Потом он подумал, не нашла ли немного этого тепла и Марджи Райдер ночью на прошлой неделе, и задал этот вопрос врачу, который немедленно заявил ему, что во влагалище никаких следов спермы не обнаружено. Кроме того, она была полностью одета, кто-то попросту воткнул в нее нож, вот и все, обычное убийство.
Мейер попрощался с полицейским врачом. Во вторник он должен был приступить к работе в четыре часа дня, а сейчас была половина пятого. Поэтому он решил что будет лучше всего, если он сразу займется этим делом. Он позвонил лейтенанту Бирнсу и спросил, кто будет заниматься вместе с ним этим делом. Бирнс выделил ему Коттона Хейвса. В тот момент, когда они собирались выйти из полицейского участка и отправиться в квартиру Марджи Райдер, у барьера, отделяющего служебное помещение от коридора, появился какой-то мужчина.
— Я бы хотел поговорить с тем, кто занимается делом Марджи Райдер,— сказал он.
— Этим делом занимаюсь я,— ответил Мейер.
— Можно войти?
— Конечно,— сказал Мейер и встал, чтобы открыть мужчине калиточку в барьере. Через руку мужчины был переброшен плащ, а в руке он держал серую фетровую шляпу. Казалось, он чувствует себя не в своей тарелке в двубортном синем костюме, который словно специально надел, отправляясь в полицейский участок, хотя ему было бы намного удобнее в спортивной куртке или свитере. Он
сел на стул, на который показал ему Мейер и с любопытством посмотрел на Хейвса, придвигающего к столу еще один стул.
— Я детектив Мейер,— сказал Мейер.— А это детектив Хейвс. Мы вместе занимаемся этим делом.
— Меня зовут Джим Мартин,— сказал мужчина. Он был большого роста, широкоплечий, с упрямым угловатым лицом, каштановыми волосами, коротко подстриженными, как у военнослужащих; такими темными глазами, что они казались черными, и огромными руками, какие бывают у уличных хулиганов. Он сидел рядом с Хейвсом, у которого был рост метр восемьдесят восемь и вес девяносто один килограмм, и тем не менее в сравнении с незнакомцем Хейвс выглядел, как карлик. Казалось, что его тесный синий костюм вот-вот лопнет по швам, и его мышцы со взрывом разлетятся по всему помещению, а возможно, и по всему зданию. Тем более, что заметно было, как он нервничает. Это ощущалось по тому, как он сжимал и разжимал огромные кулаки, непрерывно облизывал губы и переводил взгляд темных глаз с Хейвса на Мейера и обратно, словно сомневался, кому из них должен рассказать то, что ему известно. Детективы терпеливо ждали. Наконец Мейер сказал: — Мы слушаем вас, мистер Мартин.
— Я знал ее,— сказал Мартин.
— Вы знали миссис Райдер?
— Я не знал, что она замужем,— сказал Мартин.
— Она была вдова. Ее муж умер сразу после войны.
— Этого я не знал.
Он снова замолчал. Сжал правый, потом левый кулак. Его шляпа упала на пол, он поднял ее и, словно оправдываясь, посмотрел на Хейвса, который, не отрываясь, наблюдал за ним.
— Так, значит, вы знали ее,— помог ему Мейер.
— Да.
— Откуда?
— Я официант.
Мейер кивнул.— Где вы работаете, мистер Мартин?
— У Перри. Знаете? Это на Дебек-авеню.
— Да, знаем,— сказал Хейвс.
— Я прочел сегодня утром в газете, что ее кто-то зарезал,— сказал Мартин и снова упустил шляпу на пол. Хейвс подал ему ее. Мартин пробормотал: "Спасибо" и потом снова повернулся к Мейеру.— Я не хочу никому причинять неприятности,— сказал он. Детективы выжидали. — Марджи была очень хорошая женщина, и у меня не укладывается в голове, что кто-то, знавший ее, мог совершить нечто подобное. — Мы слушаем вас,— сказал Мейер.
— Я знаю, что вам от меня не требуется никакая помощь, ребята. Я простой официант. И я ни разу в жизни не прочел ни одного детектива.
— Продолжайте,— сказал Мейер.
— И все же... понимаете, в этой утренней газете писали, что в квартире ничего не взяли, то есть исключено, что это сделал грабитель. Кто бы ни заколол ее, он не сделал... ну, кто-то сказал, что это не было похоже на изнасилование — как мотив — я забыл, кто это сказал, кажется, кто-то из прокуратуры. Поэтому мне кажется, что это не сделал тот, кто силой проник в квартиру. Вы меня понимаете? Если речь не идет о краже или об изнасиловании, то...
— Мы с интересом слушаем вас, мистер Мартин.
— Ну, если это не сделал какой-нибудь уголовник, если это не сделал тот, кто проник туда силой, чтобы совершить уголовное преступление, значит, это должен быть тот, кого она знала. Я прав?
- Продолжайте.
— Ну, а тот, кто хорошо знал Марджи, никогда не смог бы сделать нечто подобное. Она была очень милая порядочная женщина. Человеку, который ее знал, никогда бы не пришло в голову обидеть се. Это была настоящая дама,— сказал Мартин.
— Кто же, по-вашему, это сделал?
— Тот, кто ее не знал.
— Но вы сказали...
— Я хочу сказать, кто не знал ее хорошо. Кто-то чужой.
— Понятно.
— Кто-то чужой,— повторил Мартин и снова надолго замолчал.— Клянусь, мне не хочется доставлять кому-либо неприятности, можете мне поверить. Возможно, я совершенно ошибаюсь, возможно, я попал пальцем в небо.
— Что вы имеете в виду?
— Ну понимаете... в пятницу вечером в бар пришел какой-то мужчина около полуночи, точно я сказать не могу, но приблизительно в это время.
— Да, продолжайте.
— Он был в шоке, руки у него тряслись, и вообще. Он выпил два или три бокала, я уже не помню, посидел у стойки, потом отодвинулся и принялся оглядываться вокруг, словно... ну, я нс знаю... словно кого-то ждал. Понимаете, он все время поглядывал на часы и на дверь, дьявольски нервничал.— Мартин сделал глубокий вдох.— Ну а Марджи, уж такая она была, по-настоящему приличная женщина, заговорила с ним, и через минуту этому мужчине, казалось, уже полегчало. Я не хочу сказать, что он совсем успокоился, но он точно нс был таким напуганным, как тогда, когда пришел. Они очень долго разговаривали. А ушел этот мужчина тогда, когда мы закрывали.
— В котором часу это было?
— В два.
— Он ушел один?
— Да.
— Хорошо, мистер Мартин. Но почему вы считаете, что это как-то связано?..
— Он вернулся. Должно быть, часа в четыре, я еще делал уборку. Понимаете, после закрытия бара там еще имеется много работы. Обычно я выхожу оттуда не раньше пяти. А в пятницу ночью даже в половине шестого.
— Что ему было нужно?
— Он хотел узнать фамилию Марджи.
— И вы ему сказали?
— Нет.
— В таком случае...
— Он очень просил, чтобы я ему сказал. Утверждал, что она назвала ему свою фамилию, когда они разговаривали, но от волнения он забыл ее, а теперь он должен снова поговорить с ней и поэтому просит, чтобы я сказал, как ее фамилия. Я на это ответил, что сейчас четыре часа ночи и уже слишком поздно, чтобы с ней говорить. Сказал, чтобы он пришел вечером, потому что она регулярно заглядывает к нам после ужина, так что он сможет поговорить с ней. А он мне ответил, что должен поговорить с ней немедленно. Ну, я ему сказал, чтобы он убирался, пока я на самом деле не разозлился. Я ведь не из слабосильных, сами видите. Не стану хвастать своим
весом, да и дрался я последний раз, когда мне было двенадцать лет, можете мне поверить, но этот парень начал действовать мне на нервы. Что ему понадобилось так срочно сказать Марджи в четыре часа утра? Я сказал, что если ему просто нужна какая-нибудь девица, то пусть он сходит на Калвер-авеню, там их много болтается и он сможет поиметь их хоть сто штук.— Мартин помолчал.— Извините, ребята, я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах, но именно так оно и было.
— Продолжайте, мистер Мартин.
— Да это, пожалуй, все. В конце концов он ушел.
— В котором часу это было?
— Приблизительно в половине пятого.
— И вы не сказали ему фамилию миссис Райдер?
— Нет,
— И се адрес тоже не сказали?
— Нет, естественно, нет.
— А как зовут его?
— Нс знаю.
— Вы нс слышали, как он называл ей свое имя?
— В пятницу ночью у меня было полно работы, я не знал, за что хвататься раньше.
— Вы совсем не слышали, о чем он разговаривал с миссис Райдер?
— Нет.
— Как по-вашему, она действительно сказала ему свою фамилию?
— Наверное. Люди обычно говорят, как их зовут. Или, может, я ошибаюсь?
— Однако он сказал вам, что забыл фамилию.
— Ага.
— Из-за волнения.
— Ну да.
— Какого волнения?
— Не знаю. Скорее всего, мне просто показалось, что он это сказал. Не знаю.
— А почему вы думаете, что ему в конце концов удалось ее найти?
— Ну, он мог вспомнить фамилию и потом узнал в телефонном справочнике ее адрес. Ее номер есть в справочнике. Я это проверил, прежде чем отправиться к ним.
— Значит вы считаете, что он мог узнать адрес в телефонном справочнике и отправиться к ней домой?
— Да.
— Чтобы поговорить с ней?
— Чтобы трахнуть ее,— сказал Мартин и сильно покраснел.
Берт Клинг пришел в квартиру, чтобы заняться любовью.
У него был выходной, и ни о чем другом он не хотел думать. Фактически он думал об этом весь день, пришел сюда в половине пятого, открыл дверь ключом, который уже давно дала ему Синди, и теперь сидел в гостиной, в сгущающихся сумерках, и ждал, когда она вернется.
Город за окном вяло заканчивал день, сумерки смягчали его походку, замедляли его шаг. Клинг сидел в кресле у окна и наблюдал, как небо окрашивается в кроваво-красный цвет, как этот цвет переходит в пурпурный, а пурпурный темнеет и превращается в шелковую черноту виноградного вина. В квартире' было необычайно тихо.
Где-то там снаружи, в десятимиллионном городе, мужчина по имени Уолтер Дамаскус, который убил супругов Лейден, причем убил их с особой жестокостью, дважды выстрелил каждому из них в лицо из крупнокалиберного дробовика.
Клингу очень-очень хотелось уже оказаться в постели с Синди Форрест. Он не пошевелился, когда услышал, как в замке проворачивается ключ. Он сидел в темноте с улыбкой на губах, но потом вдруг сообразил, что может напугать ее, и протянул руку, чтобы зажечь настольную лампу. Однако он опоздал, она уже увидела или почувствовала движение в темноте. Он услышал, как она затаила дыхание, и мгновенно сказал: — Это я, Синди.
— О Боже, как ты напугал меня,— сказала она и зажгла свет в прихожей.— Что ты делаешь здесь так рано? Ты ведь говорил...
— Меня тянуло сюда,— сказал Клинг и улыбнулся.
— Точно?
Она положила сумочку на столик в коридоре, сбросила с ног туфли и вошла в гостиную.
— Зажечь свет? — спросила она.
— Нет, так хорошо.
— Вид из окна очень красивый.
— Гм.
— Этот небоскреб мне нравится. Видишь, вон там?
— Ага.
Она еще несколько секунд смотрела в окно, потом наклонилась, чмокнула Клинга и сказала: — Налей себе что-нибудь выпить, почему ты до сих пор ничего не взял?
— Тебе тоже?
— Да. Я совершенно измотана,— вздохнула Синди и легким шагом направилась в ванную. Клинг услышал шум текущей воды. Он встал, зажег лампу и подошел к столу с откидной столешницей, где у нее стояли бутылки. Бутылка бурбона была пустая.
— У тебя здесь нет бурбона,— сказал он.
— Что?
— У тебя здесь нет бурбона. Бурбон кончился,— крикнул он.
— Ах, да, я знаю. Там есть немного шотландского виски.
— Что? — крикнул он.
— Шотландское виски,— крикнула Синди.— Есть немного шотландского виски.
— Ну, хорошо.
— Что?
— Я сказал, что оно хорошее.
— Да, хорошее,— согласилась она.
Он улыбнулся и отнес бутылку шотландского виски в маленькую кухоньку. Из шкафчика достал два низеньких бокала, налил в каждый довольно либеральную порцию и едва не сломал запястье, когда попытался выломать кубики льда из решетчатого поддона в холодильнике. Наконец он вышиб лед кухонным ножом, бросил в каждый бокал два кубика льда и отнес напитки в спальню. Синди, в бюстгальтере и миниатюрных трусиках, стояла у шкафа и доставала оттуда халат. Она сказала: — Теперь я уже знаю, какую тему выберу, когда буду писать диссертацию, Берт.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.— Вот виски.
— Спасибо,— сказала она. Повернулась к нему, взяла бокал и бросила халат на постель. Она сделала большой глоток, сказала: "Замечательно!", поставила бокал на комод и продолжила: — В июне следующего года я закончу, как тебе известно. Самое время начать думать о докторской диссертации.
— Гм-гм,— хмыкнул Клинг.
— Знаешь, какую тему я бы хотела выбрать для диссертации? — спросила она и потянулась рукой за спину, чтобы расстегнуть бюстгалтер.
— Нет. Какую?
— "Детектив как эротоман",— сказала она.
Он решил, что она шутит, поскольку в тот момент, когда она это говорила, ее груди освободились от тесного бюстгалтера, и он действительно тут же стал детективом-эротоманом. Синди сняла трусики, бросила их на пол, без тени виноватой улыбки подошла к постели, взяла халат и надела его. Затягивая пояс, она спросила: — Что ты на это скажешь?
— Ты что, серьезно?
— Естественно,— сказала она и несколько растерянно уставилась на него.— Естественно, я говорю серьезно. Разве шутят о таких серьезных вещах, как диссертация?
— Ну, не знаю, я думал...
— Естественно, я говорю серьезно,— повторила она, на сей раз намного энергичнее. Она с хмурым видом снова подняла бокал.— Тебе кажется, что это плохая идея?
— Я не знаю, что, собственно, ты имеешь в виду. Ты сказала мне, как называется твоя диссертация, но...
— Я еще не знаю, будет ли она называться именно так,— хмуро сказала Синди. Она отпила еще немного виски.— Может, лучше переберемся в гостиную?
— А почему мы не можем ненадолго остаться здесь? — спросил Клинг.
Синди посмотрела на него. Он пожал плечами и попытался улыбнуться.
— Я ужасно устала,— сказала она.— Сегодня у меня был тяжелый день, и я думаю, что у меня вот-вот будет менструация, так что...
— Ну так тем более...
— Нет, пойдем,— сказала она и вышла из спальни. Клинг наблюдал, как она идет. И еще долго продолжал смотреть в пустой дверной проем после того, как она ушла из комнаты. Отпил глоток виски, стиснул зубы и последовал за ней в гостиную. Она сидела у окна и смотрела на здания вдали, подложив подушку под босые ноги.
— Я знаю, что это хорошая идея,— сказала она, но не повернулась и не посмотрела на него.
— О чем ты? — спросил он.
— Ну, об этой диссертации,— сердито сказала она.— Берт, может, мы перестанем думать о...
— Мы?
— Ну, ты,— уточнила она.
— Конечно,— сказал он.
— Не потому, что я не люблю тебя...
— Ну, конечно.
— Или ты мне не нужен...
— Ну, конечно.
— А только потому, что именно в эту минуту у меня вообще нет настроения заниматься любовью. Если хочешь знать, я скорее испытываю желание разреветься.
— Почему?
— Я ведь уже сказала тебе. У меня вот-вот будет менструация. А за день или два до этого у меня всегда страшная депрессия.
— Я знаю,— сказал он.
— И у меня все время не выходит из головы эта чертова диссертация.
— Но ведь ты не должна начинать писать ее раньше июня следующего года.
— Куда там — даже не в июне. В июне я получу диплом. А докторскую диссертацию начну готовить только в сентябре. Но может, ты будешь столь любезен объяснить мне, какая тут разница? Должна же я когда-нибудь начать думать об этом, разве не так?
— Да, конечно, но...
- Не понимаю, что с тобой сегодня происходит, Берт. — Сегодня у меня выходной,— сказал он. — Хорошо, но ведь из этого, насколько я знаю, ничего не следует. А у меня, кстати, никакого выходного сегодня не было. Я пришла на работу в девять часов утра, со мной разговаривали двадцать четыре человека, я устав-шля, раздраженная, и у меня вот-вот...
— Это ты уже говорила.
— Так чего ты ко мне цепляешься?
— Синди,— сказал Клинг,— мне, наверно, лучше уйти домой.
— Почему?
— Потому что я не хочу ссориться с тобой.
— Можешь идти домой, если тебе так хочется,—сказала она.
— Хорошо, я ухожу.
Нет, не уходи,— сказала она.
— Синди...
— Черт возьми, делай, что хочешь,— сказала она,— мне все безразлично.
— Я очень люблю тебя, Синди,— сказал он.— И ты прекрати это!
— Почему же ты в таком случае не хочешь и слышать о моей диссертации?
— Я хочу слышать о твоей диссертации.
— Нет, не хочешь, ты только хочешь трахаться со мной.
— А что в этом плохого?
— Ничего, но только сейчас у меня нет настроения для этого.
— Хорошо.
— Позволь заметить, что тебе не следует говорить это с таким обиженным видом.
— Я вовсе не обиделся.
— Кроме того, ты бы мог проявить хоть капельку любопытства к моей диссертации. Ты мог бы спросить, какую тему я хочу выбрать.
— Какую тему ты хочешь выбрать?
— Пошел к черту! Теперь у меня нет настроения рассказывать тебе что-либо.
— У тебя нет настроения.
— Нет,— сказала она. Оба молчали.
— Синди,— сказал он через минуту,— мне кажется, что это не ты, когда ты такая, как сегодня, я совсем не узнаю тебя.
— А какая я?
— Ты сварливая, как сучка.
— Это плохо, но если ты любишь меня, тебе придется немножко любить и эту сучку, которая сидит во мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Мейер попрощался с полицейским врачом. Во вторник он должен был приступить к работе в четыре часа дня, а сейчас была половина пятого. Поэтому он решил что будет лучше всего, если он сразу займется этим делом. Он позвонил лейтенанту Бирнсу и спросил, кто будет заниматься вместе с ним этим делом. Бирнс выделил ему Коттона Хейвса. В тот момент, когда они собирались выйти из полицейского участка и отправиться в квартиру Марджи Райдер, у барьера, отделяющего служебное помещение от коридора, появился какой-то мужчина.
— Я бы хотел поговорить с тем, кто занимается делом Марджи Райдер,— сказал он.
— Этим делом занимаюсь я,— ответил Мейер.
— Можно войти?
— Конечно,— сказал Мейер и встал, чтобы открыть мужчине калиточку в барьере. Через руку мужчины был переброшен плащ, а в руке он держал серую фетровую шляпу. Казалось, он чувствует себя не в своей тарелке в двубортном синем костюме, который словно специально надел, отправляясь в полицейский участок, хотя ему было бы намного удобнее в спортивной куртке или свитере. Он
сел на стул, на который показал ему Мейер и с любопытством посмотрел на Хейвса, придвигающего к столу еще один стул.
— Я детектив Мейер,— сказал Мейер.— А это детектив Хейвс. Мы вместе занимаемся этим делом.
— Меня зовут Джим Мартин,— сказал мужчина. Он был большого роста, широкоплечий, с упрямым угловатым лицом, каштановыми волосами, коротко подстриженными, как у военнослужащих; такими темными глазами, что они казались черными, и огромными руками, какие бывают у уличных хулиганов. Он сидел рядом с Хейвсом, у которого был рост метр восемьдесят восемь и вес девяносто один килограмм, и тем не менее в сравнении с незнакомцем Хейвс выглядел, как карлик. Казалось, что его тесный синий костюм вот-вот лопнет по швам, и его мышцы со взрывом разлетятся по всему помещению, а возможно, и по всему зданию. Тем более, что заметно было, как он нервничает. Это ощущалось по тому, как он сжимал и разжимал огромные кулаки, непрерывно облизывал губы и переводил взгляд темных глаз с Хейвса на Мейера и обратно, словно сомневался, кому из них должен рассказать то, что ему известно. Детективы терпеливо ждали. Наконец Мейер сказал: — Мы слушаем вас, мистер Мартин.
— Я знал ее,— сказал Мартин.
— Вы знали миссис Райдер?
— Я не знал, что она замужем,— сказал Мартин.
— Она была вдова. Ее муж умер сразу после войны.
— Этого я не знал.
Он снова замолчал. Сжал правый, потом левый кулак. Его шляпа упала на пол, он поднял ее и, словно оправдываясь, посмотрел на Хейвса, который, не отрываясь, наблюдал за ним.
— Так, значит, вы знали ее,— помог ему Мейер.
— Да.
— Откуда?
— Я официант.
Мейер кивнул.— Где вы работаете, мистер Мартин?
— У Перри. Знаете? Это на Дебек-авеню.
— Да, знаем,— сказал Хейвс.
— Я прочел сегодня утром в газете, что ее кто-то зарезал,— сказал Мартин и снова упустил шляпу на пол. Хейвс подал ему ее. Мартин пробормотал: "Спасибо" и потом снова повернулся к Мейеру.— Я не хочу никому причинять неприятности,— сказал он. Детективы выжидали. — Марджи была очень хорошая женщина, и у меня не укладывается в голове, что кто-то, знавший ее, мог совершить нечто подобное. — Мы слушаем вас,— сказал Мейер.
— Я знаю, что вам от меня не требуется никакая помощь, ребята. Я простой официант. И я ни разу в жизни не прочел ни одного детектива.
— Продолжайте,— сказал Мейер.
— И все же... понимаете, в этой утренней газете писали, что в квартире ничего не взяли, то есть исключено, что это сделал грабитель. Кто бы ни заколол ее, он не сделал... ну, кто-то сказал, что это не было похоже на изнасилование — как мотив — я забыл, кто это сказал, кажется, кто-то из прокуратуры. Поэтому мне кажется, что это не сделал тот, кто силой проник в квартиру. Вы меня понимаете? Если речь не идет о краже или об изнасиловании, то...
— Мы с интересом слушаем вас, мистер Мартин.
— Ну, если это не сделал какой-нибудь уголовник, если это не сделал тот, кто проник туда силой, чтобы совершить уголовное преступление, значит, это должен быть тот, кого она знала. Я прав?
- Продолжайте.
— Ну, а тот, кто хорошо знал Марджи, никогда не смог бы сделать нечто подобное. Она была очень милая порядочная женщина. Человеку, который ее знал, никогда бы не пришло в голову обидеть се. Это была настоящая дама,— сказал Мартин.
— Кто же, по-вашему, это сделал?
— Тот, кто ее не знал.
— Но вы сказали...
— Я хочу сказать, кто не знал ее хорошо. Кто-то чужой.
— Понятно.
— Кто-то чужой,— повторил Мартин и снова надолго замолчал.— Клянусь, мне не хочется доставлять кому-либо неприятности, можете мне поверить. Возможно, я совершенно ошибаюсь, возможно, я попал пальцем в небо.
— Что вы имеете в виду?
— Ну понимаете... в пятницу вечером в бар пришел какой-то мужчина около полуночи, точно я сказать не могу, но приблизительно в это время.
— Да, продолжайте.
— Он был в шоке, руки у него тряслись, и вообще. Он выпил два или три бокала, я уже не помню, посидел у стойки, потом отодвинулся и принялся оглядываться вокруг, словно... ну, я нс знаю... словно кого-то ждал. Понимаете, он все время поглядывал на часы и на дверь, дьявольски нервничал.— Мартин сделал глубокий вдох.— Ну а Марджи, уж такая она была, по-настоящему приличная женщина, заговорила с ним, и через минуту этому мужчине, казалось, уже полегчало. Я не хочу сказать, что он совсем успокоился, но он точно нс был таким напуганным, как тогда, когда пришел. Они очень долго разговаривали. А ушел этот мужчина тогда, когда мы закрывали.
— В котором часу это было?
— В два.
— Он ушел один?
— Да.
— Хорошо, мистер Мартин. Но почему вы считаете, что это как-то связано?..
— Он вернулся. Должно быть, часа в четыре, я еще делал уборку. Понимаете, после закрытия бара там еще имеется много работы. Обычно я выхожу оттуда не раньше пяти. А в пятницу ночью даже в половине шестого.
— Что ему было нужно?
— Он хотел узнать фамилию Марджи.
— И вы ему сказали?
— Нет.
— В таком случае...
— Он очень просил, чтобы я ему сказал. Утверждал, что она назвала ему свою фамилию, когда они разговаривали, но от волнения он забыл ее, а теперь он должен снова поговорить с ней и поэтому просит, чтобы я сказал, как ее фамилия. Я на это ответил, что сейчас четыре часа ночи и уже слишком поздно, чтобы с ней говорить. Сказал, чтобы он пришел вечером, потому что она регулярно заглядывает к нам после ужина, так что он сможет поговорить с ней. А он мне ответил, что должен поговорить с ней немедленно. Ну, я ему сказал, чтобы он убирался, пока я на самом деле не разозлился. Я ведь не из слабосильных, сами видите. Не стану хвастать своим
весом, да и дрался я последний раз, когда мне было двенадцать лет, можете мне поверить, но этот парень начал действовать мне на нервы. Что ему понадобилось так срочно сказать Марджи в четыре часа утра? Я сказал, что если ему просто нужна какая-нибудь девица, то пусть он сходит на Калвер-авеню, там их много болтается и он сможет поиметь их хоть сто штук.— Мартин помолчал.— Извините, ребята, я знаю, что вы делаете все, что в ваших силах, но именно так оно и было.
— Продолжайте, мистер Мартин.
— Да это, пожалуй, все. В конце концов он ушел.
— В котором часу это было?
— Приблизительно в половине пятого.
— И вы не сказали ему фамилию миссис Райдер?
— Нет,
— И се адрес тоже не сказали?
— Нет, естественно, нет.
— А как зовут его?
— Нс знаю.
— Вы нс слышали, как он называл ей свое имя?
— В пятницу ночью у меня было полно работы, я не знал, за что хвататься раньше.
— Вы совсем не слышали, о чем он разговаривал с миссис Райдер?
— Нет.
— Как по-вашему, она действительно сказала ему свою фамилию?
— Наверное. Люди обычно говорят, как их зовут. Или, может, я ошибаюсь?
— Однако он сказал вам, что забыл фамилию.
— Ага.
— Из-за волнения.
— Ну да.
— Какого волнения?
— Не знаю. Скорее всего, мне просто показалось, что он это сказал. Не знаю.
— А почему вы думаете, что ему в конце концов удалось ее найти?
— Ну, он мог вспомнить фамилию и потом узнал в телефонном справочнике ее адрес. Ее номер есть в справочнике. Я это проверил, прежде чем отправиться к ним.
— Значит вы считаете, что он мог узнать адрес в телефонном справочнике и отправиться к ней домой?
— Да.
— Чтобы поговорить с ней?
— Чтобы трахнуть ее,— сказал Мартин и сильно покраснел.
Берт Клинг пришел в квартиру, чтобы заняться любовью.
У него был выходной, и ни о чем другом он не хотел думать. Фактически он думал об этом весь день, пришел сюда в половине пятого, открыл дверь ключом, который уже давно дала ему Синди, и теперь сидел в гостиной, в сгущающихся сумерках, и ждал, когда она вернется.
Город за окном вяло заканчивал день, сумерки смягчали его походку, замедляли его шаг. Клинг сидел в кресле у окна и наблюдал, как небо окрашивается в кроваво-красный цвет, как этот цвет переходит в пурпурный, а пурпурный темнеет и превращается в шелковую черноту виноградного вина. В квартире' было необычайно тихо.
Где-то там снаружи, в десятимиллионном городе, мужчина по имени Уолтер Дамаскус, который убил супругов Лейден, причем убил их с особой жестокостью, дважды выстрелил каждому из них в лицо из крупнокалиберного дробовика.
Клингу очень-очень хотелось уже оказаться в постели с Синди Форрест. Он не пошевелился, когда услышал, как в замке проворачивается ключ. Он сидел в темноте с улыбкой на губах, но потом вдруг сообразил, что может напугать ее, и протянул руку, чтобы зажечь настольную лампу. Однако он опоздал, она уже увидела или почувствовала движение в темноте. Он услышал, как она затаила дыхание, и мгновенно сказал: — Это я, Синди.
— О Боже, как ты напугал меня,— сказала она и зажгла свет в прихожей.— Что ты делаешь здесь так рано? Ты ведь говорил...
— Меня тянуло сюда,— сказал Клинг и улыбнулся.
— Точно?
Она положила сумочку на столик в коридоре, сбросила с ног туфли и вошла в гостиную.
— Зажечь свет? — спросила она.
— Нет, так хорошо.
— Вид из окна очень красивый.
— Гм.
— Этот небоскреб мне нравится. Видишь, вон там?
— Ага.
Она еще несколько секунд смотрела в окно, потом наклонилась, чмокнула Клинга и сказала: — Налей себе что-нибудь выпить, почему ты до сих пор ничего не взял?
— Тебе тоже?
— Да. Я совершенно измотана,— вздохнула Синди и легким шагом направилась в ванную. Клинг услышал шум текущей воды. Он встал, зажег лампу и подошел к столу с откидной столешницей, где у нее стояли бутылки. Бутылка бурбона была пустая.
— У тебя здесь нет бурбона,— сказал он.
— Что?
— У тебя здесь нет бурбона. Бурбон кончился,— крикнул он.
— Ах, да, я знаю. Там есть немного шотландского виски.
— Что? — крикнул он.
— Шотландское виски,— крикнула Синди.— Есть немного шотландского виски.
— Ну, хорошо.
— Что?
— Я сказал, что оно хорошее.
— Да, хорошее,— согласилась она.
Он улыбнулся и отнес бутылку шотландского виски в маленькую кухоньку. Из шкафчика достал два низеньких бокала, налил в каждый довольно либеральную порцию и едва не сломал запястье, когда попытался выломать кубики льда из решетчатого поддона в холодильнике. Наконец он вышиб лед кухонным ножом, бросил в каждый бокал два кубика льда и отнес напитки в спальню. Синди, в бюстгальтере и миниатюрных трусиках, стояла у шкафа и доставала оттуда халат. Она сказала: — Теперь я уже знаю, какую тему выберу, когда буду писать диссертацию, Берт.
— Что ты имеешь в виду? — спросил он.— Вот виски.
— Спасибо,— сказала она. Повернулась к нему, взяла бокал и бросила халат на постель. Она сделала большой глоток, сказала: "Замечательно!", поставила бокал на комод и продолжила: — В июне следующего года я закончу, как тебе известно. Самое время начать думать о докторской диссертации.
— Гм-гм,— хмыкнул Клинг.
— Знаешь, какую тему я бы хотела выбрать для диссертации? — спросила она и потянулась рукой за спину, чтобы расстегнуть бюстгалтер.
— Нет. Какую?
— "Детектив как эротоман",— сказала она.
Он решил, что она шутит, поскольку в тот момент, когда она это говорила, ее груди освободились от тесного бюстгалтера, и он действительно тут же стал детективом-эротоманом. Синди сняла трусики, бросила их на пол, без тени виноватой улыбки подошла к постели, взяла халат и надела его. Затягивая пояс, она спросила: — Что ты на это скажешь?
— Ты что, серьезно?
— Естественно,— сказала она и несколько растерянно уставилась на него.— Естественно, я говорю серьезно. Разве шутят о таких серьезных вещах, как диссертация?
— Ну, не знаю, я думал...
— Естественно, я говорю серьезно,— повторила она, на сей раз намного энергичнее. Она с хмурым видом снова подняла бокал.— Тебе кажется, что это плохая идея?
— Я не знаю, что, собственно, ты имеешь в виду. Ты сказала мне, как называется твоя диссертация, но...
— Я еще не знаю, будет ли она называться именно так,— хмуро сказала Синди. Она отпила еще немного виски.— Может, лучше переберемся в гостиную?
— А почему мы не можем ненадолго остаться здесь? — спросил Клинг.
Синди посмотрела на него. Он пожал плечами и попытался улыбнуться.
— Я ужасно устала,— сказала она.— Сегодня у меня был тяжелый день, и я думаю, что у меня вот-вот будет менструация, так что...
— Ну так тем более...
— Нет, пойдем,— сказала она и вышла из спальни. Клинг наблюдал, как она идет. И еще долго продолжал смотреть в пустой дверной проем после того, как она ушла из комнаты. Отпил глоток виски, стиснул зубы и последовал за ней в гостиную. Она сидела у окна и смотрела на здания вдали, подложив подушку под босые ноги.
— Я знаю, что это хорошая идея,— сказала она, но не повернулась и не посмотрела на него.
— О чем ты? — спросил он.
— Ну, об этой диссертации,— сердито сказала она.— Берт, может, мы перестанем думать о...
— Мы?
— Ну, ты,— уточнила она.
— Конечно,— сказал он.
— Не потому, что я не люблю тебя...
— Ну, конечно.
— Или ты мне не нужен...
— Ну, конечно.
— А только потому, что именно в эту минуту у меня вообще нет настроения заниматься любовью. Если хочешь знать, я скорее испытываю желание разреветься.
— Почему?
— Я ведь уже сказала тебе. У меня вот-вот будет менструация. А за день или два до этого у меня всегда страшная депрессия.
— Я знаю,— сказал он.
— И у меня все время не выходит из головы эта чертова диссертация.
— Но ведь ты не должна начинать писать ее раньше июня следующего года.
— Куда там — даже не в июне. В июне я получу диплом. А докторскую диссертацию начну готовить только в сентябре. Но может, ты будешь столь любезен объяснить мне, какая тут разница? Должна же я когда-нибудь начать думать об этом, разве не так?
— Да, конечно, но...
- Не понимаю, что с тобой сегодня происходит, Берт. — Сегодня у меня выходной,— сказал он. — Хорошо, но ведь из этого, насколько я знаю, ничего не следует. А у меня, кстати, никакого выходного сегодня не было. Я пришла на работу в девять часов утра, со мной разговаривали двадцать четыре человека, я устав-шля, раздраженная, и у меня вот-вот...
— Это ты уже говорила.
— Так чего ты ко мне цепляешься?
— Синди,— сказал Клинг,— мне, наверно, лучше уйти домой.
— Почему?
— Потому что я не хочу ссориться с тобой.
— Можешь идти домой, если тебе так хочется,—сказала она.
— Хорошо, я ухожу.
Нет, не уходи,— сказала она.
— Синди...
— Черт возьми, делай, что хочешь,— сказала она,— мне все безразлично.
— Я очень люблю тебя, Синди,— сказал он.— И ты прекрати это!
— Почему же ты в таком случае не хочешь и слышать о моей диссертации?
— Я хочу слышать о твоей диссертации.
— Нет, не хочешь, ты только хочешь трахаться со мной.
— А что в этом плохого?
— Ничего, но только сейчас у меня нет настроения для этого.
— Хорошо.
— Позволь заметить, что тебе не следует говорить это с таким обиженным видом.
— Я вовсе не обиделся.
— Кроме того, ты бы мог проявить хоть капельку любопытства к моей диссертации. Ты мог бы спросить, какую тему я хочу выбрать.
— Какую тему ты хочешь выбрать?
— Пошел к черту! Теперь у меня нет настроения рассказывать тебе что-либо.
— У тебя нет настроения.
— Нет,— сказала она. Оба молчали.
— Синди,— сказал он через минуту,— мне кажется, что это не ты, когда ты такая, как сегодня, я совсем не узнаю тебя.
— А какая я?
— Ты сварливая, как сучка.
— Это плохо, но если ты любишь меня, тебе придется немножко любить и эту сучку, которая сидит во мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17