За моё короткое отсутствие они все успели как-то здорово надраться. Ассистенты кемарили с открытыми глазами, окружённые сладковатым ароматом травки. Видно, утомились, сердечные, выбивая признание из упёртого Абрамыча.
Пенкин жадно выпил водку из моих рук, после чего я сунул ему в рот зажжённую сигарету. На его лице проступило выражение полного умиротворения, на мой взгляд, совершенно неуместное в его положении.
– Зосим Абрамович, почему бы вам не предложить деньги Верещагину? У него больше возможностей помочь. А я…
– О чём вы говорите, Виктор? Это же изверг рода человеческого. Ничего святого за душой. Вы знаете, кем он был при коммунистах?
– Не имею понятия.
– Обыкновенный сексот. Его засылали в диссидентские компании, он там косил под вольнодумца, втирался в доверие, а после сдавал всех органам. Препаскуднейшая личность. Скорее всего, он-то и затеял всю эту чудовищную провокацию с «Пересветом».
– С какой целью?
– Как с какой? Хочет посадить на моё место своего человечка. Неужели не понятно?
– Ну а генерал?
– Пенёк гэбэшный. Это несерьёзно. У него в башке одна извилина, и та ржавая. Только вы, Виктор, только вы. Подумайте – миллион долларов. Представляете, что на них можно купить?
– Это я представляю, но не вижу способа… Зосим Абрамович, вы явно переоцениваете меня.
– Ничуть. – Окурок от резкого выдоха слетел с разбитых губ, я поймал его налету и запихнул обратно. – Ничуть, дорогой друг. Ничего, что я так вас называю?
– Напротив, польщён…
– Вы, Виктор, плохо знаете Оболдуя. Он великий человек, ему глубоко на…ть на всех генералов и юристов, но у него тоже есть маленькие слабости. Он любит разыгрывать из себя гуманиста, особенно перед новыми людьми. Два дня, мне нужно всего два дня. И мы с вами оба на коне.
– Хотите, чтобы я похлопотал перед Оболдуевым?
– Похлопотать мало. На жалость его не возьмёшь. Надо внушить, что если он даст отсрочку, это будет выгодно для него во всех отношениях – и в моральном, и в практическом. Тут есть нюансы. Представьте дело так, будто этот эпизод станет одним из ярчайших в книге, засвидетельствует его сверхъестественную проницательность и сердечную доброту. Взял и помиловал якобы предателя. На это способен далеко не всякий. Убедите его в этом, Виктор, вы сумеете, вижу по глазам. Поручитесь за меня, в конце концов. Миллион, Виктор! Когда ещё представится такой случай?
Обмотанный проводами, с прилипшим окурком на губе, с пятнами крови на щеках, с безумно сверкающими глазами, маленький и жалкий, коммерческий директор, честно говоря, нравился мне всё больше. Он не мог не понимать, что обречён, что жить ему, возможно, осталось всего ничего, считанные часы, но отчаянно сопротивлялся. Его ловкий умишко напряжённо искал лазейку к спасению. Дитя смутного времени, в некотором философском смысле он был мне родня. Разница лишь в том, что он успел присосаться к трубе, выкачивающей жизненные силы из миллионов руссиян, а я – нет. Присосавшись к трубе, он перешагнул в элитное сословие, а я остался с теми, кому предназначено стать унавоженной почвой, на которой пышно расцветет новый мировой порядок. Каждому своё, сказано у апостола. И там же сказано, что каждому воздастся по его делам. Ни вчера, когда он жирел и купался в шампанском, ни тем более сегодня, когда расплата приблизилась вплотную, я ему не завидовал, но «сочувствие имел». Мне было стыдно смотреть в его буйные, молящие, озорные глаза.
– Зосим Абрамович, скорее всего, вы не поверите, если я скажу, что мне наплевать на миллион. Что готов и так сделать всё, что в моих силах, чтобы отвести беду. Но вы не сказали ничего конкретного. Только общие слова. Вряд ли это подействует на Леонида Фомича. А вот если бы вы…
Окурок прижёг губы, и он выплюнул его на пол вместе с кровяным ошмётком.
– Конкретного? Пожалуйста… Назовите ему два имени: Жорик Маслов и Витторио Альманде.
– И что дальше?
– Ничего. Проследите за реакцией. Если клюнет, добавьте: вся документация, связанная с этими людьми, хранится в надёжном месте.
– Если это так важно, почему же вы не сказали об этом тому же Жучихину или Гарию Наумовичу?
– Это секретная информация, о ней не должен знать никто.
Зловещий подтекст, прозвучавший в последних словах, он уловил одновременно со мной и поспешил поправиться:
– Нет, нет, вы не так поняли, Виктор… Конечно, я бы сказал. Но надеялся, Оболдуй соизволит лично поговорить со мной. Однако ошибся. Видимо, многолетняя дружба для него пустой звук. Не соизволил. Отдал на растерзание опричникам. Да-с. Печальный урок для такого романтика, как я.
Из-за ширмы донёсся зычный голос генерала:
– Ну что там, сынок? Прислать Купона в подмогу?
– Прошу вас, прошу вас, Виктор! Миллион зелёных. И это только начало, – прошелестел, простонал Пенкин, и из его глаза – о господи! – медленно выкатилась слеза, похожая на смолистый подтёк на древесной коре.
Я вернулся за ширму, бодро доложил:
– Лёд тронулся, господа. Кое в чём он признался, но только для личной передачи боссу.
Ассистенты мирно дремали, привалившись к стене. У Гария Наумовича тоже был довольно осоловелый вид, и лишь генерал, казалось, обрёл второе дыхание Чокнулся со мной серебряной стопкой.
– Что же такого он тебе открыл, сынок, чего мы, грешные, не знаем?
– Да, да, поделись, Виктор Николаевич, – вялс поддержал юрист.
– Конфиденциальная информация, – важно ответил я.
– Ах, даже так? – Гарий Наумович встряхнулся, усмешливо переглянулся с генералом. – В таком случае спорим на сто баксов, сам отгадаю.
– Откуда у меня такие деньги?
– Ха-ха-ха, остроумно… Нашим так называемым творческим интеллигентам, – пояснил он генералу, – нравится изображать обездоленных. Этим они подчёркивают свою близость к народу. Хорошо, Виктор Николаевич, отгадываю за бесплатно. Небось наплёл про Жорика с Альмандой? Да?
– Вы всё слышали?
– Не без этого.
Юрист самодовольно усмехнулся и подмигнул Жучихину, который, в свою очередь, зачем-то подмигну мне. На мне это дружеское перемигивание пресеклось
– Не без этого, уважаемый писатель, но суть в другом. Знаешь, кто такие эти Жорик с Альмандой?
– Откуда же?
– Это, брат мой, чистое фуфло. Фантомы, призраки, возникшие в воспалённом воображении Абрамыча.
– Мерзавец! – вставил генерал, разливая водку.
– Нет, не спорю, – продолжал Гарий Наумович, блаженно щурясь, – прежде, года три назад, эти персонажи существовали в реальном мире и даже занимали солидное положение в «Голиафе». Скорее всего, вместе с Абрамычем начинали прокручивать свои мерзкие делишки..
– Подлецы! – буркнул генерал и, не дожидаясь нас, опрокинул стопку.
– Но в один прекрасный день оба они, так сказать, растворились в нетях. Улавливаете, Виктор Николаевич?
– Не совсем.
– Не удивляюсь. Мы и сами, будучи рядом, не совсем тогда поняли, что произошло. В некотором роде мистическая история. Помните, Иван Иванович?
– Отпетые негодяи!
– Так вот, в один прекрасный день Жорика Маслова сбивает машина прямо у входа в офис. Грузовик без номерных знаков. Насмерть. Все мозги по стенке. Пришлось вызывать пожарных, чтобы смыть грязь. Казалось бы, рутинное происшествие. Кто-то заказал, кто-то исполнил. При Жориковых запросах давно следовало ожидать чего-либо подобного…
– Смирно! – вдруг рявкнул генерал. – Руки по швам. Вольно. Спите спокойно, дорогие мои.
Ассистенты, Купон и Юрий Карлович, выполнили команду буквально: вскочили, вытянулись, откозыряли, повалились на стулья и снова погрузились в спячку. Генерал счастливо улыбался. Похоже, алкоголь, достигнув критической массы, нащупал какую-то трещинку в его мозгу. Гарий Наумович не обратил внимания на его выходку.
– И всё бы, как говорится, нормалёк, – продолжал он после короткой паузы, – если бы не одно странное совпадение. В тот же день и буквально в тот же час, когда Жорика задавил автомобиль, его поделыцик, этот псевдоитальяшка, повесился у себя в номере, в гостинице «Националь». Конечно, возникли вопросы, но расследование проводилось поверхностно и ничего, по сути, не дало. Хозяин рвал и метал, он не любит, когда сотрудники выкидывают подобные фортели без его ведома. Но главное не в этом. Именно с тех пор у нашего Абрамыча возникла шизофреническая идея, что двойное убийство связано с некоей тайной, грозящей благополучию «Голиафа». Он даже пытался шантажировать этим господина Оболдуева… Нет, друзья мои, с Абрамычем, видно, каши не сваришь, пора его гасить.
Генерал Жучихин встрепенулся, мотнул башкой, пробасил:
– Давно пора, давно. Не ночевать же всем здесь из-за одного мерзавца. Эй, мужики, подъём!
Ассистенты, Купон и Юрий Карлович, мигом очнулись. Дружно потянулись к стопарям, но генерал прикрикнул:
– Отставить! Сперва дело сделаем.
– На посошок бы, Иван Иванович, – заканючил Юрий Карлович с умильной миной.
– Никаких посошков.
Гуськом, один за другим, мы выползли из-за ширмы и окружили прикованного к креслу коммерческого директора. Пенкин сразу всё понял, позеленел, зрачки расширились, он не мигая смотрел на Гария Наумовича, одновременно охватывая взглядом всех остальных.
– Ну что, голубчик, – грозно загудел юрист, – пришло время держать ответ за всю свою подлость. Доинтриговался, сучий потрох. Ведь я тебя предупреждал: не становись на дороге. Предупреждал или нет?
– Гарик, ты не посмеешь! – Пенкин заёрзал, рванулся, но куда там, прикрутили надёжно. – У тебя нет санкции на нулевой вариант. Её даёт только хозяин.
– Об этом не беспокойся. Всё по протоколу. Можешь даже высказать последнее желание. Мы же не звери, верно, Иван Иванович?
– Ах ты, гнида! – завопил приговорённый. Казалось, его острые зрачки выпрыгнули из глазниц и впились в Гария Наумовича. – Одумайся, пока не поздно. Ты что делаешь? Самому себе яму роешь. Ведь за мной следом пойдёшь.
– Заботник ты наш, осиротеем мы без тебя.
Верещагин протянул руку и потрепал директора по слипшимся чёрным космам. От его ласкового голоса у меня заиндевело в груди. Не верилось, что всё это происходит наяву. Гарий Наумович повернулся к ассистентам.
– Купоша, заряжай.
– Всё готово, босс.
Неизвестно откуда в руках у ассистента появился шприц, наполненный зелёной жидкостью. Пенкин сделал ещё одну попытку освободиться от пут, опять неудачную.
– Виктор, Виктор! – взмолился он. – Скажите им! Вы же знаете, я ни в чём не виноват. Это произвол. Виктор, вы нормальный человек, остановите это безумие.
– Действительно, Гарий Наумович, – начал я деревянным голосом. – Вы же не хотите, в самом деле… Надо же разобраться…
– Уже разобрались. – Юрист улыбнулся улыбкой Фредди Крюгера, жить буду, не забуду. – Приступайте, Виктор Николаевич, нечего тянуть кота за хвост.
– Что значит?..
В ту же секунду я почувствовал, что шприц каким-то образом перекочевал ко мне в руку. Ассистенты, Купон и Юрий Карлович, стеснились за спиной, предостерегающе сопели. Генерал подбодрил:
– Не робей, сынок. Коли гадёныша в вену.
– Вы все с ума посходили! При чём тут я?
– Мы не посходили, – вкрадчиво объяснил Гарий Наумович. – И ты, Витя, не сходи. Хозяин распорядился. Ему будет приятно узнать. Доверие огромное… А ты как думал, писатель? В речке искупаться и уду не замочить?
Я протрезвел до звона в ушах. Вот и наступил момент истины. Головорезы за спиной. Обжигающе-любопытные, сверлящие, жалящие глаза Гария Наумовича. Отрешённо-сочувственный, добрый взгляд генерала. Мученик в кресле, от ужаса утративший дар речи.
– Не могу, – сказал я твёрдо.
– Ещё как сможешь, – возразил Гарий Наумович. – Коли жить захочешь. Действуй, Витя, действуй, голубок. В противном случае, не обессудь, велено вас на пару этапировать.
– Куда этапировать?
Ответом было зловещее молчание.

Глава 13 Год 2024. Люди и звери

Необозрима Россия, если продираться через неё на своих двоих. Затерянные в лесах, они не чувствовали себя одинокими. Митя Климов вполне оценил мудрость Истопника, давшего ему в дорогу попутчицу. Бывшая «матрёшка» оказалась добрым, верным товарищем: не хныкала, не скулила, мужественно переносила все тягости нескончаемого пути. Без неё он одичал бы. На пятый день Даша потревожила в высокой траве чёрную гадюку, и та ужалила её повыше лодыжки. Митя отсосал яд, прижёг ранку огнём, но к вечеру нога у неё распухла, посинела, и следующие несколько дней Даша прихрамывала, не могла идти быстро. Но ни разу не пожаловалась на боль. Лишь когда на ходу потеряла сознание и повалилась в коричневый мох, Митя понял: придётся сделать привал. Три дня она отлёживалась в неглубокой пещере, где Митя изготовил удобное ложе из еловых веток, и почти всё время спала. Он кормил её ягодами, поил ключевой водой, а на второй день подстерёг в кустах возле норы ленивую толстую зайчиху и убил её, нанеся точный удар палкой по голове. Запёк зайчиху в золе, и они умяли сочное горячее мясо в один присест, хотя, конечно, Мите досталось побольше.
Одичавшие их не преследовали, деревни они теперь огибали стороной, звериное чутьё, свойственное всем руссиянам, выжившим на обломках империи, не подвело их ни разу: они шли и шли в одном направлении – на север. Погода благоприятствовала: стояло чудесное континентальное лето, с жарким, но не злым солнцем, с головокружительными запахами цветения. Единственное, что им досаждало, так это свирепые комары-мутанты размером с полевого шмеля. Их было не так уж много, вдобавок они вытеснили всю остальную разнообразную мошкару, что роилась прежде в лесах, зато обладали повадками убийц-камикадзе. Обрушивались сверху, подобно пикирующим бомбардировщикам, впивались в открытую часть тела или прокалывали острым хоботком рубашку и, если сразу не укокошить, если зазеваться, в мгновение ока отсасывали по полстакана крови, раздувались в синий шар и лопались с противным хрустом раздавливаемого стекла. На месте укуса оставалась кровоточащая ранка, через два-три часа превращавшаяся в болезненный волдырь. Как путники ни остерегались, но в первые дни были с ног до головы покрыты этими волдырями и гнойными расчёсами, пока Даша не раскопала в торфяной низине какие-то незнакомые Мите корешки, вроде жёлтых грушек, надавила из них горькой, остро пахнущей жижицы и растёрлась ею где только могла. Митя последовал её примеру без рассуждений. С тех пор нападения комаров-камикадзе прекратились, то есть они продолжали делать попытки, но, покружившись над жертвой, с обиженными воплями взмывали вверх. Поражённый, Митя спросил: «Как ты догадалась?» Смущённо потупясь, Даша буркнула себе под нос что-то невразумительное. Это Митю не удивило. Чем дальше, тем меньше они разговаривали, привыкая понимать друг друга по взгляду, по жесту, а иногда по прикосновению. Какое-то главное объяснение они, не сговариваясь, оставили на потом, хотя недосказанность мучила обоих.
С пропитанием не было проблем. Ещё в тот день, когда оторвались от одичавших, они наткнулись на заброшенный хутор, где в горнице за столом, как в какой-то давней сказке, сидели три скелетика, двое взрослых и один поменьше, явно ребёнок. На столе миска с подёрнутым зелёной плесенью супом, куски черняги, превратившиеся в камень. Клешни скелетов покоились на столешнице, словно все трое раздумывали, продолжать трапезу или разойтись по своим делам. Кое-где на желтоватых костях прилепились обрывки разноцветных тканей, следы кошмарного маскарада. Ни Даше, ни Климову не надо было объяснять, что люди, которым принадлежали скелеты, умерли не своей смертью, а стали жертвами какого-то биологического опыта. Зато в подсобных помещениях, в сарае и кладовых они обнаружили массу полезных вещей. Там были новёхонькие, ещё с заводской смазкой инструменты – вилы, ножи, топоры, лопаты, рабочая одежда, тоже как будто вчера со склада, залежи съестных припасов – ящики со всевозможными мясными и рыбными консервами, водка, прохладительные напитки. По руссиянским меркам – целое богатство. Даша с порога, радостно взвизгнув, кинулась к бутылкам, но тут же опомнилась. Разумеется, это ловушка, подстава. Биологический опыт, которому подверглись хозяева хутора, наверняка продолжался во времени. Гостей тут ждали, не конкретно Дашу с Митей – любых. Оставленные без присмотра сокровища очевидное тому свидетельство. Экспериментаторы не особенно маскировались, что тоже понятно. Это в первые годы нашествия, когда руссиянин был осторожнее, осмотрительнее, применялись изощрённые мировые технологии, чтобы привести его в состояние всечеловека, теперь же с ним больше не церемонились. Ставили простейшие ловушки по типу мышеловок. Банка консервов, бутылка водки – иди, недоумок, разговейся на халяву напоследок.
И всё же, используя навыки выживания в городских условиях, путники солидно отоварились. К еде и питью не притронулись, но забрали кое-что из инструментов: большие садовые ножницы, топорик с короткой пластиковой рукоятью, пару длинных ножей, годных и для метания, моток бечёвки отличного качества, походный ранец, ну и кое-какую мелочь, включая коробку спичек и слесарный набор фирмы «Зингер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44