Когда речь идет о таких деньгах, в выборе средств не стесняются. У всех на памяти еще было убийство вице-премьера правительства России Поляничко, которого Ельцин назначил своим представителем в зоне недавно затухшего осетино-ингушского конфликта. Свою деятельность он начал с попыток разобраться, куда уходят огромные средства, выделяемые из федерального бюджета для помощи беженцам в Ингушетии. Ни в чем разобраться не успел. Через полгода, когда он возвращался из Назрани, на горной дороге неподалеку от границы с Осетией его кортеж попал в засаду. Стреляли в упор из гранатометов и автоматов. Поляничко и сопровождавшие его чиновники и офицеры погибли на месте.
Высказывались самые разные предположения о причинах покушения. Вспомнили даже энергичную деятельность Поляничко в Карабахе, где он выступил на стороне азербайджанцев, – месть националистов-армян. Но в Осетии все знали, почему его убили: сунулся туда, где не защищает даже высокая должность вице-премьера.
Алихан, которому Тимур сразу же рассказал о совещании под Назранью, с его решением полностью согласился. Но ситуацию оценил гораздо более серьезно, чем Тимур:
– Простым отказом тут не отделаешься. Ты уже слишком много знаешь. Они могут решить, что ни к чему им такой свидетель. Так что тебе нужно срочно свернуть дела и на некоторое время исчезнуть из Осетии.
– Исчезнуть? – переспросил Тимур. – Куда?
– Я знаю куда. Нет худа без добра. Теперь у тебя нет никаких причин, чтобы не стать моим компаньоном.
Через две недели, распродав технику и расторгнув договор аренды на базу в Беслане, Тимур с Алиханом вылетел в Минск.
Перед этим у него состоялся серьезный разговор с Алиной. Как и все осетинские женщины, всегда воспринимавшие поступки мужчин без спора, как некую данность, не подлежащую обсуждению, решение мужа заняться водкой она приняла с молчаливой покорностью. Но потом не выдержала, осторожно поинтересовалась:
– Ты уверен, что поступаешь правильно?
– А почему нет? – удивился Тимур.
– Не знаю… Водка… От нее только горе. Столько людей травятся водкой.
– Травятся суррогатами.
– А сколько преступлений из-за водки?
– Много, – согласился Тимур. – Но никто не считал, сколько преступлений не совершается из-за водки. Человек выпил, расслабился и живет себе дальше. Это бизнес. Просто бизнес. И ничего больше.
– Ты меня уговариваешь или себя? – спросила Алина.
– Нас обоих.
– Все равно… Не божье это дело, Тимур.
– А вот об этом судить не нам…
III
Всякие начинания, рожденные в Москве, всегда распространяются по стране с затуханием, как толчки землетрясения. Чем дальше от эпицентра, тем слабее. Последствия антиалкогольной кампании Горбачева, катастрофические для производства водки и спирта в России, до Белоруссии дошли в сильно ослабленном виде. То ли потому, что местное начальство не проявило излишней прыти в выполнении директив Москвы, то ли белорусы оказались рачительными хозяевами, и у них просто рука не поднялась останавливать действующие заводы. Так или иначе, спирт в Белоруссии имелся, хоть и невысокого качества, его делали из картошки. Но выбирать было не из чего.
Очень скоро у Алихана и Тимура появилось ощущение, что они перенеслись лет на двадцать назад и оказались в СССР времен всевластия Госплана. Рынком в Белоруссии и не пахло, на все были фонды, продажа каждой тонны спирта требовала предварительного согласования в десятках инстанций. Правительственные чиновники охотно принимали приглашения поужинать в лучших ресторанах Минска, но когда доходило до дела, разводили руками: есть порядок. Подробно объясняли, какие разрешения в каких учреждениях нужно получать, обещали ускорить процедуры по мере своих сил и возможностей. Но и при этом выходило, что оформление каждой сделки будет занимать недели, а то и месяцы. Тимур и Алихан поняли, что бесполезно бороться со зрелым социализмом белорусского образца, и решили попытать счастья на Украине.
В Киеве были совсем другие времена. Рынок здесь бушевал вовсю, продавалось все, что можно продать или обменять по бартеру. В отличие от России, которую выручала нефть, торговать Украине было особенно нечем. Кроме спирта. Спирта было много. Не лучшего качества, его традиционно гнали из сахарной свеклы, зато дешевого, всего по сорок два цента за литр. Для реализации госзапасов было создано унитарное предприятие «Спиртсервис» с богатым офисом на Крещатике. Командовал там Ашот Григорян, толстый молодой армянин с тяжелой бритой головой, переполненный энергией атомного заряда, страстный игрок, ночи напролет просиживающий в казино, любитель мощных джипов и красивых женщин с пышными формами.
Секретарши у него были как на подбор, волоокие хохлушки с тяжелыми бюстами. Две сидели в приемной, третья в огромном кабинете Григоряна. Еще один стол в кабинете занимала кассирша. В приемной толпились клиенты с вместительными кейсами и спортивными сумками, по большей части поляки и прибалты. Дождавшись очереди, вываливали на стол кассирши содержимое сумок, пачки долларов, она пересчитывала их, проверяла на детекторе и складывала во внушительных размеров сейф. Григорян подписывал накладные и звонком вызывал следующего. Никаких чеков и банковских счетов он не любил, предпочитал наличные. Иногда неожиданно прерывал прием, кивал какой-нибудь из секретарш: «Зайди!» – и скрывался в комнате отдыха. Минут через двадцать возвращался в кабинет, а секретарша, опуская глаза, проходила на свое место. Работа возобновлялась.
Тимур и Алихан поняли, что попали куда надо.
При первой встрече Григорян отнесся к покупателям из Осетии пренебрежительно, но преисполнился уважением, когда узнал, на какие объемы они рассчитывают, даже сам позвонил в управление железных дорог и попросил, чтобы его друзьям не чинили препятствий с транспортом. Первые десять шестидесятитонных цистерн спирта Тимур и Алихан сопровождали сами в прицепленной к составу теплушке, на крупных станциях следили, чтобы их груз не расформировали. В Ардон, железнодорожный узел неподалеку от Владикавказа, приехали ночью, маневровый тепловоз оттащил цистерны на безлюдный разъезд. Здесь уже ждали со спиртовозами хозяева ликероводочных заводов. Спирт перекачивали из цистерн армейскими помпами, расплачивались на месте наличными. Утром компаньоны подсчитали прибыль. Чистыми получилось почти четыреста тысяч долларов.
– Похоже, мы напали на золотую жилу, – констатировал Алихан.
Поначалу спирт адресовали на подставные фирмы-однодневки, «синяки», как их почему-то называли во Владикавказе. Но это было стремно, в Осетии все все знали, дойдет до налоговой полиции, мало не будет. А поставки увеличивались, в Ардон приходило уже по сорок пять – пятьдесят цистерн. Нужно было придумывать что-то другое.
Идею оформлять спирт как транзит в Грузию предложил начальник таможни, дальний родственник Алихана по отцовской линии. Подготовку всех документов, свидетельствующих, что груз ушел за пределы России и обложению таможенной пошлиной не подлежит, он брал на себя. Новая схема оказалась надежной, но Алихан решил подстраховаться. По его инициативе при президенте Осетии был создан Фонд социального развития, в который с каждой цистерны спирта перечисляли по несколько тысяч долларов. Как расходуются средства фонда, куда вскоре стали платить все хозяева ликероводочных заводов, никто не спрашивал. Как расходуются, так и расходуются. Главным для Алихана и Тимура было то, что их бизнес оказался встроенным в государственную систему, приобрел видимость законного.
То, что он не был вполне законным, никого не волновало. Законно то, что приносит пользу людям. А в водочный бизнес втягивалось все больше людей. На разъезд под Ардоном, где разгружались составы, съезжались не только спиртовозы владикавказских заводов, но и грузовики частников с пустыми бочками, «Жигули» с пластмассовыми баками и канистрами. Купленный спирт сдавали на заводы, взамен получали «купаж», водноспиртовую смесь, приготовленную с соблюдением требований технологии, всей семьей разливали в бутылки в сараях и дворовых постройках. По утрам самодеятельные цеха в пригородах и даже в дальних селениях объезжали «Камазы» с фурами, заводские экспедиторы собирали продукцию, сразу расплачивались. Появились сопутствующие производства – пробки, приспособлений для закатки бутылок, картонных коробок для транспортировки водки.
В Осетию пришли живые деньги, жизнь оживилась. Это было заметно по тому, что везде начали строиться, сначала робко, из дешевого силикатного кирпича, потом все с большим размахом, уже не пристройки к старым домам, а новые особняки. И как всегда бывает там, где появляются большие деньги, обострилась криминогенная обстановка. Начались разбойные нападения на покупателей спирта, приезжавших на разъезд с крупными суммами, бандитские наезды на водкозаводчиков.
Пришлось создавать службу безопасности. Возглавил ее молодой милицейский майор Теймураз Акоев, с которым Тимур познакомился в Беслане и подружился во время боев с ингушами. Служба у него не пошла, из-за чего-то крупно разругался с начальством, сгоряча швырнул рапорт об увольнении и в двадцать восемь лет оказался на улице, обозленный на весь мир. Предложение Тимура он принял сразу, набрал в команду бывших десантников, отслуживших срочную. Дисциплину поддерживал строжайшую, регулярно устраивал тренировки в спортзалах и на армейских стрельбищах. Его люди сопровождали составы со спиртом из Киева, охраняли разъезд, дежурили в офисе. К Тимуру и Алихану он приставил персональных охранников и бывал очень недоволен, когда компаньоны разъезжали без сопровождения. Сердито говорил:
– Меня убьют – мои родные заплачут. Вас убьют – много людей заплачет. На вас все дело держится, надо же понимать!
Самым популярным видом спорта в Осетии была вольная борьба. Из бывших борцов, не добивших заметных успехов и оставшихся не у дел, формировались криминальные группы, навязывающие «крышу» предпринимателям. Без их внимания не могла остаться деятельность фирмы Алихана и Тимура. Пришли и к компаньонам, поигрывая накачанными мускулами под обтягивающими футболками. Алихан не стал с ними разговаривать.
– Мы не платим бандитам, мы платим охране, – заявил он и вызвал Теймураза Акоева. – Поговори с этими господами.
Чем кончилась «стрелка» борцов с десантниками Акоева, Теймураз не рассказал, но с тех пор наезды полностью прекратились.
Между тем на Украине со спиртом начались перебои. Госрезерв был исчерпан, заводы часто останавливались – то нет мазута для котельных, то не подвезли мелассу, массу из сахарной свеклы, которую закладывали в бродильные чаны. Алихан предугадывал такое развитие ситуации. Поэтому всю прибыль вкладывал в строительство спиртзавода во Владикавказе производительностью миллион декалитров в год по немецкой технологии, позволявшей получать спирт класса «экстра». Оборудование закупали в Германии и Голландии. Алихан мотался по Европе, размещая заказы, Тимур безвылазно сидел в Киеве, доставал для заводов мазут и мелассу, выбивал у железнодорожников цистерны.
Григорян все время повышал цены, к весне 1996 года уже брал за литр спирта по шестьдесят центов. Но спрос по-прежнему намного превышал предложение, Григорян чувствовал себя полным хозяином положения.
Иметь с ним дело было непросто. Иногда все бумаги подписывал не глядя, но мог упереться, и ни в какую. Все зависело от настроения. Если накануне проигрался в казино, к нему лучше было не подходить. Секретарши, благожелательность которых Тимур покупал дорогой французской косметикой, всегда предупреждали его: не в духе. Пренебрегать такими предупреждениями не следовало. Тимур давно понял: рынок рынком, но есть и человеческий фактор. В Осетии даже сторожу не прикажешь открыть ворота, если при этом не дашь понять, как ты уважаешь его самого и его ответственную должность открывателя ворот.
Приехав однажды утром в офис «Спиртсервиса», Тимур сразу понял, что сегодня не лучший день для деловых переговоров с Григоряном. Приемная была залита ярким мартовским солнцем, но атмосфера в ней царила мрачная, напряженная. Секретарши с каменными лицами отвечали на звонки. Покупатели вполголоса переговаривались, хмуро поглядывали на дверь в кабинет Григоряна, из-за которой доносились раздраженные, на повышенных тонах, мужские голоса. Только один человек уверенного московского вида, свободно расположившийся в глубоком кожаном кресле в углу приемной, не разделял всеобщей озабоченности. Грузный, с короткими жесткими волосами в проблесках седины, с темными тенями под глазами, он рассеянно листал яркие автомобильные журналы, которыми был завален журнальный стол, время от времени оглядывал приемную с добродушным интересом стороннего наблюдателя. Когда появился Тимур с охранником, тащившим сумку с деньгами, внимательно посмотрел на них, будто сфотографировал, и вновь принялся листать журналы.
– Что происходит? – вполголоса спросил Тимур, подсовывая секретарше коробочку теней «Лореаль-Париж».
– И не спрашивайте, мрак, – отозвалась она, смахивая презент в ящик письменного стола.
– Опять проигрался?
– Не то слово!..
Голоса в кабинете стали громче, дверь распахнулась, в приемную выпятился высокий белобрысый прибалт с красным от возмущения лицом.
– Вы нарушаете договор! – кричал он Григоряну, как бы подталкивающему его к выходу небрежными движениями руки. – Это не есть правильно! Так не делают бизнес! Я буду жаловаться!
– Иди отсюда, пока я не вызвал охрану! Жаловаться он будет! Да хоть в ООН!..
Григорян исподлобья оглядел приемную, кивнул Тимуру:
– Заходи.
Пока кассирша считала деньги, тяжело ворочался в кресле, бурчал:
– Он будет меня учить, как делают бизнес! У себя в Риге пусть учит!
– Миллион восемьсот, – доложила кассирша.
– Сколько? – переспросил Григорян, останавливая руку с «паркером», которым уже был готов подписать накладные и распоряжения на отгрузку спирта. – Почему миллион восемьсот?
Тимур объяснил:
– Пятьдесят цистерн по шестьдесят тонн. Три миллиона литров по шестьдесят центов. Миллион восемьсот. Все правильно.
– Кто тебе сказал, что по шестьдесят центов? По семьдесят два!
– С каких пор? – возразил Тимур. – Мы договаривались по шестьдесят.
– Тоже будешь учить меня, как делать бизнес? – разъярился Григорян. – По семьдесят два! Не нравится – не бери. У меня есть кому отдать! Короче, с тебя еще триста шестьдесят тысяч. Плати – и спирт твой.
– Ашот, мы с тобой работаем не первый год и всегда понимали друг друга, – попытался Тимур разрядить атмосферу. – Ты назначаешь цену – мы не спорим. Но нельзя же так, без предупреждения.
– Я всех предупредил!
– Когда?
– Вчера!
– Над этой поставкой я работаю уже месяц, – напомнил Тимур. – Мы не отказываемся платить. Но я не ношу в кармане триста шестьдесят тысяч долларов. Нужно время.
– Сколько тебе нужно?
– Недели две.
– Три дня! – отрезал Григорян. – Все, разговор окончен!
Тимур сгреб неподписанные бумаги, вышел в приемную и обессиленно опустился в кресло возле журнального стола с автомобильными журналами. Удар был болезненный. Триста шестьдесят тысяч долларов. Сукин сын. Таких денег не было у Тимура с собой. Но их не было и на банковском счету во Владикавказе после того, как купили и запустили ликероводочный завод в Беслане. Все свободные средства уходили на строительство спиртзавода и закупку технологического оборудования. Перед отъездом в Германию Алихан обнулил счет, чтобы сразу проплатить контракты. Лететь домой и брать кредит? Но это – время. Три дня. Ничего не успеть за три дня. Сукин сын!
– Проблемы? – поинтересовался москвич, доверительно наклоняясь к Тимуру.
– Что хочу, то и ворочу! – вырвалось у Тимура. – У нас говорят: не имей дела с цыганами и армянами. Никогда не понимал, почему так говорят. Теперь понимаю.
– Вы откуда?
– Из Осетии.
– Я почему-то так и подумал. Хотя на осетина вы не похожи.
– Почему? – удивился Тимур.
– Все осетины черные.
– Как видите, не все.
– Вижу. Чему вы усмехаетесь?
– Усмехаюсь? – переспросил Тимур и машинально потрогал шрам на губе, придающий его лицу выражение постоянной легкой насмешливости. – Да нет, мне сейчас не до смеха.
– Пойдемте покурим, – предложил москвич.
– Я не курю.
– Я тоже.
Он встал с неожиданной для его грузного тела легкостью и вышел из приемной, зачем-то прихватив автомобильный журнал. Тимур последовал за ним, не очень понимая, почему он это делает, но чувствуя невозможность остаться один на один с неожиданно свалившейся на него тяжелой проблемой. Когда расположились за столиком открытого летнего кафе и взяли минералки, москвич представился:
– Панкратов. Михаил Юрьевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Высказывались самые разные предположения о причинах покушения. Вспомнили даже энергичную деятельность Поляничко в Карабахе, где он выступил на стороне азербайджанцев, – месть националистов-армян. Но в Осетии все знали, почему его убили: сунулся туда, где не защищает даже высокая должность вице-премьера.
Алихан, которому Тимур сразу же рассказал о совещании под Назранью, с его решением полностью согласился. Но ситуацию оценил гораздо более серьезно, чем Тимур:
– Простым отказом тут не отделаешься. Ты уже слишком много знаешь. Они могут решить, что ни к чему им такой свидетель. Так что тебе нужно срочно свернуть дела и на некоторое время исчезнуть из Осетии.
– Исчезнуть? – переспросил Тимур. – Куда?
– Я знаю куда. Нет худа без добра. Теперь у тебя нет никаких причин, чтобы не стать моим компаньоном.
Через две недели, распродав технику и расторгнув договор аренды на базу в Беслане, Тимур с Алиханом вылетел в Минск.
Перед этим у него состоялся серьезный разговор с Алиной. Как и все осетинские женщины, всегда воспринимавшие поступки мужчин без спора, как некую данность, не подлежащую обсуждению, решение мужа заняться водкой она приняла с молчаливой покорностью. Но потом не выдержала, осторожно поинтересовалась:
– Ты уверен, что поступаешь правильно?
– А почему нет? – удивился Тимур.
– Не знаю… Водка… От нее только горе. Столько людей травятся водкой.
– Травятся суррогатами.
– А сколько преступлений из-за водки?
– Много, – согласился Тимур. – Но никто не считал, сколько преступлений не совершается из-за водки. Человек выпил, расслабился и живет себе дальше. Это бизнес. Просто бизнес. И ничего больше.
– Ты меня уговариваешь или себя? – спросила Алина.
– Нас обоих.
– Все равно… Не божье это дело, Тимур.
– А вот об этом судить не нам…
III
Всякие начинания, рожденные в Москве, всегда распространяются по стране с затуханием, как толчки землетрясения. Чем дальше от эпицентра, тем слабее. Последствия антиалкогольной кампании Горбачева, катастрофические для производства водки и спирта в России, до Белоруссии дошли в сильно ослабленном виде. То ли потому, что местное начальство не проявило излишней прыти в выполнении директив Москвы, то ли белорусы оказались рачительными хозяевами, и у них просто рука не поднялась останавливать действующие заводы. Так или иначе, спирт в Белоруссии имелся, хоть и невысокого качества, его делали из картошки. Но выбирать было не из чего.
Очень скоро у Алихана и Тимура появилось ощущение, что они перенеслись лет на двадцать назад и оказались в СССР времен всевластия Госплана. Рынком в Белоруссии и не пахло, на все были фонды, продажа каждой тонны спирта требовала предварительного согласования в десятках инстанций. Правительственные чиновники охотно принимали приглашения поужинать в лучших ресторанах Минска, но когда доходило до дела, разводили руками: есть порядок. Подробно объясняли, какие разрешения в каких учреждениях нужно получать, обещали ускорить процедуры по мере своих сил и возможностей. Но и при этом выходило, что оформление каждой сделки будет занимать недели, а то и месяцы. Тимур и Алихан поняли, что бесполезно бороться со зрелым социализмом белорусского образца, и решили попытать счастья на Украине.
В Киеве были совсем другие времена. Рынок здесь бушевал вовсю, продавалось все, что можно продать или обменять по бартеру. В отличие от России, которую выручала нефть, торговать Украине было особенно нечем. Кроме спирта. Спирта было много. Не лучшего качества, его традиционно гнали из сахарной свеклы, зато дешевого, всего по сорок два цента за литр. Для реализации госзапасов было создано унитарное предприятие «Спиртсервис» с богатым офисом на Крещатике. Командовал там Ашот Григорян, толстый молодой армянин с тяжелой бритой головой, переполненный энергией атомного заряда, страстный игрок, ночи напролет просиживающий в казино, любитель мощных джипов и красивых женщин с пышными формами.
Секретарши у него были как на подбор, волоокие хохлушки с тяжелыми бюстами. Две сидели в приемной, третья в огромном кабинете Григоряна. Еще один стол в кабинете занимала кассирша. В приемной толпились клиенты с вместительными кейсами и спортивными сумками, по большей части поляки и прибалты. Дождавшись очереди, вываливали на стол кассирши содержимое сумок, пачки долларов, она пересчитывала их, проверяла на детекторе и складывала во внушительных размеров сейф. Григорян подписывал накладные и звонком вызывал следующего. Никаких чеков и банковских счетов он не любил, предпочитал наличные. Иногда неожиданно прерывал прием, кивал какой-нибудь из секретарш: «Зайди!» – и скрывался в комнате отдыха. Минут через двадцать возвращался в кабинет, а секретарша, опуская глаза, проходила на свое место. Работа возобновлялась.
Тимур и Алихан поняли, что попали куда надо.
При первой встрече Григорян отнесся к покупателям из Осетии пренебрежительно, но преисполнился уважением, когда узнал, на какие объемы они рассчитывают, даже сам позвонил в управление железных дорог и попросил, чтобы его друзьям не чинили препятствий с транспортом. Первые десять шестидесятитонных цистерн спирта Тимур и Алихан сопровождали сами в прицепленной к составу теплушке, на крупных станциях следили, чтобы их груз не расформировали. В Ардон, железнодорожный узел неподалеку от Владикавказа, приехали ночью, маневровый тепловоз оттащил цистерны на безлюдный разъезд. Здесь уже ждали со спиртовозами хозяева ликероводочных заводов. Спирт перекачивали из цистерн армейскими помпами, расплачивались на месте наличными. Утром компаньоны подсчитали прибыль. Чистыми получилось почти четыреста тысяч долларов.
– Похоже, мы напали на золотую жилу, – констатировал Алихан.
Поначалу спирт адресовали на подставные фирмы-однодневки, «синяки», как их почему-то называли во Владикавказе. Но это было стремно, в Осетии все все знали, дойдет до налоговой полиции, мало не будет. А поставки увеличивались, в Ардон приходило уже по сорок пять – пятьдесят цистерн. Нужно было придумывать что-то другое.
Идею оформлять спирт как транзит в Грузию предложил начальник таможни, дальний родственник Алихана по отцовской линии. Подготовку всех документов, свидетельствующих, что груз ушел за пределы России и обложению таможенной пошлиной не подлежит, он брал на себя. Новая схема оказалась надежной, но Алихан решил подстраховаться. По его инициативе при президенте Осетии был создан Фонд социального развития, в который с каждой цистерны спирта перечисляли по несколько тысяч долларов. Как расходуются средства фонда, куда вскоре стали платить все хозяева ликероводочных заводов, никто не спрашивал. Как расходуются, так и расходуются. Главным для Алихана и Тимура было то, что их бизнес оказался встроенным в государственную систему, приобрел видимость законного.
То, что он не был вполне законным, никого не волновало. Законно то, что приносит пользу людям. А в водочный бизнес втягивалось все больше людей. На разъезд под Ардоном, где разгружались составы, съезжались не только спиртовозы владикавказских заводов, но и грузовики частников с пустыми бочками, «Жигули» с пластмассовыми баками и канистрами. Купленный спирт сдавали на заводы, взамен получали «купаж», водноспиртовую смесь, приготовленную с соблюдением требований технологии, всей семьей разливали в бутылки в сараях и дворовых постройках. По утрам самодеятельные цеха в пригородах и даже в дальних селениях объезжали «Камазы» с фурами, заводские экспедиторы собирали продукцию, сразу расплачивались. Появились сопутствующие производства – пробки, приспособлений для закатки бутылок, картонных коробок для транспортировки водки.
В Осетию пришли живые деньги, жизнь оживилась. Это было заметно по тому, что везде начали строиться, сначала робко, из дешевого силикатного кирпича, потом все с большим размахом, уже не пристройки к старым домам, а новые особняки. И как всегда бывает там, где появляются большие деньги, обострилась криминогенная обстановка. Начались разбойные нападения на покупателей спирта, приезжавших на разъезд с крупными суммами, бандитские наезды на водкозаводчиков.
Пришлось создавать службу безопасности. Возглавил ее молодой милицейский майор Теймураз Акоев, с которым Тимур познакомился в Беслане и подружился во время боев с ингушами. Служба у него не пошла, из-за чего-то крупно разругался с начальством, сгоряча швырнул рапорт об увольнении и в двадцать восемь лет оказался на улице, обозленный на весь мир. Предложение Тимура он принял сразу, набрал в команду бывших десантников, отслуживших срочную. Дисциплину поддерживал строжайшую, регулярно устраивал тренировки в спортзалах и на армейских стрельбищах. Его люди сопровождали составы со спиртом из Киева, охраняли разъезд, дежурили в офисе. К Тимуру и Алихану он приставил персональных охранников и бывал очень недоволен, когда компаньоны разъезжали без сопровождения. Сердито говорил:
– Меня убьют – мои родные заплачут. Вас убьют – много людей заплачет. На вас все дело держится, надо же понимать!
Самым популярным видом спорта в Осетии была вольная борьба. Из бывших борцов, не добивших заметных успехов и оставшихся не у дел, формировались криминальные группы, навязывающие «крышу» предпринимателям. Без их внимания не могла остаться деятельность фирмы Алихана и Тимура. Пришли и к компаньонам, поигрывая накачанными мускулами под обтягивающими футболками. Алихан не стал с ними разговаривать.
– Мы не платим бандитам, мы платим охране, – заявил он и вызвал Теймураза Акоева. – Поговори с этими господами.
Чем кончилась «стрелка» борцов с десантниками Акоева, Теймураз не рассказал, но с тех пор наезды полностью прекратились.
Между тем на Украине со спиртом начались перебои. Госрезерв был исчерпан, заводы часто останавливались – то нет мазута для котельных, то не подвезли мелассу, массу из сахарной свеклы, которую закладывали в бродильные чаны. Алихан предугадывал такое развитие ситуации. Поэтому всю прибыль вкладывал в строительство спиртзавода во Владикавказе производительностью миллион декалитров в год по немецкой технологии, позволявшей получать спирт класса «экстра». Оборудование закупали в Германии и Голландии. Алихан мотался по Европе, размещая заказы, Тимур безвылазно сидел в Киеве, доставал для заводов мазут и мелассу, выбивал у железнодорожников цистерны.
Григорян все время повышал цены, к весне 1996 года уже брал за литр спирта по шестьдесят центов. Но спрос по-прежнему намного превышал предложение, Григорян чувствовал себя полным хозяином положения.
Иметь с ним дело было непросто. Иногда все бумаги подписывал не глядя, но мог упереться, и ни в какую. Все зависело от настроения. Если накануне проигрался в казино, к нему лучше было не подходить. Секретарши, благожелательность которых Тимур покупал дорогой французской косметикой, всегда предупреждали его: не в духе. Пренебрегать такими предупреждениями не следовало. Тимур давно понял: рынок рынком, но есть и человеческий фактор. В Осетии даже сторожу не прикажешь открыть ворота, если при этом не дашь понять, как ты уважаешь его самого и его ответственную должность открывателя ворот.
Приехав однажды утром в офис «Спиртсервиса», Тимур сразу понял, что сегодня не лучший день для деловых переговоров с Григоряном. Приемная была залита ярким мартовским солнцем, но атмосфера в ней царила мрачная, напряженная. Секретарши с каменными лицами отвечали на звонки. Покупатели вполголоса переговаривались, хмуро поглядывали на дверь в кабинет Григоряна, из-за которой доносились раздраженные, на повышенных тонах, мужские голоса. Только один человек уверенного московского вида, свободно расположившийся в глубоком кожаном кресле в углу приемной, не разделял всеобщей озабоченности. Грузный, с короткими жесткими волосами в проблесках седины, с темными тенями под глазами, он рассеянно листал яркие автомобильные журналы, которыми был завален журнальный стол, время от времени оглядывал приемную с добродушным интересом стороннего наблюдателя. Когда появился Тимур с охранником, тащившим сумку с деньгами, внимательно посмотрел на них, будто сфотографировал, и вновь принялся листать журналы.
– Что происходит? – вполголоса спросил Тимур, подсовывая секретарше коробочку теней «Лореаль-Париж».
– И не спрашивайте, мрак, – отозвалась она, смахивая презент в ящик письменного стола.
– Опять проигрался?
– Не то слово!..
Голоса в кабинете стали громче, дверь распахнулась, в приемную выпятился высокий белобрысый прибалт с красным от возмущения лицом.
– Вы нарушаете договор! – кричал он Григоряну, как бы подталкивающему его к выходу небрежными движениями руки. – Это не есть правильно! Так не делают бизнес! Я буду жаловаться!
– Иди отсюда, пока я не вызвал охрану! Жаловаться он будет! Да хоть в ООН!..
Григорян исподлобья оглядел приемную, кивнул Тимуру:
– Заходи.
Пока кассирша считала деньги, тяжело ворочался в кресле, бурчал:
– Он будет меня учить, как делают бизнес! У себя в Риге пусть учит!
– Миллион восемьсот, – доложила кассирша.
– Сколько? – переспросил Григорян, останавливая руку с «паркером», которым уже был готов подписать накладные и распоряжения на отгрузку спирта. – Почему миллион восемьсот?
Тимур объяснил:
– Пятьдесят цистерн по шестьдесят тонн. Три миллиона литров по шестьдесят центов. Миллион восемьсот. Все правильно.
– Кто тебе сказал, что по шестьдесят центов? По семьдесят два!
– С каких пор? – возразил Тимур. – Мы договаривались по шестьдесят.
– Тоже будешь учить меня, как делать бизнес? – разъярился Григорян. – По семьдесят два! Не нравится – не бери. У меня есть кому отдать! Короче, с тебя еще триста шестьдесят тысяч. Плати – и спирт твой.
– Ашот, мы с тобой работаем не первый год и всегда понимали друг друга, – попытался Тимур разрядить атмосферу. – Ты назначаешь цену – мы не спорим. Но нельзя же так, без предупреждения.
– Я всех предупредил!
– Когда?
– Вчера!
– Над этой поставкой я работаю уже месяц, – напомнил Тимур. – Мы не отказываемся платить. Но я не ношу в кармане триста шестьдесят тысяч долларов. Нужно время.
– Сколько тебе нужно?
– Недели две.
– Три дня! – отрезал Григорян. – Все, разговор окончен!
Тимур сгреб неподписанные бумаги, вышел в приемную и обессиленно опустился в кресло возле журнального стола с автомобильными журналами. Удар был болезненный. Триста шестьдесят тысяч долларов. Сукин сын. Таких денег не было у Тимура с собой. Но их не было и на банковском счету во Владикавказе после того, как купили и запустили ликероводочный завод в Беслане. Все свободные средства уходили на строительство спиртзавода и закупку технологического оборудования. Перед отъездом в Германию Алихан обнулил счет, чтобы сразу проплатить контракты. Лететь домой и брать кредит? Но это – время. Три дня. Ничего не успеть за три дня. Сукин сын!
– Проблемы? – поинтересовался москвич, доверительно наклоняясь к Тимуру.
– Что хочу, то и ворочу! – вырвалось у Тимура. – У нас говорят: не имей дела с цыганами и армянами. Никогда не понимал, почему так говорят. Теперь понимаю.
– Вы откуда?
– Из Осетии.
– Я почему-то так и подумал. Хотя на осетина вы не похожи.
– Почему? – удивился Тимур.
– Все осетины черные.
– Как видите, не все.
– Вижу. Чему вы усмехаетесь?
– Усмехаюсь? – переспросил Тимур и машинально потрогал шрам на губе, придающий его лицу выражение постоянной легкой насмешливости. – Да нет, мне сейчас не до смеха.
– Пойдемте покурим, – предложил москвич.
– Я не курю.
– Я тоже.
Он встал с неожиданной для его грузного тела легкостью и вышел из приемной, зачем-то прихватив автомобильный журнал. Тимур последовал за ним, не очень понимая, почему он это делает, но чувствуя невозможность остаться один на один с неожиданно свалившейся на него тяжелой проблемой. Когда расположились за столиком открытого летнего кафе и взяли минералки, москвич представился:
– Панкратов. Михаил Юрьевич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58