И если установят, что два жеребца и есть Оликс и Шоумен, Оффен уже ничего сделать не сможет.— У меня два возражения, — сказал Уолт. — Мы не знаем, где Оликс и Шоумен. И, если мы найдем их, почему бы не пригласить адвокатов и не начать действовать законным путем? Почему нужно отбирать их у жуликов таким опасным способом?— Та же картина, что и с Крисэйлисом, — пояснил я. — При первом же признаке настоящей опасности они пристрелят жеребцов. Нет ничего незаконного в том, чтобы убить лошадь и продать ее тушу производителям пищи для собак. И мертвую лошадь опознать гораздо труднее. Я бы даже сказал, невозможно для того уровня надежности опознания, какой нам нужен.— Даже если нам удастся увести Оликса и Шоумена и стопроцентно опознать их и все пройдет гладко, Оффен по-прежнему будет получать колоссальные гонорары за племенных жеребцов, потому что мы никогда не сумеем доказать, что все жеребята от Мувимейкера за последние десять лет на самом деле произведены Шоуменом...— Мы займемся этим, когда справимся с остальным, — улыбнулся я.— Значит, готовимся к бою, — скучным голосом произнес Уолт. — И когда, черт возьми, начнем?Я уселся на подоконник и выглянул в окно. Прямо внизу залитая светом автомобильная стоянка. Цветные фонари перед входом в отель радугой отражались на полированных капотах машин, и эта картина достижений человечества вызвала во мне глубокую меланхолию. Разумеется, я бы не хотел жить без машины или без электричества... Если бы я вообще хотел жить... Мой номер на третьем этаже. Земля слишком близко. Я знал женщину, которая прыгнула с пятого этажа и ничего не достигла. Пистолет надежнее...— Ну? — повторил Уолт.— Простите, — очнувшись, сказал я и обернулся к нему.— Где мы будем искать?— А-а... да-да.— На ранчо?— Весьма сомнительно, вам не кажется? Они понимают, что ранчо — первое место, о котором мы подумаем.— Там много земли. И много лошадей, среди которых этим двум легко затеряться.— Они вынуждены держать их в паддоке близко к дому, — покачал я головой. — Остальная часть ранчо не зря называется Скалистыми горами. Туда они не рискнут пускать племенных жеребцов из страха, что те сломают ноги. Хотя мы можем проверить и этот вариант. — Я уставился на ковер невидящим взглядом. — По-моему, с лошадьми сейчас Матт. Оффен на ферме Орфей, Йола привязана к ранчо, где надо обслуживать тридцать гостей. А где Матт?— Действительно, где? — мрачно повторил Уолт.— Он и Йола зимой не живут на ранчо, потому что снег делает долину недоступной. Она сказала мне, что зиму они проводят на юге... И в одном из телефонных разговоров она убеждала Оффена, что они не могут держать лошадей в местечке под названием Питтс, потому что там нет условий. Но тогда она еще не знала, что мы напали на след... Тогда еще не было острой необходимости.— Если где-то южнее Тетона мы найдем этот Питтс, то Матт с лошадьми будет ждать нас там?— Не совсем так, — улыбнулся я. — Это было бы слишком легко.— Легко?! — воскликнул Уолт.— Они должны оставлять свой зимний адрес на почте, — продолжал я. — Ведь Клайвы ведут жизнь законопослушных граждан с давним, хорошо поставленным бизнесом, что дает им очевидную поддержку со стороны закона. В Джексоне должны быть десятки людей, которые знают их зимний адрес.— В Джексоне есть представитель «Жизненной поддержки». Утром первым делом попросим его узнать, — предложил Уолт.— Прекрасно.Уолт тяжело поднялся с кресла и нерешительно проговорил:— Пойдемте ко мне. Я приготовил бутылку.Я не был уверен, что мне хочется куда-то идти, но он неожиданно улыбнулся и этим исключил возможность отказа. Никто не оттолкнул бы руку с оливковой ветвью мира.— С удовольствием, — ответил я.Его улыбка стала еще шире и, пока мы шли по коридору, не сходила у него с лица. Его номер выглядел почти точной копией моего. Окно выходило на ту же самую стоянку, только под несколько другим углом. В комнате оказалось два кресла вместо одного. На подносе стояли бутылка «Олд Грандад», кувшин с водой и чистые стаканы, а на столике возле кровати — фотография в кожаной рамке. Пока Уолт доставал из холодильника в коридоре лед, я лениво рассматривал снимок. Уолт с семьей. Миловидная женщина, скромная девочка-подросток и худой мальчик лет десяти. Все четверо бодро улыбались в объектив. Уолт вернулся, когда я ставил фотографию на место.— Очень сожалею, что сорвал пикник, — вздохнул я.— Устроим на следующей неделе, — улыбнулся Уолт. — Полагаю, у нас впереди еще целое лето.Мы сидели в креслах и потягивали выпивку. Не люблю виски такого сорта, но это неважно. Уолт рассказывал, что они купили дом типа ранчо и переехали в него год назад, дочка прекрасно поладила с соседскими детьми, а со здоровьем сына у них проблемы, у него ревматизм и часто поднимается температура...— А каким вы видите свое будущее в «Жизненной поддержке»? — спросил я.— Я поднимусь настолько высоко, насколько способен, — с удивительной честностью ответил он. — Осталась только одна ступенька, на которую я действительно хотел бы подняться, — главный следователь в отделе претензий. В будущем году я займу это место, когда человек, который там работает, уйдет на пенсию.Он снова наполнил стаканы и, медленно потирая большим пальцем подушечки остальных пальцев, заметил, что Эми и дети просят устроить за домом бассейн и что теперь, после смерти отца Эми, возникли проблемы с ее матерью, а отец не пропускан ни одной игры в гольф, был так занят...Мы просидели больше часа, ни разу не упомянув лошадей. Наконец он зевнул, и я заставил себя покинуть мягкое кресло, поставив на поднос третий пустой стакан. Сонным голосом он дружески пожелал мне спокойной ночи — впервые с тех пор, как мы познакомились, без всякой натянутости. Раздеваясь у себя в номере, я размышлял, долго ли будет продолжаться установившееся между нами дружелюбие. Вероятно, до очередного предложения, которое я ему сделаю. Я не знал, завидовать ли его привязанности к дому или ощущать, что она на меня давит. Но я знал, что Уолт мне нравится и как человек, и как партнер по работе. * * * Представитель «Жизненной поддержки» в Джексоне сообщил зимний адрес Клайвов через двадцать минут после того, как Уолт ему позвонил: 40159, Питтсвилл-бульвар, Лас-Вегас, Невада.Я вспомнил улыбку Йолы при воспоминании о зиме. Лас-Вегас все объяснял: Йола любила играть.— Что дальше? — спросил Уолт.— Съезжу туда, посмотрю.— Один? — В его голосе послышались нотки тревоги, которые я истолковал как нежелание оставаться в Санта-Барбаре с Юнис.— Вы нужны здесь, — успокоил его я. — И не говорите Юнис, куда я поехал.— Не скажу. — Уолт сердито взглянул на меня.На машине, взятой напрокат, мы подъехали к окрестностям фермы Орфей. Там я показал Уолту место между трех скат, поросших диким кустарником, где спрятал радиомагнитофон. Ближайший паддок с аккуратной оградой находился всего в нескольких футах, а дом примерно в четырех ярдах. Мы достали магнитофон и остановились чуть дальше по дороге.— Предположим, он видит нас? — Уолт наблюдал, как я перекручиваю пленку.— Он подумает, что мы следим за жизнью на ферме, чтобы выяснить, когда лучше увести Мувимейкера. Радиомагнитофон может принимать передачи «жучка» из его кабинета с расстояния в четверть мили, но звук будет, конечно, слабее. Придется работать на системе, улавливающей колебания воздуха, а это хуже, чем на электричестве. Вы используете «жучки»?— "Жучки"? — Он покачал головой. — Нечасто. Фотоаппарат с телескопической линзой лучше. Захватываешь симулянта, когда он разгуливает на своих парализованных ногах, за которые требует выплатить страховку. — В голосе Уолта прозвучало удовлетворение. Как и я, он был охотником до мозга костей.Мысленно улыбаясь, я включил магнитофон. То и дело прерываемые паузами, дневные разговоры Кэлхема Джеймса заняли на пленке три четверти часа, но ничего полезного для нас в сказанном им не было. Я снова перекрутил пленку, и мы спрятали магнитофон на прежнее место. Уолт согласился приехать после заката солнца и прослушать дневной сбор.Он отвез меня в аэропорт Лос-Анджелеса, и я успел на самолет, прибывающий в Лас-Вегас во второй половине дня. Когда мы приземлились и открылась дверь самолета, жара пустыни ударила в лицо, будто из печи. Табло на ближайшем здании оповещало население, что в тени (неужели кому-то повезло найти тень?) сорок три градуса.Я снял номер в городском мотеле и, войдя, обнаружил, что кондиционер, включенный на полную мощность, почти не дает прохлады. Клерк, только что взявший с меня деньги за номер с кондиционером, признал, что это очень старый и малоэффективный аппарат. В июле они ожидают новые. Не вызывающий подозрений «Понтиак», который он нанял для меня, оказался чуть прохладнее. Для ориентировки я немного поездил по городу, а затем повернул на Питтсвилл-бульвар.Дома с большими номерами растянулись на две мили и перешагнули черту города. Роскошные фасады смотрели на шоссе, а позади простиралась пустыня. С обеих сторон дома Клайвов стояли такие же здания. Не так близко, чтобы дотронуться, но слишком близко, чтобы прятать жеребцов. Как Йола и говорила, место в Питтсе было неподходящим.Низкий белый дом с плоской крышей обрамляли ряды пальм и апельсиновых деревьев. Жалюзи и сетки от насекомых закрывали окна, и трава по обе стороны дорожки, ведущей к парадной двери, приобрела цвет засохшего печенья. Хотя хорошо политые лужайки соседей радовали глаз яркой зеленью. Я остановил машину на противоположной стороне шоссе и осмотрелся. Ни один листик не шелохнулся под беспощадным солнцем. Прошло десять минут. На улице ничего не происходило. В машине с выключенным мотором температура росла, как цены перед Рождеством. Я включил мотор и вдохнул первую струю прохлады из заработавшего кондиционера, затем поехал дальше.Через милю от дома Клайвов шоссе кончалось, и через пустыню бежала пыльная дорога, посыпанная гравием. Я развернулся и поехал назад, размышляя над увиденным. Относительная безжизненность Питтсвилл-бульвара несколько затрудняла мой план: мимо дома Клайвов почти не было движения, а это означало, что я не могу часто приезжать сюда, не вызвав подозрений соседей. Безусловно, они приглядывали за пустовавшим летом домом, что не позволяло мне ближе осмотреть его.Через пять домов от жилища Клайвов стоял еще один такой же — с коричневой засохшей травой по обе стороны дорожки. Надеясь, что его обитатели тоже в отъезде, я направил «Понтиак» прямо в пальмовую аллею и остановил перед парадным входом. На всякий случай приготовив страховые буклеты Уолта, полминуты я звонил в колокольчик. Никто не вышел. На улице было жарко, спокойно и тихо.Неспешным шагом я направился по дорожке к шоссе. Оглянулся. Машину закрывали кусты, и с шоссе ее не было видно. Успокоившись, я вернулся к дому Клайвов, делая вид, будто прогулка под солнцем Невады — мое любимое занятие. К тому времени, когда я подходил к низкому белому дому, я уже знал, почему жители Невады не гуляют по шоссе. Пот высыхал на коже прежде, чем успевал превратиться в каплю.Разведка заняла у меня час. Дом был заперт и явно пуст. Сетки на окнах надежно закреплены, а все стекла изнутри закрыты жалюзи, так что в дом не заглянуть. Двери заперты на секретные сейфовые замки. Клайвы не оставили никаких надежд случайным грабителям.Не торопясь я обошел с акр земли позади дома. Пальмы и кусты закрывали бассейн в форме трилистника от ближайших соседей. Но с некоторых мест можно было видеть такие же бассейны позади домов, стоявших по обе стороны от дома Клайвов. Всего ярдах в шестидесяти. Возле одного из бассейнов, прикрывшись двумя полосками желтой ткани, на шезлонге неподвижно лежала женщина, напомнившая мне Юнис. По-моему, ей грозил солнечный удар, а в Южной Африке ее явно перевели бы в цветное население. Заметив ее, я принял еще более беззаботный вид, но она не шелохнулась.Дальнюю границу земли Клайвов отмечали большие камни, покрашенные белой краской, и полоска диких кустов, растущих в пустыне. От соседей их отгораживали низкие кусты цитрусовых. Из окон открывался широкий вид на холмы и просторы пустыни. В двух милях от владений Клайвов неоновые огни казино соревновались с полуденным солнцем, а грохот игральных автоматов перекрывал шум уличного движения. «Интересно, — лениво подумал я, — какая часть незаконных доходов дяди Бака перетекала в карманы Матта и Йолы и потом исчезала в ненасытной пасти Лас-Вегаса?» Но гонорары племенным производителям все шли и шли, и только «Жизненная поддержка» оставалась в проигравших.На пути в мотель я останавливался у всех супермаркетов и покупал по два трехфунтовых пакета муки в каждом.В скобяной лавке я купил короткую лестницу, белый комбинезон, хлопчатобумажную кепку с козырьком, кисти и банку ярко-желтой быстросохнущей краски. Глава 14 Уолт молча выслушал по телефону мой план и промолчал даже более красноречиво, чем если бы разразился истерикой.— Вы сумасшедший, — сказал он под конец таким тоном, будто собирался вызывать санитаров из психиатрической клиники.— Придумайте что-нибудь другое, — предложил я.Он долго молчал, потом ворчливо признался:— Так быстро не могу.— Я все сделаю и утром позвоню вам. И будем надеяться, что это сработает.— А если не сработает?— Придумаем что-нибудь еще.Уолт мрачно фыркнул и повесил трубку.Час я провел в аэропорту, а потом снова вернулся в мотель. Вечер тянулся бесконечно. Я сыграл в рулетку и, поставив на черное, проиграл, съел хороший стейк, послушал певицу, чей голос здорово проигрывал по сравнению с ее фасадом. Потом лежал на кровати, курил и продолжал хандрить, что не мешало мне думать только о предстоящей работе.В два ночи я надел темно-зеленую рубашку и черные джинсы, спустился вниз, сел в машину и направился к Питтсвилл-бульвару, к дому сорок тысяч сто пятьдесят девять. Город не спал, и машины катили во все стороны. Но дома вдоль Питтсвилл-бульвара стояли темные и молчаливые. С потушенными фарами я подъехал к парадному Клайвов и поставил на крыльцо мешки с мукой. Затем, придерживая дверцу машины, но не закрывая ее, задом выехал на шоссе и оставил «Понтиак» в кустах возле того же пустого дома, что и днем. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из соседей вспомнил, что ночью слышал, как хлопала дверца машины. Поэтому я оставил ее открытой, а сам пошел к Клайвам.Ночь была теплой и ласковой. Зеленовато-голубое небо было усыпано звездами, будто флюоресцирующим узором в горошек. В двух милях отсюда огни Лас-Вегаса поднимались к небу светящимся оранжевым колоколом, но под пальмами и вдоль кустов стояла густая тень, укрывающая от случайных взглядов.Дом Клайвов был последним в длинной череде домов, в которые я вламывался. Кибл редко спрашивал, как мне удалось получить информацию. Если бы меня поймали, и пресса, и полиция, и общественное мнение обрушились бы на непрошеного визитера. Но законопослушные граждане никогда не догадывались, что я побывал у них в гостях. Для Клайвов я придумал другой план.Надев хирургические перчатки, я принялся колдовать над замком черного хода. Вскоре я полностью разобрал его. Двойной механизм замка мягко упал мне в руки, и дом был мой.Меня обдало душным, застоявшимся воздухом. В слабом свете фонаря мебель в чехлах напоминала бледные валуны. Черный ход открывался прямо в просторный холл, который вел к парадной двери. Я пересек холл, открыл замок, отодвинул засовы и оставил парадную дверь открытой, так же, как и ту, через которую вошел. Ценный совет бывшего взломщика, однажды забывшего о главном правиле — все приготовить для моментального бегства, — барабанным боем стучал у меня в ушах.Я прошел в спальни — большие комнаты для Йолы, для Матта и для гостей, возле каждой отдельная ванная. Я перевернул мебель и выбросил из шкафов и комодов все, что они оставили. Для довершения беспорядка во всех трех спальнях я высыпал шесть фунтов муки, уже приготовленной для сдобного теста.В кухне я высыпал на пол коробку мыльного порошка, пакет риса, кукурузные хлопья и четыре фунта темного сахарного песку — все, что нашел в кладовке. Потом отпер окно в кладовке и оставил его открытым, подняв жалюзи и сетку от насекомых, после этого перевернул несколько банок с компотами, стоявших рядами на полке, чтобы создать впечатление, что взломщик вошел через окно в кладовке.В просторной гостиной я перевернул мебель, сложил на полу в кучу безделушки и мелкие предметы и все щедро посыпал мукой. В маленьком кабинете с окнами, выходившими на шоссе, я нашел стол, полный бумаг, две большие книжные полки и коробку ниток, пуговиц, тесемок и тому подобных мелочей для шитья. Все вместе образовало на полу роскошное покрытие по щиколотку. Фунт муки будто снегом покрыл это великолепие.В тот момент, когда я разрывал последний пакет муки, чтобы рассыпать его по холлу, вдали раздался вой полицейской сирены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27