Не видели? Хотите увидеть?
Я отодвинула его в сторону, вернее, толкнула на оператора и, увидев наконец свою машину, подбежала к ней, забралась в салон и захлопнула дверцу.
Сердце вошло в привычный ритм, только когда я уже подъезжала к дому и за окнами замелькали изумрудно-зеленые деревья. Ну и наглецы! Мне уже приходилось иметь дело с репортерами, и от этих встреч обычно оставались не самые приятные воспоминания. Особенно запомнились две стычки, в Риме и Лос-Анджелесе. «Что с нами произошло? Неужели такое понятие, как „частная жизнь“, больше не существует? — спрашивала я себя. — Кем они себя возомнили?»
Мне так недоставало Уилла. Дома. Или даже здесь, в машине.
«О, Уилл, не нужна нам слава. Давай просто исчезнем и проведем остаток жизни в безвестности и покое».
Уилл и Сюзанна. Фотография. Неужели... Нет. Не может быть.
К тому времени я полагала, что уже хорошо знаю своего мужа. Я была в этом уверена. А фотография — всего лишь очередная «утка» папарацци. Не первая и, уж конечно, не последняя.
Отбросив сомнения, я вышла из машины и направилась домой. Но сомнения вернулись позже, когда я уже легла в постель, и не давали уснуть до двух или трех часов ночи.
Уилл и Сюзанна.
Нет!
Проклятые папарацци!
Глава 63
Там, где происходили главные события, никаких папарацци не было.
СЦЕНА
Ванная комната в доме Элли. Чудесное солнечное утро. Элли нежится в жестяном корыте, скрытая густыми хлопьями мыльной пены. Время от времени она разводит их и смотрит на живот. Входит Норт. Вид у него озабоченный.
ПЕРЕХОД
Реакция Элли. Она стыдливо смотрит на мужа. Норт опускается на колени рядом с корытом. Он не такой, как большинство мужчин. Он способен понять, о чем думает женщина.
Норт. Почему ты избегаешь меня, Элли? С тех пор как мы узнали про ребенка, ты просто не подпускаешь меня к себе.
Элли. Я теперь некрасивая, вот почему. (Начинает плакать.) И уже никогда не буду прежней. Этот ребенок все испортил. Превратил меня в старуху.
Норт. Девятнадцать лет — это не так много. И ты такая же красивая. Ты моя милая жена. (Разметает холмики пены.) Ты — Элли, и это не изменится никогда.
Элли. Нет! Пожалуйста... О, Норт, не надо, пожалуйста.
Норт. Тише. (Из-под пены появляется ее грудь.) Видишь, какая ты красивая. Ты такая красивая, что я просто не могу на тебя смотреть.
Элли. Я толстая, как поросенок. У меня все болит, и я чувствую себя старухой.
Норт (подбирает мочалку и начинает осторожно тереть спину жены. Его руки под водой, но видно, что они приближаются к ее груди). Только не здесь... и не здесь... и уж никак не здесь.
ПЕРЕХОД
Реакция Элли. Она явно возбуждена его ласками. На лице ее появляется чудесная улыбка. Элли действительно прекрасна.
Норт (продолжая ласкать жену). Моя красавица...
моя Элли...
Элли (задыхаясь). Правда? Я еще нравлюсь тебе? Да?
Норт. Да, нравишься. И всегда будешь нравиться. Я же говорил, что ничто не изменится. Даже когда ты состаришься.
КРУПНЫЙ ПЛАН
Норт целует Элли. Поцелуй становится все более и более страстным... Герои исчезают в клубах пара.
ПЕРЕХОД
Камера опускается ниже, к самой воде, к требовательно-нежным пальцам Норта...
— Снято! — Резкий голос Майкла Капуто словно ножом разрезал напряженное безмолвие сцены. — Отличный дубль. Все. Лично я иду погонять шары — иначе мой орел порвет ширинку.
Однако ни Сюзанна, ни Уилл и не думали останавливаться. Техники, быстро смекнув, что к чему, не стали выключать камеру, зная, что всегда могут продать отснятый «горячий» материал любому развлекательному каналу.
Герои, увлекшись, похоже, ничего не замечали. Выйдя из ванны, Сюзанна, нисколько не смущаясь своей наготы, рассмеялась и подергала партнера за ремень. Уилл подхватил звезду на руки и, впившись в ее губы поцелуем, который так и остался за рамками «Примулы», понес женщину в трейлер.
Дверь захлопнулась.
Австралийский оборотень.
Глава 64
— Что дальше? — спросил Уилл.
Основной материал уже был отснят, оставалось только сделать монтаж и озвучить фильм.
Они медленно брели по пыльной равнине. Он совсем не собирался заводить роман, но, как говорится, один шаг — и попал в дерьмо. Сюзанна была одной из самых красивых женщин в мире, а Уилл всегда ценил самое лучшее.
— Что дальше? — усмехнувшись, переспросила она. — Я вернусь в Калифорнию, а ты снова станешь мистером Мэгги Брэдфорд. Тебе ведь это нравится.
Уилл моргнул. Слова больно жалили.
— А что у нас было здесь?
— Мы прекрасно провели время, согласен? Ты хорош, Уилл. Один из лучших.
— Один из? — Теперь уже он усмехнулся. — С тобой не соскучишься.
Сюзанна весело кивнула:
— Верно, Уилл. Мозги у меня есть. Ох, милый! Я всегда выбирала самых-самых. Актеров, спортсменов, лыжников. Но ты не хуже их, так что не беспокойся.
Уилл уже слышал голоса демонов. Очнувшись от долгого сна, они карабкались вверх, выползали из тьмы, цепляясь когтями за внутренности, и лезли в голову. Черт, как же он не любил проигрывать. Он просто не мог перенести поражение.
— После этого фильма я стану звездой, — внешне спокойно сказал Уилл, хотя голос уже был готов сорваться на крик. — И тогда уже никто не назовет меня мистером Мэгги Брэдфорд.
— Я сделала тебя звездой, — поправила Сюзанна. — Никогда не забывай об этом. И не советую влезать в этот бизнес — добра не будет. Можешь мне поверить — я знаю.
Уничтожь ее. Но только не сейчас. Спокойно. Не спеши. Спланируй, как ты умеешь. Ведь урок в Рио пошел тебе на пользу.
Уилл промолчал, и вскоре они повернули назад, к отелю.
— Еще разок? Напоследок? — спросил он.
Сюзанна усмехнулась и потянулась к нему.
— Вот это я понимаю. Так держать. У меня или у тебя?
— У тебя. Поиграем в твои игрушки.
* * *
Сюзанна Пурсель не имела ни малейшего представления о том, как все случилось. Иногда ей даже казалось, что все происходит не с ней, а с кем-то другим, а она лишь наблюдает со стороны.
Едва она переступила порог своей комнаты, как Уилл ударил ее сзади. Впрочем, может быть, и не он. Так или иначе, кто-то сильно толкнул ее в спину, и голубой ковер словно прыгнул навстречу. Сюзанна рухнула на пол и мгновенно потеряла сознание.
...И очнулась уже связанной по рукам и ногам ее же собственной скакалкой. Рот ей он заткнул бюстгальтером.
А потом он запихнул ее в ванну.
То, что началось после, было гораздо хуже.
Он резал ей запястья и спокойно наблюдал, как кровь стекает по стенкам и уходит в водосток.
Просто сидел и смотрел, как она истекает кровью.
Сюзанна отчаянно дергалась, издавая жуткие приглушенные звуки, но веревки лишь затягивались еще туже.
Она пыталась кричать, но кляп сидел слишком плотно.
Тогда она попробовала умолять своего мучителя — глазами.
Уилл наконец заметил и заговорил:
— А, да. Теперь я вижу. Ты хочешь поговорить, верно? Может быть, ты даже хочешь взять назад свои гадкие слова, сказанные в мой адрес? Так или не так, Сьюзи? Я прав? Видишь, у меня тоже есть мозги.
Сюзанна кивнула. Настолько энергично, насколько смогла. Крови вытекло много, и ее уже начало подташнивать. Голова кружилась, и Сюзанна боялась, что потеряет сознание.
— Знаю, на самоубийство не очень похоже, но кое-что в этом есть. Любопытно смотреть, как человек умирает. Ты даже представить себе не можешь. И глаза у тебя сейчас такие интересные. Сколько мыслей проносится в этой голове, а? Вот бы узнать, о чем ты думаешь. Наверное, не можешь поверить, что ты, великая Сюзанна Пурсель, вот-вот умрешь. Невероятно, правда? Твоя жизнь не может закончиться вот так... вдруг, верно? Я вижу все эти мысли в твоих глазах, Сюзанна.
Уилл замолчал.
То, что он видел, очень напоминало самоубийство. То, что случилось с его отцом.
* * *
На следующее утро Майкл Капуто пришел в отель, где жила Сюзанна. Он хотел попрощаться с ней, пожелать счастливого возвращения домой и — кто знает? — может быть, получить сладкую награду. Сюзанна не снимала трубку телефона, не ответила она и на стук в дверь.
В конце концов ему удалось убедить менеджера открыть номер. «Наркотики, — думал Капуто. — Черт бы ее побрал. Ну почему так получается, что едва ли не каждая красивая женщина превращается в проблему с головной болью?»
Он обнаружил свою ведущую актрису обнаженной, сильно изрезанной, без сознания, но живой. Кто-то приковал ее наручниками к кровати. Прошло полгода, прежде чем Сюзанна Пурсель смогла сняться в следующем фильме, а ее крупные планы уже никогда не были теми же, что раньше.
Сюзанна поклялась сначала Капуто, а потом полиции, что Уилл Шеппард не имеет к этому никакого отношения. Больше она ничего не сказала. Никаких обвинений выдвинуто не было.
И никому ни слова.
Вот как сильно он ее напугал. Сюзанна уже не сомневалась, что Уилл Шеппард способен на убийство. И вообще на все.
Книга четвертая
Обратная сторона луны
Глава 65
Я не убийца.
Я никогда никого не убивала.
Так я говорю себе, повторяю снова и снова.
Едва мы вошли в здание суда, как все, кто там был, повернулись и уставились на меня. Дыхание сбилось. Я чувствовала, что схожу с ума. Может быть, уже сошла. Полицейские из тюрьмы и команда моих верных и дорогих адвокатов окружили меня плотным кольцом. Клаустрофобия. Я вспомнила, как лежала, скрючившись, в тесном пространстве под верандой дома в Вест-Пойнте. Все ужасы, прошлые и нынешние, соединились, смешались здесь.
Шел дождь, и сотни людей, по большей части с черными зонтами, но некоторые с синими и красными, повернулись в мою сторону, чтобы, пусть мельком, посмотреть на так называемую знаменитую убийцу.
Сердце разрывалось при мысли, что дети увидят меня такой — в наручниках, с большой алой буквой "У" на груди.
Мы прошествовали по коридору и поднялись по лестнице в зал судебных заседаний, где нас уже ожидал судья Эндрю Сассман — крупный мужчина, примерно в шесть футов и шесть дюймов ростом, с черной, пронизанной серебряными нитями бородой, которой была предоставлена полная свобода роста. Судье Сассману было что-то между сорока и пятьюдесятью, и он напоминал раввина. Хороший знак, подумала я. Раввины ассоциировались у меня со справедливостью и честностью. Большего я и не желала.
Справедливость и честность. Это ведь по-американски, верно?
Обвинительный акт Эндрю Сассман держал в строгого вида черной папке. Мои защитники, разумеется, уже сообщили, чего следует ожидать, но я все равно не могла к этому привыкнуть.
"Что — во имя Господа — я здесь делаю? Как получилось, что я оказалась здесь?
Я же не преступница, в этом деле я жертва. Тогда почему меня судят за убийство?"
Репортеры, освещавшие ход судебного процесса, уже находились в зале заседаний. Не один, а несколько художников приготовились запечатлеть меня для пославших их газет. Какой почет!
Я стояла рядом с моим главным адвокатом Натаном Бейлфордом и все никак не могла поверить в реальность происходящего.
— Доброе утро, — вежливо произнес судья Сассман, как будто меня обвиняли в неуплате штрафа за неправильную парковку или нарушении постановления властей города Бедфорда об обязательной стрижке травы у бордюра собственного дома.
— Доброе утро, ваша честь.
Я удивилась тому, что могу говорить так уверенно, что могу вообще говорить что-то и при этом оставаться вежливой.
Судья поднял черную папку.
— Миссис Брэдфорд, здесь находится обвинительный акт Большого жюри. Вы знакомы с его содержанием?
Он говорил отчетливо и просто, как будто перед ним стоял обвиняемый в серьезном проступке ребенок.
— Да, ваша честь, знакома.
— Вы прочитали документ и имели время, чтобы обсудить его с мистером Бейлфордом или другими вашими адвокатами? — продолжал судья.
— Мы разговаривали на эту тему.
— Вы понимаете суть предъявленного вам обвинения? Осознаете, что обвиняетесь в убийстве вашего мужа, Уилла Шеппарда?
— Я читала обвинительное заключение и понимаю суть выдвинутых против меня обвинений.
Он одобрительно кивнул, как будто я была хорошей ученицей.
— В таком случае признаете ли вы себя виновной в предъявленном обвинении?
Я посмотрела ему прямо в глаза. Я знала, что это не имеет никакого значения, но мне все равно нужно было это сделать.
— Я не виновна в убийстве. Я не признаю себя виновной.
Глава 66
Нью-Йорк. Центральный парк. Мы с Уиллом женаты уже почти год.
— Мэгги, ты что-нибудь видишь? Я ни черта не вижу. В этом проклятом парке слишком много дурацких деревьев.
Мы втроем — Уилл, Дженни и я — сидели в роскошном, длинном, дымчато-сером лимузине. Уилл попытался прикурить, и голубовато-золотистое пламя запрыгало, освещая лицо и дрожащие пальцы. Он поднял руку и нервно провел ладонью по густым локонам.
«Как он бледен. Устал. Испуган, — думала я, наблюдая за Уиллом. — Для него это очередное повторение Кубка мира. Сегодня вечером ему снова нужно кому-то что-то доказывать. Что ж, мне это понятно».
— Что они там делают, в начале этой чертовой нескончаемой очереди?
— Не вижу, — ответила я. — Думаю, пытаются очистить проезжий путь от пешеходов.
— Видишь, какой популярностью уже пользуется твой фильм? — добавила Дженни, внеся свою долю поддержки.
Наш лимузин застрял неподалеку от площади Колумба, оказавшись пятым в угрюмой веренице «роллс-ройсов», «бентли» и «линкольнов», в которых разместились главные создатели фильма и звезды.
Наконец караван сдвинулся с места и, миновав Центральный парк, пополз сначала по Пятьдесят четвертой улице к кинотеатру «Зигфельд», где должна была состояться мировая премьера «Примулы».
Нервозность Уилла возрастала, казалось, с каждым поворотом: его ладонь, когда я прикоснулась к ней, была липкой от пота, едва закончив одну сигарету, он тут же принимался за другую. Вообще Уилл курил очень редко, но в тот вечер просто не мог остановиться. Честно говоря, я не узнавала своего мужа.
— Все будет в порядке. Обычное, как у вас говорят, предстартовое волнение.
— Все в порядке? Через пятнадцать минут критики увидят меня на экране, огромного, ростом в тридцать футов, и услышат дурацкое «Доброе утро, Элли. Прекрасная лошадка. Ты заботишься о ней, девочка, как мать заботится о собственном ребенке». С такими словами и таким ростом мне от них не увернуться.
— Это всего лишь сказка, Уилл. Люди хотят, чтобы в сказках разговаривали именно так. Им надо время от времени уходить от реальности.
— От реальности спрятаться можно, а вот от нью-йоркских критиков нет. Их не проведешь на таком дерьме, они сразу увидят, что я дешевка, подделка, что я не умею играть, и — прощай моя артистическая карьера.
— Этого не будет, — сказала Дженни.
— Будет, — усмехнулся Уилл.
Процессия снова остановилась. Вдруг кто-то постучал в боковое стекло, и я увидела короткие и толстые волосатые пальцы, скребущие окно лимузина.
— Беда одна не ходит, — прошептала я, открывая дверцу.
— Капуто! — воскликнул Уилл, подвигаясь, чтобы дать место режиссеру и продюсеру, чья широкая задница заняла едва ли не половину заднего сиденья.
— Нас распнут или поджарят, — с трагической миной на лице объявил Капуто. — Я знаю. Инстинкт меня никогда не подводил. Ты согласен со мной, Уилл? Я ведь вырос в Бруклине. У тех, кто провел детство на бруклинских улицах, самые острые инстинкты. Мы все чувствуем заранее.
Он был так комически несчастен, что я рассмеялась.
— Люди слишком многого ждут от этой картины, — продолжал Капуто. — Как будто можно снять что-то стоящее за пятьдесят мил... кхм, но мы-то с Уиллом знаем, что они получат кусок овечьего дерьма. Австралийского овечьего дерьма. А их дерьмо еще хуже нашего.
Уилл тоже засмеялся — шутки у Капуто были такими же мрачными, как и у него самого.
— Где ваша жена? — спросила я. — Ей, похоже, так же удалось успокоить вас, как мне Уилла.
— Элеонора в передней машине с моей матушкой. Они не переносят меня, когда я в таком состоянии. Меня выгнали из моей же машины. И вот я здесь. Должен же кто-то отвезти несчастного в кинотеатр.
Я открыла дверцу и потянула Дженни за руку.
— Куда ты? — спросил Уилл.
— К Элеоноре и матери Майкла. Два таких художника, как вы, вполне заслужили право побыть вдвоем.
Глава 67
Я присоединилась к Уиллу уже около «Зигфельда», и мы вместе прошли под лучами прожекторов через вопящую толпу, мимо репортеров, служащих студии и расположились на почетных местах.
Мы с Дженни впервые присутствовали на мировой премьере, так что нам все было интересно. Приглашенные, на мой взгляд, выглядели несколько нелепо в смокингах, темных костюмах и вечерних платьях — ведь пришли-то они, в конце концов, лишь для того, чтобы посмотреть кино.
Фильм начался примерно через пятнадцать минут, и по экрану побежали первые титры. УИЛЛ ШЕППАРД. Его имя значилось такими же буквами, как и имя Сюзанны Пурсель. Первые аплодисменты, однако, прозвучали еще раньше. Я услышала, как Уилл вздохнул. Был ли то вздох удовлетворения или страха — не знаю.
Картина захватила меня с первых кадров, которые запечатлели потрясающую красоту американского Запада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Я отодвинула его в сторону, вернее, толкнула на оператора и, увидев наконец свою машину, подбежала к ней, забралась в салон и захлопнула дверцу.
Сердце вошло в привычный ритм, только когда я уже подъезжала к дому и за окнами замелькали изумрудно-зеленые деревья. Ну и наглецы! Мне уже приходилось иметь дело с репортерами, и от этих встреч обычно оставались не самые приятные воспоминания. Особенно запомнились две стычки, в Риме и Лос-Анджелесе. «Что с нами произошло? Неужели такое понятие, как „частная жизнь“, больше не существует? — спрашивала я себя. — Кем они себя возомнили?»
Мне так недоставало Уилла. Дома. Или даже здесь, в машине.
«О, Уилл, не нужна нам слава. Давай просто исчезнем и проведем остаток жизни в безвестности и покое».
Уилл и Сюзанна. Фотография. Неужели... Нет. Не может быть.
К тому времени я полагала, что уже хорошо знаю своего мужа. Я была в этом уверена. А фотография — всего лишь очередная «утка» папарацци. Не первая и, уж конечно, не последняя.
Отбросив сомнения, я вышла из машины и направилась домой. Но сомнения вернулись позже, когда я уже легла в постель, и не давали уснуть до двух или трех часов ночи.
Уилл и Сюзанна.
Нет!
Проклятые папарацци!
Глава 63
Там, где происходили главные события, никаких папарацци не было.
СЦЕНА
Ванная комната в доме Элли. Чудесное солнечное утро. Элли нежится в жестяном корыте, скрытая густыми хлопьями мыльной пены. Время от времени она разводит их и смотрит на живот. Входит Норт. Вид у него озабоченный.
ПЕРЕХОД
Реакция Элли. Она стыдливо смотрит на мужа. Норт опускается на колени рядом с корытом. Он не такой, как большинство мужчин. Он способен понять, о чем думает женщина.
Норт. Почему ты избегаешь меня, Элли? С тех пор как мы узнали про ребенка, ты просто не подпускаешь меня к себе.
Элли. Я теперь некрасивая, вот почему. (Начинает плакать.) И уже никогда не буду прежней. Этот ребенок все испортил. Превратил меня в старуху.
Норт. Девятнадцать лет — это не так много. И ты такая же красивая. Ты моя милая жена. (Разметает холмики пены.) Ты — Элли, и это не изменится никогда.
Элли. Нет! Пожалуйста... О, Норт, не надо, пожалуйста.
Норт. Тише. (Из-под пены появляется ее грудь.) Видишь, какая ты красивая. Ты такая красивая, что я просто не могу на тебя смотреть.
Элли. Я толстая, как поросенок. У меня все болит, и я чувствую себя старухой.
Норт (подбирает мочалку и начинает осторожно тереть спину жены. Его руки под водой, но видно, что они приближаются к ее груди). Только не здесь... и не здесь... и уж никак не здесь.
ПЕРЕХОД
Реакция Элли. Она явно возбуждена его ласками. На лице ее появляется чудесная улыбка. Элли действительно прекрасна.
Норт (продолжая ласкать жену). Моя красавица...
моя Элли...
Элли (задыхаясь). Правда? Я еще нравлюсь тебе? Да?
Норт. Да, нравишься. И всегда будешь нравиться. Я же говорил, что ничто не изменится. Даже когда ты состаришься.
КРУПНЫЙ ПЛАН
Норт целует Элли. Поцелуй становится все более и более страстным... Герои исчезают в клубах пара.
ПЕРЕХОД
Камера опускается ниже, к самой воде, к требовательно-нежным пальцам Норта...
— Снято! — Резкий голос Майкла Капуто словно ножом разрезал напряженное безмолвие сцены. — Отличный дубль. Все. Лично я иду погонять шары — иначе мой орел порвет ширинку.
Однако ни Сюзанна, ни Уилл и не думали останавливаться. Техники, быстро смекнув, что к чему, не стали выключать камеру, зная, что всегда могут продать отснятый «горячий» материал любому развлекательному каналу.
Герои, увлекшись, похоже, ничего не замечали. Выйдя из ванны, Сюзанна, нисколько не смущаясь своей наготы, рассмеялась и подергала партнера за ремень. Уилл подхватил звезду на руки и, впившись в ее губы поцелуем, который так и остался за рамками «Примулы», понес женщину в трейлер.
Дверь захлопнулась.
Австралийский оборотень.
Глава 64
— Что дальше? — спросил Уилл.
Основной материал уже был отснят, оставалось только сделать монтаж и озвучить фильм.
Они медленно брели по пыльной равнине. Он совсем не собирался заводить роман, но, как говорится, один шаг — и попал в дерьмо. Сюзанна была одной из самых красивых женщин в мире, а Уилл всегда ценил самое лучшее.
— Что дальше? — усмехнувшись, переспросила она. — Я вернусь в Калифорнию, а ты снова станешь мистером Мэгги Брэдфорд. Тебе ведь это нравится.
Уилл моргнул. Слова больно жалили.
— А что у нас было здесь?
— Мы прекрасно провели время, согласен? Ты хорош, Уилл. Один из лучших.
— Один из? — Теперь уже он усмехнулся. — С тобой не соскучишься.
Сюзанна весело кивнула:
— Верно, Уилл. Мозги у меня есть. Ох, милый! Я всегда выбирала самых-самых. Актеров, спортсменов, лыжников. Но ты не хуже их, так что не беспокойся.
Уилл уже слышал голоса демонов. Очнувшись от долгого сна, они карабкались вверх, выползали из тьмы, цепляясь когтями за внутренности, и лезли в голову. Черт, как же он не любил проигрывать. Он просто не мог перенести поражение.
— После этого фильма я стану звездой, — внешне спокойно сказал Уилл, хотя голос уже был готов сорваться на крик. — И тогда уже никто не назовет меня мистером Мэгги Брэдфорд.
— Я сделала тебя звездой, — поправила Сюзанна. — Никогда не забывай об этом. И не советую влезать в этот бизнес — добра не будет. Можешь мне поверить — я знаю.
Уничтожь ее. Но только не сейчас. Спокойно. Не спеши. Спланируй, как ты умеешь. Ведь урок в Рио пошел тебе на пользу.
Уилл промолчал, и вскоре они повернули назад, к отелю.
— Еще разок? Напоследок? — спросил он.
Сюзанна усмехнулась и потянулась к нему.
— Вот это я понимаю. Так держать. У меня или у тебя?
— У тебя. Поиграем в твои игрушки.
* * *
Сюзанна Пурсель не имела ни малейшего представления о том, как все случилось. Иногда ей даже казалось, что все происходит не с ней, а с кем-то другим, а она лишь наблюдает со стороны.
Едва она переступила порог своей комнаты, как Уилл ударил ее сзади. Впрочем, может быть, и не он. Так или иначе, кто-то сильно толкнул ее в спину, и голубой ковер словно прыгнул навстречу. Сюзанна рухнула на пол и мгновенно потеряла сознание.
...И очнулась уже связанной по рукам и ногам ее же собственной скакалкой. Рот ей он заткнул бюстгальтером.
А потом он запихнул ее в ванну.
То, что началось после, было гораздо хуже.
Он резал ей запястья и спокойно наблюдал, как кровь стекает по стенкам и уходит в водосток.
Просто сидел и смотрел, как она истекает кровью.
Сюзанна отчаянно дергалась, издавая жуткие приглушенные звуки, но веревки лишь затягивались еще туже.
Она пыталась кричать, но кляп сидел слишком плотно.
Тогда она попробовала умолять своего мучителя — глазами.
Уилл наконец заметил и заговорил:
— А, да. Теперь я вижу. Ты хочешь поговорить, верно? Может быть, ты даже хочешь взять назад свои гадкие слова, сказанные в мой адрес? Так или не так, Сьюзи? Я прав? Видишь, у меня тоже есть мозги.
Сюзанна кивнула. Настолько энергично, насколько смогла. Крови вытекло много, и ее уже начало подташнивать. Голова кружилась, и Сюзанна боялась, что потеряет сознание.
— Знаю, на самоубийство не очень похоже, но кое-что в этом есть. Любопытно смотреть, как человек умирает. Ты даже представить себе не можешь. И глаза у тебя сейчас такие интересные. Сколько мыслей проносится в этой голове, а? Вот бы узнать, о чем ты думаешь. Наверное, не можешь поверить, что ты, великая Сюзанна Пурсель, вот-вот умрешь. Невероятно, правда? Твоя жизнь не может закончиться вот так... вдруг, верно? Я вижу все эти мысли в твоих глазах, Сюзанна.
Уилл замолчал.
То, что он видел, очень напоминало самоубийство. То, что случилось с его отцом.
* * *
На следующее утро Майкл Капуто пришел в отель, где жила Сюзанна. Он хотел попрощаться с ней, пожелать счастливого возвращения домой и — кто знает? — может быть, получить сладкую награду. Сюзанна не снимала трубку телефона, не ответила она и на стук в дверь.
В конце концов ему удалось убедить менеджера открыть номер. «Наркотики, — думал Капуто. — Черт бы ее побрал. Ну почему так получается, что едва ли не каждая красивая женщина превращается в проблему с головной болью?»
Он обнаружил свою ведущую актрису обнаженной, сильно изрезанной, без сознания, но живой. Кто-то приковал ее наручниками к кровати. Прошло полгода, прежде чем Сюзанна Пурсель смогла сняться в следующем фильме, а ее крупные планы уже никогда не были теми же, что раньше.
Сюзанна поклялась сначала Капуто, а потом полиции, что Уилл Шеппард не имеет к этому никакого отношения. Больше она ничего не сказала. Никаких обвинений выдвинуто не было.
И никому ни слова.
Вот как сильно он ее напугал. Сюзанна уже не сомневалась, что Уилл Шеппард способен на убийство. И вообще на все.
Книга четвертая
Обратная сторона луны
Глава 65
Я не убийца.
Я никогда никого не убивала.
Так я говорю себе, повторяю снова и снова.
Едва мы вошли в здание суда, как все, кто там был, повернулись и уставились на меня. Дыхание сбилось. Я чувствовала, что схожу с ума. Может быть, уже сошла. Полицейские из тюрьмы и команда моих верных и дорогих адвокатов окружили меня плотным кольцом. Клаустрофобия. Я вспомнила, как лежала, скрючившись, в тесном пространстве под верандой дома в Вест-Пойнте. Все ужасы, прошлые и нынешние, соединились, смешались здесь.
Шел дождь, и сотни людей, по большей части с черными зонтами, но некоторые с синими и красными, повернулись в мою сторону, чтобы, пусть мельком, посмотреть на так называемую знаменитую убийцу.
Сердце разрывалось при мысли, что дети увидят меня такой — в наручниках, с большой алой буквой "У" на груди.
Мы прошествовали по коридору и поднялись по лестнице в зал судебных заседаний, где нас уже ожидал судья Эндрю Сассман — крупный мужчина, примерно в шесть футов и шесть дюймов ростом, с черной, пронизанной серебряными нитями бородой, которой была предоставлена полная свобода роста. Судье Сассману было что-то между сорока и пятьюдесятью, и он напоминал раввина. Хороший знак, подумала я. Раввины ассоциировались у меня со справедливостью и честностью. Большего я и не желала.
Справедливость и честность. Это ведь по-американски, верно?
Обвинительный акт Эндрю Сассман держал в строгого вида черной папке. Мои защитники, разумеется, уже сообщили, чего следует ожидать, но я все равно не могла к этому привыкнуть.
"Что — во имя Господа — я здесь делаю? Как получилось, что я оказалась здесь?
Я же не преступница, в этом деле я жертва. Тогда почему меня судят за убийство?"
Репортеры, освещавшие ход судебного процесса, уже находились в зале заседаний. Не один, а несколько художников приготовились запечатлеть меня для пославших их газет. Какой почет!
Я стояла рядом с моим главным адвокатом Натаном Бейлфордом и все никак не могла поверить в реальность происходящего.
— Доброе утро, — вежливо произнес судья Сассман, как будто меня обвиняли в неуплате штрафа за неправильную парковку или нарушении постановления властей города Бедфорда об обязательной стрижке травы у бордюра собственного дома.
— Доброе утро, ваша честь.
Я удивилась тому, что могу говорить так уверенно, что могу вообще говорить что-то и при этом оставаться вежливой.
Судья поднял черную папку.
— Миссис Брэдфорд, здесь находится обвинительный акт Большого жюри. Вы знакомы с его содержанием?
Он говорил отчетливо и просто, как будто перед ним стоял обвиняемый в серьезном проступке ребенок.
— Да, ваша честь, знакома.
— Вы прочитали документ и имели время, чтобы обсудить его с мистером Бейлфордом или другими вашими адвокатами? — продолжал судья.
— Мы разговаривали на эту тему.
— Вы понимаете суть предъявленного вам обвинения? Осознаете, что обвиняетесь в убийстве вашего мужа, Уилла Шеппарда?
— Я читала обвинительное заключение и понимаю суть выдвинутых против меня обвинений.
Он одобрительно кивнул, как будто я была хорошей ученицей.
— В таком случае признаете ли вы себя виновной в предъявленном обвинении?
Я посмотрела ему прямо в глаза. Я знала, что это не имеет никакого значения, но мне все равно нужно было это сделать.
— Я не виновна в убийстве. Я не признаю себя виновной.
Глава 66
Нью-Йорк. Центральный парк. Мы с Уиллом женаты уже почти год.
— Мэгги, ты что-нибудь видишь? Я ни черта не вижу. В этом проклятом парке слишком много дурацких деревьев.
Мы втроем — Уилл, Дженни и я — сидели в роскошном, длинном, дымчато-сером лимузине. Уилл попытался прикурить, и голубовато-золотистое пламя запрыгало, освещая лицо и дрожащие пальцы. Он поднял руку и нервно провел ладонью по густым локонам.
«Как он бледен. Устал. Испуган, — думала я, наблюдая за Уиллом. — Для него это очередное повторение Кубка мира. Сегодня вечером ему снова нужно кому-то что-то доказывать. Что ж, мне это понятно».
— Что они там делают, в начале этой чертовой нескончаемой очереди?
— Не вижу, — ответила я. — Думаю, пытаются очистить проезжий путь от пешеходов.
— Видишь, какой популярностью уже пользуется твой фильм? — добавила Дженни, внеся свою долю поддержки.
Наш лимузин застрял неподалеку от площади Колумба, оказавшись пятым в угрюмой веренице «роллс-ройсов», «бентли» и «линкольнов», в которых разместились главные создатели фильма и звезды.
Наконец караван сдвинулся с места и, миновав Центральный парк, пополз сначала по Пятьдесят четвертой улице к кинотеатру «Зигфельд», где должна была состояться мировая премьера «Примулы».
Нервозность Уилла возрастала, казалось, с каждым поворотом: его ладонь, когда я прикоснулась к ней, была липкой от пота, едва закончив одну сигарету, он тут же принимался за другую. Вообще Уилл курил очень редко, но в тот вечер просто не мог остановиться. Честно говоря, я не узнавала своего мужа.
— Все будет в порядке. Обычное, как у вас говорят, предстартовое волнение.
— Все в порядке? Через пятнадцать минут критики увидят меня на экране, огромного, ростом в тридцать футов, и услышат дурацкое «Доброе утро, Элли. Прекрасная лошадка. Ты заботишься о ней, девочка, как мать заботится о собственном ребенке». С такими словами и таким ростом мне от них не увернуться.
— Это всего лишь сказка, Уилл. Люди хотят, чтобы в сказках разговаривали именно так. Им надо время от времени уходить от реальности.
— От реальности спрятаться можно, а вот от нью-йоркских критиков нет. Их не проведешь на таком дерьме, они сразу увидят, что я дешевка, подделка, что я не умею играть, и — прощай моя артистическая карьера.
— Этого не будет, — сказала Дженни.
— Будет, — усмехнулся Уилл.
Процессия снова остановилась. Вдруг кто-то постучал в боковое стекло, и я увидела короткие и толстые волосатые пальцы, скребущие окно лимузина.
— Беда одна не ходит, — прошептала я, открывая дверцу.
— Капуто! — воскликнул Уилл, подвигаясь, чтобы дать место режиссеру и продюсеру, чья широкая задница заняла едва ли не половину заднего сиденья.
— Нас распнут или поджарят, — с трагической миной на лице объявил Капуто. — Я знаю. Инстинкт меня никогда не подводил. Ты согласен со мной, Уилл? Я ведь вырос в Бруклине. У тех, кто провел детство на бруклинских улицах, самые острые инстинкты. Мы все чувствуем заранее.
Он был так комически несчастен, что я рассмеялась.
— Люди слишком многого ждут от этой картины, — продолжал Капуто. — Как будто можно снять что-то стоящее за пятьдесят мил... кхм, но мы-то с Уиллом знаем, что они получат кусок овечьего дерьма. Австралийского овечьего дерьма. А их дерьмо еще хуже нашего.
Уилл тоже засмеялся — шутки у Капуто были такими же мрачными, как и у него самого.
— Где ваша жена? — спросила я. — Ей, похоже, так же удалось успокоить вас, как мне Уилла.
— Элеонора в передней машине с моей матушкой. Они не переносят меня, когда я в таком состоянии. Меня выгнали из моей же машины. И вот я здесь. Должен же кто-то отвезти несчастного в кинотеатр.
Я открыла дверцу и потянула Дженни за руку.
— Куда ты? — спросил Уилл.
— К Элеоноре и матери Майкла. Два таких художника, как вы, вполне заслужили право побыть вдвоем.
Глава 67
Я присоединилась к Уиллу уже около «Зигфельда», и мы вместе прошли под лучами прожекторов через вопящую толпу, мимо репортеров, служащих студии и расположились на почетных местах.
Мы с Дженни впервые присутствовали на мировой премьере, так что нам все было интересно. Приглашенные, на мой взгляд, выглядели несколько нелепо в смокингах, темных костюмах и вечерних платьях — ведь пришли-то они, в конце концов, лишь для того, чтобы посмотреть кино.
Фильм начался примерно через пятнадцать минут, и по экрану побежали первые титры. УИЛЛ ШЕППАРД. Его имя значилось такими же буквами, как и имя Сюзанны Пурсель. Первые аплодисменты, однако, прозвучали еще раньше. Я услышала, как Уилл вздохнул. Был ли то вздох удовлетворения или страха — не знаю.
Картина захватила меня с первых кадров, которые запечатлели потрясающую красоту американского Запада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26