниз по тропе. Страшная мысль о том, что он натворил прошлой ночью, билась в его сознании, не могла приоткрыть завесу над тем, что же произошло на самом деле. Джо мчался с горы вниз, спотыкался на каменистой тропе, оступался, одной рукой придерживая звериную шкуру, наброшенную на голые плечи, а другой помогая сохранить равновесие. Когда он добрался до леса и тропа выровнялась, Джо замедлил бег. Хижина уже скрылась из виду. А вдруг кто-то обнаружит его здесь? Он углубился под сень деревьев и легкой походкой двинулся параллельно тропе.
Он прошел, возможно, не меньше мили, когда почувствовал что-то впереди. Остановился, прислушался, но ничего не услышал. Но когда принюхался, то уловил слабый запах.
Знакомый запах.
Он узнал его. Едва уловимый запах, витавший в воздухе, был точно таким же, как и тот, что ударил ему в нос в хижине, когда он поднял с пола свою испачканную одежду.
Запах крови.
И сейчас его ноздри наполнила та же острая приторность.
Он вновь двинулся между деревьями, стараясь, чтобы походка была абсолютно бесшумной. Сторм, почувствовав внезапный испуг своего хозяина, держался ближе к нему, шерсть у него поднялась дыбом.
Джо переходил от дерева к дереву, запах становился все отчетливее. Наконец, выйдя из-за огромной белоствольной сосны, он перебежал к кустарнику, скинул с себя звериную шкуру, лег на живот и пополз через заросли к источнику запаха с примесью меди, который находился прямо за кустами. Он прокладывал путь сквозь переплетенные между собой ветви, медленно продвигаясь вперед, Сторм не отставал. Наконец Джо остановился. Сквозь небольшой просвет в листве он увидел фигуру сидящего на земле человека, прислонившегося спиной к дереву. Дробовик лежал у него на коленях, голова склонилась на грудь, он дремал. Вдруг голова резко дернулась — мужчина внезапно проснулся, и Джо застыл.
Услышал ли его мужчина?
Но нет — тот лишь боролся со сном, точно так же, как и сам он делал иногда в классе. Особенно по утрам после тех ночей, когда его охватывало странное беспокойство, и он подолгу не мог заснуть.
Мужчина поднялся на ноги, и Джо узнал его.
Тони Молено, в мятой после проведенной в лесу ночи униформе, с воспаленными от бессонницы глазами. Он потянулся и отошел от дерева, и Джо, следуя за ним взглядом, увидел источник приторного запаха, привлекшего его внимание несколько минут назад.
Глаза его расширились, когда он заметил лежащее на земле тело.
Тело, которое Тони Молено, должно быть, охранял всю ночь, так же, как охранял он и тело Глена Фостера.
Джо вдруг подумал, что в лагере, куда они с Алисон и Логаном пришли в тот день, не оставили ничего страшного, а сейчас со своего наблюдательного пункта в кустах он видел прямо перед собой лицо Билла Сайкеса.
Смотрел в его мертвые глаза.
Смотрел на зияющую рану, из которой, по-видимому, вытекло много крови.
В сознании возникла другая картина.
Кровавые пятна на его одежде. Не отрывая взгляда от лица Сайкеса, Джо представил себе, как хлещет кровь из огромной раны на его шее.
Все это слилось в сознании Джо воедино, и сердце его учащенно забилось.
Мог ли он сделать такое?
Возможно ли это?
С трудом подавив готовый вырваться крик, мальчик начал отползать назад, осторожно двигаясь по проложенному только что пути, и вскоре выбрался из кустарника. Сотрясаясь всем телом, стуча зубами не только от холода, но и от увиденной картины, от охватившего его ужаса, что это могло быть его рук дело, он завернулся в медвежью шкуру, крепко обмотав ее вокруг себя.
Рыдания душили его. Спотыкаясь, Джо бросился вниз с горы, не разбирая дороги.
Единственная мысль билась в его мозгу и толкала вперед: бежать, бежать как можно дальше от этого места.
Но добравшись до подножия горы, он понял, что, как бы далеко он ни убежал, где бы ни оказался, ему не скрыться от мертвого лица Билла Сайкеса, отсутствующий взгляд его глаз, смотрящих прямо на него, будто обвиняя.
Этот образ запечатлелся в его памяти навсегда, и так глубоко проник в сознание, что будет преследовать теперь всю оставшуюся жизнь. Он никогда не сможет стереть его.
И вдруг он понял, что есть способ вычеркнуть из памяти страшные воспоминания, избавиться от видения мертвого лица, от ужаса накатывающего на него нервного возбуждения, туманящего разум, толкающего прочь из дома.
Есть способ, который поможет ему навсегда избавиться от всего этого.
И в сознании Джо возникла совсем иная картина.
Утес, с которого менее двух недель назад сорвалась его мать.
Но сможет ли он сделать это? Заставить себя встать на вершину утеса, посмотреть вниз и прыгнуть?
Глава XVIII
— Сейчас семь часов утра, всех вас приветствует и желает вам хорошего настроения Сэм из студии в Сугарлоафе, который будет с вами до десяти часов! Сегодня в Сугарлоафской долине холодное утро, и, прежде чем потеплеет, будет еще холоднее. Хорошее известие для лыжников, плохое — для фермеров; как говорил великий Авраам Линкольн: некоторых людей вы можете порадовать иногда, кое-кого — всегда, и никого из людей... — впрочем, не помню точно, что он говорил, но вы понимаете, что я имею в виду! Вы понимаете, что я имею в виду! Мы продолжаем нашу программу!
Сэм Гилман нажал кнопку воспроизведения на стоящем перед ним магнитофоне, и оркестр струнных инструментов заиграл «Летнюю фантазию», что казалось Сэму вполне подходящим для холодного не по сезону сентябрьского утра. Это была его станция — все пять ее ватт, — и если слушателям не нравились его передачи, это их проблема, а не его. Он повернулся на крутящемся стуле, который занимал почти все свободное место в студии, состоящей из единственной комнаты, и начал просматривать список приглашенных гостей, беседы с которыми в этот день будет передавать по радио его крошечная станция. В десять часов в эфир выйдет Арне Свенсон с рекомендациями о подготовке машин к зиме. Почти все в городе настроят свои приемники на эту волну. Хотя Арне владел единственной в Сугарлоафе газонаполнительной станцией уже почти тридцать лет, его сильный шведский акцент делал речь такой невнятной, что он всегда брал с собой в качестве переводчика свою жену, Наоми, и Наоми никогда не упускала случая опровергнуть все сказанное Арне. К концу эфирного времени они вновь окажутся на грани развода, затем микрофон схватит Арне.
— Просто пригоните ко мне свою несчастную машину!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41