Сообразив, что к чему, Чернов совсем приуныл. Видимо, военные прознали о существовании в соседней долине странного поселения, ранее не наблюдавшегося, и теперь летят высаживать там десант. Воображение живо продемонстрировало красочные картины: танки в Вефиле, жители стоят у стен домов, иноязычные бойцы тычут им под рёбра свои винтовки… Шутки шутками, а быть там Чернов всё одно должен. Без него Вефиль – никуда. Но очередной прилив сомнений задержал Чернова на месте: а если события развернутся так, что все граждане, и он в том числе, будут арестованы и перемещены из Вефиля в какие-нибудь застенки, тогда что? Там уже не побегаешь, да и жители будут не в городе. Как тогда идти по Пути? Означает ли это, что Чернов должен прятаться и партизанить со своими гранатами, бегая по здешнему горному редколесью в ожидании очередного «сладкого взрыва»? А там уж перенесёмся в очередной мир вместе с бойцами, танками и этой круглой летающей хреновиной… Нет, так не пойдёт. Негоже тащить сор из одного мира по всем остальным. Чернов решил идти в Вефиль, а там – будь что будет.
Миновав место взрыва, Чернов спустился ещё немного и остановился. Он стоял на естественной террасе – абсолютно плоской скале, будто специально сделанной природой трибуне для некоего громогласного оратора, способного говорить со всей долиной. Говорить Чернов не собирался, а посмотреть – очень даже, тем более вид отсюда открывался потрясающий. Омрачало горную красоту лишь одно: долбаная тарелка, сидящая возле Вефиля. Из её чрева споро выгружались пехотинцы и лёгкая техника – джипы и какие-то устройства, похожие на мотоциклы. Всё это шевелилось, суетилось, ездило, бегало и, что самое неприятное – проникало за городскую стену! В душе росло тягостное ощущение бессилия. Что он – уставший грязный бегун с двумя гранатами против маленькой армии оккупантов Вефиля? Да и при чём тут гранаты? Никого ими взрывать Чернов не собирался… Спуск в Вефиль опять откладывался.
Он ходил взад и вперёд по каменной площадке, растирал руки, чтобы хоть как-то согреться, и думал, думал, думал…
Незнакомый, непонятный язык… Если бы не он, можно было бы попытаться поговорить с кем-нибудь из начальников всего этого военизированного цирка, объяснить ситуацию… Стоп! Как такую ситуацию объяснишь? Кто тебя, Чернов, будет слушать? Моментом сошлют в местную больницу, аналог московской Кащенко, и поминай как звали. Вот в этой палате у нас Наполеон, в этой Ленин, а в этой, извольте видеть – Бегун.
Не дело… Мысль замерзающего Чернова стала течь медленнее – он всё больше отвлекался на холод. Так получается, что этот мир видится Чернову пока только плохим. Холод, много холода, страх, бесперспективняк, опять холод…
Но должен же в этом мире быть Зрячий!
От внезапного озарения стало даже как-то теплей. Согласно логике черновской судьбы, Зрячего следует искать где-то поблизости. Окинув в сотый раз взглядом окружающие горы, Чернов грустно подумал, что понятие «поблизости» здесь сильно искажено. Много ли может пройти полузамёрзший голодный человек по горам, предположительно изобилующим всевозможными взрывоопасными ловушками? Один такой вчера уже сходил – только и осталось от него, что красная тряпочка.
Он ещё раз взглянул на Вефиль. Нежданные гости уже прочно обосновались там. Никакой суеты, никакой беготни. Тёмными фигурками расставлены солдаты. Белые фигурки передвигаются только в сопровождении чёрных…
Чернов попытался представить, что сейчас происходит там, внизу…
Кармеля допрашивает некий злой высокий военный чин. Он бесится, потому что не может найти общего языка – в буквальном смысле – с местным главой. В храме – бардак. Бойцы вандально обыскивают все ниши и закутки. Может быть, они нашли Книгу… От одного этого Кармель может с ума сойти – как же! – Хранитель, а не сохранил… Вефильские дети и женщины в страхе сидят по углам своих жилищ. Отцы, пытавшиеся сдержать варваров, с разбитыми лицами лежат на полах, вокруг по-хозяйски ходят зеленоформенные воины… Мужчины Вефиля не умеют драться – прецедентов не было, судьба не научила… Где-то, в каком-то генеральном штабе проводится экстренное совещание, генералы на лающем языке пытаются строить гипотезы возникновения странного города в том месте, где, судя по картам, находится… Ничего там не находится!
А может быть, семеро разведчиков ещё не успели вернуться в Вефиль? Может, они тоже сейчас, затаившись в горах, смотрят сквозь пелену слёз на родной город и не знают, что им делать? Может быть. Если найти друг друга, то будет уже некое подобие Силы, но здесь, в горах, это нереально – все семеро находятся в семи разных сторонах. Чернов – в восьмой.
Начало темнеть. Отчаяние Чернова своими масштабами испугало его самого. Ночь в горах он не выдержит. Можно было бы согреться бегом, но куда бежать? Особенно если знаешь, что каждый твой шаг может стать последним. В темноте растяжку не увидишь. Её и днём-то…
Сзади послышался шорох и стук потревоженных камушков.
– Эй! – вполне по-русски окликнули Чернова.
Долю секунды заняла мысль о том, что, кто бы это ни был, наверняка Чернов не хотел бы его видеть. Вряд ли это один из семерых, скорее это…
Чернов обернулся. Так и есть. Боец местной армии. Чернов не успел разглядеть его лицо, весь обзор занял невесть откуда взявшийся приклад винтовки…
Удар. Чернов почти с облегчением отключился.
Глава двенадцатая
ПЛЕН
Голова раскалывалась. Буквально. На две половинки. Звон в ушах, темнота в глазах, хотя они явно открыты.
Открыты ли?..
Чернов поморгал, поморщился: глаза-то и впрямь открываются-закрываются, вот только не видят ни фига. Секундный ужас ожёг холодком: неужто ослеп от удара?
Нет, не ослеп, просто к очередной темноте привык не сразу. К темноте каменного карцера, в котором Чернов себя обнаружил, придя в чувство после негостеприимного удара прикладом по морде… ну, по лицу, лучше так, самоуважение пока не отменялось.
Крохотное помещеньице, примерно три метра на три, без окон, с грубыми стенами и железной дверью. Под дверью – полоска света.
Чернов лежал на откидной койке без белья, на одном матрасе. Обуви не было. Он пошарил рукой по полу – пусто. Видимо, любимые рибоки конфисковали. Натасканное кинобоевиками сознание представило, как бездыханное после удара тело волокут двое солдат, доволакивают до машины, кидают в кузов, везут… куда? Ну, куда-то везут. Куда-то, где есть такой вот карцер. Разувают – зачем? – кладут на нары, запирают с лязгом за собой дверь…
Наверное, всё так и было. А как ещё?..
Главный Распорядитель оказался на поверку и Главным Тюремщиком. Однообразие вариантов предложенной им Чернову бродилки удручало. В Мире Виртуального Потребления – тюрьма, общая камера. Нищая, некомфортная, грубо сложенная и плохо сколоченная. В мире гор и снега – опять тюрьма, камера-одиночка, нищая, некомфортная, грубо вырубленная в скале. И где же хвалёное разнообразие Пути? Где фейерверк вариантов пространств и времён? Где жители такие, жители сякие? Или Книга Пути, о которой упрямо, как Зоя Космодемьянская, молчит Кармель-Хранитель, на самом деле скучна до ломоты челюстей и молчит он лишь потому, что рассказывать нечего и оттого стыдно?..
Возможно и такое.
Но возможно и другое. Чернову не надо было хватать спичку, или обезвреживать перетяжку, или тырить гранаты, или, или, или. Надо было выбрать что-то четвёртое, седьмое, двадцать пятое и попасть… куда?.. в какой-нибудь «City of the Lost Arc», очередной голливудский Город Потерянного Ковчега, в очередной аттракцион, пусть страшный, но всё-таки увлекательный. Нестандартный.
Как там в песне: «Начни сначала. Начни с нуля». Возвращаемся на первый уровень и начинаем. Эх, жаль, что не любил, как уже говорилось, Чернов компьютерных игр! Не приобрёл навыка «кликать» мышкой в нужный предмет на картинке. А теперь «кликает», блин, куда ни попадя…
Но если серьёзно: почему опять пенитенциарный вариант? Случайность?.. Чернов уже не верил, не мог верить в случайность выбора на Пути. Здесь всё предопределено и всё – не зря. Всё со смыслом, понять который даже ему, Вечному, не дано.
Впрочем, коли он в данный конкретный момент – Вечный, то и из этого положения выход найдёт. И Зрячего обнаружит. Может, один из тех, кто следы на горной тропинке оставил, и есть Зрячий. С автоматом и полным рожком. Поживём – увидим.
Однако холодно, неудобно, больно и тоскливо. Как в анекдоте: «Господин фашист, ну скока можно: вчера – газовая камера, сегодня – газовая камера…»
Он попробовал встать-движение отозвалось новой волной головной боли. От неожиданности Чернов даже застонал. За дверью послышались шаги – кто-то шёл на черновский стон, видимо ждали, когда он очнётся… Загремел замок, дверь открылась, пролив в тёмный карцер тонну света. На пороге – смутная фигура.
– Хэйдо! – сказала фигура хриплым басом.
– Хэй. – Чернов ответил приветом на привет, отыскивая в больной голове припасы шведского – всё-таки он! – языка.
– Хорошо, что ты очнулся, – пробасила фигура именно на шведском. – Мы уже беспокоиться начали!
Засмеявшись чему-то, говорящий вошёл в карцер и встал напротив Чернова. Он был высок, широк в плечах, светел волосами и облачён в ту же зелёную форму, что и ранее виденные солдаты.
– Давай знакомиться. Я – Свен. А ты кто?
Свен говорил на шведском, который был Чернову одновременно знаком и не всегда понятен. Не привычный уху и языку лингвиста перекатисто-округлый приятный язык, а какой-то рубленый, лающий. Будто Свен говорил не словами, а отдельными буквами. Причём слова в языке проскакивали и финские, и датские, и норвежские. Хотя основа всё-таки – шведская, что Чернову было удобно: норвежский и финский он знал с грехом пополам.
– Я Бегун, – привычно представился Чернов.
– А имя у Бегуна имеется? – подняв брови, поинтересовался Свен.
– Бегун, – упрямо повторил Чернов.
– Бегун так Бегун. И откуда ты к нам прибежал, Бегун?
– Издалека, – ответил Чернов туманно, понимая, однако, что здесь не Панкарбо, здесь романтический налёт загадочности запросто может сыграть против него самого.
Чернов даже внутренне напрягся, ожидая, что его пока любезный собеседник сейчас начнёт становиться всё раздражённее и раздражённее и в конце концов взорвётся, а там и до рукоприкладства недалече…
– Издалека, значит… – понимающе сказал Свен, кивая. – А что ты делал на Галлхепиггене?
– Где? – честно не понял Чернов.
– Ты и этого не знаешь… Галлхепигген – гора, на которой мы тебя взяли. Что ты там делал?
Чернов ясно соображал, что если он сейчас ответит как-нибудь вроде «гулял», то беды не миновать – будут колотить его тяжеленными кулачищами по болящей головушке. И тем не менее…
– Гулял.
– Ты знаешь, Бегун, твоё положение сейчас не ахти какое благополучное. На твоём месте я бы его не усугублял. Может, ты хочешь спросить о чем-нибудь? Спрашивай, я отвечу, на что смогу. Но и ты не будь невежлив, отвечай толком, не увиливай. Это неправильно.
О как! Ситуация, как предполагалось, из разряда: «Здесь вопросы задаю я!», таковой вовсе не оказалась! Ладно, не будем отказываться от предложения. И в несознанку играть не будем – не с руки это сейчас.
– Где я?
– В тюрьме штаба.
– Какого штаба?
– Вопрос отклоняется. Есть ещё?
– Есть. Что с Вефилем… ну, с тем городком, в который ваши люди так резво высадились?
– Он называется Вефиль?
– Да. Что с ним?
– Всё в порядке. Наши люди контролируют обстановку. Ты сам оттуда?
– К сожалению, – ответил Чернов. Подумал, добавил всё-таки: – Или к счастью.
Швед не стал прояснять для себя сомнения пленника.
– Скажи, как произошло, что ещё двое суток назад на месте, где сейчас… э-э… Вефиль, ничего не было? Как ты это объяснишь?
Как ему объяснить? Рассказать про Путь, про Книгу, про историю народа Гананского, про Асор и про чудищ огнедышащих? Верный путь в психушку. Подумав, Чернов выбрал самый уклончивый, хотя и небезопасный ответ:
– Не знаю.
– Повторяю ещё раз, – в голосе Свена появился лёгкий нажим, – тебе лучше отвечать максимально честно и подробно. Это в твоих же интересах.
– Да понимаю я. Не маленький. Но я ведь и вправду не знаю, как Вефиль оказался возле вашего… э-э… Галлхепиггена. Раньше-то он был совсем в другом месте.
– Вот так взял и перекочевал?
– Вот так взял и перекочевал.
Свен нагнулся поближе к Чернову, прошептал:
– Пойми, если ты не расскажешь всю правду, то с тобой будут говорить по-другому. А это больно. Не упорствуй.
Чернова все эти стандартные угрозы уже начинали раздражать. Ну какую правду ещё изобрести, чтобы невозмутимый шкаф Свен поверил ему, причём, что самое забавное, говорящему наичистейшую правду? Может, солгать для убедительности? Может, представиться шпионом-лазутчиком из соседней страны? Но Чернов не знал, где он находится и какая страна граничит с этой… Горной Швецией. Да и вряд ли такое признание улучшило бы его положение. Скорее напротив.
– Я понял тебя. Скажи мне сначала, в чём я подозреваюсь? Почему меня ударил ваш солдат и почему я сижу в этом карцере? И где, наконец, моя обувь?
– Обувь изъята, – констатировал очевидное Свен. – Ты подозреваешься в шпионаже. А солдат действовал согласно инструкции, так как не знал, чего от тебя можно ожидать.
Великолепно. Шпион, значит. Чернов попал в самую точку. И лгать не надо.
– А какие доказательства у вас есть?
– Ты же сам признался, что живёшь в Вефиле? Такого города в Скандинавской Империи нет, значит, ты автоматически становишься подозреваемым в шпионаже, так как сюда ты попал не официально, а непонятно как.
Скандинавская Империя? Вот тебе и раз!.. И насколько же она велика? И что за вассалы у неё? Нет ли, кстати, среди них гордых россов, которые эдак тышу лет назад призывали предков этих «свенов» править и володеть Русью?.. Да пустое всё! Не то время, не то пространство, не те скандинавы и россы… Оставим озвучивание этого вопроса на когда-нибудь потом. Сейчас Чернова больше волновало другое:
– Стало быть, и все остальные вефильцы – тоже… шпионы?
– Разумеется. Но ты был вне города, поэтому мы тебя задержали и поместили сюда. А весь город взят под охрану. Расскажи нам про тайники, где хранится техника и оружие, и про язык, на котором лопочут твои друзья. И к чему такой глупый маскарад? Шкуры, плетёная ткань… И почему ты ничем не похож на них? Что за форма на тебе надета? Что это за слово «Reebok»? – Прозвучало это так: «реебок». – Видишь, сколько вопросов у нас к тебе? Отвечай, если хочешь, чтобы у твоей жизни появилась хоть какая-то ценность.
Лихо. Превозмогая головную боль, Чернов соображал, как бы повернуть события в выгодное ему русло. Получалось не очень.
– Знаешь, Свен, ваш солдат долбанул меня по голове… сильно. Я, кажется, позабыл многое… Я даже забыл, как меня зовут…
– Ты же сказал: «Бегун»?
– Сказал. Чтобы хоть что-нибудь сказать, уж прости. Теперь я вижу, ты нормальный человек, с тобой можно говорить по-дружески. Поверь, я действительно ничего не помню, мне нужно время, чтобы прийти в себя. А ещё лучше, если ты мне напомнишь, где я, что я, что происходит вокруг… ну всё такое.
– Знаешь, – Свен усмехнулся, – я бы на твоём месте не врал так неубедительно. Если у тебя с памятью проблемы, мы тебе быстренько укольчик сделаем, и ты расскажешь всё, что помнишь и что забыл. Даже интерьер утробы матери нам опишешь. Но я сомневаюсь, что ты захочешь испытать на себе химию. На вид ты совсем не дурак. Так что лучше не придуривайся, а говори по-хорошему. Нужно время? У тебя оно есть. Немного, но есть. Думай, парень.
«Парень» он произнёс по-датски – «fyr». И вышел, захлопнув за собой гулкую дверь.
Во попал! Какое недружелюбное ПВ оказалось: сначала головой в снег, потом чуть не взорвался, потом в тюрьму угодил по дурацкому обвинению. Хотя тюрьма – это уже становится доброй традицией… Но любопытно другое: что, у них тут в Скандинавской Империи веет дух тридцатых-сороковых родного Чернову ПВ? Когда в каждом подозрительном и непонятном человеке видели шпиона?.. Хорошо хоть идентификационную карту не потребовали, а то Чернов показал бы свою птичку с еврейской надписью – и получил бы в очередной раз между рогов.
Погрузившись обратно в темноту и тишину, Чернов спросил себя о том, что делают люди, сидящие в одиночных камерах, и как они не сходят с ума от скуки. Видимо, просто думают, если есть о чём. Сейчас ему, конечно, было о чём подумать: о том, закономерно ли такое повторение условий игры в разных ПВ или случайно – это глобальное размышление. И помельче – о Вефиле и его испуганных жителях, о своём незавидном положении, о «добром» следователе Свене… Кстати, если есть «добрый» следователь, то должен быть и «злой»? От этой мысли Чернову стало ещё больше не по себе.
Тюремные философствования заключённого-неофита Чернова были прерваны новым дверным лязгом и визитом тюремного доктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Миновав место взрыва, Чернов спустился ещё немного и остановился. Он стоял на естественной террасе – абсолютно плоской скале, будто специально сделанной природой трибуне для некоего громогласного оратора, способного говорить со всей долиной. Говорить Чернов не собирался, а посмотреть – очень даже, тем более вид отсюда открывался потрясающий. Омрачало горную красоту лишь одно: долбаная тарелка, сидящая возле Вефиля. Из её чрева споро выгружались пехотинцы и лёгкая техника – джипы и какие-то устройства, похожие на мотоциклы. Всё это шевелилось, суетилось, ездило, бегало и, что самое неприятное – проникало за городскую стену! В душе росло тягостное ощущение бессилия. Что он – уставший грязный бегун с двумя гранатами против маленькой армии оккупантов Вефиля? Да и при чём тут гранаты? Никого ими взрывать Чернов не собирался… Спуск в Вефиль опять откладывался.
Он ходил взад и вперёд по каменной площадке, растирал руки, чтобы хоть как-то согреться, и думал, думал, думал…
Незнакомый, непонятный язык… Если бы не он, можно было бы попытаться поговорить с кем-нибудь из начальников всего этого военизированного цирка, объяснить ситуацию… Стоп! Как такую ситуацию объяснишь? Кто тебя, Чернов, будет слушать? Моментом сошлют в местную больницу, аналог московской Кащенко, и поминай как звали. Вот в этой палате у нас Наполеон, в этой Ленин, а в этой, извольте видеть – Бегун.
Не дело… Мысль замерзающего Чернова стала течь медленнее – он всё больше отвлекался на холод. Так получается, что этот мир видится Чернову пока только плохим. Холод, много холода, страх, бесперспективняк, опять холод…
Но должен же в этом мире быть Зрячий!
От внезапного озарения стало даже как-то теплей. Согласно логике черновской судьбы, Зрячего следует искать где-то поблизости. Окинув в сотый раз взглядом окружающие горы, Чернов грустно подумал, что понятие «поблизости» здесь сильно искажено. Много ли может пройти полузамёрзший голодный человек по горам, предположительно изобилующим всевозможными взрывоопасными ловушками? Один такой вчера уже сходил – только и осталось от него, что красная тряпочка.
Он ещё раз взглянул на Вефиль. Нежданные гости уже прочно обосновались там. Никакой суеты, никакой беготни. Тёмными фигурками расставлены солдаты. Белые фигурки передвигаются только в сопровождении чёрных…
Чернов попытался представить, что сейчас происходит там, внизу…
Кармеля допрашивает некий злой высокий военный чин. Он бесится, потому что не может найти общего языка – в буквальном смысле – с местным главой. В храме – бардак. Бойцы вандально обыскивают все ниши и закутки. Может быть, они нашли Книгу… От одного этого Кармель может с ума сойти – как же! – Хранитель, а не сохранил… Вефильские дети и женщины в страхе сидят по углам своих жилищ. Отцы, пытавшиеся сдержать варваров, с разбитыми лицами лежат на полах, вокруг по-хозяйски ходят зеленоформенные воины… Мужчины Вефиля не умеют драться – прецедентов не было, судьба не научила… Где-то, в каком-то генеральном штабе проводится экстренное совещание, генералы на лающем языке пытаются строить гипотезы возникновения странного города в том месте, где, судя по картам, находится… Ничего там не находится!
А может быть, семеро разведчиков ещё не успели вернуться в Вефиль? Может, они тоже сейчас, затаившись в горах, смотрят сквозь пелену слёз на родной город и не знают, что им делать? Может быть. Если найти друг друга, то будет уже некое подобие Силы, но здесь, в горах, это нереально – все семеро находятся в семи разных сторонах. Чернов – в восьмой.
Начало темнеть. Отчаяние Чернова своими масштабами испугало его самого. Ночь в горах он не выдержит. Можно было бы согреться бегом, но куда бежать? Особенно если знаешь, что каждый твой шаг может стать последним. В темноте растяжку не увидишь. Её и днём-то…
Сзади послышался шорох и стук потревоженных камушков.
– Эй! – вполне по-русски окликнули Чернова.
Долю секунды заняла мысль о том, что, кто бы это ни был, наверняка Чернов не хотел бы его видеть. Вряд ли это один из семерых, скорее это…
Чернов обернулся. Так и есть. Боец местной армии. Чернов не успел разглядеть его лицо, весь обзор занял невесть откуда взявшийся приклад винтовки…
Удар. Чернов почти с облегчением отключился.
Глава двенадцатая
ПЛЕН
Голова раскалывалась. Буквально. На две половинки. Звон в ушах, темнота в глазах, хотя они явно открыты.
Открыты ли?..
Чернов поморгал, поморщился: глаза-то и впрямь открываются-закрываются, вот только не видят ни фига. Секундный ужас ожёг холодком: неужто ослеп от удара?
Нет, не ослеп, просто к очередной темноте привык не сразу. К темноте каменного карцера, в котором Чернов себя обнаружил, придя в чувство после негостеприимного удара прикладом по морде… ну, по лицу, лучше так, самоуважение пока не отменялось.
Крохотное помещеньице, примерно три метра на три, без окон, с грубыми стенами и железной дверью. Под дверью – полоска света.
Чернов лежал на откидной койке без белья, на одном матрасе. Обуви не было. Он пошарил рукой по полу – пусто. Видимо, любимые рибоки конфисковали. Натасканное кинобоевиками сознание представило, как бездыханное после удара тело волокут двое солдат, доволакивают до машины, кидают в кузов, везут… куда? Ну, куда-то везут. Куда-то, где есть такой вот карцер. Разувают – зачем? – кладут на нары, запирают с лязгом за собой дверь…
Наверное, всё так и было. А как ещё?..
Главный Распорядитель оказался на поверку и Главным Тюремщиком. Однообразие вариантов предложенной им Чернову бродилки удручало. В Мире Виртуального Потребления – тюрьма, общая камера. Нищая, некомфортная, грубо сложенная и плохо сколоченная. В мире гор и снега – опять тюрьма, камера-одиночка, нищая, некомфортная, грубо вырубленная в скале. И где же хвалёное разнообразие Пути? Где фейерверк вариантов пространств и времён? Где жители такие, жители сякие? Или Книга Пути, о которой упрямо, как Зоя Космодемьянская, молчит Кармель-Хранитель, на самом деле скучна до ломоты челюстей и молчит он лишь потому, что рассказывать нечего и оттого стыдно?..
Возможно и такое.
Но возможно и другое. Чернову не надо было хватать спичку, или обезвреживать перетяжку, или тырить гранаты, или, или, или. Надо было выбрать что-то четвёртое, седьмое, двадцать пятое и попасть… куда?.. в какой-нибудь «City of the Lost Arc», очередной голливудский Город Потерянного Ковчега, в очередной аттракцион, пусть страшный, но всё-таки увлекательный. Нестандартный.
Как там в песне: «Начни сначала. Начни с нуля». Возвращаемся на первый уровень и начинаем. Эх, жаль, что не любил, как уже говорилось, Чернов компьютерных игр! Не приобрёл навыка «кликать» мышкой в нужный предмет на картинке. А теперь «кликает», блин, куда ни попадя…
Но если серьёзно: почему опять пенитенциарный вариант? Случайность?.. Чернов уже не верил, не мог верить в случайность выбора на Пути. Здесь всё предопределено и всё – не зря. Всё со смыслом, понять который даже ему, Вечному, не дано.
Впрочем, коли он в данный конкретный момент – Вечный, то и из этого положения выход найдёт. И Зрячего обнаружит. Может, один из тех, кто следы на горной тропинке оставил, и есть Зрячий. С автоматом и полным рожком. Поживём – увидим.
Однако холодно, неудобно, больно и тоскливо. Как в анекдоте: «Господин фашист, ну скока можно: вчера – газовая камера, сегодня – газовая камера…»
Он попробовал встать-движение отозвалось новой волной головной боли. От неожиданности Чернов даже застонал. За дверью послышались шаги – кто-то шёл на черновский стон, видимо ждали, когда он очнётся… Загремел замок, дверь открылась, пролив в тёмный карцер тонну света. На пороге – смутная фигура.
– Хэйдо! – сказала фигура хриплым басом.
– Хэй. – Чернов ответил приветом на привет, отыскивая в больной голове припасы шведского – всё-таки он! – языка.
– Хорошо, что ты очнулся, – пробасила фигура именно на шведском. – Мы уже беспокоиться начали!
Засмеявшись чему-то, говорящий вошёл в карцер и встал напротив Чернова. Он был высок, широк в плечах, светел волосами и облачён в ту же зелёную форму, что и ранее виденные солдаты.
– Давай знакомиться. Я – Свен. А ты кто?
Свен говорил на шведском, который был Чернову одновременно знаком и не всегда понятен. Не привычный уху и языку лингвиста перекатисто-округлый приятный язык, а какой-то рубленый, лающий. Будто Свен говорил не словами, а отдельными буквами. Причём слова в языке проскакивали и финские, и датские, и норвежские. Хотя основа всё-таки – шведская, что Чернову было удобно: норвежский и финский он знал с грехом пополам.
– Я Бегун, – привычно представился Чернов.
– А имя у Бегуна имеется? – подняв брови, поинтересовался Свен.
– Бегун, – упрямо повторил Чернов.
– Бегун так Бегун. И откуда ты к нам прибежал, Бегун?
– Издалека, – ответил Чернов туманно, понимая, однако, что здесь не Панкарбо, здесь романтический налёт загадочности запросто может сыграть против него самого.
Чернов даже внутренне напрягся, ожидая, что его пока любезный собеседник сейчас начнёт становиться всё раздражённее и раздражённее и в конце концов взорвётся, а там и до рукоприкладства недалече…
– Издалека, значит… – понимающе сказал Свен, кивая. – А что ты делал на Галлхепиггене?
– Где? – честно не понял Чернов.
– Ты и этого не знаешь… Галлхепигген – гора, на которой мы тебя взяли. Что ты там делал?
Чернов ясно соображал, что если он сейчас ответит как-нибудь вроде «гулял», то беды не миновать – будут колотить его тяжеленными кулачищами по болящей головушке. И тем не менее…
– Гулял.
– Ты знаешь, Бегун, твоё положение сейчас не ахти какое благополучное. На твоём месте я бы его не усугублял. Может, ты хочешь спросить о чем-нибудь? Спрашивай, я отвечу, на что смогу. Но и ты не будь невежлив, отвечай толком, не увиливай. Это неправильно.
О как! Ситуация, как предполагалось, из разряда: «Здесь вопросы задаю я!», таковой вовсе не оказалась! Ладно, не будем отказываться от предложения. И в несознанку играть не будем – не с руки это сейчас.
– Где я?
– В тюрьме штаба.
– Какого штаба?
– Вопрос отклоняется. Есть ещё?
– Есть. Что с Вефилем… ну, с тем городком, в который ваши люди так резво высадились?
– Он называется Вефиль?
– Да. Что с ним?
– Всё в порядке. Наши люди контролируют обстановку. Ты сам оттуда?
– К сожалению, – ответил Чернов. Подумал, добавил всё-таки: – Или к счастью.
Швед не стал прояснять для себя сомнения пленника.
– Скажи, как произошло, что ещё двое суток назад на месте, где сейчас… э-э… Вефиль, ничего не было? Как ты это объяснишь?
Как ему объяснить? Рассказать про Путь, про Книгу, про историю народа Гананского, про Асор и про чудищ огнедышащих? Верный путь в психушку. Подумав, Чернов выбрал самый уклончивый, хотя и небезопасный ответ:
– Не знаю.
– Повторяю ещё раз, – в голосе Свена появился лёгкий нажим, – тебе лучше отвечать максимально честно и подробно. Это в твоих же интересах.
– Да понимаю я. Не маленький. Но я ведь и вправду не знаю, как Вефиль оказался возле вашего… э-э… Галлхепиггена. Раньше-то он был совсем в другом месте.
– Вот так взял и перекочевал?
– Вот так взял и перекочевал.
Свен нагнулся поближе к Чернову, прошептал:
– Пойми, если ты не расскажешь всю правду, то с тобой будут говорить по-другому. А это больно. Не упорствуй.
Чернова все эти стандартные угрозы уже начинали раздражать. Ну какую правду ещё изобрести, чтобы невозмутимый шкаф Свен поверил ему, причём, что самое забавное, говорящему наичистейшую правду? Может, солгать для убедительности? Может, представиться шпионом-лазутчиком из соседней страны? Но Чернов не знал, где он находится и какая страна граничит с этой… Горной Швецией. Да и вряд ли такое признание улучшило бы его положение. Скорее напротив.
– Я понял тебя. Скажи мне сначала, в чём я подозреваюсь? Почему меня ударил ваш солдат и почему я сижу в этом карцере? И где, наконец, моя обувь?
– Обувь изъята, – констатировал очевидное Свен. – Ты подозреваешься в шпионаже. А солдат действовал согласно инструкции, так как не знал, чего от тебя можно ожидать.
Великолепно. Шпион, значит. Чернов попал в самую точку. И лгать не надо.
– А какие доказательства у вас есть?
– Ты же сам признался, что живёшь в Вефиле? Такого города в Скандинавской Империи нет, значит, ты автоматически становишься подозреваемым в шпионаже, так как сюда ты попал не официально, а непонятно как.
Скандинавская Империя? Вот тебе и раз!.. И насколько же она велика? И что за вассалы у неё? Нет ли, кстати, среди них гордых россов, которые эдак тышу лет назад призывали предков этих «свенов» править и володеть Русью?.. Да пустое всё! Не то время, не то пространство, не те скандинавы и россы… Оставим озвучивание этого вопроса на когда-нибудь потом. Сейчас Чернова больше волновало другое:
– Стало быть, и все остальные вефильцы – тоже… шпионы?
– Разумеется. Но ты был вне города, поэтому мы тебя задержали и поместили сюда. А весь город взят под охрану. Расскажи нам про тайники, где хранится техника и оружие, и про язык, на котором лопочут твои друзья. И к чему такой глупый маскарад? Шкуры, плетёная ткань… И почему ты ничем не похож на них? Что за форма на тебе надета? Что это за слово «Reebok»? – Прозвучало это так: «реебок». – Видишь, сколько вопросов у нас к тебе? Отвечай, если хочешь, чтобы у твоей жизни появилась хоть какая-то ценность.
Лихо. Превозмогая головную боль, Чернов соображал, как бы повернуть события в выгодное ему русло. Получалось не очень.
– Знаешь, Свен, ваш солдат долбанул меня по голове… сильно. Я, кажется, позабыл многое… Я даже забыл, как меня зовут…
– Ты же сказал: «Бегун»?
– Сказал. Чтобы хоть что-нибудь сказать, уж прости. Теперь я вижу, ты нормальный человек, с тобой можно говорить по-дружески. Поверь, я действительно ничего не помню, мне нужно время, чтобы прийти в себя. А ещё лучше, если ты мне напомнишь, где я, что я, что происходит вокруг… ну всё такое.
– Знаешь, – Свен усмехнулся, – я бы на твоём месте не врал так неубедительно. Если у тебя с памятью проблемы, мы тебе быстренько укольчик сделаем, и ты расскажешь всё, что помнишь и что забыл. Даже интерьер утробы матери нам опишешь. Но я сомневаюсь, что ты захочешь испытать на себе химию. На вид ты совсем не дурак. Так что лучше не придуривайся, а говори по-хорошему. Нужно время? У тебя оно есть. Немного, но есть. Думай, парень.
«Парень» он произнёс по-датски – «fyr». И вышел, захлопнув за собой гулкую дверь.
Во попал! Какое недружелюбное ПВ оказалось: сначала головой в снег, потом чуть не взорвался, потом в тюрьму угодил по дурацкому обвинению. Хотя тюрьма – это уже становится доброй традицией… Но любопытно другое: что, у них тут в Скандинавской Империи веет дух тридцатых-сороковых родного Чернову ПВ? Когда в каждом подозрительном и непонятном человеке видели шпиона?.. Хорошо хоть идентификационную карту не потребовали, а то Чернов показал бы свою птичку с еврейской надписью – и получил бы в очередной раз между рогов.
Погрузившись обратно в темноту и тишину, Чернов спросил себя о том, что делают люди, сидящие в одиночных камерах, и как они не сходят с ума от скуки. Видимо, просто думают, если есть о чём. Сейчас ему, конечно, было о чём подумать: о том, закономерно ли такое повторение условий игры в разных ПВ или случайно – это глобальное размышление. И помельче – о Вефиле и его испуганных жителях, о своём незавидном положении, о «добром» следователе Свене… Кстати, если есть «добрый» следователь, то должен быть и «злой»? От этой мысли Чернову стало ещё больше не по себе.
Тюремные философствования заключённого-неофита Чернова были прерваны новым дверным лязгом и визитом тюремного доктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45