Но, как и в случае с «Правдой», получают представление о действительности, не имеющего с действительностью ничего общего.
Шамиль Рузаев, ставший после прихода к власти президента Зязикова одним из лидеров ингушской оппозиции, только презрительно усмехался, слушая рассуждения политиков и пишущих о политике журналистов о международном терроризме на Северном Кавказе. Он-то знал, что никакого международного терроризма на Северном Кавказе нет и никогда не было. Эмиссары Дудаева, а позже Масхадова, разъезжали по Саудовской Аравии и всему Ближнему Востоку, выклянчивая у братьев-мусульман деньги на священный джихад. Что-то собирали в мечетях, что-то давали шейхи – откупались, чтобы не быть обвиненными в равнодушии к нуждам единоверцев. На этом международное вмешательство в дела Чечни кончалось.
Более серьезной поддержка независимой Ичкерии была со стороны транснациональных корпораций, заинтересованных в реализации проекта перекачки азербайджанской и казахстанской нефти по маршруту Баку – Джейхан и дальше через турецкие терминалы на Запад. Ранее Каспийским трубопроводным консорциумом, в который входили американские компании «Шеврон», «Мобил», «Орикс», российско-американская и российско-британская «ЛУКАрко», была принята схема Баку – Грозный – Новороссийск. Она не требовала многомиллиардных затрат на строительство новой ветки, после небольшой модернизации обеспечивала транспортировку всей нефти. Но трубопровод проходил по воюющей Чечне. Этим и воспользовались крупнейшие игроки на нефтяном рынке, оставшиеся за рамками Каспийского консорциума. Финансовыми вливаниями они активизировали чеченских сепаратистов и в конце концов своего добились: схема транспортировки нефти была пересмотрена в пользу маршрута Баку – Джейхан. После этого финансирование боевиков прекратилось, независимость Чечни стала частным делом чеченцев, Масхадов и Басаев оказались на скудном подножном корму.
Собственно, до 11 сентября 2001 года речь о международном терроризме в Чечне и не шла. После нью-йоркской трагедии ситуация изменилось. Вдруг оказалось, что все, что происходит в Чечне, есть следствие не бездарной политики Москвы, а происки гидры международного терроризма. Атака арабских смертников на башни-близнецы Торгового центра оказалась Кремлю на руку, позволила вставить Чечню в контекст противостояния западного цивилизованного мира с исламскими экстремистами и тем самым оправдать провал своей политики на Северном Кавказе. Одно дело, когда великая Россия со всей своей армией не может справиться с кучкой бандитов, засевших в горах. И совсем другое – когда ей противостоит могущественная Аль-Каида с миллиардами Бин Ладена. Не желая того, кремлевские политтехнологи интернационализировали конфликт в Чечне, чего так и не смогли сделать, несмотря на все старания, идеологи чеченского сопротивления. Но пользы мятежной Чечне от этого не было. Денег не прибавилось, а без денег не повоюешь. Этим и объяснялся массовый исход боевиков из лесов и переход их на сторону сначала Ахмата Кадырова, а потом и его наследника Рамзана.
Если за тем, что происходит в Чечне, Шамиль Рузаев следил с иронией, то ситуация в Ингушетии и освещение ее в местных и федеральных СМИ приводили его в бешенство. До какой же степени цинизма нужно дойти, чтобы представлять тупого служаку, московского холуя президента Зязикова бескорыстным радетелем за благо ингушского народа, мудрым руководителем, наводящим порядок в республике. Генерал Аушев поднял республику из руин, построил Магас, выселил чеченских беженцев, лежавших тяжелым бременем на скудном бюджете Ингушетии. Что сделал Зязиков? Перевел на себя и своих приспешников финансовые потоки из Москвы, обложил непомерной данью немногих успешных предпринимателей, задушил свободную прессу, пересажал без суда и следствия лидеров оппозиции, самых светлых, самых талантливых молодых политиков, цвет нации.
Несмотря на всю свою ненависть к президенту Зязикову, Шамиль был против покушения на него. Это не метод. И никаких проблем не решает. Уберем Зязикова, Москва пришлет другого, ничем не лучше. Нужно раскрывать людям глаза на суть происходящих событий, на то, к чему ведет республику политика президента – к всеобщему обнищанию, к вырождению нации, к превращению Ингушетии в заштатную русскую провинцию. Его не поддержали. На политсовете одобрили идею покушения, всем уже поперек горла стоял этот московский прислужник. Покушение сорвалось, Зязикова спас бронированный «мерседес». Пошли аресты, арестованных пытали, добиваясь признания и выдачи сообщников. Они держались, но на сколько хватит их силы воли? Мысль о том, что друзья подвергаются пыткам, была невыносимой. И когда на экстренном заседании политсовета обсуждался план нападения на Назрань, Шамиль без колебаний сказал «да».
На войне как на войне.
План предложил человек, которого все назвали Полковником. Он жил по чужим документам, настоящего имени не знал почти никто. С 1993 года находился в федеральном розыске по подозрению в участии в покушении на представителя президента Ельцина в зоне осетино-ингушского конфликта, вице-премьера правительства России Поляничко. Было известно, что Полковник воевал в Афгане, позже был советником генерала Дудаева. Когда Дудаев объявил о независимости Чечни и бесцеремонно отрезал от Ингушетии Шелковской, Наурский и Кагарлинский районы, самые плодородные земли республики, Полковник порвал с Дудаевым и вернулся в Назрань. Он оставался сторонником борьбы Чечни за независимость, поддерживал отношения с Масхадовым, в то время командующим вооруженными силами Ичкерии.
Разработанный им план освобождения активистов оппозиции, захваченных фээсбэшниками Зязикова, был по-военному четким, действия боевых групп расписаны поминутно. Он требовал очень серьезной подготовительной работы. Найти добровольцев, с каждым договориться, каждого вооружить. Эту работу нужно было провести в строжайшей тайне. Малейшая утечка информации, и все пойдет прахом. А как ее избежать, когда в деле задействовано больше двухсот человек? Но все получилось, никто не предал. Нападение на Назрань стало полной неожиданностью для МВД и ФСБ Ингушетии. Но уже ворвавшись в следственный изолятор горотдела милиции и обнаружив там только мелкую уголовную шушеру, Шамиль заподозрил неладное. Его худшие опасения подтвердились: никого из арестованных по делу о покушении на президента Зязикова в Назрани не оказалось. Позже через своих людей в прокуратуре выяснили: за несколько дней до операции всех перевезли в Беслан. Подстраховались на случай вооруженной попытки освободить заключенных. Охрана назранских СИЗО оставляла желать лучшего, а тюрьма Беслана могла выдержать многодневную осаду. И следователям удобно: полчаса езды, и на месте.
Шамиль был в отчаянии. Полковник его пессимизма не разделял. Мы показали им свою силу. Мы показали, кто в доме хозяин.
Гэбуха как с цепи сорвалась: хватали по малейшему подозрению, допрашивали с пристрастием, многие исчезали. Все члены политсовета перешли на нелегальное положение. Шамиль безвылазно жил в глухой горной деревушке возле Карабулака, в голове ржавым гвоздем сидела мысль о друзьях, томящихся в застенках Беслана. Да, мы продемонстрировали свою силу, показали, кто в доме хозяин. Но главного-то не сделали. Ощущение несвершенности саднило, как открытая рана. В голову лезли самые фантастические планы освобождения товарищей. Захватить атомную станцию и пригрозить взрывом? Но на Северном Кавказе нет атомных станций. Не захватывать же ликероводочный завод. Похитить президента Зязикова и обменять его на заключенных? Но поди к нему подберись, он без двух джипов охраны шагу не делает. Похитить президента Дзасохова? Это легче, он непуганый. Но та ли эта фигура, чтобы Москва пошла на обмен? Упрутся: мы не ведем переговоров с террористами. И что? Сказать: извините, погорячились?
Беслан. Там каждый новый человек на виду, ингуши работают на кирпичных заводах, ведут ремонт школ к началу учебного года, но на улицах стараются не появляться. Каждый ингуш для осетин – чужак, враг.
Проклятье. Проблема не имела решения.
Мысль, которая однажды в бессонную ночь пришла Шамилю в голову, сначала показалась ему самому бредом. Но чем больше он думал, тем в большее волнение приходил.
Школа. Большая. Охраны практически нет. Учителя не в счет – женщины, мужчин мало. И главное – дети. Шестьсот или семьсот детей. Кто возьмет на себя ответственность рисковать их жизнями? В Кремле очень хорошо помнили уроки Норд-Оста, когда при штурме театрального центра на Дубровке погибло больше ста человек. Но там штурм был неизбежен, потому что поставленные политические условия были заведомо невыполнимы. Вывод всех федеральных сил из Чечни и предоставление республике независимости – на это президент Путин пойти не мог ни при каких обстоятельствах, несмотря ни на какие жертвы. Сейчас не будет политики. Отдайте наших людей, мы не причиним детям никакого вреда. Честный обмен. Какой приказ отдаст Путин? «Отпустите этих бандитов, потом переловим. Ни один ребенок не должен пострадать, нам не нужна вторая Дубровка». Да, такой. И только такой.
Снова и снова Шамиль проигрывал в уме варианты развития событий. В Беслан будет срочно переброшен отборный спецназ – не для силового освобождения заложников, а для того, чтобы обеспечить безопасность обмена, подстраховать от всех случайностей. Как только заключенные сообщат, что они в аэропорту и уже сидят в вертолетах, подогнать к школе автобусы с зашторенными окнами. Захватить с собой десятка три учащихся, прикрыться ими от снайперов. Погрузиться вместе с заложниками в вертолеты, взять курс на Ингушетию, высадиться в горах. И все, ищи ветра в поле. Вся операция займет три-четыре часа.
Получалось. Идея было безумной, но только такие идеи чаще всего обречены на успех. Потому что они безумны. Потому что их невозможно предугадать и заранее защититься.
В ту ночь Шамиль так и не сомкнул глаз. Утром вышел на связь с Полковником. Они встретились на надежной конспиративной квартире на окраине Назрани. Чувствовалось, что Полковника мучило то же, что и Шамиля, поэтому он сразу воспринял идею как реальную.
– Школа. Очень хорошо. Нападения на школу никто не ждет. Сколько там может быть учеников?
– Человек семьсот.
– Мало.
– Больше не получится. Сколько есть, столько есть.
– Получится, – возразил Полковник. – Первого сентября. День знаний. Народу будет – тысячи полторы. Это уже серьезно.
– В такой массе люди неуправляемы, – усомнился Шамиль.
Полковник хмуро усмехнулся.
– Под дулами «калашей» управляемы. Стволов сорок-пятьдесят за глаза хватит. Нужно подумать, как доставить в школу взрывчатку. Тащить с собой не с руки, мы должны быть налегке. А ее нужно много.
– Можно просто предупредить, что школа заминирована.
– Нет, блеф не пройдет. Незаряженным пистолетом не угрожают. Все должно быть по-настоящему. Взрывчатка настоящая, минирование настоящее. Мы сами должны верить, что взорвем школу, если наших условий не выполнят. И взорвем себя.
– А мы взорвем себя?
– Да.
И только после этого «да» Полковника Шамиль с чувством нарастающего ужаса понял, что кончилась умственная игра, рожденная воспаленным воображением, игра становится жутковатой реальностью, и не люди ею руководят, а она руководит людьми.
II
Надежная конспиративная квартира, на которой Шамиль и Полковник обсуждали захват школы, оказалась не очень надежной. Это был дом бывшего эксперта Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев Исы Мальсагова. Придя к власти, президент Зязиков посадил во все властные структуры своих людей. Почистил и Управление, ведавшее распределением гуманитарной помощи, которая давно превратилось в кормушку для приближенных генерала Аушева. Под раздачу попал и Иса, хотя из-за незначительности своей должности никакой заметной роли не играл. Это настроило его против нового президента, он не упускал случая обругать его, когда был уверен, что его слова будут восприняты с пониманием и сочувствием. Поэтому среди оппозиции он считался своим, ему иногда давали мелкие поручения, а его дом использовали для конспиративных встреч.
Встречи проходили в полуподвальной комнате, обставленной скудной мебелью. К комнате примыкал чулан, в котором хранили соленья. Когда-то из чулана в комнату вела фанерная дверь, потом сделали отдельный ход со двора, а дверь заставили старым шкафом. Таким образом, в чулане было хорошо слышно все, что говорилось в комнате. Этим пользовался Иса. Не то чтобы он подслушивал с какими-то корыстными целями. Нет, просто был он любознательным человеком и любил быть в курсе событий. А поскольку на секретные совещания его не приглашали, приходилось мышью сидеть в чулане.
Разговор Шамиля с Полковником, свидетелем которого стал Иса, ошеломил его. Они сошли с ума. Оба. И нервный, импульсивный Шамиль. И вечно мрачный, основательный, как каменная глыба, Полковник. Захватить школу в День знаний. А если что-то пойдет не так? Как после этого осетины будут относиться к ингушам?
Межнациональные отношения были для Исы больным местом. Его дом во Владикавказе на правом берегу Терека, из которого он бежал в страшном октябре 1992 года, стоял вымороченным, пустым. Все ветшало, разрушалось, бурьяном зарастал сад. Иса не терял надежды, что когда-нибудь он сможет в него вернуться. Чем дальше в прошлое уходила резня 1992 года, тем более мирными становились отношения осетин и ингушей. Все больше ингушских беженцев из Пригородного района возвращались в свои дома. Сказать, что их встречали с распростертыми объятиями, было нельзя, но и особых препятствий не чинили. Время рубцевало старые раны, подрастала молодежь, равнодушная к старым взаимным обидам отцов, тянулась в Осетию, где было много работы. Все шло к тому, что чуть раньше или чуть позже наступил полное умиротворение и ингуши в Осетии не будут чувствовать себя как во вражеском окружении.
А если при захвате школы хоть один осетинский школьник погибнет? А если не один? Все пойдет насмарку, целое десятилетие мучительного выздоровления. Иса сочувствовал Шамилю и Полковнику в их стремлении любым способом освободить друзей, но то, что они задумали, могло обернуться катастрофой. Нет, этого допустить нельзя.
Но что он мог сделать? Шамиля и Полковника не переубедить. Да и как он будет их убеждать? Это означало признаться, что он подслушал их разговор. Не годится. А что годится?
Тимур Русланов, пришла счастливая мысль. Вот кто поможет. Иса знал, что друг и компаньон Тимура Алихан Хаджаев уже несколько лет в Москве, но и у самого Тимура обширные связи, он сможет предупредить кого надо о нападении на школу. При этом имя Исы не всплывет, об этом Иса специально предупредит, а Тимур умеет держать слово.
Домашний телефон Тимура не отвечал. Телефон офиса тоже. Иса вызвонил через справочное контору спиртзавода, принадлежащего на паях Тимуру и Алихану Хаджаеву. Там удивились:
– Господин Русланов? Он уже года два как живет в Москве, на заводе бывает от случая к случаю. Дать вам его московский телефон?
– Дайте.
Иса записал номер, но звонить не стал. Смысл? Из Москвы Тимур ничего сделать не сможет. Может быть, он и прилетел бы во Владикавказ, но не по телефону же ему объяснять, в чем дело. Тем более по межгороду. Это все равно что кричать на весь мир. Иса не доверял телефонам. Ему все время казалось, что все телефонные разговоры прослушиваются.
В Назрани, как и во всех небольших городах, особенно южных, с их традиционно открытым укладом жизни, все знакомы со всеми. У Исы были знакомые фээсбэшники. Но он не рискнул к ним обратиться. Кто их знает, что у них на уме. А ну как они втайне сочувствуют оппозиции? Была и опасность расшифроваться, обнаружить себя. Дойдет до Шамиля и Полковника, страшно об этом даже подумать. Самым благоразумным было промолчать, похоронить в себе опасную тайну. Но это было бы предательством интересов ингушского народа, а Иса считал себя патриотом и понимал, что патриотизм иногда приходится доказывать делом, если хочешь сохранить уважение к себе.
Проведя несколько дней в мучительных раздумьях, Иса решился: позвонил по «телефону доверия», который власти обнародовали после нападения на Назрань. Конфиденциальность гарантировалась, но Иса не склонен был этому доверять. Поэтому говорил из автомата на автовокзале, где легко затеряться в многолюдной толпе. Ответила какая-то женщина:
– Горячая линия. Что вы хотите сообщить?
– У меня информация государственной важности, – произнес Иса охрипшим от волнения голосом.
– Включаю запись. Говорите.
– Нет, я сообщу ее только ответственному лицу.
– Минутку. Соединяю.
– Федеральная служба безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Шамиль Рузаев, ставший после прихода к власти президента Зязикова одним из лидеров ингушской оппозиции, только презрительно усмехался, слушая рассуждения политиков и пишущих о политике журналистов о международном терроризме на Северном Кавказе. Он-то знал, что никакого международного терроризма на Северном Кавказе нет и никогда не было. Эмиссары Дудаева, а позже Масхадова, разъезжали по Саудовской Аравии и всему Ближнему Востоку, выклянчивая у братьев-мусульман деньги на священный джихад. Что-то собирали в мечетях, что-то давали шейхи – откупались, чтобы не быть обвиненными в равнодушии к нуждам единоверцев. На этом международное вмешательство в дела Чечни кончалось.
Более серьезной поддержка независимой Ичкерии была со стороны транснациональных корпораций, заинтересованных в реализации проекта перекачки азербайджанской и казахстанской нефти по маршруту Баку – Джейхан и дальше через турецкие терминалы на Запад. Ранее Каспийским трубопроводным консорциумом, в который входили американские компании «Шеврон», «Мобил», «Орикс», российско-американская и российско-британская «ЛУКАрко», была принята схема Баку – Грозный – Новороссийск. Она не требовала многомиллиардных затрат на строительство новой ветки, после небольшой модернизации обеспечивала транспортировку всей нефти. Но трубопровод проходил по воюющей Чечне. Этим и воспользовались крупнейшие игроки на нефтяном рынке, оставшиеся за рамками Каспийского консорциума. Финансовыми вливаниями они активизировали чеченских сепаратистов и в конце концов своего добились: схема транспортировки нефти была пересмотрена в пользу маршрута Баку – Джейхан. После этого финансирование боевиков прекратилось, независимость Чечни стала частным делом чеченцев, Масхадов и Басаев оказались на скудном подножном корму.
Собственно, до 11 сентября 2001 года речь о международном терроризме в Чечне и не шла. После нью-йоркской трагедии ситуация изменилось. Вдруг оказалось, что все, что происходит в Чечне, есть следствие не бездарной политики Москвы, а происки гидры международного терроризма. Атака арабских смертников на башни-близнецы Торгового центра оказалась Кремлю на руку, позволила вставить Чечню в контекст противостояния западного цивилизованного мира с исламскими экстремистами и тем самым оправдать провал своей политики на Северном Кавказе. Одно дело, когда великая Россия со всей своей армией не может справиться с кучкой бандитов, засевших в горах. И совсем другое – когда ей противостоит могущественная Аль-Каида с миллиардами Бин Ладена. Не желая того, кремлевские политтехнологи интернационализировали конфликт в Чечне, чего так и не смогли сделать, несмотря на все старания, идеологи чеченского сопротивления. Но пользы мятежной Чечне от этого не было. Денег не прибавилось, а без денег не повоюешь. Этим и объяснялся массовый исход боевиков из лесов и переход их на сторону сначала Ахмата Кадырова, а потом и его наследника Рамзана.
Если за тем, что происходит в Чечне, Шамиль Рузаев следил с иронией, то ситуация в Ингушетии и освещение ее в местных и федеральных СМИ приводили его в бешенство. До какой же степени цинизма нужно дойти, чтобы представлять тупого служаку, московского холуя президента Зязикова бескорыстным радетелем за благо ингушского народа, мудрым руководителем, наводящим порядок в республике. Генерал Аушев поднял республику из руин, построил Магас, выселил чеченских беженцев, лежавших тяжелым бременем на скудном бюджете Ингушетии. Что сделал Зязиков? Перевел на себя и своих приспешников финансовые потоки из Москвы, обложил непомерной данью немногих успешных предпринимателей, задушил свободную прессу, пересажал без суда и следствия лидеров оппозиции, самых светлых, самых талантливых молодых политиков, цвет нации.
Несмотря на всю свою ненависть к президенту Зязикову, Шамиль был против покушения на него. Это не метод. И никаких проблем не решает. Уберем Зязикова, Москва пришлет другого, ничем не лучше. Нужно раскрывать людям глаза на суть происходящих событий, на то, к чему ведет республику политика президента – к всеобщему обнищанию, к вырождению нации, к превращению Ингушетии в заштатную русскую провинцию. Его не поддержали. На политсовете одобрили идею покушения, всем уже поперек горла стоял этот московский прислужник. Покушение сорвалось, Зязикова спас бронированный «мерседес». Пошли аресты, арестованных пытали, добиваясь признания и выдачи сообщников. Они держались, но на сколько хватит их силы воли? Мысль о том, что друзья подвергаются пыткам, была невыносимой. И когда на экстренном заседании политсовета обсуждался план нападения на Назрань, Шамиль без колебаний сказал «да».
На войне как на войне.
План предложил человек, которого все назвали Полковником. Он жил по чужим документам, настоящего имени не знал почти никто. С 1993 года находился в федеральном розыске по подозрению в участии в покушении на представителя президента Ельцина в зоне осетино-ингушского конфликта, вице-премьера правительства России Поляничко. Было известно, что Полковник воевал в Афгане, позже был советником генерала Дудаева. Когда Дудаев объявил о независимости Чечни и бесцеремонно отрезал от Ингушетии Шелковской, Наурский и Кагарлинский районы, самые плодородные земли республики, Полковник порвал с Дудаевым и вернулся в Назрань. Он оставался сторонником борьбы Чечни за независимость, поддерживал отношения с Масхадовым, в то время командующим вооруженными силами Ичкерии.
Разработанный им план освобождения активистов оппозиции, захваченных фээсбэшниками Зязикова, был по-военному четким, действия боевых групп расписаны поминутно. Он требовал очень серьезной подготовительной работы. Найти добровольцев, с каждым договориться, каждого вооружить. Эту работу нужно было провести в строжайшей тайне. Малейшая утечка информации, и все пойдет прахом. А как ее избежать, когда в деле задействовано больше двухсот человек? Но все получилось, никто не предал. Нападение на Назрань стало полной неожиданностью для МВД и ФСБ Ингушетии. Но уже ворвавшись в следственный изолятор горотдела милиции и обнаружив там только мелкую уголовную шушеру, Шамиль заподозрил неладное. Его худшие опасения подтвердились: никого из арестованных по делу о покушении на президента Зязикова в Назрани не оказалось. Позже через своих людей в прокуратуре выяснили: за несколько дней до операции всех перевезли в Беслан. Подстраховались на случай вооруженной попытки освободить заключенных. Охрана назранских СИЗО оставляла желать лучшего, а тюрьма Беслана могла выдержать многодневную осаду. И следователям удобно: полчаса езды, и на месте.
Шамиль был в отчаянии. Полковник его пессимизма не разделял. Мы показали им свою силу. Мы показали, кто в доме хозяин.
Гэбуха как с цепи сорвалась: хватали по малейшему подозрению, допрашивали с пристрастием, многие исчезали. Все члены политсовета перешли на нелегальное положение. Шамиль безвылазно жил в глухой горной деревушке возле Карабулака, в голове ржавым гвоздем сидела мысль о друзьях, томящихся в застенках Беслана. Да, мы продемонстрировали свою силу, показали, кто в доме хозяин. Но главного-то не сделали. Ощущение несвершенности саднило, как открытая рана. В голову лезли самые фантастические планы освобождения товарищей. Захватить атомную станцию и пригрозить взрывом? Но на Северном Кавказе нет атомных станций. Не захватывать же ликероводочный завод. Похитить президента Зязикова и обменять его на заключенных? Но поди к нему подберись, он без двух джипов охраны шагу не делает. Похитить президента Дзасохова? Это легче, он непуганый. Но та ли эта фигура, чтобы Москва пошла на обмен? Упрутся: мы не ведем переговоров с террористами. И что? Сказать: извините, погорячились?
Беслан. Там каждый новый человек на виду, ингуши работают на кирпичных заводах, ведут ремонт школ к началу учебного года, но на улицах стараются не появляться. Каждый ингуш для осетин – чужак, враг.
Проклятье. Проблема не имела решения.
Мысль, которая однажды в бессонную ночь пришла Шамилю в голову, сначала показалась ему самому бредом. Но чем больше он думал, тем в большее волнение приходил.
Школа. Большая. Охраны практически нет. Учителя не в счет – женщины, мужчин мало. И главное – дети. Шестьсот или семьсот детей. Кто возьмет на себя ответственность рисковать их жизнями? В Кремле очень хорошо помнили уроки Норд-Оста, когда при штурме театрального центра на Дубровке погибло больше ста человек. Но там штурм был неизбежен, потому что поставленные политические условия были заведомо невыполнимы. Вывод всех федеральных сил из Чечни и предоставление республике независимости – на это президент Путин пойти не мог ни при каких обстоятельствах, несмотря ни на какие жертвы. Сейчас не будет политики. Отдайте наших людей, мы не причиним детям никакого вреда. Честный обмен. Какой приказ отдаст Путин? «Отпустите этих бандитов, потом переловим. Ни один ребенок не должен пострадать, нам не нужна вторая Дубровка». Да, такой. И только такой.
Снова и снова Шамиль проигрывал в уме варианты развития событий. В Беслан будет срочно переброшен отборный спецназ – не для силового освобождения заложников, а для того, чтобы обеспечить безопасность обмена, подстраховать от всех случайностей. Как только заключенные сообщат, что они в аэропорту и уже сидят в вертолетах, подогнать к школе автобусы с зашторенными окнами. Захватить с собой десятка три учащихся, прикрыться ими от снайперов. Погрузиться вместе с заложниками в вертолеты, взять курс на Ингушетию, высадиться в горах. И все, ищи ветра в поле. Вся операция займет три-четыре часа.
Получалось. Идея было безумной, но только такие идеи чаще всего обречены на успех. Потому что они безумны. Потому что их невозможно предугадать и заранее защититься.
В ту ночь Шамиль так и не сомкнул глаз. Утром вышел на связь с Полковником. Они встретились на надежной конспиративной квартире на окраине Назрани. Чувствовалось, что Полковника мучило то же, что и Шамиля, поэтому он сразу воспринял идею как реальную.
– Школа. Очень хорошо. Нападения на школу никто не ждет. Сколько там может быть учеников?
– Человек семьсот.
– Мало.
– Больше не получится. Сколько есть, столько есть.
– Получится, – возразил Полковник. – Первого сентября. День знаний. Народу будет – тысячи полторы. Это уже серьезно.
– В такой массе люди неуправляемы, – усомнился Шамиль.
Полковник хмуро усмехнулся.
– Под дулами «калашей» управляемы. Стволов сорок-пятьдесят за глаза хватит. Нужно подумать, как доставить в школу взрывчатку. Тащить с собой не с руки, мы должны быть налегке. А ее нужно много.
– Можно просто предупредить, что школа заминирована.
– Нет, блеф не пройдет. Незаряженным пистолетом не угрожают. Все должно быть по-настоящему. Взрывчатка настоящая, минирование настоящее. Мы сами должны верить, что взорвем школу, если наших условий не выполнят. И взорвем себя.
– А мы взорвем себя?
– Да.
И только после этого «да» Полковника Шамиль с чувством нарастающего ужаса понял, что кончилась умственная игра, рожденная воспаленным воображением, игра становится жутковатой реальностью, и не люди ею руководят, а она руководит людьми.
II
Надежная конспиративная квартира, на которой Шамиль и Полковник обсуждали захват школы, оказалась не очень надежной. Это был дом бывшего эксперта Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев Исы Мальсагова. Придя к власти, президент Зязиков посадил во все властные структуры своих людей. Почистил и Управление, ведавшее распределением гуманитарной помощи, которая давно превратилось в кормушку для приближенных генерала Аушева. Под раздачу попал и Иса, хотя из-за незначительности своей должности никакой заметной роли не играл. Это настроило его против нового президента, он не упускал случая обругать его, когда был уверен, что его слова будут восприняты с пониманием и сочувствием. Поэтому среди оппозиции он считался своим, ему иногда давали мелкие поручения, а его дом использовали для конспиративных встреч.
Встречи проходили в полуподвальной комнате, обставленной скудной мебелью. К комнате примыкал чулан, в котором хранили соленья. Когда-то из чулана в комнату вела фанерная дверь, потом сделали отдельный ход со двора, а дверь заставили старым шкафом. Таким образом, в чулане было хорошо слышно все, что говорилось в комнате. Этим пользовался Иса. Не то чтобы он подслушивал с какими-то корыстными целями. Нет, просто был он любознательным человеком и любил быть в курсе событий. А поскольку на секретные совещания его не приглашали, приходилось мышью сидеть в чулане.
Разговор Шамиля с Полковником, свидетелем которого стал Иса, ошеломил его. Они сошли с ума. Оба. И нервный, импульсивный Шамиль. И вечно мрачный, основательный, как каменная глыба, Полковник. Захватить школу в День знаний. А если что-то пойдет не так? Как после этого осетины будут относиться к ингушам?
Межнациональные отношения были для Исы больным местом. Его дом во Владикавказе на правом берегу Терека, из которого он бежал в страшном октябре 1992 года, стоял вымороченным, пустым. Все ветшало, разрушалось, бурьяном зарастал сад. Иса не терял надежды, что когда-нибудь он сможет в него вернуться. Чем дальше в прошлое уходила резня 1992 года, тем более мирными становились отношения осетин и ингушей. Все больше ингушских беженцев из Пригородного района возвращались в свои дома. Сказать, что их встречали с распростертыми объятиями, было нельзя, но и особых препятствий не чинили. Время рубцевало старые раны, подрастала молодежь, равнодушная к старым взаимным обидам отцов, тянулась в Осетию, где было много работы. Все шло к тому, что чуть раньше или чуть позже наступил полное умиротворение и ингуши в Осетии не будут чувствовать себя как во вражеском окружении.
А если при захвате школы хоть один осетинский школьник погибнет? А если не один? Все пойдет насмарку, целое десятилетие мучительного выздоровления. Иса сочувствовал Шамилю и Полковнику в их стремлении любым способом освободить друзей, но то, что они задумали, могло обернуться катастрофой. Нет, этого допустить нельзя.
Но что он мог сделать? Шамиля и Полковника не переубедить. Да и как он будет их убеждать? Это означало признаться, что он подслушал их разговор. Не годится. А что годится?
Тимур Русланов, пришла счастливая мысль. Вот кто поможет. Иса знал, что друг и компаньон Тимура Алихан Хаджаев уже несколько лет в Москве, но и у самого Тимура обширные связи, он сможет предупредить кого надо о нападении на школу. При этом имя Исы не всплывет, об этом Иса специально предупредит, а Тимур умеет держать слово.
Домашний телефон Тимура не отвечал. Телефон офиса тоже. Иса вызвонил через справочное контору спиртзавода, принадлежащего на паях Тимуру и Алихану Хаджаеву. Там удивились:
– Господин Русланов? Он уже года два как живет в Москве, на заводе бывает от случая к случаю. Дать вам его московский телефон?
– Дайте.
Иса записал номер, но звонить не стал. Смысл? Из Москвы Тимур ничего сделать не сможет. Может быть, он и прилетел бы во Владикавказ, но не по телефону же ему объяснять, в чем дело. Тем более по межгороду. Это все равно что кричать на весь мир. Иса не доверял телефонам. Ему все время казалось, что все телефонные разговоры прослушиваются.
В Назрани, как и во всех небольших городах, особенно южных, с их традиционно открытым укладом жизни, все знакомы со всеми. У Исы были знакомые фээсбэшники. Но он не рискнул к ним обратиться. Кто их знает, что у них на уме. А ну как они втайне сочувствуют оппозиции? Была и опасность расшифроваться, обнаружить себя. Дойдет до Шамиля и Полковника, страшно об этом даже подумать. Самым благоразумным было промолчать, похоронить в себе опасную тайну. Но это было бы предательством интересов ингушского народа, а Иса считал себя патриотом и понимал, что патриотизм иногда приходится доказывать делом, если хочешь сохранить уважение к себе.
Проведя несколько дней в мучительных раздумьях, Иса решился: позвонил по «телефону доверия», который власти обнародовали после нападения на Назрань. Конфиденциальность гарантировалась, но Иса не склонен был этому доверять. Поэтому говорил из автомата на автовокзале, где легко затеряться в многолюдной толпе. Ответила какая-то женщина:
– Горячая линия. Что вы хотите сообщить?
– У меня информация государственной важности, – произнес Иса охрипшим от волнения голосом.
– Включаю запись. Говорите.
– Нет, я сообщу ее только ответственному лицу.
– Минутку. Соединяю.
– Федеральная служба безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58