Мальчик что-то промычал во сне. Хантер вынул у него из руки флаг и сказал громче:
– Скотт, это папа. Проснись, сынок.
– Папа? – Скотт открыл глаза и сел. – Что случилось?
– Ничего серьезного, дорогой. Просто я не успел сказать тебе спокойной ночи.
– Спокойной ночи, папочка. Я люблю тебя. – Скотт обнял отца за шею, потом снова лег.
– Я тебя тоже люблю, Скотти. Дорогой, я хотел с тобой кое о чем поговорить, можно?
– Конечно, папа.
– Помнишь, ты говорил, что утром вы ходили в негритянский квартал?
– Да, мы ходили втроем: мистер Джексон, Джонни и я.
– И что ты там видел?
– Там продавали черномазых.
Хантер вздохнул, но улыбнулся сыну.
– Дорогой, эти люди – негры, никогда не называй их черномазыми. И ты прав, их действительно продают. Но это неправильно. Я не хочу, чтобы ты снова туда ходил. Пообещай, что этого больше не будет.
Озадаченный Скотт недоуменно воззрился на отца.
– Обещаю, папа.
– Вот и хорошо, Скотти. Запомни, человек не должен быть собственностью другого человека. Понимаешь? Тебе бы ведь не понравилось, если бы ты или я кому-то принадлежали?
– Нет, папа, это было бы ужасно.
Хантер улыбнулся:
– Ты прав, сынок, и я тебе обещаю, что мы никогда не будем никому принадлежать. А сейчас закрывай глазки и спи. Я люблю тебя.
Хантер склонился над кроваткой и поцеловал сына в смуглый лоб.
– Папочка, – прошептал Скотт, – я хочу быть как ты. – Мальчик повернулся на бок и почти мгновенно заснул.
Глава 23
Хантер стоял у холодного камина в своей спальне. Ложиться спать не хотелось. Он взялся за пряжку ремня, но потом со вздохом опустил руки. Что толку ложиться в кровать, если он все равно не заснет? Хантер достал длинную коричневую сигару и закурил, медленно выпуская дым к потолку, затем стал бесцельно расхаживать по комнате, взъерошивая пятерней волосы. В спальне было душно, поэтому он подошел к открытой двери на балкон, вышел и вдохнул полной грудью влажный воздух, напоенный весенними ароматами. На затянутом облаками небе не было видно ни одной звезды, и хотя уже перевалило за полночь, в неподвижном, без малейшего дуновения ветерка воздухе не ощущалось приятной прохлады.
С балкона Хантер увидел, что в комнате Кэтлин горит свет, отбрасывая неровные блики на расположенный внизу сад. Некоторое время он постоял, глядя на мерцающий огонек и гадая, чем же она занимается в столь поздний час. Но потом погасло и это окно, и дом полностью погрузился в темноту – если не считать последней лампы, горящей возле его кровати. Все спят – все, кроме него. Хантер вздохнул, выбросил в пепельницу недокуренную сигару и вернулся в комнату.
В дверь тихо постучали. Хантер оглянулся и, не двигаясь с места, сказал:
– Войдите.
Кэтлин вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Хантер удивленно смотрел, как она идет к нему, он все еще стоял в прежней позе, только рука, лежащая на каминной полке, напряглась. Кэтлин была в одной ночной рубашке, и от одного ее вида сердце Хантера сбилось с ритма. Рубашка из тонкой мягкой ткани бледно-голубого цвета была настолько прозрачной, что почти не скрывала ее тела, хотя и доходила до самых щиколоток, а длинные рукава с кружевными рюшами прикрывали руки до костяшек пальцев. Лиф рубашки украшало такое же кружево, но оно едва прикрывало выпуклости ее грудей, а голубая лента, повязанная под грудью, приподнимала ее, делая наряд еще более соблазнительным. Хантер резко втянул воздух и поспешно отвел взгляд.
– В чем дело, Кэтлин, что тебе нужно?
Кэтлин остановилась рядом с ним. Свет единственной лампы, падающий сзади, превратил ее фигуру в темный силуэт, а волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам, – в подобие сияющего нимба.
– Хантер, я хочу с тобой поговорить, – тихо сказала Кэтлин.
– Ну хорошо, – нехотя согласился он, стараясь не смотреть на жену и с преувеличенным вниманием изучая собственную кисть, сжимающую край каминной полки.
– Хантер, – Кэтлин понизила голос до шепота, – посмотри на меня, пожалуйста, я не могу разговаривать, когда ты смотришь в сторону. – Она дотронулась до его щеки, и Хантер повернул голову.
Все еще не двигаясь с места, он мельком посмотрел на ее лицо, а потом взгляд скользнул вниз по ее телу. Наконец Хантер снова посмотрел ей в лицо и хрипло пробормотал:
– Кэтлин, тебе не кажется, что лучше бы одеться?
Кэтлин улыбнулась, не убирая руки с его напрягшейся щеки:
– Хантер, но сегодня очень тепло, а ты – мой муж. Неужели мне так уж необходимо быть одетой в твоем присутствии?
Хантер холодно посмотрел на нее:
– Может, сейчас и тепло, но впредь, Кэтлин, если тебе потребуется что-то со мной обсудить, будь любезна прикрыться для приличия. – Но дело было не в приличиях, и, помолчав, Хантер все-таки высказал то, о чем думал: – Или, дорогая, тебе доставляет удовольствие мучить меня? Уважая твои чувства – или их отсутствие, – я оставил тебя в покое, но тебе этого мало. Ты жестока, Кэтлин. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась. – С этими словами Хантер решительно взял ее за запястье, отвел ее руку от своего лица и опустил вниз. – А теперь, если ты сказала все, что собиралась, с твоего разрешения я бы хотел лечь спать.
– Хантер! – Кэтлин шагнула ближе. – Я не хотела тебя мучить, честное слово!
– В таком случае чего ради ты…
Кэтлин заставила его замолчать, приложив пальцы к его губам.
– Ш-ш-ш, я пришла, чтобы сказать нечто важное, и тебе придется меня выслушать. – От волнения у Кэтлин перехватило дыхание, она на миг опустила голову, но потом снова подняла и посмотрела в глаза Хантеру. – Дорогой, я вела себя глупо и прошу у тебя прощения. Я годами заставляла тебя страдать, но если ты мне позволишь, я постараюсь загладить свою вину. Может, меня отчасти оправдывает то, что я тоже страдала, с каждым днем все больше в тебя влюбляясь. – Глаза Хантера расширились, в них промелькнуло недоверие, но он молчал. – Я уже давно пытаюсь набраться храбрости прийти к тебе. Если бы ты знал, сколько раз за последние несколько месяцев я выходила в коридор, но возвращалась, так и не дойдя до твоей комнаты, потому что боялась, что ты меня прогонишь. И если бы ты так и сделал, мне не в чем было бы тебя упрекнуть. Но я решила, что все-таки должна рискнуть, пусть даже я выставлю себя на посмешище. Я знаю, что когда-то ты меня любил и желал, и молю Бога, чтобы твои чувства ко мне еще сохранились.
Хантер по-прежнему молчал, но выражение его глаз снова изменилось. Теперь Кэтлин прочла в них растерянность. Когда он собрался заговорить, Кэтлин опередила его:
– Прошу тебя, Хантер, дай мне закончить, а потом можешь отослать меня прочь, если захочешь. Я уйду и больше тебя не потревожу.
Волнуясь все больше, Кэтлин сделала глубокий вдох, и Хантер невольно заметил, как ее полная грудь натягивает тонкое голубое кружево ночной рубашки. У него ослабели колени, на лбу выступил пот.
– Любимый, – продолжала Кэтлин, – помнишь ту ночь в коридоре пару месяцев назад? Тогда я хотела тебя так, что не передать словами, но произошло недоразумение. Мы друг друга не поняли. Я хотела пригласить тебя в свою спальню или чтобы ты пригласил меня в свою, но ты ушел, думая, что я тебя отвергла. Это не так, клянусь, Хантер! Я тебя страстно желала. Когда я сказала, что мы должны остановиться, я только имела в виду, что мы не можем заниматься любовью в коридоре. Знаю, в ту ночь мне следовало броситься за тобой, все объяснить, но я этого не сделала и жалею об этом до сих пор.
Кэтлин замолчала и всмотрелась в лицо мужа. Тонкие правильные черты были все еще искажены болью, но она заметила, что его дыхание участилось, и улыбнулась.
– Любимый, мое сердце тоже забилось быстрее, хочешь послушать?
Она взяла его руку в свою, осторожно приложила под левую грудь и снова всмотрелась в лицо мужа. Хантер мысленно приказал своей руке убраться, но тело решительно отказывалось повиноваться. Вместо этого его ладонь слегка сжала нежную плоть в подобии любовной ласки. Беспомощно закрыв глаза и чувствуя, как в его груди рождается стон, Хантер обнял Кэтлин и погрузил пальцы в шелковистую массу ее волос.
Кэтлин с улыбкой положила руки на плечи мужа, приподнялась на цыпочки и прошептала:
– Дорогой, какой же я была дурочкой! Я люблю тебя, очень люблю! – Она стала осыпать поцелуями его обнаженную грудь.
С губ Хантера сорвался низкий стон, он открыл глаза и стал смотреть, как Кэтлин покрывает его часто вздымающийся и опадающий торс нежными поцелуями. Он замер, не смея шелохнуться, наслаждаясь сладкой мукой.
Кэтлин выпрямилась, прижалась к нему и прошептала:
– Хантер, люби меня, пожалуйста, дорогой.
Она снова стала целовать его, и Хантер не выдержал. Легонько потянув за волосы, он мягко отстранил ее голову от своей груди. Кэтлин посмотрела ему в глаза взглядом, в котором светилась любовь, и улыбнулась. Ее маленькие руки, до сих пор лежавшие у него на плечах, обняли его за шею, и одновременно с этим Хантер склонился к ней и накрыл ее рот своим. Он целовал ее снова и снова. Нехотя убрав руку с груди Кэтлин, он обнял ее за талию и крепче прижал к себе. Она прижалась к нему своим податливым телом и, когда Хантер отпустил ее губы и стал целовать шею, прошептала:
– Прости, любимый, я была такой дурой…
Ее искренность развеяла последние сомнения Хантера. Он снова припал к ее губам и стал целовать их с неистовой страстью. Почти не отрываясь от ее рта, Хантер пробормотал:
– Господи, Кэтлин, как же я тебя люблю! Я так сильно тебя хочу, что, наверное, умру, если не сделаю тебя своей.
За окном душная ночь разразилась весенней грозой. Загрохотал гром, налетел ветер, раздувая голубые занавески на окне, в стекла ударили струи дождя, небо то и дело озарялось вспышками молний. Хантер подхватил жену на руки и понес к кровати, поставил на пол и, глядя ей в глаза, взялся длинными пальцами за ленту, завязанную под ее полной грудью, и осторожно потянул. Лента развязалась. Хантер взялся за лиф рубашки и, опустив его до талии, крепко обнял Кэтлин за плечи и наклонился к ней, чтобы поцеловать нежные холмики грудей. Руки Кэтлин в длинных рукавах оказались прижатыми к телу спущенным лифом, и она превратилась в добровольную пленницу страстных ласк мужа.
– Ты моя, Кэтлин, – хрипло шептал он, – и на этот раз ты наконец-то будешь мне принадлежать.
Он впился в ее рот горячим, требовательным поцелуем, жадно исследуя сладкие тайники, в которые его так долго не допускали. Кэтлин ответила на его страстный поцелуй со всей любовью, которая жила в ее сердце, тихонько постанывая и жалея только о том, что ее руки прижаты к бокам и она не может обнять мужа.
Хантер поднял голову. Стянув длинные рукава, он освободил ее из плена и тут же снова привлек к себе. Почувствовав, как ее тонкие гибкие руки обнимают его, он счастливо вздохнул.
– Хантер, Хантер, – шептала Кэтлин, касаясь губами его шеи, – я люблю тебя. Научи меня, как доставить тебе наслаждение, я сделаю все, что ты хочешь.
Дрожа от страсти, Хантер крепко прижал ее к себе и снова стал целовать. Уткнувшись носом ей в шею, он пробормотал:
– Просто позволь мне любить тебя, я хочу насытиться тобой.
– Да, любовь моя, да!
Кэтлин сама нашла его губы, при этом еще крепче прижимаясь к нему. Поцелуи Хантера сводили ее с ума, у нее кружилась голова, слабели колени. Хантер оторвался от ее губ, Кэтлин недоуменно открыла глаза, но он уже целовал ее щеки, шею, ухо, а потом его губы стали медленно спускаться, прокладывая огненную дорожку к груди. Крепко держа жену за талию, Хантер медленно опустился на одно колено, привлек Кэтлин ближе и сомкнул горячие губы вокруг одного соска. Застонав от удовольствия, Кэтлин погрузила руки в его волосы и обхватила его голову.
Молния сверкнула особенно ярко, на секунду в комнате стало светло, как днем. Хантер поднял голову и увидел ангельский лик любимой женщины, голубые глаза горели любовью и страстью, обнаженные груди вздымались и опадали в такт участившемуся дыханию, длинные золотистые волосы разметались по плечам. У Хантера пронеслась мысль, что ему еще не доводилось видеть столь прекрасного зрелища.
– Хантер! – вскрикнула Кэтлин. Обнаженная, она вдруг почувствовала себя уязвимой.
Хантер положил руки на ее округлые ягодицы, прижал к себе белеющее в темноте тело и стал жадно целовать шелковистую кожу ее живота, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Он пил ее сладость и не мог утолить жажду. Вцепившись в его волосы, Кэтлин запрокинула голову, забыв обо всем на свете под натиском нарастающей страсти.
Опустив руки ниже, к ее коленям, Хантер стал ласкать губами ее бедра. Кэтлин только и могла, что шептать пересохшими губами его имя. Доведя ее своими поцелуями до грани воспламенения, Хантер встал и выпрямился. Открыв глаза, Кэтлин увидела, что он расстегивает ремень брюк. Когда через несколько мгновений комнату озарила очередная вспышка молнии, Хантер уже стоял перед Кэтлин совершенно обнаженный. Дав ей возможность лишь мельком увидеть его гибкое тело, он резко, почти грубо схватил ее за плечи и прижал к себе. Положив руку ей на затылок и погрузив пальцы в густые волосы, Хантер снова стал целовать ее, одновременно крепко прижимая ее трепещущее от страсти тело к своему, так, что она ощутила мощь его возбуждения. Сила его объятий и обжигающая ярость поцелуев на какое-то мгновение даже испугали Кэтлин: ей показалось, что она может задохнуться. Она уперлась руками ему в грудь и попыталась отстраниться.
– Что случилось, милая? – спросил Хантер, нежно прикусывая кожу.
У Кэтлин ослабели ноги. Чтобы не упасть, она снова вцепилась в его плечи.
– Дорогой, кажется, я слабею, – прошептала она.
Хантер подхватил ее на руки, уложил на середину широкой кровати и подложил под голову подушку. Некоторое время он не двигался, просто любуясь женой. Кэтлин беззастенчиво разглядывала его тело, потом улыбнулась и тихо сказала:
– Так гораздо лучше, любимый. Разве ты ко мне не присоединишься?
Хантер склонился над кроватью, и Кэтлин протянула к нему руки, обняла за шею и привлекла к себе. Хантер лег рядом, приподнявшись на локте. Кэтлин стала гладить поросль светлых волос у него на груди, в это время Хантер накрыл одной рукой ее полную грудь, легонько погладил большим пальцем сосок и наклонился, чтобы поцеловать в губы. Встречая его язык, ее губы покорно приоткрылись, но Хантер отступил, приглашая ее саму исследовать его рот языком. Кэтлин приняла вызов. Припав к его губам, она приподнялась и прижалась к нему всем телом, пылающим от его ласк. Когда Хантер оторвался от ее рта, голубые глаза посмотрели на него с мольбой.
– Любимый, пожалуйста, прошу тебя…
– Кэтлин, – прохрипел Хантер.
Он прижался губами к чувствительной коже ее шеи, Кэтлин дрожащими пальцами стала гладить его щеку. Рука Хантера соскользнула с ее груди, ненадолго задержалась на талии, погладила бархатистую кожу живота, затем, поглаживая, двинулась ниже и скользнула между бедер. Кэтлин застонала от удовольствия. Обняв Хантера за шею, она задвигалась под ним, чувствуя, как его возбужденная плоть упирается ей в бедро, в какой-то момент сладкая мука стала невыносимой, и она поняла, что не может больше терпеть, что должна слиться с любимым воедино. Ее маленькая ручка медленно двинулась вниз по его груди, скользнула по плоскому мускулистому животу и ниже. Когда она нежно обхватила его мужское естество, Хантер застонал и закусил губу.
Подняв голову и неотрывно глядя в глаза Кэтлин, он накрыл ее руку своей и вошел наконец в ее ждущую влажную теплоту. Он чувствовал такое блаженство, какого не мог представить себе даже в мечтах. Наконец он стал Кэтлин настоящим мужем – мужем, которого страстно желает его любящая жена. Прекрасное тело, двигающееся под ним в извечном ритме страсти, принадлежит его единственной, возлюбленной Кэтлин.
– Кэтлин, – прошептал он, – как долго я тебя хотел, как долго я мечтал об этой ночи!
– И она настала, любимый. Хантер, люби меня.
Кэтлин полностью отдалась во власть желания и задвигалась под Хантером, приподнимая бедра ему навстречу. Хантер тоже стал двигаться, сначала медленно, затем все быстрее, по мере того как его страсть разгоралась все жарче, а эротичные движения Кэтлин подводили его все ближе к той опасной черте, за которой он не сможет себя контролировать. Прилагая все силы, он держал себя в узде, наблюдая за Кэтлин. Только когда она задрожала в пароксизме страсти, он перестал сдерживаться и разделил с ней сладостное безумие и восторг взаимного обладания.
Кэтлин в экстазе выкрикнула его имя. Волны наслаждения накатывали одна за другой, пугая ее своей глубиной и мощью, и, боясь утонуть в них, она прильнула к любимому мужу, цепляясь за него, как за спасательный круг.
– Да, любовь моя, – тихо прошептал Хантер, словно почувствовав ее состояние и глядя на нее с любовью и нежностью, – в моих руках ты в безопасности. Я люблю тебя. – Заметив, что у нее выступили слезы на глазах, он мягко добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34