Крузон, решил Стэннер, произнес наконец вслух то, что беспокоило этого маленького полицейского с самого момента аварии. Особо мощные военные спутники действительно работали на плутонии: солнечной энергии для некоторых орбитальных операций шпионского характера бывает мало.
– Никакого плутония, – твердо ответил Стэннер. – Возможно, какой-либо другой токсин. Что это за… Впрочем, подождите секунду, парни. Вы ведь должны понимать, что тут могут быть замешаны вопросы национальной безопасности. Иначе меня бы здесь не было. Мне следовало бы дать вам подписать некий документ, в котором вы гарантируете, что если повторите где-нибудь услышанное, то должны будете отдать нам зуб, или свое левое яичко, или что-то еще в этом роде. Но я пропущу всю эту чушь, если вы просто согласитесь обсуждать это дело только со мной и ни с кем больше.
Крузон стиснул челюсти.
– Я не буду об этом болтать. Не сообщу в прессу. Не буду говорить об этом ни с кем у нас в отделе – но последнее всего лишь «вероятно». То есть не стану ничего говорить, если мне не придется это сделать по долгу службы. С таким вот допущением. Если же я увижу, что возникнет опасность для чьей-либо жизни, то… – Он пожал плечами.
– Согласен. Я тоже под этим подписываюсь, – кивнул Спрэг.
Они смотрели на Стэннера и ждали. А Стэннер, готовясь в очередной раз солгать, постарался расслабить мышцы лица.
– Ладно. Существует вероятность, что на месте падения имел место выброс токсичного химического соединения.
И он заворочался в кресле, все не находя удобного положения. Но дело было не в кресле, а в том, как эти двое наблюдали за ним, за его лицом. Вот он и ерзал.
Стэннер неопределенно махнул рукой:
– Этот токсин… Если он попал в воду, то, возможно, вышел наружу в виде пузырей. Может, отдрейфовал по поверхности. Может, было небольшое облако, которое мы в темноте не разглядели. Если это действительно случилось – а никаких доказательств у меня пока нет, – то велики шансы, что ни одна белка, или змея, или лягушка не успеет пострадать до того, как он рассеется. На месте падения мы не обнаружили ничего подобного. Но дело в том, что мы могли потерять резервуар с этой дрянью. Он мог открыться в воде, а позже просочиться на поверхность, когда все, кто там работал, уже убыли.
Господи Боже мой, – думал Стэннер, – что за бред! Похоже, я вспотел. Приходится лепить одну долбаную ложь за другой. Черт подери, если не можешь врать на голубом глазу, нечего соваться в разведку, будь оно все проклято!
Обычно он занимался анализом статистических данных представлений населения о спутниковых проблемах, иногда вводил в них незначительные дезинформирующие поправки. До Проекта он работал только с иностранцами. А теперь, когда приходилось лгать американским гражданам, Стэннер всегда переживал. И вот теперь опять: пара абсолютно надежных, просто отличных копов… Раньше, работая над легендой прикрытия за границей, он не ощущал никаких угрызений совести. Но здесь, дома…
Но Стэннер продолжал следить за мимикой и держать мышцы лица расслабленными.
– Мы сомневаемся, что утечка действительно имела место. Все это, как вы понимаете, рутинная проверка в целях здравоохранения, потому что вокруг – гражданские лица.
– Ха, простите, если я позволю себе выразить некоторое сомнение по поводу вашего беспокойства за «гражданских лиц», Анри, – проговорил Спрэг, постукивая пальцем по пластиковой чашке. – Я сам как-то работал в южном Сан-Франциско. Военный хлам десятилетиями отравлял там окрестности. Но они ни за что не желали его убирать. Черт с ними, считали военные шишки, это же гетто, ну и пусть у них будет рак.
Стэннер кивнул с непроницаемой миной. – Это не про меня.
– Как действует этот токсин? – задал вопрос Крузон. – Вы что-то говорили о мертвых белках. Значит, он убивает?
– Неразбавленный – может убить человека. Но к моменту, когда он дойдет до кого-нибудь в городе, концентрация газа будет скорее всего очень мала. В результате могут остаться лишь бихевиористические реакции – нарушения поведения.
Крузон и Спрэг обменялись взглядами. Нахмурившись, Спрэг спросил:
– Нарушения поведения? Что, черт возьми, вы имеете в виду? Взять, к примеру, семью моей жены – у них это на каждом шагу.
– Попробую объяснить, – вздохнул Стэннер. – Нет, давайте сначала я сам спрошу. Были ли в последнее время замечены какие-либо неординарные события?
– Например? – спросил Крузон.
– Агрессивное поведение, вроде бы не имеющее объяснения. Или, может быть, весьма необычные нападения на дома?
Спрэг смотрел на него в упор.
– А как насчет меня, майор? Вы уверены, что мне самому не о чем беспокоиться? Может, и я хватил там этой штуки? Чувствую я себя отлично, но… Может, стоит сделать анализ крови?
– Нет, к этому времени уже все прояснилось бы, – усмехнулся Стэннер. – На мой взгляд, у вас все о'кей.
– Как называется эта токсичная дрянь? – спросил Крузон.
– Я сообщил вам все, на что имел право, – проговорил Стэннер, чувствуя себя так, как будто в первый раз за весь день произнес, наконец, хоть слово правды. – Можете вы мне чем-нибудь помочь?
Крузон пожал плечами.
– Необычно агрессивное поведение? Пожалуй, нет. Ничего необычного.
– Пожалуй, следует воздержаться и не есть рыбу из этой зоны, – посоветовал Стэннер. – Я прослежу, чтобы поступил циркуляр насчет рыболовства. Пусть считается, что произошел сброс сточных вод или что-нибудь в этом духе.
Так что пока рыбку оттуда не ешьте.
Спрэг с осуждением покачал головой:
– Сброс сточных вод. Вот, значит, как вы собираетесь это объяснять. Похоже, в вашем департаменте солгать людям – не проблема.
Стэннер постарался не показать, насколько это замечание его задело. По крайней мере, он надеялся, что ничем себя не выдал. Поигрывая пустой кофейной чашкой, он хранил молчание.
Крузон сложил ладони домиком.
– Значит, говорите, необычные проникновения в дома? Почему именно в данном случае могут возникнуть…
– Э-э-э… Этот токсин, – начал импровизировать Стэннер, – воздействует на головной мозг, вызывает у некоторых людей озлобление. Нечто вроде синдрома передозировки. Возникают мании. Насчет разных предметов. Например, блестящих. Вроде электронных деталей.
Крузон смотрел на него с сомнением.
– Электронных деталей, – задумчиво повторил он. – Химическое вещество, которое вызывает у вас пристрастие к электронным деталям. – Его приподнятые брови явственно говорили: Чушь собачья.
Стэннер с раздражением думал: Ну почему мне не попался коп поглупее? Господи, да их кругом хоть пруд пруди! А тут нашелся сообразительный.
Крузон откинулся в кресле и рассматривал потолок, словно читал там знаки тайнописи.
– Ну, хорошо. Недавно был случай вандализма у старшеклассников. На занятиях по профессиональному ориентированию. В мастерской электроники. Вчера вечером.
– Да-а, – протянул Стэннер, – мастерская электроники… В мои школьные годы у нас были столярная и слесарная мастерские. И все. Что-нибудь украли?
– Не уверен.
Стэннер кивнул, потом безмятежно пожал плечами:
– Ладно, я, может, займусь этим делом. Но, вероятно, тут нет никакой связи. Во всяком случае, я бы не стал особенно беспокоиться.
И он снова улыбнулся, надеясь, что они не заметили его страха.

6.

3 декабря, утро

Адэр пошла вынуть из сушилки что-нибудь чистое, чтобы одеться и идти в школу. И увидела, как мать бестолково бродит по гаражу. Мама ходила туда-сюда, на каждом круге в точности повторяя свои движения. Как мышь, зациклившаяся на лабиринте, когда лабиринт уже убрали.
– Привет, мам! – оживленно произнесла Адэр и нагнулась, чтобы открыть сушилку. Она сложила сюда одежду только вчера вечером, и вещи были еще теплыми. Голые ноги под ночной рубашкой стыли на бетонном полу.
Мама не отвечала. Адэр выпрямилась, быстро на нее глянула и зевнула. Но зевок был притворным, лишь бы скрыть ощущение дезориентации, которое хлынуло на Адэр, пока она смотрела, как мать ходит по кругу снова и снова. Мама доходила до папиной полки со снаряжением, дважды касалась ее рукой, качала головой, разворачивалась и шла через весь гараж, огибая кучу ящиков со старым, изломанным оборудованием для спуска под воду. У стены мама останавливалась, протягивала руку, дотрагивалась до пыльной пластмассовой панели и говорила:
– Периметр. Кто-нибудь, пожалуйста. Периметр. Объем. Кто-нибудь.
– Мама?!
Мама ее словно не слышала. Она уже снова шла к полке со снаряжением. Дважды ее коснулась, покачала головой, развернулась и пошла к дальней стене. Дотронулась до нее.
– Мама!
И по-прежнему никакого ответа. Мама шла к полке. Дважды ее коснулась.
– Периметр. Пожалуйста.
У Адэр сжалось сердце: знакомое чувство. Так же было, когда срывы были у папы. Может, и у мамы нервный срыв? Неужели вся семья дефективная? Вдруг и ее когда-нибудь обнаружат бродящей по кругу в гараже? И она тоже будет касаться стен и бормотать всякую чушь?
Вдруг у нее за спиной распахнулась дверь, Адэр даже подпрыгнула.
– Отправляйся в школу, Адэр, – скомандовал отец, торопливо проносясь мимо. Он подошел к маме, обнял ее и что-то прошептал ей в ухо. Мама стала вырываться, заколотила руками, но потом вдруг обмякла и едва не повалилась на пол. Папа подхватил ее, она выпрямилась, увидела, что Адэр на нее смотрит, и положила руку на плечо отцу.
Они обнялись. Потом мама сказала Адэр:
– Нехорошо, что ты застала нас за нашими играми.
Теперь и папа, и мама смотрели на Адэр. А потом у обоих появились отвратительные ухмылки.
Адэр попятилась, развернулась и бросилась бежать к кухонной двери. Родители смеялись ей вслед.
Дрожа, она остановилась в кухне и прислушалась.
– Перезагрузка? – В кухне голос отца звучал глухо.
– Перезагрузка, – жизнерадостно и спокойно ответила мать.
Адэр пошла к себе в спальню и стала переодеваться. Плакать она начала на стадии надевания носков – левый остался ненатянутым. Так она и сидела – согнувшись, руками ухватившись за край носка, голова уткнулась в колени, рыдания сотрясали все тело.
Мимо проходил Кол. Он приостановился, заглянул в открытую дверь и уставился на Адэр.
– Что это ты, как раздолбайка, нюни распустила?
Спросил грубо, но Адэр знала: он дает ей понять, что беспокоится о ней. Она заставила себя прекратить рыдания.
– Я не знаю. Не знаю, как объяснить. С мамой и папой что-то не так.
– Ты что! У них все отлично. Они, наконец, стали проводить вместе много времени, как раньше. Ты что, совсем чокнулась? Да они в упор друг друга не видели до того, как…
Адэр впилась в него взглядом.
– До чего?
– Не знаю. Наверно, до того, как снова стали вместе.
– Ты не замечал, они ничего странного не делали? Или, может, почувствовал, как будто они… ну, не знаю… как будто им промыли мозги, или они вступили в какую-нибудь секту, или еще что-нибудь такое…
– Ни в какой они не в секте. Сектанты детей тоже туда тащат.
Адэр взяла в руки туфли и тупо на них уставилась.
– Ну да. А что, если и они захотят?
– Захотят чего?
– Ну, чтобы мы – тоже.
Кол чуть не зарычал от раздражения:
– Тоже – что?
– Мама так странно вела себя в гараже, потом папа заставил ее остановиться, потом они сделали вид, как будто это что-то вроде ролевой секс-игры, ну или что-то в этом роде.
– Ух ты! Значит, они снова стали заниматься сексом! Черт тебя подери, не лезь ты не в свое дело! Адэр, ты что, совсем дура? Откуда, ты думаешь, ты появилась на свет? Если они опять сблизились, ну, там, интим и все дела, это же хорошо!
– Ты не понимаешь! А я не знаю, как объяснить. То есть ты бы мне не поверил.
– Ты знаешь, что ты хочешь сделать?
Адэр поняла, что он и правда злится. Голос его стал тусклым и невыразительным, он пытался сдержаться, закрывшись для окружающих, как делал всегда. Кол продолжал:
– Ты, уродка, собираешься все испортить. Они начнут, типа, стесняться. Ты заводишься, потому что они раз в жизни больше уделяют внимания друг другу, чем милой крошке Адэр. Вот ты и бесишься. И собираешься помешать им сблизиться. Так что лучше заткнись! Оставь их в покое! Иначе они разведутся.
Он круто развернулся и вылетел в холл.
Адэр думала: Дело не в них. Дело во мне. Может, спросить Лэси. Или поговорить с психологом в школе… Но на этом все. Лучше заткнуться, потому что, скорее всего, это у меня что-то с психикой.
И она наконец натянула левый носок.

3 декабря, позднее утро
– Как же мы переедем, пап? – спросил Ларри.
Они как раз садились в фургон. Гундерстон вставлял ключ в зажигание, а Ларри устраивался рядом, застегивая ремень безопасности.
Ларри снова спросил:
– Я серьезно, пап. Час назад мы сидели себе дома, и все было отлично. – Тут он замолчал и подумал – пусть не отлично, но – дома. Потом продолжал: – И тут началась эта свистопляска – срочно, конец света! Я так ничего и не понял. То есть я считаю, это глупо. Они что, собираются платить за нас в отеле?
– Собираются.
– Но почему? Почему нам надо переезжать? Гундерстон пожал плечами.
– Потому что… Там на кладбище утечка токсических веществ, ну или что-то в этом духе. Из трубы на кладбище.
Ларри подумал: кладбище.
Он не упоминал о том, что произошло в эту ночь. Куда делся Бадди. Не говорил ни о чем таком, раз они потащили его к врачу. Этот зараза-доктор намекнул, что, если он не перестанет говорить такие вещи, они могут его куда-нибудь запереть.
Ларри ждал, пока отец заведет машину. А тот все сидел и мрачно смотрел на Ларри – долгим, необычным взглядом. Отец редко смотрел на людей прямо.
А потом вдруг быстро отвел глаза.
Ларри хотелось сказать отцу нечто важное, но он не мог придумать, как это важное сформулировать. Из-за лекарств голова совсем не соображала. Наконец он произнес:
– Слушай, может, сначала позвоним маме, а потом поедем?
– Это же временно. Я сообщу ей, что мы несколько дней поживем в отеле. На нашей улице все куда-нибудь уезжают. Но это… временно.
Ларри посмотрел на отца внимательней, пытаясь определить, что именно в нем изменилось. На самом деле папа вдруг перестал интересоваться разговорами об играх – ни о «Стар треке», ни о «Звездных войнах», ни о Гарри Поттере, ни о «Гражданской войне», ни о ролевых играх. Он перестал смотреть канал НФ – во всяком случае, до тех пор, пока Ларри его не спросил, почему он не смотрит. Отец сразу ответил:
– Конечно, я посмотрю с тобой.
Но дело не только в этом. Как будто стоишь на солнышке, а тебе кажется, что находишься в глубокой тени, – вот как Ларри себя чувствовал. Вещи перестали ощущаться такими, какими им положено быть.
Ларри решил, что прекратит принимать таблетки. Он и сам не понимал, почему так решил, но знал: чтобы обдумать все как следует, надо иметь свежую голову.
Но, может быть, мне надо их принимать? Может, со мной действительно что-то не в порядке, – думал он.
Люди во всех соседних домах выносили вещи на улицу, совали их в машины, готовились в дорогу. Но из Квибры никто не уезжал. На углу стояли пожарные машины с эмблемой «Пожарный департамент Квибры». Пожарники уже объяснили людям, что эвакуированные должны оставаться где-нибудь поблизости. Теперь они молча наблюдали за сборами из окон пожарных автомобилей. Да, нужно эвакуироваться, но недалеко. Из-за каких-то медицинских тестов необходимо быть рядом. Позже им сообщат все подробно, «когда все будет готово».
Отец включил наконец зажигание, и они уехали, двинулись к пансиону над китайским рестораном в Старом городе.
Ларри хотел, чтобы вернулась мать.
Чтобы вернулась собака.
Чтобы вернулся отец.

7.

3 декабря, вечером

Берт Клейборн сидел, греясь в лучах робкого солнышка на крохотной веранде своего прибрежного жилища – небольшого дома на две семьи. Задняя дверь дома выходила прямо на океан. Берт поедал поздний обед – салат из помидоров и сыра – и смотрел, как над пляжем кружатся и ныряют вниз чайки.
С грохотом захлопнулась соседняя дверь. Стена задрожала. Дверь снова хлопнула. Что-то зазвенело. Завопила девушка. Слов Берт не разобрал. Это все эта девчонка Дерри, половина пакистанской крови и вообще… Вылетела из колледжа «Контра-Коста». Непредсказуемая девица, возможно, бисексуальной ориентации, с явственно наблюдаемыми сменами настроений. Учитывая все это, Берт не был склонен поднимать шум и вызывать полицию. Скорее она подвергала насилию свое жилье, чем подвергалась насилию сама.
Берт допил шардонэ. Один бокал он позволял себе перед занятиями. Работать здесь Берт начал ближе к концу семестра, потому что Дэррил Винсеккер, который читал курс литературы, внезапно оставил работу «на неопределенное время». Однако слухи утверждали, что неопределенность вызвана длительным запоем. Дэррил не останавливался на одном бокале шардонэ.
Зазвонил телефон. Берт состроил гримасу. Он почти наверняка знал, кто звонит. Время года как раз подходящее. Отвечать совсем не хотелось.
Берт знал, что звонит его младший брат Эррол, и знал, что Эррол собирается пригласить его провести отпуск с ним, Эрролом, и его женой Дори.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44