.. — В ее голосе звучала горечь, а в словах — давнее знакомство с жаргоном и точкой зрения психоаналитиков.— Нет, — спокойно возразил я. — Напротив.— А? — Она открыла глаза. Они были мокрыми и сияющими.— Играть легче, чем работать.— Объясните. Черт возьми, вы говорите загадками.— Секс... такого рода случайный секс, — я похлопал рукой по постели, на которой она сидела, — может быть способом бегства от настоящих усилий. Любовник может быть сублимацией более глубокой потребности. Люди, которые не способны выдержать требования одного, могут отвлечь себя, проводя время с другим.— Ради бога... Не понимаю ни одного слова. Проклятие! — Она закрыла глаза и легла поперек кровати.— Тысячи людей никогда не делают ни одного решительного шага, потому что боятся провалиться.Она сглотнула и, помолчав, спросила:— Черт возьми, а если провалишься? Что тогда?Я не ответил, и секунду спустя она настойчиво повторила:— Скажите мне, что вы делаете, если проваливаетесь?— Мне пока не приходилось зализывать раны.— О-о. — Она тихо засмеялась. — Слепой ведет слепого, как и вся проклятая человеческая раса.— Что ж... — Я встал. — Мы все бредем, спотыкаясь в темноте, — это факт.— Не знаю, поверите ли вы мне, но я была чертовски верна Дэйву до этого...— Уверен в этом.Она встала и стояла, слегка пошатываясь.— Мне кажется, я ужасно скованна.— Это лучше, чем быть развязной, — улыбнулся я.— Ради бога, не загадывайте мне шарады в час ночи. Думаю, если вы собираетесь искать этого проклятого Оликса, то нет надежды, что вы поедете с нами в Калифорнию.— Мне хотелось бы, чтобы была.— Проклятый лжец, — пробормотала она. — Спокойной ночи.Юнис направилась к двери и ни разу не оглянулась. * * * Утром я отвез их в аэропорт. Юнис оставила мне свою машину и дом на такой срок, какой понадобится. За завтраком она саркастически намекнула на свой ночной визит:— Лучше недобрать секса, чем потом пожалеть.— Что? — спросила Линни.— Юнис предлагает способ обуздать демографический взрыв, — пояснил я.Линни хихикнула. Юнис оскалилась и попросила передать сливки.Проводив их, я уткнулся в карту местных дорог и, вспоминая неточные ориентиры Юнис, все же добрался до племенной фермы Перри, к дому Джефферсона Л. Рутса, помимо прочих титулов, председателя Ассоциации коннозаводчиков. Слуга в белом костюме без единого пятнышка провел меня через дом во внутренний дворик — патио. Дом представлял собой набор холодных бетонных коробок с грубо оштукатуренными белыми стенами и голыми деревянными полами. Патио было затенено вьющимся по решетчатой крыше виноградом. Посреди дворика стояли низкий столик из стекла и металла и легкие удобные кресла. Из одного из них с приветливо протянутой рукой поднялся Джефф Рутс, толстый человек с брюшком, которое противоречило здоровой жизни на ферме. Вероятно, его тревожил собственный вес. Вопреки распространенному мнению о жесткости американцев, у Рутса манеры были мягкими, но в них таилась сила, видимая, но не натужная, как при работе мотора «Роллс-Ройса». Он носил легкий тропический городской костюм, и, пока я сидел у него, деловитая девушка-секретарь подошла и напомнила, что человек в Майами, с которым он должен говорить, никогда никого не ждет.— Выпьете? — предложил он. — Очень жарко. Что вы хотите?— Лимонный сок, — попросил я. — Или лимон.Я получил сок лимона, у меня на глазах выжатого на накрошенный лед. Хозяин выпил тоник и сморщился.— Только почую запах жареного картофеля и тут же становлюсь на размер больше, — пожаловался он.— Почему вас это беспокоит?— Вы не слышали о гипертонии?— Худые тоже страдают от нее.— Расскажите это худым... или лучше моей жене: она морит меня голодом. — Он покрутил свой бокал, льдинки и лимон стукались о стенки. — Итак, мистер Хоукинс, чем я могу помочь вам сегодня?Он подвинул ко мне развернутую газету и с одобрительной улыбкой показал на заметку. Заголовок извещал:КРИСЭЙЛИС ПОПАЛСЯЗатем более мелким шрифтом было напечатано: Жеребец, оцениваемый в полтора миллиона долларов, потерял свободу, был помещен в загон на ферме Перри и потом возвращен домой в Мидуэй. Представляете, как рады кобылы? А может, нет? Наши поздравления членам синдиката, которые снова свободно дышат. Под заметкой имелась фотография Крисэйлиса в паддоке, упоминание о сломанной ноге Дэйва, а также несколько упреков в адрес полиции и местных жителей, которые в десяти шагах не замечали бегающие на свободе полтора миллиона долларов.— Где вы украли его? — спросил Рутс. — Сэм Хенгельмен ничего не говорит, что на него не похоже.— Сэм выступал как ассистент фокусника. Мы оставили одну лошадь и взяли другую... По-моему, он не хочет говорить об этом, опасаясь навлечь на себя неприятности.— И естественно, вы заплатили ему.— Ну да, мы заплатили, — согласился я.— Но, как я понял из вашего звонка, вы хотели меня видеть не из-за Крисэйлиса?— Нет. Сейчас речь пойдет об Оликсе.— Оликсе?— Да, о другом жеребце, который...— Знаю, знаю, — перебил он меня. — Они перевернули все Штаты, разыскивая его, и нашли столько же следов, сколько и следов Крисэйлиса.— Может быть, вы случайно помните, что десять лет назад пропала еще одна лошадь по кличке Шоумен?— Шоумен? Его потерял конюх, который, как предполагалось, его выгуливал или что-то в этом роде. И потом лошадь погибла в Аппалачах.— Насколько достоверным было опознание?Рутс осторожно поставил на стол бокал с тоником.— Вы предполагаете, что он жив?— Я только спрашиваю, — мягко ответил я. — Из того, что мне рассказывали, я знаю, что мертвую лошадь нашли два года спустя после исчезновения Шоумена. Хотя труп сильно разложился, было установлено, что лошадь погибла всего месяца три назад. Можно предположить, что это был не Шоумен, а другая лошадь его масти и экстерьера.— И если это был не он?..— Тогда есть вероятность вернуть его вместе с Оликсом.— Вы... — он прокашлялся, — вы догадываетесь, где они... могут быть? И оттуда их можно... забрать?— Боюсь, что нет. Пока еще нет.— Они не там... где вы... нашли Крисэйлиса?— Нет. Это была только пересадочная станция, если можно так сказать. Крисэйлиса собирались перевезти куда-то еще.— И в этом «куда-то еще» можно найти...— Вполне вероятно. По-моему.— Жеребцов могли отправить за границу. В Мексику или Южную Америку.— Возможно, но я склонен думать, что они остаются в Штатах.Дядя Бак, кто бы он ни был, жил в Штатах. Йоле не понадобилось заказывать международный звонок, чтобы поговорить с ним по телефону.— Вся история выглядит очень необычной, — заговорил Рутс. — Какой-то подонок шатается вокруг и ворует жеребцов, стоимость которых тут же падает до нуля, потому что укравший не может признаться, о какой лошади идет речь. Вы полагаете, что какой-то фанатик ставит эксперименты? Пытается получить суперлошадь? Или это какой-то преступный синдикат, который покрывает своих кобыл крадеными жеребцами чистейшей крови? Но это бессмысленно. Они никогда не смогут продать жеребят на племенные заводы, их никто не признает чистокровными. Они не получат и гроша за породистость своих линий...— Думаю, дело гораздо проще, чем вы предполагаете, — улыбнулся я. — Ближе к земле.— Так в чем же дело?Я рассказал ему.Он долго обдумывал мое предположение, а я пил лимонный сок.— В любом случае, надо попробовать размотать этот клубок и посмотреть, куда он приведет, — сказал я.— Какая-то фантастика! — наконец пришел в себя от услышанного Рутс. — Я надеюсь на бога и хочу, чтобы вы оказались не правы.— Да, понимаю, — засмеялся я.— Вам понадобятся месяцы, чтобы раскопать всю эту грязь самому... И не думаю, что вы хорошо знаете обстановку среди коннозаводчиков... Так почему бы мне не помочь вам?— Я был бы очень благодарен.Рядом с его креслом стоял телефон, он поднял трубку и набрал номер. Я слушал, как он договаривается с издателем ведущей газеты, пишущей о конном спорте и коневодстве, чтобы меня допустили к их архиву и дали в помощь двух квалифицированных сотрудников.— Все устроено, — сказал он, вставая. — Это на Норд-Бродвее в Лексингтоне. Надеюсь, вы дадите мне знать, как пойдут дела?— Обязательно.— Дэйв и Юнис... прекрасные ребята.— Великолепные.— Передайте Юнис мои лучшие пожелания.— Она улетела в Калифорнию.— На новую ферму?Я кивнул.— Безумная идея Дэйва переехать на Западное побережье. Центр разведения чистокровных лошадей здесь, в Лексингтоне, и здесь он должен оставаться.Я промычал нечто соответствующее обстоятельствам, не критическое и не одобрительное, и Джефф Рутс протянул мне толстую руку.— У меня в Майами собрание акционеров, — извиняющимся тоном проговорил он.Мы прошли через дом, туда, где секретарь ждала его в «Кадиллаке», стоящем рядом с «Торнадо Олдс-мобилом» Юнис. * * * В редакции газеты я обнаружил, что все, о чем просил Джефф Рутс, выполнено очень добросовестно и в двойном размере. Моими временными помощниками были пожилой мужчина, который почти весь рабочий день проводил за составлением ежегодных регистров достижений жеребцов, и незамужняя леди лет пятидесяти с феноменальной памятью, чье лошадиное лицо и хриплый голос моментально забывались, стоило ей ласково улыбнуться.Когда я объяснил, что хотел бы найти, они оба потрясенно уставились на меня, не находя слов.— Это невозможно? — спросил я.Мистер Харрис и мисс Бритт пришли в себя и сказали, что, по их мнению, это возможно.— И пока мы будем заниматься этим, попытаемся еще составить список лиц, чье уменьшительное имя может быть Бак. Или Бат. Но думаю, все-таки Бак, — предложил я.Мисс Бритт тут же выдала шесть имен, одних Бакли, живших в окрестностях Лексингтона.— Наверно, это не совсем удачная идея, — вздохнул я.— Но совсем не вредная, — хриплым голосом возразила мисс Бритт. — Мы сделаем все нужные списки одновременно.Они ушли в помещение архива и там погрузились в папки и книги, а меня оставили в приемной, посоветовав курить и ждать, что я весь день и делал.В пять вечера они появились с результатами.— Это максимум того, что мы могли сделать, — с сомнением проговорила мисс Бритт. — Понимаете, в Штатах на племенных заводах и фермах более трех тысяч жеребцов. Вы просили выбрать тех, чьи гонорары за покрытие на протяжении последних восьми-девяти лет постоянно росли. Таких двести девять.Она положила передо мной список, напечатанный на машинке через один интервал.— Затем вы просили клички жеребцов, которые, попав на племзавод, оказались как производители гораздо удачливее, чем ожидали по их родословной. Таких двести восемьдесят два.Она протянула второй лист.— Вы также хотели знать, кто из двухлеток на скачках проявил себя лучше, чем от них можно было ожидать, судя по их породистости. Таких двадцать девять. — Она добавила к прежним двум третий лист. — И наконец, люди, которых можно называть Бак. Их тридцать два — от Бара К. Ранча до Барри Кайла.— Вы провели потрясающую работу! — искренне восхитился я. — Наверно, не стоит надеяться, что хотя бы одна из ферм повторяется во всех четырех списках?— Большинство жеребцов из первого списка входят и во второй. Это понятно. Но что касается двухлеток, исключительно хорошо проявивших себя на скачках, то их производителей нет в первых двух списках. И ни один из удачливых двухлетних жеребят не был выращен на племзаводах, принадлежащих кому-то из Баков.Они оба казались огорченными такими невдохновляющими результатами.— Ничего, — сказал я. — Завтра мы попытаемся зайти с другого конца.Мисс Бритт фыркнула, что я воспринял как согласие.— Рим не сразу строился, — проговорила она.Мистер Харрис выразил некоторое сомнение, что этот Рим вообще может быть построен из имеющихся у них материалов, но, не жалуясь, утром следующего дня ровно в девять сидел за своим столом. Оба вновь погрузились в сопоставление и перетасовку списков.К полудню первые два списка были сокращены до двадцати жеребцов. Мы втроем подкрепились сандвичами. И поиски начались снова. В десять минут четвертого мисс Бритт тяжело задышала и широко раскрыла глаза. Она быстро нацарапала что-то на чистом листе бумаги и, склонив набок голову, рассматривала написанное.— Ну... — Она смотрела на меня, не находя слов. — Ну...— Вы их нашли, — сказал я.Она кивнула, сама не веря полученному результату.— Я сопоставила все скачки, в которых они участвовали, годы, когда были куплены, масть и приблизительный возраст, как вы и просили... Таким путем мы получили двенадцать возможных кандидатов из первых двух списков. И один из производителей удачливых жеребят, которым сейчас не больше двух лет, отвечающий всем вашим требованиям, находится на той же племенной ферме, что и первый кандидат из двенадцати. Вы успеваете за мной?— Наступаю на пятки, — улыбнулся я.Мистер Харрис и я стояли у нее за спиной и читали написанное мисс Бритт на листе бумаги.Мувимейкер, возраст — четырнадцать лет, в настоящее время гонорар за покрытие — десять тысяч долларов.Сентигрейд, возраст — двенадцать лет, в этом году гонорар за покрытие — пятнадцать тысяч долларов.Оба находятся на ферме Орфей, Лос-Кайлос.Собственность Кэлхема Джеймса Оффена.Мувимейкер и Сентигрейд — Шоумен и Оликс. Ясно, как небо в морозный день.Обычно жеребцы покрывают тридцать-сорок кобыл за сезон. Сорок кобыл, по десять тысяч долларов с каждой, ежегодно дают четыреста тысяч долларов независимо от того, получился один жеребенок или два и остались ли они в живых. На открытом аукционе десять лет назад Мувимейкер стоил сто пятьдесят тысяч долларов, как показали поиски мисс Бритт. Подменив его Шоуменом, Оффен с тех пор получил примерно два с половиной миллиона в качестве гонорара коннозаводчику.Сентигрейд был куплен на торгах в Кинленде за сто тысяч долларов. При гонораре пятнадцать тысяч Оликс, живущий теперь под именем Сентигрейда, перекроет эту сумму за один год. И очень похоже, что его гонорар будет расти из года в год.— Кэлхем Джеймс Оффен. У него такая хорошая репутация, — задумчиво проговорила мисс Бритт. — Просто не могу поверить. Он считается заводчиком высшего ранга.— Есть, правда, одно «но», — вмешался мистер Харрис. — Нет никакой связи с именем Бак.Мисс Бритт посмотрела на меня, и ее улыбка засияла нежно и победно.— Но связь есть, не видите? Мистер Харрис, вы не музыкант, но разве вы никогда не слышали оперу «Орфей в аду» Оффенбаха? Глава 12 Уолт четыре раза повторил «ради бога» и признал, что «Жизненная поддержка» охотно отправит его с одного побережья на другое, если на конце радуги будет горшок золота в виде Оликса.— Лос-Кайлос недалеко от Лос-Анджелеса, — пояснил я, — к северо-западу. А я хотел бы остановиться еще севернее, на берегу океана.— Ради бога.— Тогда приезжайте в Санта-Барбару, мотель «Отпускник». Жду вас там завтра.Он повторил адрес и спросил:— Кто платит?— Пусть «Жизненная поддержка» и Дэйв Теллер решают это между собой. Расходы на мотель я вставлю в счет Теллеру. А вы сможете получить деньги на дорогу в вашем офисе?— Наверно, смогу. — До меня по проводам долетел его вздох. — Жене и детям это очень не понравится. Мы договорились в воскресенье поехать на пикник.— Отложите на неделю, — посоветовал я.— Мы уже дважды откладывали его из-за вас.— Простите великодушно.— Завтра, часов в шесть местного времени, пойдет?— Очень хорошо.Он коротко попрощался и с треском хлопнул трубкой. С аппаратом Теллера я обошелся нежнее и мягко положил трубку на рычажок. Потом оглядел зелено-оранжевую комнату.Чем бы заняться?В точных пропорциях смешал виски со льдом. Выпил. Хотел поплавать на закате в бассейне, но оказалось лень раздеваться. Вернулся в дом, съел обед, приготовленный и поданный Эвой, которая долго болтала, воспользовавшись возможностью поговорить на родном языке, и я пожалел, что, приехав в первый раз, заговорил на нем. В отчаянии я мечтал, чтобы она поскорее замолчала и ушла, но, когда она наконец это сделала, лучше не стало.Попытался читать и, пробежав страниц шесть, не запомнил ни единого слова. Не находя себе места, снова вышел в бархатную глубину сада, сел на кресло возле бассейна и стал смотреть в темноту. Глупо, мелькнула мрачная мысль, что я никак не могу выздороветь после потери Кэролайн, что не ценю свободу, которой завидуют другие мужчины, что не радуюсь всему, что имею. Депрессия так жестоко придавила меня, что не спасают ни достижения, ни удачи. Она так глубоко сидит во мне, что даже успех мирового класса не поможет избавиться от нее.Наверно, депрессия — это болезнь, такая же физиологическая, как и желтуха. Придет день, и детям будут делать от нее обязательную прививку, как от дифтерита. И вообще, мне надо считать себя счастливчиком, ведь у меня болезнь не протекает остро, когда из каждого угла вылезают серо-черные спруты и тянут щупальца, и тошнота подступает к каждой клетке мозга, и жизнь становится такой невыносимой, что самоубийство предстает единственно возможным и логичным выходом.Я не дойду до такого, если смогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27