Тогда он лепетал, как и все маленькие дети: с возрастом его голос огрубел и возмужал.
– Это я, Льешо…
Борясь с одеялом и собственным бессилием, он попытался приподняться, но лекарь удержал его за плечо.
– Льешо? Какой Льешо?.. – Гнев и горе исказили лицо раба-поэта. – Ты спрашиваешь, что они со мной сделали? Вот что: мой брат Льешо мертв, он убит ребенком вместе с остальными членами моей семьи теми же людьми, которые выжгли мне глаза!
Из груди Льешо вырвался стон.
– Менар, это я!.. Я не умер. Меня отвезли в Шан и продали в рабство. С тех пор я сражаюсь за право вернуться домой…
Ибн Аль-Рази ободрительно похлопал юношу по плечу.
– Если твой брат – юный король Фибии, тогда перед тобой тот самый Льешо, – заверил лекарь раба-поэта. – А если ты тот самый брат, значит, все эти годы я прятал у себя в лечебнице принца…
– Этого не может быть… – Менар покачал головой, отказываясь от предложенной надежды в страхе за то, что сердце не выдержит, когда ее заберут обратно.
Взволнованный Льешо прекрасно понимал его чувства.
Несмотря на сомнения, раб позволил подвести себя к кровати. Он осторожно провел по лбу и щекам Льешо пальцами, обретшими с потерей зрения сверхчувствительность.
Потом неуверенно убрал руки.
– Лицо отца, – прошептал Менар с выражением смятения и благоговейного ужаса. – Неужели? Льешо?..
– Да…
Юноша потянулся к брату, и Аль-Рази отошел в сторону, уступив место слепому рабу.
Когда их ладони встретились, Менар тяжело рухнул на кровать и обнял брата. Прижав голову Льешо к груди, он громко всхлипнул и воскликнул:
– Боги!.. Мне выжгли глаза, и я не могу даже выплакаться…
– Ничего, – ответил Льешо. Его слезы капали на одежду брата, как утренний дождь. – Я поплачу за обоих.
– Что происходит?..
Каду притворилась, что случайно заглянула в палату, но за будничным тоном таилось напряжение воина. Маленький Братец сидел в сумке у нее на спине.
Льешо поднял голову с плеча брата и вытер слезы тонким рукавом.
– Это Менар, – объяснил он. – Мой брат.
– Слепой поэт?.. – Каду медленно подошла ближе, присмотрелась. – Он и вправду очень похож на Балара.
Маленький Братец, уловив изменение в настроении хозяйки, высунулся из убежища и забрался на свое любимое место – плечо Каду. На нем оказалась странная одежда: форма провинции Тысячи Озер и шляпа со значком должности.
Предупредительно пискнув, обезьянка спрыгнула с плеча на кровать. Затем осторожно приблизилась к поэту и дотронулась пальцем до края изувеченного глаза.
Менар застыл, боясь пошевелиться перед лицом опасности, которую не мог ни увидеть, ни верно истолковать.
– Что это?..
В ответ обезьянка жалобно застонала и обняла принца за шею.
– Маленький Братец. Мой любимец, – объяснила Каду. – Он огорчился из-за твоей раны и утешает тебя.
Льешо затаил дыхание. Он привык к чудесам и на мгновение позволил надежде затмить разум. Нет, прикосновение обезьянки не излечило слепоты. Менар не прозрел.
Каду не стала водворять любимца на место, но одарила обоих принцев внимательным взглядом.
– Я думала, отец привел нас сюда из-за другого пациента Ибн Аль-Рази.
– Что за другой пациент?
Ответил лекарь:
– Капитан, которой, между прочим, пока не дозволялось входить в палату, наверное, имеет в виду того, кто во дворце…
– Он – личный лекарь Ападиши, – подтвердила Каду. – Отец пошел навестить школу магии, а по возвращении обещал растолковать следующий пункт нашего плана.
Льешо отмахнулся от ее слов. Его не интересовали планы Хабибы. Точнее, у них не оставалось выбора в дальнейшем пути.
– Конечно, я последую совету Хабибы, чтобы получить помощь от Ападиши. Но поход – моя забота, хочу я того или нет. Я не желаю, чтобы еще кто-нибудь пострадал.
Льешо думал обо всех своих друзьях, раненных и погибших в сражениях. Менар с печальной и мудрой улыбкой погладил его лицо. В конце концов он знал стихи-пророчество, которое они собирались искать в Понтии.
– Мне и в голову не приходило, что, говоря через меня, бог Понтия имеет в виду брата, которого я считал потерянным много лет назад… Но если в предсказании речь идет о тебе, ты несешь нам войну. Во время войны гибнут люди, и Ападиша об этом знает. Он понимает, что не выйдет сухим из воды, и спросит: «Есть ли у войны цель, достойная того, чтобы принести в жертву жизнь, домашний очаг и сердце? Звезда ли ведет нас к этой цели – или ложный свет?»
Юноша истолковал поэтические слова брата как вопрос: куда он поведет Ападишу, к победе или поражению?.. Мерген, дядя принца Таючита, спрашивал о том же. Пока что Льешо принес народу Кубала только смерть хана – и, вполне возможно, принца. Он не ведал, найдется ли лучший ответ для Понтия. Что он знал точно – так это кошмарные видения Льюки. Альтернативой войне было падение всех небесных и земных миров: хотя преисподняя могла остаться, но только лишь для того, чтобы принять проклятых.
– Война стучит в дверь Ападиши, – сказал Льешо. – Он может сражаться, пойти на смертельный риск ради существования всего мира – или наблюдать, как сгорает его страна. Я выбираю битву. Как и Мерген из народа Кубал, что странствует в лугах. Народ ташеков, пустынники Гансау, боролись и умирали, они готовы к новому походу. Император Шана тоже с нами, а Шокар обучает фибских солдат, которые вернут Кунгол. Ападиша может присоединиться к нам – или отойти в сторону. Но я видел сны Льюки. Если мы проиграем, Ападиша умрет – так же, как и все.
– Важные вопросы и весомые ответы, – перебил Ибн Аль-Рази. – Но в больничной палате не место для обсуждения Ападиши. Особенно в отсутствие его самого. Государственные дела подождут, пока наш юный король отдохнет и сможет предстать перед Диваном.
– Хозяин… – Менар склонил голову, принимая укор.
Сердце Льешо заныло от гнева при виде униженной покорности брата. Как он мог доверять лекарю, который удерживает в рабстве фибского принца?..
Но Ибн Аль-Рази кивнул рабу с улыбкой, которой Менар не мог видеть, но должен был расслышать в словах лекаря.
– Я всегда знал, что ты – принц среди поэтов. Теперь оказывается, что ты принц и среди смертных. Когда твой брат, юный король, отдохнет, мы обсудим размер твоего выкупа… А сейчас позволь мне последний вечер насладиться твоим талантом. Прочти нам что-нибудь успокаивающее, чтобы твой брат легче отошел ко сну.
– Подождите, – встрепенулся Льешо. – Вначале принц Таючит. Потом уже отдых. Если вы положите нас в одной комнате, за нами будет легче наблюдать. А я засну с легким сердцем, зная, как дела у принца.
– Тебя может расстроить ужасное состояние друга, – возразил лекарь. Потом скользнул взглядом по шрамам на груди Льешо: – Впрочем, кажется, боевые ранения тебе не в новинку. Итак…
Ибн Аль-Рази опустил глаза, пряча какой-то образ под ресницами.
– Твой друг крепко спит. Он не поймет, что ты рядом – мак не оставляет пациенту выбора. Но если тебе станет лучше в его обществе, я устрою вас вместе. Хотя бы ненадолго.
Лекарь махнул рукой: слуги вышли вперед и сплели руки, предлагая принцу сесть на них. Фибский король мог бы заявить, что пойдет сам, но путешествие в уборную лишило его духа авантюризма.
Льешо позволил отнести себя в соседнюю комнату, похожую на его собственную, где метался в забытьи принц Таючит.
– Его разум стремится обратно в реальный мир, – объяснил Аль-Рази, – но ему нужен покой…
Лекарь отошел в сторону и взял тонкий серебряный прут, полый внутри, как тростник. Один конец Аль-Рази опустил в пузырек темно-зеленого цвета, а другой сунул в рот и начал всасывать воздух, пока маковое зелье не заполнило прут.
Вынув его изо рта, он заткнул отверстие пальцем. Потом вложил прут между губ Тая, просунул дальше. Потом убрал палец с отверстия.
Принц Тай булькнул и подавился: лекарь начал массировать ему горло.
– Ну-ну, все будет хорошо, – сказал он, и Таючит быстро успокоился, забыв про боль и видения, которые заставляли его метаться по кровати.
– Извини, – проговорил Ибн Аль-Рази. – Но ему нельзя двигаться, пока не начнет заживать рана.
– Я помню, – с горькой улыбкой согласился Льешо.
В Шане ему не давали мак, а травы брата помогали лишь немного заглушить огонь, терзавший нутро.
– Я благодарен за все, что бы вы ни сделали для него.
Лекарь кротко улыбнулся.
– Теперь осмотрим тебя, юный король?
– Хорошо.
Льешо уже зевал, а в голову лезли смутные и бессмысленные вопросы, вроде: «Почему все называют меня „юный король“, вместо того чтобы обращаться согласно титулу?». Или: «Почему я до сих пор сижу?»
Ответ на последний вопрос дал лекарь, мягко откинув Льешо на пуховую перину.
– Оставайся с ним, если хочешь, – прошептал Аль-Рази и на цыпочках вышел из комнаты.
– Спасибо.
Голос Менара, занимающего место подле брата. А дальше поэт принялся читать стихи:
Король с утренней зарей в глазах
Вышел из солнца…
Льешо подметил упоминание о солнце и понял, что в поэме говорилось о короле нового дня. Но с другой стороны, потерявшись в хаосе бессвязных мыслей, он увидел образ короля, оплакивающего потери.
Ни в том, ни в другом он не ошибся.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Отец грозы и дочь небес!
Вы, кто принес ему дары!
Избавьте сына от страданий и войны,
Верните ему молодость и жизнь!
Стало так темно, что Льешо на мгновение испугался, что потерял зрение во время сна или волею каких-то сил занял место брата в теле слепого поэта. Что объяснило бы, почему стихотворение казалось не очень похожим на легенду.
– Это материнская молитва о сыне на войне, – вытянул его из темноты чей-то голос.
Менару не нужно было света, чтобы понять, что Льешо проснулся. Он опирался на чувства, как все слепые. Изменение в ритме дыхания принца или переход от сонного паралича к настороженной неподвижности тела говорил поэту обо всем.
– Я исчерпал запасы стихов и вернулся к простым словам обычных людей.
Они начали поход совсем детьми, так что молитва оказалась как раз кстати. Льешо подумал: интересно, как там дела у его отряда? Воинам запретили появляться у него. Скорее всего скука и беспокойство сказываются на выдержке друзей, которые нервничают и готовы в любой момент схватиться за нож или меч. Конечно, они справятся – как всегда. Но с самого корабля Льешо не видел бога-мошенника и ни разу не слышал, как кто-нибудь упомянул бы хоть одно из его имен. Ему стало не по себе.
– Мастер Ден?..
Вопрос не имел никакого отношения к предыдущему разговору, но Менар ответил терпеливо, как больному:
– Он в городе. Мастер Ибн Аль-Рази не мог запереть перед ним свои двери, когда твой друг принес тебя на руках, но он не потерпел бы присутствия фальшивых богов под крышей своего дома.
Льешо вздрогнул, услышав подобные слова о боге-мошеннике из уст фибского принца.
– Как можно отрицать существование того, кто заходит через дверь и кланяется хозяину?
Вероятно, Чи-Чу никогда не брал Менара за шиворот и не ставил на путь истинный своими могучими руками. Но семь смертных богов составляли большую часть Пути Великой Богини, а Менар был принцем при ее святейшем дворе.
Льешо боялся задать следующий вопрос, а потому превратил его в упрек.
– Ты же знаешь правду. Ты мог бы отговорить лекаря…
Менар вздохнул. Льешо привык к тусклому свету и заметил шевеление во тьме.
Поэт пожал плечами.
– Я больше не иду по Пути Богини, – сказал он. – Мы не отрицаем существования мастера Дена или его магических способностей. Если бы мы встретились с госпожой Сьен Ма, которой служит Хабиба, то признали бы ее за ценного мага… Но мы не считаем смертных созданий богами. Мастер Ибн Аль-Рази, будучи в твердом уме, никогда не предложит гостеприимство человеку, объявляющему себя богом.
Льешо не знал, что ответить.
– То есть ты не веришь в Великую Богиню и Небеса?..
Невероятно… В какой-то момент Льешо перестал думать о Богине, как о недостижимой цели. Небесная жена, которая поила его водой, когда он страдал от жажды, которая успокаивала, когда он мучился от боли, которая оплакивала несчетное количество жизней, стала такой же реальной, как его отряд – и даже более дорогой, чем любой из его друзей.
– Когда-то верил. – Менар сокрушенно вздохнул. – Теперь – нет…
Она целовала меня. Льешо хотел поделиться своими переживаниями. Я был в райских садах, им нужна наша помощь.
В голову пришла новая мысль: хотя она причиняла почти физическую боль, юноша не мог оставить ее без внимания.
– Или же, зная, что врата рая в опасности, ты специально отринул ее мольбу?..
Свет свечи или лампы помог бы Льешо прочитать чувства брата в нервном подергивании пальцев или выражении лица. Но в комнате стояла тьма.
Боясь, что просьба собьет настрой, принц закрыл глаза и положился на чувства, которые открывали Менару мир каждый день. Голос поэта расскажет о многом. Льешо прислушался – брат дышал тяжело.
– В Битинии серьезно относятся к религии, – произнес Менар. – Раб должен принять Отца с Дочерью – или умереть. У слепого раба, даже поэта, не остается выбора. Слепого язычника отправляют в копи или публично забивают камнями. Или же отрубают голову, если попадается милосердный хозяин.
Это не милосердие, хотел сказать Льешо. Милосердие – это карлик, играющий на флейте при дворе императора Шана. Но Менар слишком увлекся. Юноша придержал язык, а принц-поэт, ставший рабом не только людей, но и богов, продолжил исповедоваться.
– Долгое время я сопротивлялся…
Шорох материи заставил Льешо открыть глаза. Менар поднял руку – то ли пытаясь дотронуться до лица брата, то ли в жесте отчаяния – и опустил ее вновь, слегка поколебав тьму.
– Отчасти сыграла роль традиция… Но мне выжгли глаза, и я предпочитал смерть слепоте. Ибн Аль-Рази не дал мне умереть. Он привел меня к себе домой. Даже в вечной темноте лечебница напомнила мне больницу Адара в горах. Ибн Аль-Рази предложил мне новую жизнь в объятиях Отца и Дочери.
– Но Богиня…
Менар вздохнул.
– Для тебя все по-другому, как для Адара и других избранных супругов. Тем, до кого она не снизошла, верить труднее.
– Шокар говорит, что ему даровано нечто большее – свобода вести обычную жизнь…
– Отец и его Святая Дочь были добры ко мне, Льешо, когда весь мир превратился в кучку пепла на моей ладони. Я уважаю твое служение, даже последую за тобой… только во имя своих новых богов.
Льешо всегда думал, что веру нельзя навязать силой, что она возникает из глубины сердца. Похоже, он ошибался. Но юноша не собирался использовать против брата тактику его хозяев.
Как верный слуга Великой Богини в ответ Льешо мог только предложить собственную историю.
– Знаешь, она – настоящая, не какой-нибудь идеал из философской притчи. Она поила меня водой из ладоней и поддерживала мою голову, когда яды мастера Марко грозили убить меня…
– Я понимаю, – сказал Менар. – Твои друзья говорили мне об этом колдуне. Я всего лишь поэт, но проткну ему сердце своим стилом, прежде чем он тронет тебя снова. Однако в мастерской хозяина я узнал, что когда мы испытываем сильную боль или ужас, воображение исполняет желания сердца.
– Так ты объясняешь свои пророчества?
– Иногда, – признался Менар, странно усмехнувшись. – Обычно я только открываю рот и предоставляю другим решать, от кого исходит послание. Но водой меня не поил ни один бог.
Льешо вспомнил дни собственных сомнений. Сомнений не в существовании Богини, но в том, что она находит достойным принца в изгнании, бывшего раба и гладиатора. Юноша боялся не оправдать ожиданий небесной королевы. Он ошибался. Как и Менар. Ему просто нужно время, чтобы найти обратный путь.
Льешо молчал так долго, что кто-нибудь другой принял бы его за спящего. Но слепого Менара не обманешь.
– Хотя граждане Битинии посчитали бы меня еретиком, я могу допустить, что Великая Богиня существует в своем раю, а бог Понтия правит в других небесных и земных владениях. Не проси меня отринуть бога Понтия и его Дочь. Скажем так: то, от чего отказалась Богиня, подобрали Отец с Дочерью. Я не брошу их.
– Ладно.
Льешо откинулся на подушки. Они еще вернутся к этому разговору, но и тогда он будет уважать выбор брата.
Однако пророчество не могло ждать.
– А что Ападиша?
– Он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь богине, само существование которой – омерзительная ересь в его глазах.
Слова Менара лишь подтвердил догадки Льешо и не вызвали большого удивления.
– Гарнов от Понтия отделяет море Мармер, а гарны, как всем известно, боятся воды, поэтому Ападишу не мучает страх оказаться на месте Кунгола.
И опять новости разочаровали, но не удивили Льешо. От Фибии до Понтия долгий путь. Они молились разным богам и соперничали в торговле, каждый на своей дороге, по которой везли товары с запада и востока. Несчастье Кунгола принесло Понтию лишь богатство…
Однако Менар еще не закончил. Самое интересное он приберег напоследок, как и всякий хороший рассказчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Это я, Льешо…
Борясь с одеялом и собственным бессилием, он попытался приподняться, но лекарь удержал его за плечо.
– Льешо? Какой Льешо?.. – Гнев и горе исказили лицо раба-поэта. – Ты спрашиваешь, что они со мной сделали? Вот что: мой брат Льешо мертв, он убит ребенком вместе с остальными членами моей семьи теми же людьми, которые выжгли мне глаза!
Из груди Льешо вырвался стон.
– Менар, это я!.. Я не умер. Меня отвезли в Шан и продали в рабство. С тех пор я сражаюсь за право вернуться домой…
Ибн Аль-Рази ободрительно похлопал юношу по плечу.
– Если твой брат – юный король Фибии, тогда перед тобой тот самый Льешо, – заверил лекарь раба-поэта. – А если ты тот самый брат, значит, все эти годы я прятал у себя в лечебнице принца…
– Этого не может быть… – Менар покачал головой, отказываясь от предложенной надежды в страхе за то, что сердце не выдержит, когда ее заберут обратно.
Взволнованный Льешо прекрасно понимал его чувства.
Несмотря на сомнения, раб позволил подвести себя к кровати. Он осторожно провел по лбу и щекам Льешо пальцами, обретшими с потерей зрения сверхчувствительность.
Потом неуверенно убрал руки.
– Лицо отца, – прошептал Менар с выражением смятения и благоговейного ужаса. – Неужели? Льешо?..
– Да…
Юноша потянулся к брату, и Аль-Рази отошел в сторону, уступив место слепому рабу.
Когда их ладони встретились, Менар тяжело рухнул на кровать и обнял брата. Прижав голову Льешо к груди, он громко всхлипнул и воскликнул:
– Боги!.. Мне выжгли глаза, и я не могу даже выплакаться…
– Ничего, – ответил Льешо. Его слезы капали на одежду брата, как утренний дождь. – Я поплачу за обоих.
– Что происходит?..
Каду притворилась, что случайно заглянула в палату, но за будничным тоном таилось напряжение воина. Маленький Братец сидел в сумке у нее на спине.
Льешо поднял голову с плеча брата и вытер слезы тонким рукавом.
– Это Менар, – объяснил он. – Мой брат.
– Слепой поэт?.. – Каду медленно подошла ближе, присмотрелась. – Он и вправду очень похож на Балара.
Маленький Братец, уловив изменение в настроении хозяйки, высунулся из убежища и забрался на свое любимое место – плечо Каду. На нем оказалась странная одежда: форма провинции Тысячи Озер и шляпа со значком должности.
Предупредительно пискнув, обезьянка спрыгнула с плеча на кровать. Затем осторожно приблизилась к поэту и дотронулась пальцем до края изувеченного глаза.
Менар застыл, боясь пошевелиться перед лицом опасности, которую не мог ни увидеть, ни верно истолковать.
– Что это?..
В ответ обезьянка жалобно застонала и обняла принца за шею.
– Маленький Братец. Мой любимец, – объяснила Каду. – Он огорчился из-за твоей раны и утешает тебя.
Льешо затаил дыхание. Он привык к чудесам и на мгновение позволил надежде затмить разум. Нет, прикосновение обезьянки не излечило слепоты. Менар не прозрел.
Каду не стала водворять любимца на место, но одарила обоих принцев внимательным взглядом.
– Я думала, отец привел нас сюда из-за другого пациента Ибн Аль-Рази.
– Что за другой пациент?
Ответил лекарь:
– Капитан, которой, между прочим, пока не дозволялось входить в палату, наверное, имеет в виду того, кто во дворце…
– Он – личный лекарь Ападиши, – подтвердила Каду. – Отец пошел навестить школу магии, а по возвращении обещал растолковать следующий пункт нашего плана.
Льешо отмахнулся от ее слов. Его не интересовали планы Хабибы. Точнее, у них не оставалось выбора в дальнейшем пути.
– Конечно, я последую совету Хабибы, чтобы получить помощь от Ападиши. Но поход – моя забота, хочу я того или нет. Я не желаю, чтобы еще кто-нибудь пострадал.
Льешо думал обо всех своих друзьях, раненных и погибших в сражениях. Менар с печальной и мудрой улыбкой погладил его лицо. В конце концов он знал стихи-пророчество, которое они собирались искать в Понтии.
– Мне и в голову не приходило, что, говоря через меня, бог Понтия имеет в виду брата, которого я считал потерянным много лет назад… Но если в предсказании речь идет о тебе, ты несешь нам войну. Во время войны гибнут люди, и Ападиша об этом знает. Он понимает, что не выйдет сухим из воды, и спросит: «Есть ли у войны цель, достойная того, чтобы принести в жертву жизнь, домашний очаг и сердце? Звезда ли ведет нас к этой цели – или ложный свет?»
Юноша истолковал поэтические слова брата как вопрос: куда он поведет Ападишу, к победе или поражению?.. Мерген, дядя принца Таючита, спрашивал о том же. Пока что Льешо принес народу Кубала только смерть хана – и, вполне возможно, принца. Он не ведал, найдется ли лучший ответ для Понтия. Что он знал точно – так это кошмарные видения Льюки. Альтернативой войне было падение всех небесных и земных миров: хотя преисподняя могла остаться, но только лишь для того, чтобы принять проклятых.
– Война стучит в дверь Ападиши, – сказал Льешо. – Он может сражаться, пойти на смертельный риск ради существования всего мира – или наблюдать, как сгорает его страна. Я выбираю битву. Как и Мерген из народа Кубал, что странствует в лугах. Народ ташеков, пустынники Гансау, боролись и умирали, они готовы к новому походу. Император Шана тоже с нами, а Шокар обучает фибских солдат, которые вернут Кунгол. Ападиша может присоединиться к нам – или отойти в сторону. Но я видел сны Льюки. Если мы проиграем, Ападиша умрет – так же, как и все.
– Важные вопросы и весомые ответы, – перебил Ибн Аль-Рази. – Но в больничной палате не место для обсуждения Ападиши. Особенно в отсутствие его самого. Государственные дела подождут, пока наш юный король отдохнет и сможет предстать перед Диваном.
– Хозяин… – Менар склонил голову, принимая укор.
Сердце Льешо заныло от гнева при виде униженной покорности брата. Как он мог доверять лекарю, который удерживает в рабстве фибского принца?..
Но Ибн Аль-Рази кивнул рабу с улыбкой, которой Менар не мог видеть, но должен был расслышать в словах лекаря.
– Я всегда знал, что ты – принц среди поэтов. Теперь оказывается, что ты принц и среди смертных. Когда твой брат, юный король, отдохнет, мы обсудим размер твоего выкупа… А сейчас позволь мне последний вечер насладиться твоим талантом. Прочти нам что-нибудь успокаивающее, чтобы твой брат легче отошел ко сну.
– Подождите, – встрепенулся Льешо. – Вначале принц Таючит. Потом уже отдых. Если вы положите нас в одной комнате, за нами будет легче наблюдать. А я засну с легким сердцем, зная, как дела у принца.
– Тебя может расстроить ужасное состояние друга, – возразил лекарь. Потом скользнул взглядом по шрамам на груди Льешо: – Впрочем, кажется, боевые ранения тебе не в новинку. Итак…
Ибн Аль-Рази опустил глаза, пряча какой-то образ под ресницами.
– Твой друг крепко спит. Он не поймет, что ты рядом – мак не оставляет пациенту выбора. Но если тебе станет лучше в его обществе, я устрою вас вместе. Хотя бы ненадолго.
Лекарь махнул рукой: слуги вышли вперед и сплели руки, предлагая принцу сесть на них. Фибский король мог бы заявить, что пойдет сам, но путешествие в уборную лишило его духа авантюризма.
Льешо позволил отнести себя в соседнюю комнату, похожую на его собственную, где метался в забытьи принц Таючит.
– Его разум стремится обратно в реальный мир, – объяснил Аль-Рази, – но ему нужен покой…
Лекарь отошел в сторону и взял тонкий серебряный прут, полый внутри, как тростник. Один конец Аль-Рази опустил в пузырек темно-зеленого цвета, а другой сунул в рот и начал всасывать воздух, пока маковое зелье не заполнило прут.
Вынув его изо рта, он заткнул отверстие пальцем. Потом вложил прут между губ Тая, просунул дальше. Потом убрал палец с отверстия.
Принц Тай булькнул и подавился: лекарь начал массировать ему горло.
– Ну-ну, все будет хорошо, – сказал он, и Таючит быстро успокоился, забыв про боль и видения, которые заставляли его метаться по кровати.
– Извини, – проговорил Ибн Аль-Рази. – Но ему нельзя двигаться, пока не начнет заживать рана.
– Я помню, – с горькой улыбкой согласился Льешо.
В Шане ему не давали мак, а травы брата помогали лишь немного заглушить огонь, терзавший нутро.
– Я благодарен за все, что бы вы ни сделали для него.
Лекарь кротко улыбнулся.
– Теперь осмотрим тебя, юный король?
– Хорошо.
Льешо уже зевал, а в голову лезли смутные и бессмысленные вопросы, вроде: «Почему все называют меня „юный король“, вместо того чтобы обращаться согласно титулу?». Или: «Почему я до сих пор сижу?»
Ответ на последний вопрос дал лекарь, мягко откинув Льешо на пуховую перину.
– Оставайся с ним, если хочешь, – прошептал Аль-Рази и на цыпочках вышел из комнаты.
– Спасибо.
Голос Менара, занимающего место подле брата. А дальше поэт принялся читать стихи:
Король с утренней зарей в глазах
Вышел из солнца…
Льешо подметил упоминание о солнце и понял, что в поэме говорилось о короле нового дня. Но с другой стороны, потерявшись в хаосе бессвязных мыслей, он увидел образ короля, оплакивающего потери.
Ни в том, ни в другом он не ошибся.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Отец грозы и дочь небес!
Вы, кто принес ему дары!
Избавьте сына от страданий и войны,
Верните ему молодость и жизнь!
Стало так темно, что Льешо на мгновение испугался, что потерял зрение во время сна или волею каких-то сил занял место брата в теле слепого поэта. Что объяснило бы, почему стихотворение казалось не очень похожим на легенду.
– Это материнская молитва о сыне на войне, – вытянул его из темноты чей-то голос.
Менару не нужно было света, чтобы понять, что Льешо проснулся. Он опирался на чувства, как все слепые. Изменение в ритме дыхания принца или переход от сонного паралича к настороженной неподвижности тела говорил поэту обо всем.
– Я исчерпал запасы стихов и вернулся к простым словам обычных людей.
Они начали поход совсем детьми, так что молитва оказалась как раз кстати. Льешо подумал: интересно, как там дела у его отряда? Воинам запретили появляться у него. Скорее всего скука и беспокойство сказываются на выдержке друзей, которые нервничают и готовы в любой момент схватиться за нож или меч. Конечно, они справятся – как всегда. Но с самого корабля Льешо не видел бога-мошенника и ни разу не слышал, как кто-нибудь упомянул бы хоть одно из его имен. Ему стало не по себе.
– Мастер Ден?..
Вопрос не имел никакого отношения к предыдущему разговору, но Менар ответил терпеливо, как больному:
– Он в городе. Мастер Ибн Аль-Рази не мог запереть перед ним свои двери, когда твой друг принес тебя на руках, но он не потерпел бы присутствия фальшивых богов под крышей своего дома.
Льешо вздрогнул, услышав подобные слова о боге-мошеннике из уст фибского принца.
– Как можно отрицать существование того, кто заходит через дверь и кланяется хозяину?
Вероятно, Чи-Чу никогда не брал Менара за шиворот и не ставил на путь истинный своими могучими руками. Но семь смертных богов составляли большую часть Пути Великой Богини, а Менар был принцем при ее святейшем дворе.
Льешо боялся задать следующий вопрос, а потому превратил его в упрек.
– Ты же знаешь правду. Ты мог бы отговорить лекаря…
Менар вздохнул. Льешо привык к тусклому свету и заметил шевеление во тьме.
Поэт пожал плечами.
– Я больше не иду по Пути Богини, – сказал он. – Мы не отрицаем существования мастера Дена или его магических способностей. Если бы мы встретились с госпожой Сьен Ма, которой служит Хабиба, то признали бы ее за ценного мага… Но мы не считаем смертных созданий богами. Мастер Ибн Аль-Рази, будучи в твердом уме, никогда не предложит гостеприимство человеку, объявляющему себя богом.
Льешо не знал, что ответить.
– То есть ты не веришь в Великую Богиню и Небеса?..
Невероятно… В какой-то момент Льешо перестал думать о Богине, как о недостижимой цели. Небесная жена, которая поила его водой, когда он страдал от жажды, которая успокаивала, когда он мучился от боли, которая оплакивала несчетное количество жизней, стала такой же реальной, как его отряд – и даже более дорогой, чем любой из его друзей.
– Когда-то верил. – Менар сокрушенно вздохнул. – Теперь – нет…
Она целовала меня. Льешо хотел поделиться своими переживаниями. Я был в райских садах, им нужна наша помощь.
В голову пришла новая мысль: хотя она причиняла почти физическую боль, юноша не мог оставить ее без внимания.
– Или же, зная, что врата рая в опасности, ты специально отринул ее мольбу?..
Свет свечи или лампы помог бы Льешо прочитать чувства брата в нервном подергивании пальцев или выражении лица. Но в комнате стояла тьма.
Боясь, что просьба собьет настрой, принц закрыл глаза и положился на чувства, которые открывали Менару мир каждый день. Голос поэта расскажет о многом. Льешо прислушался – брат дышал тяжело.
– В Битинии серьезно относятся к религии, – произнес Менар. – Раб должен принять Отца с Дочерью – или умереть. У слепого раба, даже поэта, не остается выбора. Слепого язычника отправляют в копи или публично забивают камнями. Или же отрубают голову, если попадается милосердный хозяин.
Это не милосердие, хотел сказать Льешо. Милосердие – это карлик, играющий на флейте при дворе императора Шана. Но Менар слишком увлекся. Юноша придержал язык, а принц-поэт, ставший рабом не только людей, но и богов, продолжил исповедоваться.
– Долгое время я сопротивлялся…
Шорох материи заставил Льешо открыть глаза. Менар поднял руку – то ли пытаясь дотронуться до лица брата, то ли в жесте отчаяния – и опустил ее вновь, слегка поколебав тьму.
– Отчасти сыграла роль традиция… Но мне выжгли глаза, и я предпочитал смерть слепоте. Ибн Аль-Рази не дал мне умереть. Он привел меня к себе домой. Даже в вечной темноте лечебница напомнила мне больницу Адара в горах. Ибн Аль-Рази предложил мне новую жизнь в объятиях Отца и Дочери.
– Но Богиня…
Менар вздохнул.
– Для тебя все по-другому, как для Адара и других избранных супругов. Тем, до кого она не снизошла, верить труднее.
– Шокар говорит, что ему даровано нечто большее – свобода вести обычную жизнь…
– Отец и его Святая Дочь были добры ко мне, Льешо, когда весь мир превратился в кучку пепла на моей ладони. Я уважаю твое служение, даже последую за тобой… только во имя своих новых богов.
Льешо всегда думал, что веру нельзя навязать силой, что она возникает из глубины сердца. Похоже, он ошибался. Но юноша не собирался использовать против брата тактику его хозяев.
Как верный слуга Великой Богини в ответ Льешо мог только предложить собственную историю.
– Знаешь, она – настоящая, не какой-нибудь идеал из философской притчи. Она поила меня водой из ладоней и поддерживала мою голову, когда яды мастера Марко грозили убить меня…
– Я понимаю, – сказал Менар. – Твои друзья говорили мне об этом колдуне. Я всего лишь поэт, но проткну ему сердце своим стилом, прежде чем он тронет тебя снова. Однако в мастерской хозяина я узнал, что когда мы испытываем сильную боль или ужас, воображение исполняет желания сердца.
– Так ты объясняешь свои пророчества?
– Иногда, – признался Менар, странно усмехнувшись. – Обычно я только открываю рот и предоставляю другим решать, от кого исходит послание. Но водой меня не поил ни один бог.
Льешо вспомнил дни собственных сомнений. Сомнений не в существовании Богини, но в том, что она находит достойным принца в изгнании, бывшего раба и гладиатора. Юноша боялся не оправдать ожиданий небесной королевы. Он ошибался. Как и Менар. Ему просто нужно время, чтобы найти обратный путь.
Льешо молчал так долго, что кто-нибудь другой принял бы его за спящего. Но слепого Менара не обманешь.
– Хотя граждане Битинии посчитали бы меня еретиком, я могу допустить, что Великая Богиня существует в своем раю, а бог Понтия правит в других небесных и земных владениях. Не проси меня отринуть бога Понтия и его Дочь. Скажем так: то, от чего отказалась Богиня, подобрали Отец с Дочерью. Я не брошу их.
– Ладно.
Льешо откинулся на подушки. Они еще вернутся к этому разговору, но и тогда он будет уважать выбор брата.
Однако пророчество не могло ждать.
– А что Ападиша?
– Он и пальцем не пошевелит, чтобы помочь богине, само существование которой – омерзительная ересь в его глазах.
Слова Менара лишь подтвердил догадки Льешо и не вызвали большого удивления.
– Гарнов от Понтия отделяет море Мармер, а гарны, как всем известно, боятся воды, поэтому Ападишу не мучает страх оказаться на месте Кунгола.
И опять новости разочаровали, но не удивили Льешо. От Фибии до Понтия долгий путь. Они молились разным богам и соперничали в торговле, каждый на своей дороге, по которой везли товары с запада и востока. Несчастье Кунгола принесло Понтию лишь богатство…
Однако Менар еще не закончил. Самое интересное он приберег напоследок, как и всякий хороший рассказчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52