– Давай лучше думать, что совершаем свадебное путешествие.. Я вот, например, вообще мало путешествовала и всегда об этом мечтала. Ты часто бывал за границей?
– Никогда, – отозвался я гордо. – Знаешь, в чём мы с тобой безусловно похожи?
– В чём? Оба ненормальные?
– Мягко сказано. Мы для Патиссончика самые перспективные пациенты.
– Ох, не вспоминай о нём.
– Свадебное путешествие! Надо же такое придумать. С таким же успехом приговорённый к повешению может расценивать виселицу как спортивный снаряд для разминки.
– Брр, Витя! Какие стыдно!..
Самое удивительное, что, несмотря на качку и всё прочее, мы вдруг одновременно сладко задремали. По-настоящему очнулись уже на земле. Степан Степанович помог нам спуститься (высадились на бетонной площадке, огороженной забором) и самолично на неприметной «газели» доставил к зданию аэропорта. Здесь распрощались.
Дальше бразды правления забрала в свои руки Лиза. В зале ожидания, в меру переполненном, уселись на скамье неподалёку от окошек регистрации, прямо напротив светового табло с расписанием маршрутов. Наш рейс – через два часа, и ещё пятнадцать минут до встречи с человеком, который передаст документы. Мы ни о чём не разговаривали, просто сидели рядышком и глазели по сторонам. Я давненько не бывал в международных аэропортах (приходилось иногда провожать или встречать кого то), и мне всё было интересно, в первую очередь – публика. Случайных людей здесь не было, а лишь те, кто так или иначе преуспевал в жизни, плюс аэропортовская обслуга, плюс многочисленные искатели приключений, ворьё, бандиты, женщины смежных профессий и ещё всякая шушера помельче, которую, впрочем, трудно отличить от обычных пассажиров. Полюбовавшись этим разноголосым и многоликим букетом, я сказал, вздохнув:
– Пойду, что ли, позвоню. Сколько можно откладывать?
– Конечно, – поддержала Лиза. – Всё равно это надо сделать.
Дала жетон, и из ближайшего автомата я с первой попытки дозвонился до родителей.
Мамин голос зазвучал так близко, как будто из комнаты в комнату. Ей же, вероятно, напротив, пбказалось, что звоню с того света, она несколько раз, не веря ушам своим, переспрашивала и окликала:
– Витя, Витя, это ты? Правда ты?!
Потом сразу передала трубку отцу, и по его суровому голосу и по её заполошности я догадался, что старики успели похмелиться и, значит, у них не так всё плохо. Во всяком случае, они пока ведут привычный образ жизни.
– Если бы у тебя, сын, были свои дети, хотя до этого, судя по всему, не дойдёт, ты сумел бы оценить своё поведение по достоинству.
По затейливости фразы я легко определил, на какой он стадии – стакан беленькой, не больше.
– Папа, сейчас у меня, к сожалению, нет времени, но…
– Ты хоть знаешь, что нас с матерью чуть не убили? И это при её гипертонии.
Об этом я знал, но предпочёл бы не знать. И не собирался расспрашивать. Всё равно что сентиментальный преступник допытывается у своей жертвы о нюансах её страданий.
– Как вы сейчас, папа? Здоровы более или менее?
– Здоровы? Странный вопрос. С каких пор это тебя интересует?
Я увидел, как мимо Лизы продефилировал импозантный господин в светлом летнем костюме, загорелый, с пузцом, – типичный бизнесмен или чиновник среднего звена. Лицо невыразительное, но дающее понять, что его владелец не промах и сумеет отличить фальшивый доллар от настоящего. В руке – опять входящий в моду коричневый министерский портфель. Чуть помешкав, господин словно нехотя развернулся и присел на скамью рядом с Лизой. Они о чём-то заговорили. Лиза улыбалась рассеянно.
– Папа, вы меня простите… Я действительно веду себя как свинья, но есть причины, поверь… При встрече всё объясню.
– Зачем? Кто мы такие, чтобы объяснять? Старая рухлядь. На свалку обоих, на свалку. Так держать, сынок.
– Папа, я уезжаю в командировку… Может быть, длительную… Звоню с вокзала…
– Напрасно затруднялся. Большому кораблю большое плавание.
– Дам знать о себе буквально через несколько дней…
– Мать бы пожалел. У неё вчера за двести зашкалило. Еле коньяком отпоил.
– Господи, надо было вызвать «скорую».
В трубке возник мамин голос, чуть пьяненький.
– Витя, Витя, ты где? Приехал бы хоть ненадолго. Мы так ждём, так ждём. Отец места себе не находит… У него бок сильно болит.
Ещё секунда, подумалось, и я всё брошу и помчусь к ним. Но это будет акт отчаяния и ничего больше.
– Мама, мама, подожди, послушай!.. Я вас очень люблю, очень. Слышишь меня?
– Слышу, заинька, слышу… Приезжай скорее. Пирожков с капустой настряпаю, какие ты любишь…
– Мама, здесь очередь… До свидания, до встречи. Берегите себя…
Я повесил трубку и почувствовал себя так, будто спрыгнул в пропасть, в чернильную мглу. Почки опять затрепыхались, как рыбки в аквариуме. Но длилось это недолго.
Господин уже раскланивался с Лизой, оставив портфель на скамье. Я подождал, пока он уйдёт, плюхнулся на его место. Нас разделял коричневый портфель. Никто на нас вроде не смотрел.
– Всё в порядке? – спросил я.
– Да. А у тебя?
– Нормально… Если паспорта и билеты в портфеле, наверное, надо достать их оттуда?
– Ты очень умный, Витенька. Я всегда рядом с тобой робею.
Ещё могла подшучивать!
Мы нашли укромный уголок в мраморном переходе возле туалетов. Устроились за большой кадкой с фикусом и, открыв портфель, быстро, в четыре руки исследовали содержимое. Паспорта с визами, водительские удостоверения на меня и на Лизу, несколько пластиковых карточек на предъявителя и на Лизу, но не на меня, авиабилеты – всё это упаковано в пластиковый пакет с пуговичными застёжками. Там же две пачки денег, одна толстенная, с купюрами достоинством в десять и двадцать долларов, вторая потоньше, с сотенными. Ещё компьютерная распечатка с какими-то адресами, телефонами и именами. Кроме того, туалетные принадлежности, среди которых я обнаружил новенькую электробритву «Жиллетт», о какой прежде мог только мечтать, и бирюзовый фен для сушки волос японского производства – истинное произведение искусства. Заботливая, предусмотрительная рука собрала нас в путешествие. Конечно, следовало узнать, кто нас опекает, но это не к спеху.
– Пора делать очередной бросок, – сказал я бодро. – Рейс уже регистрируют.
Бросок прошёл без сучка и задоринки. Как нормальные туристы (папа с дочкой или новый русский с эскортницей?), заполнили таможенные декларации, потоптались в отстойнике и через час очутились в салоне аэрофлотовского «боинга», в первом классе, где тоже было много для меня нового: кожаные сиденья, в которых можно развалиться, как в гамаке, ковёр на полу, чистый прохладный воздух, живые цветы в вазах, внушительный экран телевизора прямо перед глазами и много ещё всяких мелочей, составляющих усладу богатой жизни, не обременённой заботами о хлебе насущном.
В самодовольных лицах, в неспешных движениях немногочисленных пассажиров абсолютная уверенность в том, что все они имеют полное право здесь находиться. Чего я не мог сказать о себе. Я бы не удивился, если бы кто-то из этих господ возмущённо поднялся со своего кресла, ткнул в меня пальцем и потребовал выкинуть самозванца, переселить куда-нибудь поближе к параше. Ощущение для меня отнюдь не новое, да и каждому нормальному руссиянину, у которого не сломана психика, оно хорошо знакомо. Он всегда будет чувствовать себя неприкаянным на чумовом пиру эпохи. Не с того ли денно и нощно бьются в истерике на экране творческие интеллигенты, убеждая друг дружку, как им хорошо, вольготно живётся на крысином рынке, ибо они имеют теперь счастливую возможность даже среди ночи выскочить на улицу и раздобыть себе водки и девку…
В отличие от меня Лиза чувствовала себя совершенно естественно, блаженная улыбка не сходила с её губ.
Едва набрали высоту, худенькая стюардесса, не сказать чтобы хорошенькая, скорее скромных достоинств, но чем-то неуловимо совпадающая с общей атмосферой салона, мило шепелявя, поинтересовалась, не желаем ли мы что-нибудь выпить. Говорила, разумеется, по-английски. Я попросил коньяку, Лиза – минеральной воды. Напитки явились мгновенно: коньяк в хрустальной плошке и вода с ледяными пузырьками в высоком бокале с золотой фирменной нашлёпкой. На закуску – нарезанный лимон на фарфоровом блюдце и коробка шоколадных конфет в виде пурпурного сердца, с тем же вензелем, что на стакане. Конфеты – сувенир авиакомпании, пояснила стюардесса. Я тут же её открыл и съел три штуки, давясь от сладости. Про коньяк скажу: пивали и получше, но сразу поднялось настроение.
– Не пора ли, дитя моё, – важно начал я, затянувшись «Парламентом» – тоже дар компании, – определить конечную цель нашего турне?
Лиза фыркнула, прижалась бедром.
– Что ж, если господину угодно… Сперва отправимся в уютный пансион на улице Пикадилли…
– Знаю, – перебил я. – Там жила Лайма Вайкуле.
– Ваша осведомлённость, сударь, поражает девичье воображение.
– А дальше? Поселимся в пансионате – и что? Будем ждать, пока папочка пришлёт Абдуллу?
– Ни в коем случае. В Лондоне пробудем не больше трёх дней… Чтобы папочка не застукал, придётся первое время довольно часто переезжать с места на место, из страны в страну. Беглецы всегда так делают, разве вы не читали в романах?
– Я-то, допустим, читал, но всё это несерьёзно.
– Почему, сударь?
Господи, подумал я, заглядевшись, какие бездонные, сумасшедшие глаза!
– Да потому, что в романах правды нет. Я ведь сам ими балуюсь, не забыла?.. Кстати, кто оплачивает наши маленькие шалости? Ведь всё это, думаю, стоит кучу денег.
Чуть покраснела, потупилась.
– Конечно, ты должен знать… Витенька, боюсь, будешь меня презирать…
– Ничего, говори.
– Когда я родилась, отец положил на мой счёт миллион долларов. Таково было мамино условие, и он его выполнил.
– Миллион? Не верю… Наверное, такой же миллион, как тот, что я спёр у Гарика Наумовича.
– Не такой, настоящий.
Лиза вдруг загрустила, отодвинула шторку иллюминатора. Серо-голубая пена облаков ударила в глаза, и я зажмурился. Допил коньяк. Лиза повернулась ко мне. Лицо строгое, как у монахини.
– Но ты правильно делаешь, что не веришь. По условиям контракта, я должна получить эти деньги только после замужества.
– Иными словами, никогда.
– Скорее всего так… Но я поняла это только недавно… Когда ты… Один человек помог. Теперь деньги принадлежат мне. Они в Женевском банке… Правда, не все. За эту услугу он взял с меня двести тысяч.
– Что за человек?
– Банковский служащий… Один из папиных сотрудников…
– Погоди, хочешь сказать… ты сама, одна провернула такое дельце?
– Да, я сделала это, – подтвердила она отрешённо и с мечтательностью во взоре.
Сказать, что я был поражён, значит лишь поверхностно определить мои ощущения. Воображая себя писателем, я, как положено, полагал, что разбираюсь в людях, знаю, чего от них можно ожидать, но Лиза в который раз ставила меня в тупик. Интересно, на что ещё она способна, если её хорошенько растормошить?
– Что ж, милая, если так, значит, при всём желании я не могу на тебе жениться. Хоть одной проблемой меньше.
– Почему?
– Есть целых две причины, одна физиологическая, другая моральная. Обе непреодолимые.
– Физиологическую я знаю. – Лиза подмигнула ободряюще. – Доктор вколол вакцину. Не горюй, Витенька, с этим мы как-нибудь справимся. А если не справимся, тоже не беда. Разве это главное? Может, так даже лучше?
– Намного, – согласился я. – Во всяком случае, спокойнее.
– А моральная какая причина?
– Очень важная. Решат, что я женился из-за денег. Погнался за длинным рублём. Миллион – шутка ли! Подумай сама. Юная миллионерша и непризнанный гений-импотент. Фу, какая пошлятина.
– Не расстраивайся. – Лиза прильнула к моему плечу. – Мы с тобой денежки быстро промотаем.
– Ну, разве что так…
Внезапно – от коньяка ли, от мерного покачивания, от ровного урчания двигателей – накатила неодолимая дрёма, как недавно в машине. Веки натурально запорошило песком. Последнее, что я почувствовал, – свою уродски отвисшую нижнюю губу, и попытался закрыть рот…
Пробуждение было таким же мгновенным и неожиданным. Будто кто-то толкнул. Лиза дремала, склонив головку на моё плечо. Стюардесса двигалась по проходу с подносом. Ага, вот оно! Через два ряда от нас в одном из кресел расположился плотный, коротко остриженный господин средних лет. Он читал «Коммерсанть», держа в руке бокал с шампанским. Ничего угрожающего в нём не было, ни в позе, ни в широкоскулом загорелом лице, которое показалось знакомым. Я не мог вспомнить, где его видел и видел ли вообще, возможно, «узнавание» всего лишь плод больной фантазии.
Господин оторвался от чтения и мельком поверх газеты коснулся меня взглядом. Тут же спохватился, прихлебнул из бокала и опять погрузился в газету. У меня осталось ощущение, что на лоб прыгнул тарантул. Я невольно провёл ладонью по лицу.
Нет, друг мой Лизонька, никуда мы с тобой не убежим, подумалось с тоской…

Глава 32 Год 2024. Эра Водолея

Из аналитической статьи «Рано успокаиваться», опубликованной в газете «Московские ведомости»: «… В очередной раз цивилизованный мир увидел подлое мурло руссиянина и убедился, что гуманные меры умиротворения не годятся для этой публики. Неслыханный по своей наглости террористический акт в Москве, когда погиб прославленный генерал-миротворец Анупряк-оглы, послужил, вероятно, неким детонатором, давшим импульс целой серии бандитских вылазок в региональных резервациях. Как нам стало известно из надёжных источников, особенно щекотливое положение сложилось на северных территориях, как раз в тех местах, где, по уверениям записных умников из Евросовета, располагалась зона спокойствия и где якобы под заботливым присмотром бургомистров и спецназа проходило успешное вызревание гомо практикуса, то есть человека реального, вполне довольного той нишей, в которой он очутился. Ныне мы стали свидетелями того, как в одночасье развеялся один из самых похабных (не побоимся этого слова) политических мифов. Именно оттуда, из непроходимых чащоб и болот, попёрли полудикие племена, вооружённые новейшим плазменным и лучевым оружием. Оставим пока в стороне множество болезненных вопросов (в частности, кто снабдил дикарей современной техникой и как могло случиться, что космическая разведка с её пресловутым „недреманным оком“ проморгала столь большое скопление агрессивно настроенной протоплазмы?), попробуем ответить на главный: имеется ли у руссиянской проблемы какое-то приемлемое решение, кроме нулевого варианта? На взгляд автора этой статьи, вопрос, разумеется, чисто риторический. Достаточно прикинуть, в какую копеечку влетел только этот один „локальный“ конфликт мировой казне. Конечно, если у транснациональных корпораций не пропала охота без конца закачивать денежки в так называемые гуманитарные прополки, это их дело, но проблема значительно шире и не упирается только в материальные издержки. Если бы так! Не будем забывать, что на сей раз, против обыкновения, дикари отказались принимать акции возмездия со смирением и благодарностью, напротив, оказали злобное сопротивление. К сожалению, мы не располагаем полной информацией (вот они, двойные стандарты демократии), но смеем предположить, что и с нашей стороны потери весьма ощутимы. Не случайно по Интернету разнёсся слух, что чуть ли не половина миротворческого корпуса бесследно исчезла в гибельных радиационных руссиянских лесах. Пусть это провокационное преувеличение, суть не в этом. Представим себе на секунду безутешное горе матери где-нибудь в штате Айова, которой сообщили, что её любимый единственный сын, на которого возлагалось столько надежд, сбит над муромскими болотами и его благородные останки съедены озверевшими туземцами. Не худо бы услышать её мнение о себе всем этим высоколобым политикам, витийствующим с высоких трибун Евросовета о праве каждого человека на самоопределение и о прочей чепухе, не имеющей отношения к делу. Пусть ответят на прямой и честный материнский вопрос: а где вы видели в России людей, господа умиротворители?..»

* * *

Первое, что вспомнил Климов, когда очнулся, были глаза генерала Анупряка-оглы, потянувшегося за пустышкой, бессмысленно-алчные, отливающие глянцевой желтизной, словно два жучка, высунувшихся из навозной кучи. Следом пришла мысль, что этого не может быть. Человеку, перенесённому, как он, в иные кущи, не могут столь отчётливо являться земные видения. Это противоречило знаниям, которые он впитал на Марфином подворье.
Ещё через некоторое время он убедился, что живой. Такой же живой, каким был раньше, разве что обожжённый, переломанный, слепой и глухой. В этом была какая-то ошибка, грозившая, возможно, непредсказуемыми последствиями.
Вскоре выяснилось, что слепота и глухота тоже мнимые. Осторожно приоткрыв глаза, он поднял над головой левую руку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44