– Вы одного не учитываете, дорогой и многоуважаемый Сергей Сергеевич. Ирригация, как известно, вызывает приток влаги из близлежащих районов почв, между тем болота…
А чем занималась маленькая, худенькая и – это Игорь Саввович заметил не сразу – по-настоящему красивая девчушка? Выяснилось, что она предельно внимательно, серьезно и уважительно слушала ученую жвачку и была забавна тем, что то и дело меняла выражение лица. Когда говорил Валентинов, девчушка, казалось, думала: «Прав, совершенно прав!», – а когда брали слово Бережковы, на лице девчушки снова можно было прочесть: «Правы, они совершенно правы!» Это значило, что, во-первых, маленькая женщина очень добра и, во-вторых, не имела никакого отношения к лесосплаву и биологии, а по тому, как сидела в глубоком кресле – вместе с ногами, в привычной позе, было понятно, что она – давняя знакомая Валентинова. Поразмыслив, Игорь Саввович быстренько пододвинулся к ней со своим стульчиком, сморщив нос, интимно сказал:
– Если я не опоздал и Володечка Лиминский потерпел крах, то сразу вношу ясность. Я за вами ухаживаю, что значит произвожу закидоны. Вопрос первый: по какому рецепту и где производят таких, как вы? Вопрос второй: нравятся ли вам холостые мужчины моего типа? Третий, то есть последний, вопрос: по какому телефону вам звонить?.. Я ничего не забыл из большого джентльменского набора?
Светлана Ивановна негромко, но весело засмеялась, повернулась к Игорю Саввовичу, без смущения и кокетства посмотрела ему прямо в глаза, и он сразу понял, что перед ним – редкая в наше бурное и переусложненное время женщина. Естественность, простота, доброта к ближнему, полная искренность… На лице – ни следа косметики, ногти – красивые от природы – не накрашены, и пахло от маленькой женщины чем-то таким, что напоминало запах белья, когда его вносят с мороза в теплую комнату. Были ли это гениальные духи, или так всегда пахла эта особенная женщина? Игорь Саввович удивился, когда Светлана Ивановна с улыбкой спросила:
– А чему вы смеетесь? У меня, наверное, растрепались эти проклятые волосы. Просто грех с ними.
Игорю Саввовичу казалось, что он и не думал смеяться, но, видимо, смеялся, если об этом говорила Светлана Ивановна. Он еще ближе пододвинулся к ее креслу, сделав предельно серьезное лицо, сообщнически зашептал:
– Светлана Ивановна, ваши чудесные волосы в порядке, но отчего вы мне не напомнили, что я забыл произнести самую коронную фразу?
– Какую же? – Она совсем развеселилась. – Произносите.
Он проникновенно сказал:
– У меня такое чувство, словно мы с вами знакомы давным-давно.
Они так увлеклись, что не слышали финал спора на экологические темы, пропустили момент появления матери Валентинова, питье коктейлей и не сразу поняли, что уже готовы пельмени. Валентинов, видимо, не хотел прерывать их разговор. В свою очередь, Игорь Саввович, пресыщенный стильными красавицами с распущенными волосами, красотками из Дома моделей и зрелыми матронами, которых привлекали его широкие плечи и обвитое мускулами тело культуриста, так обрадовался простоте и молодости Светланы Ивановны, что не сразу поверил ее университетскому образованию и близкой защите диссертации – через год и три месяца.
Вот так все и началось. Примерно через неделю Игорь Саввович позвонил в общежитие аспирантов, где жила Светлана; пока ее искали, долго слушал, как пели, орали и хохотали будущие доктора наук и академики, затем раздался как бы шелестящий, негромкий, но всегда – это выяснилось позже – спокойный и веселый голос хорошо воспитанной дочери учительницы.
– Карцева слушает.
– А Гольцов говорит: «Здрасте!» Слушайте, гражданочка, не прошвырнуться ли нам в киношку? Неореализм или студия Довженко – нам без разницы! Ась? Не чувствую бурной, долго продолжающейся радости.
– Воспитана в послушании и терпении… Когда?
– Ай-яй-яй! Разумеется, немедленно, сию секунду. Стою с машиной на углу почтамта… Я заметил, что вы не пользуетесь косметикой. Это, безусловно, приближает свидание… Я говорю красиво?
– Ага, но для начала сойдет. Я пошла одеваться.
Светлана оказалась точно такой, какой Игорь Саввович увидел ее у Валентинова, – доброй, искренней, простой и вдобавок ко всему мужественной. Он понял, что она умна тем незаметным для поверхностных людей умом, который не демонстрируется, не растрачивается по пустякам, брезгливо чурается быть показным. Не одна неделя и не один месяц прошли, пока Игорь Саввович понял, как прекрасно образованна Светлана, как много и точно знает и как романтична и привлекательна естественным для нее стремлением не демонстрировать свои редкие ум и знания. Однако самым главным и решающим было то обстоятельство, что через месяц-другой Игорь Саввович понял и почувствовал, что он и Светлана оказались внутренне чрезвычайно похожими.
И неизбежное должно было случиться. Только глубоко мыслящие люди знают, что много лет прожившие счастливые и любящие супруги не становились за годы брака похожими друг на друга, как это часто кажется, а уже походили и при первом знакомстве невольно полюбили друг в друге самих себя. Каждый человек – это все-таки более или менее Нарцисс. Не понимая, что ему Светлана нравится внешне оттого, что у них одинаковые подбородки, разрез глаз и овал лица, что они одинаковым движением убирают со лба волосы, увлеченный ее добротой, умом и женственностью, Игорь Саввович вскоре уже не расставался со Светланой, и она первая с деревенской простотой в темноте дряхлого подъезда шепнула ему на ухо:
– Я тебя люблю! Могу сто раз повторить.
К этому времени Игорь Гольцов, потом Игорь Саввович Гольцов побывал, наверное, в десятке женских кроватей. В семнадцать лет его заманила к себе домой аспирантка мединститута Валентина Ускова, напоив коньяком, уложила рядом с собой. Перепуганный романами, грозящими болезненным отвращением, и хвастовством лгущих приятелей, Игорь Саввович никогда не забудет этой женщины, благодарность к Валентине навсегда останется в нем. Через неделю Валентина тактично и мягко выпроводила Игоря, замыслившего в день совершеннолетия жениться на ней, и он переживал страшную драму, кончившуюся, впрочем, через полтора месяца. Потом он влюбился в десятиклассницу, которой родители разрешали гулять только до одиннадцати часов, а в институте Игоря искренне полюбила красивая провинциалочка, и они часто ходили далеко вдоль реки, к знаменитым каменным столбам, так как крестьянская дочь была хороша и смела под звездным небом, и робка, застенчива в комнате Игоря, имеющего к этому времени отдельный вход и крыльцо в особняке родителей. Большой путь прошел к двадцати пяти годам красивый и сильный Игорь Гольцов, но бабником не стал, наоборот, взрослея, все сильнее презирал мужчин-проституток и к тому же Володечке Лиминскому – близкому и хорошему в конечном счете человеку – относился с едва скрываемой брезгливостью.
В конце на редкость теплого и ясного февраля он, денежный начальник отдела новой техники, предложил Светлане переехать из аспирантского общежития к знакомой Игорю славной молчаливой старушке, у которой он прожил свой первый месяц в Ромске. В квартире Игоря Саввовича, находящейся в многолюдном доме, Светлана чувствовала себя неуютно, и Игорь Саввович сказал Светлане, что будет платить за ее квартиру. Ему понравилось, как к этому отнеслась возлюбленная – без всякого ханжества, спокойно, только сказала, что он предлагает старушке на десять рублей больше, чем следует. «Сорок рублей – царская цена!» – объявила Светлана, и через неделю выяснилось, что сорок рублей – дар с неба для старушки. Игорь Саввович тогда зарабатывал уже двести двадцать рублей, а родители Светланы воспитывали ее с детства в спартанском духе. Как только дочь сделалась аспиранткой, председатель Кривошеинского райисполкома Карцев перестал переводить телеграфом пятьдесят «студенческих» рублей, и Светлана жила только на аспирантские, едва сводя концы с концами.
Итак, ключ от уютного домика лежал у Игоря Саввовича в кармане, в любое время дня и ночи Светлана безропотно принимала его, и естественно, скоро наступил отрезвляющий миг. Это произошло в тресте, в середине рабочего дня, неожиданно, как гонконгский грипп. Сославшись на головную боль, он пришел в свою холостяцкую квартиру, улегся на кровать поверх одеяла, положил ноги на спинку и подробно стал думать, что вся эта идиллическая история добром не кончится. Жениться в двадцать пять лет в эпоху научно-технической революции чрезвычайно глупо, но мысль расстаться со Светланой – искренней и преданной – вызывала страх. Она была способна на все, она без тени юмора слушала старинную песню: «… в речке глубокой я утоплюся» и уже несколько раз говорила, что не станет жить, если с Игорем что-нибудь случится. И все-таки Игорь Саввович твердо решил порвать со Светланой, причем для ее же блага, чтобы достойная всяческого счастья маленькая женщина не истратила лучшие годы жизни на человека, который принципиально не хочет жениться до тридцати пяти лет.
Окончательное и тяжелое объяснение он приурочил к субботнему вечеру, но на субботу, как нарочно, пришлось катание на яхтах, потом жарили шашлыки возле Брагина, возвращались за полночь, и у него не было сил объясниться со Светланой: она и сама так раскисла, что и словечка не могла вымолвить, когда шофер дядя Вася, не будучи еще личным водителем Игоря Саввовича, бережно подвез их к дому славной старушки.
Три недели – двадцатый век, невиданные ускорения, сутолока – Игорь Саввович не мог выбрать времени, чтобы объясниться со Светланой, а в середине четвертой недели, почти на рассвете, соскучившись, хотя они не виделись только сутки, Светлана сама пришла в его мрачное, но большое холостяцкое убежище. Разбудила поцелуем, улыбнулась радостно, целомудренно отвернулась, ждала, пока он, спящий всегда голым – докторский ребенок! – натянет смешные цветные трусы. Потом озабоченно сказала:
– Хочу есть! Холодильник…
– …полная чаша! – подхватил он. – Могу накормить весь аспирантский корпус.
Через полчаса они ели любимые Игорем сосиски – солидные и насквозь положительные – степенно разговаривали о дождях, как бы нарочно приуроченных к посевной, одновременно радовались за сплавщиков, потому что проливные дожди поднимали уровень воды и этим облегчали проводку большегрузных плотов по обским притокам. Сплавщики приращивали к плану такие жирные куски, что лесозаготовители хватались за голову, а газеты пылали восторженной страстью к героям-сплавщикам.
– Валентинов очумел! – добродушно резвился Игорь Саввович. – Похож на кота, надравшегося валерьянки, объясняется только охфаризмами, как говорит наша уборщица. Кстати, ты заметила, что все дворники и сторожа теперь употребляют слово «ассоциация». Наш, например, вчера, увидел меня, подходит: «Драсте, Саввич! По ассоциации вспомнил: надо три рубля до получки!»
Светлана хохотала, роняла в тарелку сосиски, вытирала слезы, и он был рад за нее – хорошее, неожиданно хорошее выдалось утро!
– Так вот, я и говорю, что Валентинов, то ись по-нашенски Водолаз, ровно кот от валерьянки, сильно очумел! – перешел Игорь Саввович на местный, чалдонский говор, которому научился за время работы на Весенинском сплавном участке. – Ну, чистый котище – ус у его на растопыр, рот у его, сказать тебе, набок, глаз навыкат. Ореть, ровно чумной: «Трест могет дать рекордно в его истории количество лесу!» А я, скажем, ему отвечаю: «Нова техника, над которой старшее меня никого нету, не выдюжит». Он обратно кричит: «Что не выдюжит?» А я режу: «Да нова техника, котора едет». Он на меня с кулачищами: «То ись как едет, когда она приехамши!» А я говорю: «Как же она приехамши, когда эта сама нова техника приблудилась. Она, могет быть, об это время от нас едет, а потом, наоборот, случаем к нам поедет, ежели сильно не устареет эта, котора… Ну, как ее? Нова техника!»
Светлана уже дохохоталась до икоты, держалась за живот, а он продолжал медленным горестным тоном:
– Он ить у нас порченый, Валентинов-то! Головой скорбный! Ему, скажем, кладут на стол бумагу, он читает: «Усиленные сплоточные машины вам высылаются конце марта…» Так он ей, бумаге, – ты за табуретку держися, – верит. Видано ли тако дело по нонешним временам?
Выражением лица, манерой жестикулировать, задранным подбородком Игорь Саввович так походил на главного инженера, что Светлана упала на кровать, корчась, только стонала:
– Прекрати, Игорь, ой, прекрати! Я тебя умоляю: прекрати!
– А мне теперича останову не будет! – со зверским лицом объявил он. – Вот я и говорю, что Валентинов кажну бумагу до конца читат, а скажешь ему: «Три короба вранья да обману!», шибко сердится! Он шибко на таки супротивны речи сердится, Светлана!
Светлана изнемогала, свернулась калачиком на ярко-красном стеганом одеяле, подаренном Игорю домработницей Гольцовых, когда он уезжал из дому, чтобы начать самостоятельную жизнь. Откровенно деревенское, такое веселое, что Игорь Саввович наотрез отказался от атласного пухового одеяла, предложенного матерью. К тому же он видел, как домработница всю зиму что-то шила в своей квадратной комнатке.
– Игорь, прекрати! Мне больно.
Он подошел к Светлане, наклонившись, погладил плечи, прилег рядом. Она разделась быстро, легко – это было трогательно и ново для Игоря Саввовича: женщина в ней просыпалась долго, мучительно долго; она сама заговорила об этом, сославшись на автора романа «Жизнь», наблюдательного и, вопреки общему мнению, совсем не эротического писателя Мопассана. «Я северная женщина, – сказала Светлана. – Северная женщина из клюквенных болот. Если уж француженка, южанка долго ждала ручья в горах, то мне… Все придет, Игорь, не страдай за меня. Я счастлива!»
Они лежали под красным одеялом, Светлане отчего-то сегодня было холодно в теплой и даже жаркой комнате, она благодарно прижималась к его выпуклой сильной груди.
– Женись на мне! – внезапно прошептала Светлана. – Я буду хорошей женой… – Помолчала, прижалась еще теснее… – Ты замечательный, добрый, умный, красивый. Главное, добрый… Только я не знаю, любишь ли ты меня. – Светлана поцеловала его, замерла, ожидая ответа. – Хорошо! Я все равно дождусь, когда полюбишь – терпеливая!
«Что за дурацкая привычка не пользоваться абажурами, вешать под потолок одну электролампочку!» Это вдруг вызвало у Игоря Саввовича острое раздражение, хотя он сам все забывал купить абажур. Казалось, что лампочка горит, но это только отражался на сферической поверхности солнечный свет ясного утра. Игорь Саввович быстро подумал: «Вот тебе и дал Светлане отставку! Меня собираются женить!»
– А не рано ли нам жениться, Светлана? – мягко и задумчиво сказал он. – В двадцатом веке женятся или в восемнадцать лет, или после тридцати. Мы нарушаем все сроки.
Светлана, оказывается, просто не услышала Игоря Саввовича, так как сама говорила:
– Моя мама мудрый человек! Она утверждает, что женщина не может обещать мужчине стать помощницей, взвалить на свои плечи все мужские горести и несчастья, разделить с мужчиной радость и беду. Я удивилась: «Почему, мама?» – Светлана приподнялась, чтобы смотреть Игорю Саввовичу прямо в лицо, и повторила: – Я удивилась: «Почему, мама?» Она только улыбнулась: «Да потому, что такая женщина сядет мужу на шею, как только почувствует себя равной с мужем. Нет, дочь моя, женщина мужчине может помочь только одним…»
– Ну, и чем же? – заинтересовался Игорь Саввович.
Светлана немного смутилась.
– Мама сказала: «В радости еще можно делиться пополам, а в горе женщина должна сделать единственное – лечь ковром мужчине под ноги!» Одним словом, мать считает, что брак – это сладкая и необходимая каторга для женщины… Домостроевщина!
Пахло от Светланы, как всегда, здорово – мороженым бельем. Отговорив, она легла на спину и долго молча лежала с открытыми глазами.
– Женись на мне, Игорь! – сказала она в пространство. – Женись! – В ее голосе не было ни грусти, ни самоунижения, ни стеснения, ее открытое сейчас тело было прекрасно здоровьем, нерастраченной девственностью, обещанием еще расцвести и пробудиться.
– Если только кивнешь, я навсегда останусь у тебя! – продолжала Светлана. – Я не могу без тебя прожить и один день…
Игорь Саввович медленно сказал:
– Оставайся.

* * *

Тьма за окнами спальни сгущалась, видимо, собирались тучи, застившие луну, и неоновый свет превращался в пытку, от которой Игорь Саввович яростно стискивал зубы, а Светлана сердито морщилась. Он сидел на кровати прямо, лицо и позу жены видеть не мог, но чувствовал, как Светлана незаметно разглядывает его, и это был тот редкий случай, когда он не понимал, что она сейчас думает о нем, а незаметное, точно незнакомого, разглядывание было неприятно, и он подумал, что так, наверное, должны разглядывать друг друга муж и жена, пришедшие в суд разводиться тихо и мирно, уставшие от жизни под одной крышей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48