— Башня-то на замке.
Юрка обошел башню вокруг. На дверях висел большой белый замок. До окон высоко. Потом, они заколочены досками. Вверх по отвесной стене тянется толстый витой провод громоотвода. Через каждые два метра — костыль, поддерживающий провод. Юрка подпрыгнул, ухватился за костыль. Крепко сидит в камне. Если и остальные так же вбиты, то можно, держась за провод, добраться до самого верха…
Пока Юрка обследовал башню, ребята молча следили за ним.
— Где флаг? — спросил Юрка.
— Брось, все равно не залезешь, — сказал Колька. — Знаешь, какая она высокая?
— Сто метров, — подсказал Жорка.
Стасик, прищурив глаз, окинул башню взглядом:
— Самое большое — сорок.
— Есть флаг, — сказал Юрка и выразительно посмотрел на майку Стасика.
Эту красную майку тетка только вчера достала из сундука. Долго смотрела на своих ребятишек, прикидывая, кому отдать. Выбор почему-то пал на племянника.
— Носи на здоровье, — сказала тетка. — Еще совсем новая.
Стасик медленно стянул с себя майку, стряхнул с нее травинки и протянул Юрке:
— У меня рубаха есть… С дырками, но носить можно.
Юрка безжалостно разорвал майку по шву, крепко привязал к длинной жердине, выломанной из забора.
— Привяжи к спине, а то неудобно будет лезть, — посоветовал Стасик.
Юрка так и сделал. И еще попросил Стасика обвязать лоскутками от майки ладони, чтобы провод больно не врезался, и полез.
— А может, не сюит, Юр? — вырвалось у Стасика.
Но Юрка уже держался за второй костыль.
— Убьешься, Гусь, — сказал Колька.
— Никто его не просил залезать, — не спуская глаз с Юрки, проговорил Жорка. — Уж если трахнется — костей не соберешь.
Стасик не слушал их. Он смотрел на Гуся и мысленно вместе с ним карабкался по выпуклой каменной груди башни. Когда Юркина нога срывалась с гранитной плиты, сердце Стасика сжималось, а глаза помимо воли закрывались. Колька и Жорка тоже примолкли. Даже дыхание придерживали. Глаза их впились в Юрку, высоко висящего на проводе.
До середины башни, пока босые ноги ощущали шероховатый бугристый гранит, Гусь добрался благополучно. Один раз только соскользнула нога, и он по проводу метра полтора скользил вниз до костыля. Даже сквозь тряпки обожгло ладони огнем. Но, вспомнив, как медленно снимал майку Стасик, он стиснул зубы и снова полез вверх.
С середины пошел кирпич. Он был гладкий, и нога напрасно искала опоры. А до очередною костыля было с полметра. Юрка попробовал рывком дотянуться до костыля, но чуть было совсем не съехал вниз.
— Слезай, Юр, — услышал он взволнованный голос Стасика.
— Не дури, Гусь, — сказал Колька Звездочкин. — Слазь, пока жив.
Юрка прикусил нижнюю губу и, упираясь пятками в кирпичную стену, полез выше. Вот и костыль! С минуту передохнув, двинулся выше. Жердина со смотанным флагом болталась за спиной, стукалась в затылок. Но держалась крепко: Стасик на совесть прикрутил к штанам. Краем глаза Юрка видел железный карниз крыши и большое дымчатое облако, наползавшее на флюгер. Ему казалось, что облако наползает на него, а труба с флюгером оторвалась от крыши и падает на голову. Нужно до него дотянуться рукой и… тут что-то черное вырвалось из-под карниза и, мягко махнув по лицу, исчезло. Юрка едва не выпустил провод. Придя в себя, он сделал сильный рывок и ухватился за последний спасительный костыль…
Крыша была горячая. Она жгла ступни, ладони, и некуда было деться. Гусь поднялся еще выше, на маленькую башенку-шапку. Обхватив теплую трубу рукой, он сел и свесил ноги вниз. Над головой черными молниями носились потревоженные стрижи. Это один из них, вылетев из гнезда, напугал Юрку.
Минут пять обессиленный сидел он на куполе крыши и не видел ничего. Перед глазами плыли зеленые, волнообразные круги, небо качалось, как молоко в горшке, стрижи чертили в небе замысловатые линии.
Внизу бегали ребята. Они размахивали руками и что-то кричали. Сверху они казались маленькими и сплющенными.
— Юрка-а! — кричал Стасик. — Фла-аг…
«Ах да, — вяло подумал Юрка, — флаг…»
Он всунул древко в узкую трубу, и откуда-то взявшийся ветер обрадованно заполоскал неровное красное полотнище. Там, где у майки была шея, осталась полукруглая простроченная выемка.
— Ура-а-а! — орали внизу ребята и прыгали, как игрушечные болванчики, которых дергают за веревочки.
Юрка осмотрелся. По обе стороны башни уходило за горизонт железнодорожное полотно. Если идти по линии к речке Ладыженке, то идешь-идешь, а висячего моста и не видно, а тут речка оказалась совсем близко. Переезд, семафор — и красный железнодорожный мост. И поселок отсюда казался совсем маленьким. И лес подступил к нему со всех сторон. Лес был без конца и краю. Он начинался сразу за избами и сливался с голубой чертой горизонта. Оцинкованная крыша вокзала сверкала, как большое зеркало. Юрка перевел взгляд на бабкин дом. Дранка на крыше почернела и осыпалась Печная труба глядела в небо черным квадратным жерлом.
И Юрка вдруг ощутил прилив гордости. Он один сидит на круглой макушке башни и видит то, что недоступно другим. Он выше всех. Ему захотелось встать и закричать во весь голос: «Эй, люди, это я тут стою, Юрка Гусь! Эй, бабка, погляди в окно: я стою на башне и вижу край света…»
До Юрки донесся отдаленный гул мотора. «Везу-у… везу-у…» Над облаком появился серебряный крестик. Самолет! Увеличиваясь, он летел прямо на Юрку. «Костыль!» — определил он тип немецкого самолета-разведчика.
«Костыль» высоко пролетел над башней, и скоро серебряный крестик растаял в голубизне неба. Разведчик исчез, а гул еще с минуту слышался. Улетел самолет, и Юрка почувствовал себя на крыше сиротливо. Ему захотелось вниз, к людям, которым он только что сверху хотел крикнуть глупые хвастливые слова.
Держась за провод, он сполз с крутой башенки на горячую покатую крышу и посмотрел вниз. Перед глазами опять поплыли зеленые круги. Провод отвесно убегал вниз, в землю. Расстояние между спасительными костылями казалось огромным. Юрка понял, что он ни за что на свете не заставит себя спустить ноги с крыши.
— Юр, — звал Стасик, — слезай!
Юрка покачал головой и снова взобрался на круглую башенку. Здесь хоть можно было присесть и вытянуть ноги.
Ребята о чем-то посовещались. От них отделился Колька Звездочкин и побежал к железнодорожной казарме, спрятавшейся за тополями. «Куда это он?» — подумал Юрка, глядя на толстого маленького Кольку, смешно семенящего через лужайку.
— Посиди, мы сейчас! — крикнул Стасик.
Солнце все сильнее припекало макушку. Юрка поймал полотнище флага и прикрыл им голову. Стало легче. Из казармы вышли Колька и бородатый машинист водокачки. Звездочкин показывал рукой на башню и что-то говорил. Машинист увидел Юрку и, хлопнув себя руками по штанам, быстро пошел вперед. Одновременно с ним со стороны вокзала спешил к башне милиционер Егоров. Алюминиевая цепочка от нагана блестела на синеве новых диагоналевых брюк. «Ну, сейчас будет дело!» — подумал Юрка.
Егоров остановился возле ребят, а машинист стал отпирать дверь. Юрка слышал, как топали гулкие сапоги по лестнице. Тягуче заскрипело, отворилось круглое окошко, и в нем показалась черная борода машиниста.
— Полезай сюда, — сердито сказала борода.
— А бить не будешь? — спросил Гусь.
Борода грозно молчала. И Юрка замолчал, не двигаясь с места.
— Кому говорят?
— Драться не будешь? — снова спросил Юрка.
— Вот чертов сын, — сказала борода. — Не буду…
Юрка сунул голову в круглое черное отверстие, осмотрелся. В башне царил полумрак, пахло сыростью. Машинист, уступая место, спустился по железной винтовой лестнице.
Слово он свое не сдержал. Как только Юрка поставил ногу на первую железную ступеньку, он сгреб его за шиворот, тряхнул и не очень больно стукнул по шее.
— Нелегкая занесла тебя, — проворчала борода. — А ну брысь отсюдова!
Гусь затарахтел пятками по гремучим ступенькам.
— Еще раз такое сотворишь — душу выну! — пригрозил машинист.
Не успел Юрка ступить на землю, как попал в руки Егорова.
— Опять народ полошишь? — спросил он, заглядывая Юрке в лицо.
Гусь отвел глаза в сторону, посмотрел на башню. Красная майка трепыхалась на ветру как заправский флаг.
— Какое же это баловство? — сказал он. — Это флаг. Красный.
— Наши немцев бьют, — вступил в разговор Стасик. — Мы и решили повесить флаг.
— Гусь решил, — ввернул Жорка.
Колька Звездочкин дернул его за штанину и молчком показал кулак.
Егоров посмотрел на флаг, потом на Юрку. Отчаянный, чертенок! Забраться на такую башню по громоотводу… И как он себе бесшабашную голову не свернул?
— А где флаг взял? — спросил он.
Юрка кивнул на Стасика, стоявшего рядом в одних штанах.
— Его майку.
— Чертенята, — сказал милиционер.
Из темного проема двери высунулся машинист.
— Сымать тряпку-то? — спросил он.
Егоров посмотрел на ребят. Притихшие, с серьезными лицами, стояли они рядом с Юркой и глядели на милиционера. Ждали, что он скажет. На коричневых плечах Стасика выпирали ключицы.
— Не тряпка это, Илья, — сказал Егоров. — Флаг.
«ИСТРЕБИТЕЛИ»
Ночью немецкий самолет сбросил у железнодорожного переезда две крупные фугаски. Сначала со скрипом качнулся дом, потом два раза громыхнуло. Бабка проснулась и молча стала креститься. Юрка выскочил в сени, выдернул из скобы дубовый засов и, наверное, с час простоял на крыльце, тараща глаза в сиреневую предрассветную тьму. Над лесом полыхнуло что-то желтое. Юрка долго ждал взрыва, но так и не дождался. Наконец он сообразил, что это утренняя зарница.
А когда небо над высокими соснами побагровело, а южный ветер погнал вдоль железнодорожного полотна остатки утреннего тумана, он снова забрался под стеганое одеяло и сразу заснул.
Проснулся от громового лая. Дик поставил передние лапы на стол и зубами старался дотянуться до Белки. Кошка, изогнув спину ершистой дугой, шипела и махала когтистой лапой. Никак не могли эти двое поладить. Дик еще туда-сюда, а Белка не хотела признавать его. Округлив свои желтые глаза, фырчала на него, шипела, царапалась. Так и есть, неспроста Дик лает на нее: на носу у него глубокая царапина. Опять ухитрилась хватить лапой!
— Дик, место! — приказал Юрка. Гавкнув еще раз, овчарка послушно отошла от стола. Хорошо еще, бабки дома нет, а то досталось бы Юрке на орехи. Сама никогда не видит, что во всем Белка виновата, и знай только ругает Дика.
Юрка не стал дожидаться бабку (она ушла к Звездочкиным за молоком и, как всегда, засиделась), быстро позавтракал. Налил Дику в чашку вчерашнего супа, накрошил туда хлеба и, подождав, пока он расправился со своим скромным завтраком, вышел с ним на улицу.
Стасик еще спал. Когда его тетка скрылась во дворе, Юрка пробрался в просторную комнату, где поперек деревянной кровати спали трое сопливых теткиных сыновей и Стасик, потянул приятеля за плечо.
— Ух и попало мне от тетки за майку, — сказал Стасик, протирая кулаками глаза. — Теперь, говорит, до осени будешь ходить без рубахи.
— Слыхал, каких под утро два гостинца спустили? — спросил Юрка.
— Я чуть с кровати не скатился.
— По тонне каждая, — сказал Юрка. — Айда поглядим?
Стасик надел штаны, схватил со стола кусок хлеба и две картофелины.
— Тебя тетка видела? — спросил он.
— Я тихонько.
— Пошли скорее, а то…
Стасик не успел договорить, как дверь отворилась и на пороге показалась его тетка, высокая худощавая женщина с запавшими глазами и длинными желтыми руками.
— Это ты, вражий сын, майку моего мальца разодрал и на башню повесил? — решительно двинулась она на Юрку.
— Я сам ему отдал, — сказал Стасик, выступая вперед. Но тетка легко отодвинула его в сторону и продолжала наступать на Юрку.
— Эй, тетя, — сказал тот, отодвигаясь к раскрытому окну. — Молоко ушло…
Тетка оглянулась на затопленную печь, а Юрка вскочил на подоконник, оттуда спрыгнул прямо в мокрую капусту — и был таков.
Стасик догнал их с Диком за станцией.
— Не хотела пускать, — сказал он. — А я все равно ушел. — И незаметно потер плечо, на котором отпечатались теткины пальцы.
— И рубаху не дает? — спросил Юрка, видя, как на голом теле приятеля выступила гусиная кожа. Солнце еще где-то пряталось в облаках и было прохладно.
— Она хоть и сердитая, а ничего, — сказал Стасик. — У ней и так трое, да я тут еще…
— Хочешь, я тебе свою рубаху отдам? — предложил Юрка. — Помнишь, ту, с цветочками.
Стасик вспомнил и улыбнулся:
— Это за которую тебя «бабьей кофтой» прозвали?
— Не помню, — небрежно сказал Юрка. — Рубаха хорошая. Надо только с рукавов эти… (он пощелкал пальцами, не в силах подобрать нужное слово) штуки содрать… Тогда никто тебя бабьей кофтой не назовет. Возьмешь?
— Ладно, — кивнул Стасик. — Спасибо.
Юрка не ошибся: две фугаски, каждая весом в тонну, упали рядом с железнодорожным полотном. Не две воронки, а два больших пруда подступили к самой насыпи. На дне уже просочилась мутная зеленоватая вода. Едкий запах взрывчатки еще не успел рассеяться. Вокруг воронок косо опрокинулись деревья. Вырванные с корнем, они не упали на землю: поддерживали уцелевшие.
— Не надо ходить на речку, — сказал Юрка. — Здесь можно купаться.
— Юра, смотри, — Стасик показал на толстую, срезанную пополам сосну, — бомба!
У высокого пня черным боровом лежала крупная неразорвавшаяся фугаска. От удара о ствол корпус ее лопнул и взрывчатка желтыми ядовитыми каплями осыпалась на росистую траву.
Они стояли на почтительном расстоянии от бомбы и совещались.
— Раз упала — теперь не разорвется, — предположил Юрка. — В сосну врезалась.
— А вдруг — замедленная? В Ленинграде знаешь сколько замедленных накидал? Зароется в землю, а потом как бабахнет.
— Послушаем? Если тикают часы, то замедленная.
— Как рванет…
— Я пойду послушаю. — Юрка решительно направился к бомбе. Черный боров наполовину зарылся в землю. Он грозно молчал.
— Не слышно? — шепотом спросил Стасик. Он шел следом за Юркой.
— Вроде что-то тикает, — неуверенно сказал Гусь. — Айда ближе!
Они подошли к самой бомбе. Юрка опустился на колени и приложил ухо к холодному металлу.
— Тикает?
— Не-е.
Это тикали их сердца.
Сразу осмелев, Юрка засуетился вокруг бомбы.
— Сколько добра пропадает, — сказал он. — Давай толу наковыряем?
— Очень надо!
— Рыбу будем глушить и мало ли на что сгодится… Куда положим?
— У меня одни штаны, — сказал Стасик.
Юрка стащил с плеч гимнастерку, завязал узлами ворот и рукава.
— С пуд влезет!
Сидя верхом на бомбе, они сосновыми суками выковыривали взрывчатку.
Лес пробудился. В траве затрещали кузнечики, по ветвям запрыгали птицы. Слышно было, как в поселке орали петухи. Откуда-то прилетела черноголовая сорока и, усевшись на поваленную сосну, стала с любопытством смотреть на мальчишек. Видно, ей тоже захотелось покопаться в желтой взрывчатке.
Со стороны станции послышались голоса. Сорока первая увидела людей. Заверещав, она взлетела выше макушек деревьев и спикировала в кусты. Дик тоже насторожил свои остроконечные уши. Он в два прыжка поднялся на насыпь и осмотрелся.
— Отрываемся, — сказал Юрка, соскакивая с бомбы.
Они нырнули за куст орешника и лесом, в обход, побежали в поселок. Дик, помахивая хвостом, затрусил за ними.
Тол спрятали на чердаке. Юрка долго тряс гимнастерку, а когда надел, стал отчаянно чесаться: пылинки взрывчатки раздражали голое тело. Юрке не терпелось испробовать тол в деле.
— Кусок бы шнура и пару детонаторов, — сказал он. — Можно и на рыбалку.
Стасик молчал. Ему не нравилась эта затея. В памяти было свежо несчастье, приключившееся этой весной с Вовкой Горбатовым. Он привинтил к противотанковой гранате рукоятку от ручной и хотел бросить в реку. Граната разорвалась в руке. Вовку подобрал мельник, возвращавшийся со станции к себе на хутор. Он услышал взрыв и поспешил к речке. Вовку отправили с товарным в Бологое, в больницу. И вот недавно он возвратился домой. На костылях. Отрезали правую руку по локоть и ступню.
Возле поселкового Совета толпился народ. Все больше молодежь. Юрка и Стасик перешли через дорогу и, остановившись поодаль, стали слушать. Говорили о шпионах, которых опять этой ночью сбросили над лесом. На траве перед поселковым Советом лежал вывалянный в земле шелковый парашют. Его принес из леса длинный, как телеграфный столб, мужик. Он утром возвращался из деревни в поселок и сквозь кусты увидел что-то белое. Разрыл кучу сухого валежника и нашел парашют. Он бы мог его сразу домой отнести, бабе и дочкам по хорошей юбке выйдет, да вот принес в сельсовет. Может, какое следствие будут наводить.
Отряд «истребителей» собирался прочесать лес. Из сельсовета вынесли три старые винтовки и два охотничьих ружья. Вооруженные таким образом парни вышли на дорогу. И тут кто-то вспомнил:
— А патроны?
В сельсовете нашли четыре обоймы и патронташ с охотничьими патронами. Но, как потом выяснилось, калибр ни к одному из ружей не подошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Юрка обошел башню вокруг. На дверях висел большой белый замок. До окон высоко. Потом, они заколочены досками. Вверх по отвесной стене тянется толстый витой провод громоотвода. Через каждые два метра — костыль, поддерживающий провод. Юрка подпрыгнул, ухватился за костыль. Крепко сидит в камне. Если и остальные так же вбиты, то можно, держась за провод, добраться до самого верха…
Пока Юрка обследовал башню, ребята молча следили за ним.
— Где флаг? — спросил Юрка.
— Брось, все равно не залезешь, — сказал Колька. — Знаешь, какая она высокая?
— Сто метров, — подсказал Жорка.
Стасик, прищурив глаз, окинул башню взглядом:
— Самое большое — сорок.
— Есть флаг, — сказал Юрка и выразительно посмотрел на майку Стасика.
Эту красную майку тетка только вчера достала из сундука. Долго смотрела на своих ребятишек, прикидывая, кому отдать. Выбор почему-то пал на племянника.
— Носи на здоровье, — сказала тетка. — Еще совсем новая.
Стасик медленно стянул с себя майку, стряхнул с нее травинки и протянул Юрке:
— У меня рубаха есть… С дырками, но носить можно.
Юрка безжалостно разорвал майку по шву, крепко привязал к длинной жердине, выломанной из забора.
— Привяжи к спине, а то неудобно будет лезть, — посоветовал Стасик.
Юрка так и сделал. И еще попросил Стасика обвязать лоскутками от майки ладони, чтобы провод больно не врезался, и полез.
— А может, не сюит, Юр? — вырвалось у Стасика.
Но Юрка уже держался за второй костыль.
— Убьешься, Гусь, — сказал Колька.
— Никто его не просил залезать, — не спуская глаз с Юрки, проговорил Жорка. — Уж если трахнется — костей не соберешь.
Стасик не слушал их. Он смотрел на Гуся и мысленно вместе с ним карабкался по выпуклой каменной груди башни. Когда Юркина нога срывалась с гранитной плиты, сердце Стасика сжималось, а глаза помимо воли закрывались. Колька и Жорка тоже примолкли. Даже дыхание придерживали. Глаза их впились в Юрку, высоко висящего на проводе.
До середины башни, пока босые ноги ощущали шероховатый бугристый гранит, Гусь добрался благополучно. Один раз только соскользнула нога, и он по проводу метра полтора скользил вниз до костыля. Даже сквозь тряпки обожгло ладони огнем. Но, вспомнив, как медленно снимал майку Стасик, он стиснул зубы и снова полез вверх.
С середины пошел кирпич. Он был гладкий, и нога напрасно искала опоры. А до очередною костыля было с полметра. Юрка попробовал рывком дотянуться до костыля, но чуть было совсем не съехал вниз.
— Слезай, Юр, — услышал он взволнованный голос Стасика.
— Не дури, Гусь, — сказал Колька Звездочкин. — Слазь, пока жив.
Юрка прикусил нижнюю губу и, упираясь пятками в кирпичную стену, полез выше. Вот и костыль! С минуту передохнув, двинулся выше. Жердина со смотанным флагом болталась за спиной, стукалась в затылок. Но держалась крепко: Стасик на совесть прикрутил к штанам. Краем глаза Юрка видел железный карниз крыши и большое дымчатое облако, наползавшее на флюгер. Ему казалось, что облако наползает на него, а труба с флюгером оторвалась от крыши и падает на голову. Нужно до него дотянуться рукой и… тут что-то черное вырвалось из-под карниза и, мягко махнув по лицу, исчезло. Юрка едва не выпустил провод. Придя в себя, он сделал сильный рывок и ухватился за последний спасительный костыль…
Крыша была горячая. Она жгла ступни, ладони, и некуда было деться. Гусь поднялся еще выше, на маленькую башенку-шапку. Обхватив теплую трубу рукой, он сел и свесил ноги вниз. Над головой черными молниями носились потревоженные стрижи. Это один из них, вылетев из гнезда, напугал Юрку.
Минут пять обессиленный сидел он на куполе крыши и не видел ничего. Перед глазами плыли зеленые, волнообразные круги, небо качалось, как молоко в горшке, стрижи чертили в небе замысловатые линии.
Внизу бегали ребята. Они размахивали руками и что-то кричали. Сверху они казались маленькими и сплющенными.
— Юрка-а! — кричал Стасик. — Фла-аг…
«Ах да, — вяло подумал Юрка, — флаг…»
Он всунул древко в узкую трубу, и откуда-то взявшийся ветер обрадованно заполоскал неровное красное полотнище. Там, где у майки была шея, осталась полукруглая простроченная выемка.
— Ура-а-а! — орали внизу ребята и прыгали, как игрушечные болванчики, которых дергают за веревочки.
Юрка осмотрелся. По обе стороны башни уходило за горизонт железнодорожное полотно. Если идти по линии к речке Ладыженке, то идешь-идешь, а висячего моста и не видно, а тут речка оказалась совсем близко. Переезд, семафор — и красный железнодорожный мост. И поселок отсюда казался совсем маленьким. И лес подступил к нему со всех сторон. Лес был без конца и краю. Он начинался сразу за избами и сливался с голубой чертой горизонта. Оцинкованная крыша вокзала сверкала, как большое зеркало. Юрка перевел взгляд на бабкин дом. Дранка на крыше почернела и осыпалась Печная труба глядела в небо черным квадратным жерлом.
И Юрка вдруг ощутил прилив гордости. Он один сидит на круглой макушке башни и видит то, что недоступно другим. Он выше всех. Ему захотелось встать и закричать во весь голос: «Эй, люди, это я тут стою, Юрка Гусь! Эй, бабка, погляди в окно: я стою на башне и вижу край света…»
До Юрки донесся отдаленный гул мотора. «Везу-у… везу-у…» Над облаком появился серебряный крестик. Самолет! Увеличиваясь, он летел прямо на Юрку. «Костыль!» — определил он тип немецкого самолета-разведчика.
«Костыль» высоко пролетел над башней, и скоро серебряный крестик растаял в голубизне неба. Разведчик исчез, а гул еще с минуту слышался. Улетел самолет, и Юрка почувствовал себя на крыше сиротливо. Ему захотелось вниз, к людям, которым он только что сверху хотел крикнуть глупые хвастливые слова.
Держась за провод, он сполз с крутой башенки на горячую покатую крышу и посмотрел вниз. Перед глазами опять поплыли зеленые круги. Провод отвесно убегал вниз, в землю. Расстояние между спасительными костылями казалось огромным. Юрка понял, что он ни за что на свете не заставит себя спустить ноги с крыши.
— Юр, — звал Стасик, — слезай!
Юрка покачал головой и снова взобрался на круглую башенку. Здесь хоть можно было присесть и вытянуть ноги.
Ребята о чем-то посовещались. От них отделился Колька Звездочкин и побежал к железнодорожной казарме, спрятавшейся за тополями. «Куда это он?» — подумал Юрка, глядя на толстого маленького Кольку, смешно семенящего через лужайку.
— Посиди, мы сейчас! — крикнул Стасик.
Солнце все сильнее припекало макушку. Юрка поймал полотнище флага и прикрыл им голову. Стало легче. Из казармы вышли Колька и бородатый машинист водокачки. Звездочкин показывал рукой на башню и что-то говорил. Машинист увидел Юрку и, хлопнув себя руками по штанам, быстро пошел вперед. Одновременно с ним со стороны вокзала спешил к башне милиционер Егоров. Алюминиевая цепочка от нагана блестела на синеве новых диагоналевых брюк. «Ну, сейчас будет дело!» — подумал Юрка.
Егоров остановился возле ребят, а машинист стал отпирать дверь. Юрка слышал, как топали гулкие сапоги по лестнице. Тягуче заскрипело, отворилось круглое окошко, и в нем показалась черная борода машиниста.
— Полезай сюда, — сердито сказала борода.
— А бить не будешь? — спросил Гусь.
Борода грозно молчала. И Юрка замолчал, не двигаясь с места.
— Кому говорят?
— Драться не будешь? — снова спросил Юрка.
— Вот чертов сын, — сказала борода. — Не буду…
Юрка сунул голову в круглое черное отверстие, осмотрелся. В башне царил полумрак, пахло сыростью. Машинист, уступая место, спустился по железной винтовой лестнице.
Слово он свое не сдержал. Как только Юрка поставил ногу на первую железную ступеньку, он сгреб его за шиворот, тряхнул и не очень больно стукнул по шее.
— Нелегкая занесла тебя, — проворчала борода. — А ну брысь отсюдова!
Гусь затарахтел пятками по гремучим ступенькам.
— Еще раз такое сотворишь — душу выну! — пригрозил машинист.
Не успел Юрка ступить на землю, как попал в руки Егорова.
— Опять народ полошишь? — спросил он, заглядывая Юрке в лицо.
Гусь отвел глаза в сторону, посмотрел на башню. Красная майка трепыхалась на ветру как заправский флаг.
— Какое же это баловство? — сказал он. — Это флаг. Красный.
— Наши немцев бьют, — вступил в разговор Стасик. — Мы и решили повесить флаг.
— Гусь решил, — ввернул Жорка.
Колька Звездочкин дернул его за штанину и молчком показал кулак.
Егоров посмотрел на флаг, потом на Юрку. Отчаянный, чертенок! Забраться на такую башню по громоотводу… И как он себе бесшабашную голову не свернул?
— А где флаг взял? — спросил он.
Юрка кивнул на Стасика, стоявшего рядом в одних штанах.
— Его майку.
— Чертенята, — сказал милиционер.
Из темного проема двери высунулся машинист.
— Сымать тряпку-то? — спросил он.
Егоров посмотрел на ребят. Притихшие, с серьезными лицами, стояли они рядом с Юркой и глядели на милиционера. Ждали, что он скажет. На коричневых плечах Стасика выпирали ключицы.
— Не тряпка это, Илья, — сказал Егоров. — Флаг.
«ИСТРЕБИТЕЛИ»
Ночью немецкий самолет сбросил у железнодорожного переезда две крупные фугаски. Сначала со скрипом качнулся дом, потом два раза громыхнуло. Бабка проснулась и молча стала креститься. Юрка выскочил в сени, выдернул из скобы дубовый засов и, наверное, с час простоял на крыльце, тараща глаза в сиреневую предрассветную тьму. Над лесом полыхнуло что-то желтое. Юрка долго ждал взрыва, но так и не дождался. Наконец он сообразил, что это утренняя зарница.
А когда небо над высокими соснами побагровело, а южный ветер погнал вдоль железнодорожного полотна остатки утреннего тумана, он снова забрался под стеганое одеяло и сразу заснул.
Проснулся от громового лая. Дик поставил передние лапы на стол и зубами старался дотянуться до Белки. Кошка, изогнув спину ершистой дугой, шипела и махала когтистой лапой. Никак не могли эти двое поладить. Дик еще туда-сюда, а Белка не хотела признавать его. Округлив свои желтые глаза, фырчала на него, шипела, царапалась. Так и есть, неспроста Дик лает на нее: на носу у него глубокая царапина. Опять ухитрилась хватить лапой!
— Дик, место! — приказал Юрка. Гавкнув еще раз, овчарка послушно отошла от стола. Хорошо еще, бабки дома нет, а то досталось бы Юрке на орехи. Сама никогда не видит, что во всем Белка виновата, и знай только ругает Дика.
Юрка не стал дожидаться бабку (она ушла к Звездочкиным за молоком и, как всегда, засиделась), быстро позавтракал. Налил Дику в чашку вчерашнего супа, накрошил туда хлеба и, подождав, пока он расправился со своим скромным завтраком, вышел с ним на улицу.
Стасик еще спал. Когда его тетка скрылась во дворе, Юрка пробрался в просторную комнату, где поперек деревянной кровати спали трое сопливых теткиных сыновей и Стасик, потянул приятеля за плечо.
— Ух и попало мне от тетки за майку, — сказал Стасик, протирая кулаками глаза. — Теперь, говорит, до осени будешь ходить без рубахи.
— Слыхал, каких под утро два гостинца спустили? — спросил Юрка.
— Я чуть с кровати не скатился.
— По тонне каждая, — сказал Юрка. — Айда поглядим?
Стасик надел штаны, схватил со стола кусок хлеба и две картофелины.
— Тебя тетка видела? — спросил он.
— Я тихонько.
— Пошли скорее, а то…
Стасик не успел договорить, как дверь отворилась и на пороге показалась его тетка, высокая худощавая женщина с запавшими глазами и длинными желтыми руками.
— Это ты, вражий сын, майку моего мальца разодрал и на башню повесил? — решительно двинулась она на Юрку.
— Я сам ему отдал, — сказал Стасик, выступая вперед. Но тетка легко отодвинула его в сторону и продолжала наступать на Юрку.
— Эй, тетя, — сказал тот, отодвигаясь к раскрытому окну. — Молоко ушло…
Тетка оглянулась на затопленную печь, а Юрка вскочил на подоконник, оттуда спрыгнул прямо в мокрую капусту — и был таков.
Стасик догнал их с Диком за станцией.
— Не хотела пускать, — сказал он. — А я все равно ушел. — И незаметно потер плечо, на котором отпечатались теткины пальцы.
— И рубаху не дает? — спросил Юрка, видя, как на голом теле приятеля выступила гусиная кожа. Солнце еще где-то пряталось в облаках и было прохладно.
— Она хоть и сердитая, а ничего, — сказал Стасик. — У ней и так трое, да я тут еще…
— Хочешь, я тебе свою рубаху отдам? — предложил Юрка. — Помнишь, ту, с цветочками.
Стасик вспомнил и улыбнулся:
— Это за которую тебя «бабьей кофтой» прозвали?
— Не помню, — небрежно сказал Юрка. — Рубаха хорошая. Надо только с рукавов эти… (он пощелкал пальцами, не в силах подобрать нужное слово) штуки содрать… Тогда никто тебя бабьей кофтой не назовет. Возьмешь?
— Ладно, — кивнул Стасик. — Спасибо.
Юрка не ошибся: две фугаски, каждая весом в тонну, упали рядом с железнодорожным полотном. Не две воронки, а два больших пруда подступили к самой насыпи. На дне уже просочилась мутная зеленоватая вода. Едкий запах взрывчатки еще не успел рассеяться. Вокруг воронок косо опрокинулись деревья. Вырванные с корнем, они не упали на землю: поддерживали уцелевшие.
— Не надо ходить на речку, — сказал Юрка. — Здесь можно купаться.
— Юра, смотри, — Стасик показал на толстую, срезанную пополам сосну, — бомба!
У высокого пня черным боровом лежала крупная неразорвавшаяся фугаска. От удара о ствол корпус ее лопнул и взрывчатка желтыми ядовитыми каплями осыпалась на росистую траву.
Они стояли на почтительном расстоянии от бомбы и совещались.
— Раз упала — теперь не разорвется, — предположил Юрка. — В сосну врезалась.
— А вдруг — замедленная? В Ленинграде знаешь сколько замедленных накидал? Зароется в землю, а потом как бабахнет.
— Послушаем? Если тикают часы, то замедленная.
— Как рванет…
— Я пойду послушаю. — Юрка решительно направился к бомбе. Черный боров наполовину зарылся в землю. Он грозно молчал.
— Не слышно? — шепотом спросил Стасик. Он шел следом за Юркой.
— Вроде что-то тикает, — неуверенно сказал Гусь. — Айда ближе!
Они подошли к самой бомбе. Юрка опустился на колени и приложил ухо к холодному металлу.
— Тикает?
— Не-е.
Это тикали их сердца.
Сразу осмелев, Юрка засуетился вокруг бомбы.
— Сколько добра пропадает, — сказал он. — Давай толу наковыряем?
— Очень надо!
— Рыбу будем глушить и мало ли на что сгодится… Куда положим?
— У меня одни штаны, — сказал Стасик.
Юрка стащил с плеч гимнастерку, завязал узлами ворот и рукава.
— С пуд влезет!
Сидя верхом на бомбе, они сосновыми суками выковыривали взрывчатку.
Лес пробудился. В траве затрещали кузнечики, по ветвям запрыгали птицы. Слышно было, как в поселке орали петухи. Откуда-то прилетела черноголовая сорока и, усевшись на поваленную сосну, стала с любопытством смотреть на мальчишек. Видно, ей тоже захотелось покопаться в желтой взрывчатке.
Со стороны станции послышались голоса. Сорока первая увидела людей. Заверещав, она взлетела выше макушек деревьев и спикировала в кусты. Дик тоже насторожил свои остроконечные уши. Он в два прыжка поднялся на насыпь и осмотрелся.
— Отрываемся, — сказал Юрка, соскакивая с бомбы.
Они нырнули за куст орешника и лесом, в обход, побежали в поселок. Дик, помахивая хвостом, затрусил за ними.
Тол спрятали на чердаке. Юрка долго тряс гимнастерку, а когда надел, стал отчаянно чесаться: пылинки взрывчатки раздражали голое тело. Юрке не терпелось испробовать тол в деле.
— Кусок бы шнура и пару детонаторов, — сказал он. — Можно и на рыбалку.
Стасик молчал. Ему не нравилась эта затея. В памяти было свежо несчастье, приключившееся этой весной с Вовкой Горбатовым. Он привинтил к противотанковой гранате рукоятку от ручной и хотел бросить в реку. Граната разорвалась в руке. Вовку подобрал мельник, возвращавшийся со станции к себе на хутор. Он услышал взрыв и поспешил к речке. Вовку отправили с товарным в Бологое, в больницу. И вот недавно он возвратился домой. На костылях. Отрезали правую руку по локоть и ступню.
Возле поселкового Совета толпился народ. Все больше молодежь. Юрка и Стасик перешли через дорогу и, остановившись поодаль, стали слушать. Говорили о шпионах, которых опять этой ночью сбросили над лесом. На траве перед поселковым Советом лежал вывалянный в земле шелковый парашют. Его принес из леса длинный, как телеграфный столб, мужик. Он утром возвращался из деревни в поселок и сквозь кусты увидел что-то белое. Разрыл кучу сухого валежника и нашел парашют. Он бы мог его сразу домой отнести, бабе и дочкам по хорошей юбке выйдет, да вот принес в сельсовет. Может, какое следствие будут наводить.
Отряд «истребителей» собирался прочесать лес. Из сельсовета вынесли три старые винтовки и два охотничьих ружья. Вооруженные таким образом парни вышли на дорогу. И тут кто-то вспомнил:
— А патроны?
В сельсовете нашли четыре обоймы и патронташ с охотничьими патронами. Но, как потом выяснилось, калибр ни к одному из ружей не подошел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27