За занавесом стояла машина, которая что-то бормотала и произносила слова, похожие, в представлении Хелен, на интернет. В этом бормотании не было никакого смысла. И над этой-то машиной частенько стояла миссис Найет.
Хелен прошла через комнату и, раздвинув занавес, ступила на невысокую сцену. За занавесом у стены приткнулся небольшой верстак. Оштукатуренную стену украшало подобие лепного барельефа, довольно аляповатого, на котором Иисус Христос вел двух улыбающихся ребятишек сквозь радужную арку в рай.
Теперь фонарь выхватил совсем другое «украшение» – на верстаке стояло нечто, похожее на спутниковую тарелку, но не совсем. Хелен пошарила по нему лучом фонаря. Предмет не издавал звуков, как та, другая машина. Единственным слышимым звуком было поскрипывание… подвальной лестницы.
Она обернулась и увидела, как вниз спускается чета Найетов. Миссис Найет, тонкая, рыжеволосая, в коричневой блузке и туфлях на плоской подошве, возглавляла процессию. Преподобный Найет, высоколобый, с вечно поджатыми губами и скептическим выражением глаз, одетый в свитер с высоким воротником, шел с фонариком сзади.
Хелен тут же выключила свой фонарь и отошла в дальний, совсем темный угол сцены, поближе к занавесу.
– Знаешь, Мэри, что бы ты ни хотела мне показать, – говорил преподобный Найет, – я абсолютно не понимаю, почему нельзя подождать, пока я не вкручу новую лампочку. – Он замолчал и огляделся. – Какой абсурд! Не пользоваться таким обустроенным местом лишь потому, что кто-то именно здесь потерял здравый смысл.
– Я тоже так думаю, Чарльз, – согласилась миссис Найет. – На самом деле я-то пользуюсь этой комнатой. Что касается света, то новым моделям лампочки будут не нужны, а ты будешь как раз новой моделью.
– Чем я буду?
– Не обращай внимания. Я тебе покажу прямо здесь. Хелен вся сжалась в комок и старалась не дышать, а Мэри Найет прошла сквозь занавес и показала мужу устройство на верстаке.
– Что это за дичь? Откуда она взялась?
– Чарльз, это передатчик. Он усиливает определенный тип волн. Я сама его сделала.
– Сделала сама? И что?
– Масса людей изготавливает такие передатчики. Неужели ты не замечал их?
– Да, когда ты сказала, я начал припоминать. Мэри, что происходит? Да объясни же мне, Бога ради!
– Просто расслабься. Если расслабишься, будет почти не больно.
И Хелен увидела, что хрупкая маленькая Мэри Найет взяла своего крупного и сильного мужа за глотку и потащила его назад и вниз. Преподобный дергался и вопил:
– Мэри! Что… Мэри! Что? Не надо!
И видела, как миссис Найет стала коленями на грудь мужу, выдвинула у себя изо рта блестящую, шипастую, словно бы живую, металлическую штуку и губами протолкнула ее в рот мужу.
Хелен не вскрикнула, она едва сумела удержать крик, но все равно поняла: миссис Найет видела, как она протолкнулась сквозь занавес и, спотыкаясь в темноте, понеслась к лестнице. Ощупью отыскала ступени и полезла по ним, обдирая колени и щиколотки. Выскочила через боковую дверь на небольшую автостоянку (где-то в глубине мозга всплыла удивленная мысль, что она способна так быстро двигаться), прыгнула в мини-фургон, в котором обычно возила детей в воскресную школу, и вырулила на улицу прежде, чем Мэри вышла и стала смотреть ей вслед.
И только тут Хелен подумала: «Оказывается, миссис Рансайтер была все же права».
Но в полицию она пойти не посмела. Придется выдумать какой-нибудь другой предлог, чтобы позвать их в церковь.
Вся в липком поту, тяжело дыша, она, наконец, добралась домой, сразу бросилась к телефону на кухонной стойке и набрала 911.
– Да! Алло! – Собственный голос резанул ей ухо сухим треском. – Я хочу сообщить… о нападении. Женщина напала на своего мужа в церкви. Она просунула ему в горло какую-то металлическую вещь.
– А как ваша фамилия?
– Хелен Фарадей. – О Господи. – Во рту у нее пересохло, голова затуманилась и кружилась.
– Оставайтесь на месте. Мы сейчас кого-нибудь пришлем.
– Нет-нет, пожалуйста, пошлите кого-нибудь в церковь.
– Разумеется, только оставайтесь на месте.
Связь прервалась, и Хелен повесила трубку. И тут ей пришло в голову, что ее не спросили, какая церковь и что там, были за люди. Но внезапно она ощутила, что боится перезванивать, хотя и сама не могла понять почему. Ладно, через несколько минут здесь будет полиция. Она сообщит им, какая церковь и о ком речь.
Она скажет им: «Миссис Найет убила своего мужа в церкви Помазания Господня».
Но была ли та женщина действительно Мэри Найет? Хелен теперь было трудно думать о ней как о Мэри Найет.
Она выпила немножко розового вина, которое держала для особых случаев, и почти успокоилась, и тогда ей пришло в голову, что в городе она видела немало таких передатчиков – как раз таких штук, как эта демоническая женщина соорудила в подвале церкви.
К чему удивляться, что дьявол использует технологические достижения? Порно распространяется по интернету, телевидение чудовищно пропитано сексом, люди бормочут в сотовые телефоны в то время, когда им следовало бы молиться.
А потом ей пришло в голову еще кое-что. Эти передатчики в Квибре были повсюду, значит, это может быть какой-то общегородской заговор! Насколько он распространился? Как можно его долго скрывать без помощи…
В дверь раздался резкий стук. Волна паники смыла ее со стула возле кухонной стойки и бросила к двери черного хода. Она выскочит через заднюю калитку в тот грязный проулок между домами и убежит отсюда.
Но у задней двери тоже ждала полиция, они даже не потрудились придумать какое-нибудь объяснение. Там был белый полисмен, судя по табличке у него на груди – Уортон, и еще один, по виду – китаец, этого звали Чен. Они просто схватили ее за руки и, вопящую, поволокли в полицейский фургон, который ждал в проулке, – огромный черно-белый фургон. Там, прицепленный наручниками к железной стойке, уже находился невысокий смуглый испанец с трагическими глазами.
Хелен отбрыкивалась и визжала:
– Кто-нибудь! Помогите! – И почти вырвалась. Тогда один из офицеров, она не заметила, кто именно, ударил ее – один раз, но очень сильно, над правым ухом, чем-то вроде дубинки. Ей стало плохо, голова закружилась, и она упала на колени рядом с арестованным испанцем. Они грубо свели ей кисти, надели наручники и вылезли, не произнеся ни слова. Хелен чувствовала, что на плечо ей стекает из уха горячая кровь.
Дверь фургона захлопнулась, прогремел стальной засов, полицейские сели в кабину, заработал мотор, и фургон поехал.
– Простите, что они вас избили, – сочувственно проговорил пленнице с испанской внешностью.
Хелен подняла на него глаза, замигала от боли, которую вызвало это простое движение, и расплакалась. Он сочувственно покивал. Она все плакала и плакала, а фургон ехал и ехал. Через пару минут Хелен сглотнула и задала вопрос:
– Куда они нас везут?
– Думаю, на кладбище… или в здание возле него. – Испанского акцента у него не было. Центрально-калифорнийский. – Насколько мне удалось выяснить, там в старом сарае вход в туннель, который проходит под кладбищем.
Тут Хелен заметила, что на мужчине была полицейская куртка, но распахнутая и с оторванными пуговицами, а его рубашка испачкана кровью.
– Но вы же все… вы ведь полицейские, верно?
– Они не полицейские. Больше не полицейские. А я – да, я все еще полицейский. Потому-то я и сказал «простите». – Он говорил очень тихо, за шумом мотора она едва различала слова. Казалось, он высказывает запоздалые мысли. У нее возникло чувство, что он уже махнул на себя рукой и считает, что погиб. – Я должен был их остановить, это мой долг, – продолжал он. – Я и еще некоторые ребята, которые тоже догадались. Вы ведь понимаете, они не могли захватить все отделение. Кажется, они не в состоянии изменить сразу всех. Сначала им нужно что-то сделать, что-то, используемое в начале преобразования, и это занимает какое-то время. В отделении осталось только несколько ребят, и некоторые из них знают все только наполовину. Я кое-что заподозрил и обратился в отдел юстиции и в оклендскую полицию. Я звонил по всему району Залива. Пытался даже позвонить в Вашингтон. – Он грустно усмехнулся. – Это я считал, что говорю с отделом юстиции и с полицией Окленда. На самом деле не так. Они перехватили все телефонные линии. И выходящие звонки сотовых телефонов. Все звонки, направленные в правоохранительные учреждения, возвращаются в… Не знаю, как назвать, нечто вроде коммутатора, который они контролируют. Так что вы говорите вовсе не с тем, с кем думаете. Если в сообщении есть что-то для них опасное, они вас забирают. Если же звонят, например, из-за кражи в винном магазине, думаю, они переключат на настоящих полицейских. А вы не понимаете, почему вам приходится все рассказывать дважды. Я мог бы и лично съездить в Окленд, но они ведут очень плотную слежку. – Он вздрогнул и с усилием сглотнул. – Уже забрали массу людей, когда они пытались звонить и просить о помощи. Как вас и меня.
Его голос стих. Фургон все покачивался, Хелен хотелось броситься на пол и забиться в истерике. Она издала воющий звук, но сумела перебороть себя. Помолчав, полицейский добавил:
– Да-а-а, они… они почти изолировали город. К тому же они наблюдают за местами вне города, которые могут быть для них опасны. – Его голос снова прервался, он отвернулся.
– Что они с нами сделают?
Какое-то время он молчал. Потом фургон стал вроде бы куда-то въезжать, и он ответил:
– Если они смогут вас изменить, то так и сделают. Или убьют и используют на запчасти.
Тогда Хелен начала молиться. На нее нашел транс, она даже стала говорить на непонятном языке и продолжала, когда пришли за нею и испанским полицейским и забрали их.
И пока их тащили и швыряли на заляпанный красным пол старого сарая, она все ждала, что Бог вмешается… Но когда палачи с деловым видом отрезали маленькому полицейскому голову, она начала подозревать, что Бог не ответит на ее молитвы… на этот раз.
10 декабря, днем
Мисс Сентаво была маленькой, изящной женщиной, ростом ниже Адэр. Она носила костюмы деловых леди, которые специально для себя заказывала. Если Адэр правильно запомнила, была она наполовину вьетнамкой, наполовину филиппинкой, а замуж вышла за мексиканца по имени Сентаво.
Она имела степень доктора психологии и, вероятно, использовала свои знания, общаясь с Адэр в своем школьном кабинете, однако Адэр этого не чувствовала. Адэр встречалась с ней несколько раз. Сначала – когда она думала, что родители собираются разводиться, и она, Адэр, никак не могла сосредоточиться на учебе. Мисс Сентаво всегда была очень внимательна и вела с ней психотерапевтические разговоры не только по обязанности, а просто из желания помочь. Мисс Сентаво сумела заставить Адэр почувствовать себя взрослым человеком, решающим проблемы с другим взрослым.
На столе у мисс Сентаво была масса мелких игрушек для взрослых, какие продают в «Земных дарах» и в других подобных местах: миниатюрный песчаный сад Дзен; модель глобуса величиной с бейсбольный мяч – когда протягиваешь к ней руку, из нее выскакивает алая молния; рамка с цветным песком – если ее перевернуть, возникают фантастические пейзажи; намагниченная пластинка с крошечными блестящими ромбиками, из которых можно составить любой рисунок. Именно с ней рассеянно играла Адэр, когда после школы беседовала с мисс Сентаво. Потягивая диетический «севен-ап», мисс Сентаво говорила:
– Я понимаю, что ты имеешь в виду: нельзя же действительно подойти к собственной матери и сказать: «Мам, мне кажется, ты ведешь себя очень странно». Без крайней необходимости такие вещи не делают. Если бы у нее развивалась болезнь Альцгеймера, то, пожалуй, можно было бы и сказать нечто подобное. Но это действительно трудно.
Адэр обдумывала слова мисс Сентаво, а руки непроизвольно складывали из металлических фишек на магнитной пластинке почти узнаваемую фигуру – серебристый силуэт женщины с длинными волосами.
– Дело… дело не только в том, что я боюсь ее оскорбить. Трудно объяснить… У меня нет особых причин. В этом вся фишка. Типа, я боюсь их без причины. Потому я и подумала, может, мне к врачу сходить? Может, у меня с головой не то? Может, и так. Типа, я думаю, мои родители уже не люди. Оба. Не только мама. Это ведь болезнь, правда?
– Ну, знаешь ли! Я вот что тебе скажу: прежде чем прийти к выводу, что ты действительно больна, я бы проверила менее драматичные варианты. Вроде того, что могло просто возникнуть непонимание, разные оценки происходящего. Слушай, может, твоя мама зайдет сюда, поговорим – в смысле, поговорим с ней вдвоем. И уж если это, черт возьми, не поможет, тогда подумаем о врачах.
Адэр почувствовала себя бабочкой, пришпиленной булавкой к доске. Вроде как она должна сказать «да». Но она не хотела!
– Ну да…
Мисс Сентаво взяла трубку и стала звонить домой к Адэр.
– Алло, это мисс Сентаво. Я звоню насчет Адэр. Нет-нет, с ней все в порядке. Я просто хотела узнать, не могли бы мы договориться насчет встречи, чтобы обсудить некоторые проблемы, которые ее беспокоят? Нет-нет, это не срочно, но думаю, чем раньше, тем лучше. Конечно. Если хотите. О'кей. Отлично. До встречи.
Хмурясь, она повесила трубку, но потом опомнилась и улыбнулась Адэр:
– Ну вот, предварительные шаги. Твой отец хочет поговорить со мной наедине.
– Но вы говорили с моей мамой…
Мисс Сентаво пожала плечами и опять улыбнулась:
– Похоже, она предвидела этот разговор. Говорит, что отец сам хотел прийти.
Адэр кивнула. У нее возникло желание предупредить мисс Сентаво о чем-то, но она не стала. Потому что сама не понимала, о чем предупредить, а главное – почему ей этого захотелось.
Было 9: 53, и Винни вышел послушать шум из бара. Он частенько так делал вечерами. Никогда не заходил внутрь, просто стоял и слушал. Сегодня он был разочарован. Обычно он слышал смех, споры, вопли. Слышал спортивный канал по телевизору – его никогда не выключали, потому что это был спортбар. И, конечно, слышал музыку. И звон бокалов. Сегодня там было совсем тихо.
Винни собрался с духом и заглянул в окно. Бармен Росс, толстый лысеющий парень с выцветшими татуировками на руках, стоял за стойкой, засунув руки в карманы, и поверх ряда бутылок смотрел по телевизору футбольный матч.
Кроме Росса, в баре никого не было. Куда же все делись? Винни всегда испытывал чувство причастности и единства с людьми в баре, пусть они и не знали, что он стоит на тротуаре и слушает.
Винни не смотрел на часы. Он и без часов знал, что было точно 9: 59. Вместо часов он посмотрел на уличный фонарь. Вокруг него вились мошки. Обычно в это время их не так уж много, но сейчас вот были. Они не колотились о лампу, оставляя за собой беспорядочные светящиеся следы. Сегодня все следы складывались в четкий рисунок, как изображения электронов, летающих вокруг атомного ядра.
Словно почувствовав его удивление, две покрытые пыльцой бабочки отделились от строя, слетели с орбиты и нырнули вниз, к Винни, напомнив своей траекторией пикирующие бомбардировщики – совсем не похоже на ночных мошек. Они летели строго вниз. Когда он сделал шаг назад, они остановились точно возле его лица, по одной бабочке против каждого глаза. Винни никогда раньше не видел, чтобы бабочки так молотили крылышками.
Заглянув в крошечные личики насекомых, Винни заметил, что из глаз у них выдвинулись малюсенькие металлические сенсоры.
Ему показалось, что он слышит чей-то голос: «Этот для Всех Нас»?
Другой голос ответил: «Нет. Его программирование атипично и проблематично. Седьмой меридиан зеленый. Он пригоден только на части».
Каким-то образом Винни догадался, что они разговаривают не друг с другом. Он слышал в своем мозгу то, что бабочки тоже слышали. Они, эти бабочки, были как будто бы дистанционными глазами для того, кто говорил.
Один из голосов спросил:
– Кого мы пошлем?
– Все заняты преобразованием. С этим можно не спешить. Он социально экстернирован.
Социально экстернирован?
Рассердившись, Винни хлопнул перед лицом в ладоши, раздавив бабочек. Но он знал: это не поможет. Две другие бабочки слетели со своей орбиты вокруг лампы, нырнули вниз невероятным, пикирующим образом на своих пронизанных металлическими нитями крылышках и полетели за ним следом.
15.
12 декабря
Адэр и Кол сидели во дворе, в разбитом катере. Оба засунули руки в карманы, пряча их от декабрьского холода. Был воскресный день.
Небо прояснялось, и Адэр видела, как поднимаются с крыши лохмотья тумана. Струйки летели вверх, как будто хотели попасть на небеса, а потом исчезали, словно бы их оценили и признали достойными.
Кол поддал ногой старую кошачью игрушку, которая раньше принадлежала Силки, потом оглянулся на место, где ее похоронили под голым розовым кустом.
– Иногда я хочу, чтобы здесь было в натуре холодно, – сосредоточенно глядя перед собой, произнес Кол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Хелен прошла через комнату и, раздвинув занавес, ступила на невысокую сцену. За занавесом у стены приткнулся небольшой верстак. Оштукатуренную стену украшало подобие лепного барельефа, довольно аляповатого, на котором Иисус Христос вел двух улыбающихся ребятишек сквозь радужную арку в рай.
Теперь фонарь выхватил совсем другое «украшение» – на верстаке стояло нечто, похожее на спутниковую тарелку, но не совсем. Хелен пошарила по нему лучом фонаря. Предмет не издавал звуков, как та, другая машина. Единственным слышимым звуком было поскрипывание… подвальной лестницы.
Она обернулась и увидела, как вниз спускается чета Найетов. Миссис Найет, тонкая, рыжеволосая, в коричневой блузке и туфлях на плоской подошве, возглавляла процессию. Преподобный Найет, высоколобый, с вечно поджатыми губами и скептическим выражением глаз, одетый в свитер с высоким воротником, шел с фонариком сзади.
Хелен тут же выключила свой фонарь и отошла в дальний, совсем темный угол сцены, поближе к занавесу.
– Знаешь, Мэри, что бы ты ни хотела мне показать, – говорил преподобный Найет, – я абсолютно не понимаю, почему нельзя подождать, пока я не вкручу новую лампочку. – Он замолчал и огляделся. – Какой абсурд! Не пользоваться таким обустроенным местом лишь потому, что кто-то именно здесь потерял здравый смысл.
– Я тоже так думаю, Чарльз, – согласилась миссис Найет. – На самом деле я-то пользуюсь этой комнатой. Что касается света, то новым моделям лампочки будут не нужны, а ты будешь как раз новой моделью.
– Чем я буду?
– Не обращай внимания. Я тебе покажу прямо здесь. Хелен вся сжалась в комок и старалась не дышать, а Мэри Найет прошла сквозь занавес и показала мужу устройство на верстаке.
– Что это за дичь? Откуда она взялась?
– Чарльз, это передатчик. Он усиливает определенный тип волн. Я сама его сделала.
– Сделала сама? И что?
– Масса людей изготавливает такие передатчики. Неужели ты не замечал их?
– Да, когда ты сказала, я начал припоминать. Мэри, что происходит? Да объясни же мне, Бога ради!
– Просто расслабься. Если расслабишься, будет почти не больно.
И Хелен увидела, что хрупкая маленькая Мэри Найет взяла своего крупного и сильного мужа за глотку и потащила его назад и вниз. Преподобный дергался и вопил:
– Мэри! Что… Мэри! Что? Не надо!
И видела, как миссис Найет стала коленями на грудь мужу, выдвинула у себя изо рта блестящую, шипастую, словно бы живую, металлическую штуку и губами протолкнула ее в рот мужу.
Хелен не вскрикнула, она едва сумела удержать крик, но все равно поняла: миссис Найет видела, как она протолкнулась сквозь занавес и, спотыкаясь в темноте, понеслась к лестнице. Ощупью отыскала ступени и полезла по ним, обдирая колени и щиколотки. Выскочила через боковую дверь на небольшую автостоянку (где-то в глубине мозга всплыла удивленная мысль, что она способна так быстро двигаться), прыгнула в мини-фургон, в котором обычно возила детей в воскресную школу, и вырулила на улицу прежде, чем Мэри вышла и стала смотреть ей вслед.
И только тут Хелен подумала: «Оказывается, миссис Рансайтер была все же права».
Но в полицию она пойти не посмела. Придется выдумать какой-нибудь другой предлог, чтобы позвать их в церковь.
Вся в липком поту, тяжело дыша, она, наконец, добралась домой, сразу бросилась к телефону на кухонной стойке и набрала 911.
– Да! Алло! – Собственный голос резанул ей ухо сухим треском. – Я хочу сообщить… о нападении. Женщина напала на своего мужа в церкви. Она просунула ему в горло какую-то металлическую вещь.
– А как ваша фамилия?
– Хелен Фарадей. – О Господи. – Во рту у нее пересохло, голова затуманилась и кружилась.
– Оставайтесь на месте. Мы сейчас кого-нибудь пришлем.
– Нет-нет, пожалуйста, пошлите кого-нибудь в церковь.
– Разумеется, только оставайтесь на месте.
Связь прервалась, и Хелен повесила трубку. И тут ей пришло в голову, что ее не спросили, какая церковь и что там, были за люди. Но внезапно она ощутила, что боится перезванивать, хотя и сама не могла понять почему. Ладно, через несколько минут здесь будет полиция. Она сообщит им, какая церковь и о ком речь.
Она скажет им: «Миссис Найет убила своего мужа в церкви Помазания Господня».
Но была ли та женщина действительно Мэри Найет? Хелен теперь было трудно думать о ней как о Мэри Найет.
Она выпила немножко розового вина, которое держала для особых случаев, и почти успокоилась, и тогда ей пришло в голову, что в городе она видела немало таких передатчиков – как раз таких штук, как эта демоническая женщина соорудила в подвале церкви.
К чему удивляться, что дьявол использует технологические достижения? Порно распространяется по интернету, телевидение чудовищно пропитано сексом, люди бормочут в сотовые телефоны в то время, когда им следовало бы молиться.
А потом ей пришло в голову еще кое-что. Эти передатчики в Квибре были повсюду, значит, это может быть какой-то общегородской заговор! Насколько он распространился? Как можно его долго скрывать без помощи…
В дверь раздался резкий стук. Волна паники смыла ее со стула возле кухонной стойки и бросила к двери черного хода. Она выскочит через заднюю калитку в тот грязный проулок между домами и убежит отсюда.
Но у задней двери тоже ждала полиция, они даже не потрудились придумать какое-нибудь объяснение. Там был белый полисмен, судя по табличке у него на груди – Уортон, и еще один, по виду – китаец, этого звали Чен. Они просто схватили ее за руки и, вопящую, поволокли в полицейский фургон, который ждал в проулке, – огромный черно-белый фургон. Там, прицепленный наручниками к железной стойке, уже находился невысокий смуглый испанец с трагическими глазами.
Хелен отбрыкивалась и визжала:
– Кто-нибудь! Помогите! – И почти вырвалась. Тогда один из офицеров, она не заметила, кто именно, ударил ее – один раз, но очень сильно, над правым ухом, чем-то вроде дубинки. Ей стало плохо, голова закружилась, и она упала на колени рядом с арестованным испанцем. Они грубо свели ей кисти, надели наручники и вылезли, не произнеся ни слова. Хелен чувствовала, что на плечо ей стекает из уха горячая кровь.
Дверь фургона захлопнулась, прогремел стальной засов, полицейские сели в кабину, заработал мотор, и фургон поехал.
– Простите, что они вас избили, – сочувственно проговорил пленнице с испанской внешностью.
Хелен подняла на него глаза, замигала от боли, которую вызвало это простое движение, и расплакалась. Он сочувственно покивал. Она все плакала и плакала, а фургон ехал и ехал. Через пару минут Хелен сглотнула и задала вопрос:
– Куда они нас везут?
– Думаю, на кладбище… или в здание возле него. – Испанского акцента у него не было. Центрально-калифорнийский. – Насколько мне удалось выяснить, там в старом сарае вход в туннель, который проходит под кладбищем.
Тут Хелен заметила, что на мужчине была полицейская куртка, но распахнутая и с оторванными пуговицами, а его рубашка испачкана кровью.
– Но вы же все… вы ведь полицейские, верно?
– Они не полицейские. Больше не полицейские. А я – да, я все еще полицейский. Потому-то я и сказал «простите». – Он говорил очень тихо, за шумом мотора она едва различала слова. Казалось, он высказывает запоздалые мысли. У нее возникло чувство, что он уже махнул на себя рукой и считает, что погиб. – Я должен был их остановить, это мой долг, – продолжал он. – Я и еще некоторые ребята, которые тоже догадались. Вы ведь понимаете, они не могли захватить все отделение. Кажется, они не в состоянии изменить сразу всех. Сначала им нужно что-то сделать, что-то, используемое в начале преобразования, и это занимает какое-то время. В отделении осталось только несколько ребят, и некоторые из них знают все только наполовину. Я кое-что заподозрил и обратился в отдел юстиции и в оклендскую полицию. Я звонил по всему району Залива. Пытался даже позвонить в Вашингтон. – Он грустно усмехнулся. – Это я считал, что говорю с отделом юстиции и с полицией Окленда. На самом деле не так. Они перехватили все телефонные линии. И выходящие звонки сотовых телефонов. Все звонки, направленные в правоохранительные учреждения, возвращаются в… Не знаю, как назвать, нечто вроде коммутатора, который они контролируют. Так что вы говорите вовсе не с тем, с кем думаете. Если в сообщении есть что-то для них опасное, они вас забирают. Если же звонят, например, из-за кражи в винном магазине, думаю, они переключат на настоящих полицейских. А вы не понимаете, почему вам приходится все рассказывать дважды. Я мог бы и лично съездить в Окленд, но они ведут очень плотную слежку. – Он вздрогнул и с усилием сглотнул. – Уже забрали массу людей, когда они пытались звонить и просить о помощи. Как вас и меня.
Его голос стих. Фургон все покачивался, Хелен хотелось броситься на пол и забиться в истерике. Она издала воющий звук, но сумела перебороть себя. Помолчав, полицейский добавил:
– Да-а-а, они… они почти изолировали город. К тому же они наблюдают за местами вне города, которые могут быть для них опасны. – Его голос снова прервался, он отвернулся.
– Что они с нами сделают?
Какое-то время он молчал. Потом фургон стал вроде бы куда-то въезжать, и он ответил:
– Если они смогут вас изменить, то так и сделают. Или убьют и используют на запчасти.
Тогда Хелен начала молиться. На нее нашел транс, она даже стала говорить на непонятном языке и продолжала, когда пришли за нею и испанским полицейским и забрали их.
И пока их тащили и швыряли на заляпанный красным пол старого сарая, она все ждала, что Бог вмешается… Но когда палачи с деловым видом отрезали маленькому полицейскому голову, она начала подозревать, что Бог не ответит на ее молитвы… на этот раз.
10 декабря, днем
Мисс Сентаво была маленькой, изящной женщиной, ростом ниже Адэр. Она носила костюмы деловых леди, которые специально для себя заказывала. Если Адэр правильно запомнила, была она наполовину вьетнамкой, наполовину филиппинкой, а замуж вышла за мексиканца по имени Сентаво.
Она имела степень доктора психологии и, вероятно, использовала свои знания, общаясь с Адэр в своем школьном кабинете, однако Адэр этого не чувствовала. Адэр встречалась с ней несколько раз. Сначала – когда она думала, что родители собираются разводиться, и она, Адэр, никак не могла сосредоточиться на учебе. Мисс Сентаво всегда была очень внимательна и вела с ней психотерапевтические разговоры не только по обязанности, а просто из желания помочь. Мисс Сентаво сумела заставить Адэр почувствовать себя взрослым человеком, решающим проблемы с другим взрослым.
На столе у мисс Сентаво была масса мелких игрушек для взрослых, какие продают в «Земных дарах» и в других подобных местах: миниатюрный песчаный сад Дзен; модель глобуса величиной с бейсбольный мяч – когда протягиваешь к ней руку, из нее выскакивает алая молния; рамка с цветным песком – если ее перевернуть, возникают фантастические пейзажи; намагниченная пластинка с крошечными блестящими ромбиками, из которых можно составить любой рисунок. Именно с ней рассеянно играла Адэр, когда после школы беседовала с мисс Сентаво. Потягивая диетический «севен-ап», мисс Сентаво говорила:
– Я понимаю, что ты имеешь в виду: нельзя же действительно подойти к собственной матери и сказать: «Мам, мне кажется, ты ведешь себя очень странно». Без крайней необходимости такие вещи не делают. Если бы у нее развивалась болезнь Альцгеймера, то, пожалуй, можно было бы и сказать нечто подобное. Но это действительно трудно.
Адэр обдумывала слова мисс Сентаво, а руки непроизвольно складывали из металлических фишек на магнитной пластинке почти узнаваемую фигуру – серебристый силуэт женщины с длинными волосами.
– Дело… дело не только в том, что я боюсь ее оскорбить. Трудно объяснить… У меня нет особых причин. В этом вся фишка. Типа, я боюсь их без причины. Потому я и подумала, может, мне к врачу сходить? Может, у меня с головой не то? Может, и так. Типа, я думаю, мои родители уже не люди. Оба. Не только мама. Это ведь болезнь, правда?
– Ну, знаешь ли! Я вот что тебе скажу: прежде чем прийти к выводу, что ты действительно больна, я бы проверила менее драматичные варианты. Вроде того, что могло просто возникнуть непонимание, разные оценки происходящего. Слушай, может, твоя мама зайдет сюда, поговорим – в смысле, поговорим с ней вдвоем. И уж если это, черт возьми, не поможет, тогда подумаем о врачах.
Адэр почувствовала себя бабочкой, пришпиленной булавкой к доске. Вроде как она должна сказать «да». Но она не хотела!
– Ну да…
Мисс Сентаво взяла трубку и стала звонить домой к Адэр.
– Алло, это мисс Сентаво. Я звоню насчет Адэр. Нет-нет, с ней все в порядке. Я просто хотела узнать, не могли бы мы договориться насчет встречи, чтобы обсудить некоторые проблемы, которые ее беспокоят? Нет-нет, это не срочно, но думаю, чем раньше, тем лучше. Конечно. Если хотите. О'кей. Отлично. До встречи.
Хмурясь, она повесила трубку, но потом опомнилась и улыбнулась Адэр:
– Ну вот, предварительные шаги. Твой отец хочет поговорить со мной наедине.
– Но вы говорили с моей мамой…
Мисс Сентаво пожала плечами и опять улыбнулась:
– Похоже, она предвидела этот разговор. Говорит, что отец сам хотел прийти.
Адэр кивнула. У нее возникло желание предупредить мисс Сентаво о чем-то, но она не стала. Потому что сама не понимала, о чем предупредить, а главное – почему ей этого захотелось.
Было 9: 53, и Винни вышел послушать шум из бара. Он частенько так делал вечерами. Никогда не заходил внутрь, просто стоял и слушал. Сегодня он был разочарован. Обычно он слышал смех, споры, вопли. Слышал спортивный канал по телевизору – его никогда не выключали, потому что это был спортбар. И, конечно, слышал музыку. И звон бокалов. Сегодня там было совсем тихо.
Винни собрался с духом и заглянул в окно. Бармен Росс, толстый лысеющий парень с выцветшими татуировками на руках, стоял за стойкой, засунув руки в карманы, и поверх ряда бутылок смотрел по телевизору футбольный матч.
Кроме Росса, в баре никого не было. Куда же все делись? Винни всегда испытывал чувство причастности и единства с людьми в баре, пусть они и не знали, что он стоит на тротуаре и слушает.
Винни не смотрел на часы. Он и без часов знал, что было точно 9: 59. Вместо часов он посмотрел на уличный фонарь. Вокруг него вились мошки. Обычно в это время их не так уж много, но сейчас вот были. Они не колотились о лампу, оставляя за собой беспорядочные светящиеся следы. Сегодня все следы складывались в четкий рисунок, как изображения электронов, летающих вокруг атомного ядра.
Словно почувствовав его удивление, две покрытые пыльцой бабочки отделились от строя, слетели с орбиты и нырнули вниз, к Винни, напомнив своей траекторией пикирующие бомбардировщики – совсем не похоже на ночных мошек. Они летели строго вниз. Когда он сделал шаг назад, они остановились точно возле его лица, по одной бабочке против каждого глаза. Винни никогда раньше не видел, чтобы бабочки так молотили крылышками.
Заглянув в крошечные личики насекомых, Винни заметил, что из глаз у них выдвинулись малюсенькие металлические сенсоры.
Ему показалось, что он слышит чей-то голос: «Этот для Всех Нас»?
Другой голос ответил: «Нет. Его программирование атипично и проблематично. Седьмой меридиан зеленый. Он пригоден только на части».
Каким-то образом Винни догадался, что они разговаривают не друг с другом. Он слышал в своем мозгу то, что бабочки тоже слышали. Они, эти бабочки, были как будто бы дистанционными глазами для того, кто говорил.
Один из голосов спросил:
– Кого мы пошлем?
– Все заняты преобразованием. С этим можно не спешить. Он социально экстернирован.
Социально экстернирован?
Рассердившись, Винни хлопнул перед лицом в ладоши, раздавив бабочек. Но он знал: это не поможет. Две другие бабочки слетели со своей орбиты вокруг лампы, нырнули вниз невероятным, пикирующим образом на своих пронизанных металлическими нитями крылышках и полетели за ним следом.
15.
12 декабря
Адэр и Кол сидели во дворе, в разбитом катере. Оба засунули руки в карманы, пряча их от декабрьского холода. Был воскресный день.
Небо прояснялось, и Адэр видела, как поднимаются с крыши лохмотья тумана. Струйки летели вверх, как будто хотели попасть на небеса, а потом исчезали, словно бы их оценили и признали достойными.
Кол поддал ногой старую кошачью игрушку, которая раньше принадлежала Силки, потом оглянулся на место, где ее похоронили под голым розовым кустом.
– Иногда я хочу, чтобы здесь было в натуре холодно, – сосредоточенно глядя перед собой, произнес Кол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44