Просто для того, чтобы объяснить нам что-то важное и нужное про жизнь и Родину. Как детям. Мы ведь, в сущности, и есть дети. Их дети – Правительства Российской Федерации, Государственной думы, Ассоциации российских банков, товарища Сороса. А они – наши родители.
Мы их спрашиваем: «Когда ж это все кончится?»
А они нам в ответ: «Чего?!»
«Московские новости», 25.08.1998
РЫБИЙ ЖИР
Предупреждение
Детство, да. Так ведь? Ведь именно детство вы любите вспоминать, мои крошки? Дневной сон, Новый год, мама в кримплене и папа на футболе. Да? Ну что ж, щас вам будет детство.
Молоко. Кипяченое, с тонкой пенкой, сморщенной, как обезьянья ладонь.
Пряники. Каменные, как пол в метро.
Ирис. «Золотой ключик», в котором навсегда остались молочные зубы в количестве четырех штук.
Суп. В нем плавали ошметки мутно-прозрачного, как медуза, репчатого лука.
Горчичники.
Снова молоко. Но уже в качестве лекарства, с содой, маслом и боржомом. Не рецензируемо.
И вот – вступают медно-духовые, затем ударные, к ним присоединяются струнные щипковые – апофеоз всего, смерч вкуса, ураган аромата, атомная бомбардировка, фашистские эксперименты на людях, ну как, как это еще назвать?! РЫБИЙ ЖИР, короче говоря. Лекарство для маленьких негодяев. Вспомнили, тютьки? Вижу, вижу, что вспомнили. Но недостаточно. Сейчас будем сильно вспоминать, по-взрослому. Сначала вспомним вкус.
Вкус
В детстве меня окружали гады. Мама с папой были гадами. Бабушка с дедушкой – тоже гады. В детском саду – сплошные гады, больше там вообще никого не было. Самые гады сидели в поликлинике, это было такое сборище гадов, такое! И вот все эти гады собрались вместе, в какой-то своей не известной никому гадской норе, и придумали змеиное слово «рахит». У меня, прелестной плоскостопои девчушки, рахит! Сперва они загадили воздух, накормили меня смесью «Малыш» из металлической крошки, не дали мне света и тепла, заставили мандарин расти только зимой, а потом они же и заявляют, что у меня рахит! И вот для этого рахита они стали меня травить рыбьим жиром, в котором есть витамин D.
По вкусу рыбий жир не напоминает ничего. В природе просто нет ничего, что имело бы такой вкус. Вы скажете – рыба. Так нет же, вы, у рыбы совсем другой вкус, у нее вкус рыбы, а не вот этого вот. Маслянистая жидкость стекает по подбородку, жесткая салфетка в руках мамы-гадины растирает жидкость по лицу, а папа-гад держит меня за руки. Мой рот крепко закрыт. И тогда эти люди безнадежно портят то, что мне дороже всего на свете, – бородинский хлеб. Они капают эту вещь на мой любимый бородинский хлеб.
«Пойди сюда, деточка, – говорят они с добротой на лицах. – Съешь кусочек хлеба».
Я ничего не забываю. Никогда. Я помню все: и как они не купили мне красный шлем витязя, а купили только красный меч витязя; и гречневую кашу; и «не рисуй слюнями на обоях»; и рейтузы – боже, как же я ненавижу рейтузы! – зеленого цвета; и «не ешь козявки»; и как меня не забрали в среду.
И вот я мщу. Я все продумала.
Проснувшись утром и от души порисовав слюнями на обоях, я умылась, быстро поела козявок и пошла по аптекам. Я обязательно должна была найти рыбий жир. Настоящий, масляный, в желтом отвратительном аптечном пузырьке. Таков был мой страшный победоносный план. И такое горе.
Нету. Нету нигде рыбьего жира. А где был, там кончился. В аптеке на Ореховом бульваре, которую мне посоветовали в справочной, я спросила:
– У вас есть рыбий жир?
– Жидкий или в капсулах?
Ах в капсулах! Никаких капсул мне в детстве не давали, чтоб все жидкое было, я сказала!
– Норвежский или отечественный?
– Отечественный, солнышко, отечественный.
– А отечественного нет. И я не солнышко. Я вас вдвое старше.
– Как нет отечественного? Как не солнышко? Тогда норвежский, мамаша.
– Я вам не мамаша. Тридцать семь тысяч, отдел готовых форм. Пробивайте.
Ну что делать, я пробила. А зря. Просто выброшенные деньги. Это не то! Не то, вы понимаете?! Нет вкуса. Нет ВООБЩЕ никакого вкуса! Это не рыбий жир, это профанация. Будем искать отечественный. Со вкусом.
Засада
Для начала я позвонила в Минздрав. Я хотела узнать, где и в каких количествах производят российский рыбий жир. Но задача, представлявшаяся мне поначалу элементарной, оказалась дьявольски сложной. Очень скоро мне пришлось осознать, что если я найду рыбий жир, то это будет венцом моей карьеры.
Из приемной министра меня любезно отправили в приемную первого заместителя министра. Из приемной первого заместителя я была отослана в комитет по питанию. Оттуда мой телефонный путь лежал в инспекцию по контролю за качеством лекарственных препаратов. В инспекции очень удивились и посоветовали обратиться в фармакологический комитет. На третий день я дозвонилась в фармкомитет и была отправлена к начальнику группы.
Начальник группы, женщина Татьяна Александровна, первой стране честно сказала мне, что не знает, где у нас производят рыбий жир. И в каких количествах. Может быть, сказала смелая женщина, его не производят совсем, потому что у нас отравлены воды и в этих водах плавают отравленные рыбы.
Я задумалась. Я уже поняла, что помощи мне ждать неоткуда, надо действовать в одиночку. Может быть, придется даже нарушить какой-нибудь закон. Например, убить кого-нибудь. Или что-нибудь выкрасть. Я чувствовала, что мне понадобится вся моя хитрость, вся мощь моего изворотливого ума. Итак, я снова позвонила в справочную. Мне сообщили адрес единственной аптеки в Москве, где в тот момент был отечественный рыбий жир. Я поехала на Каширское шоссе, предварительно приклеив себе бороду. В аптеке мне, естественно, сказали, что рыбий жир только что закончился. Я не удивилась.
Возможно, за мной следили и уже сообщили в аптеку о моих странных пристрастиях. Спокойно выйдя на улицу, я пошла искать телефоны-автоматы, внимательно наблюдая, нет ли за мной хвоста. Из третьего автомата я позвонила в ту же аптеку, в которой только что была. В отделе готовых форм мне сказали, что про рыбий жир надо звонить в отдел приемки.
Любовь Нишановна, руководитель приемки, принимала товар. Она принимала его два часа сорок пять минут. Через три часа я уже разговаривала с Любовью Нишановной.
– Нет, я не знаю, кто производит рыбий жир. Но поставляет нам его фирма «Медэк-Москва». Запишите их телефоны.
В фирме «Медэк-Москва» телефон был занят навсегда. Но зато на складе фирмы телефон работал. Мне решительно везло. Мой банальный план положиться на русскую безалаберность сработал! Что за страна! Воистину у нас правая рука не знает, что делает левая. Я позвонила в отдел реализации, и мне сразу же сообщили, что рыбий жир они получают на Тверской фармацевтической фабрике.
Сотрудники отдела просто забыли, что производство рыбьего жира – военная тайна.
Я ликовала. И я поехала в Тверь.
Тверь
Для любого жителя столицы выезд из Москвы – это несколько пугающая, но важная встреча с родной страной. Поэтому по дороге в Тверь я предавалась конвульсивному патриотизму.
Золотая русская осень окрасила позднюю листву русских деревьев во все цвета русской радуги, кроме синего. Желтели огнем русские клены, тихо шептала своими багряными листьями русская осина (впрочем, возможно, это была русская ольха). Зеленели русские сосны. В районе Завидово русские женщины торговали тыквами прямо на русской дороге. Мелькнула русская река Шоша с надписью на мосту «riv. Shosha». Я вспомнила, что на Shoshe в прошлом году отдыхал глава русского государства – русский president. И мысль моя потекла по бурному руслу политических и социальных катаклизмов, преследующих мою отчизну. Я ехала на Родину, в суровый край, я ожидала увидеть воочию, как строгие сильные люди, без зарплаты и веры в правительство, варят рыбий жир, несмотря ни на что и вопреки всему.
Вместо сурового края с возвышающейся на горе церковью я въехала в город, где на первом же перекрестке мой взгляд остановился на надписи «Секонд-хэнд». Именно так – «се», но «хэ». Затем на улице Ленина меня подстерегал магазин «Reebok». На проспекте Победы торжествовали шейпинговый клуб и обувь фирмы «Ессо». Наконец я выехала из города и оказалась у железных ворот Тверской фармацевтической фабрики.
Пахло лекарствами. Главный инженер фабрики Диана Александровна долго не могла понять, чего я от нее хочу.
– Мы не производим рыбий жир, поймите, в Твери же нет трески!
– А разве его делают только из трески?
– Нет, из путассу, из макроруса, я слыхала, даже из минтая стали делать.
– А кто же его делает-то? – осторожно завопила я.
– Да не волнуйтесь вы так, сейчас я вызову завотделом поставок, она вам скажет.
Завотделом поставок, Екатерина Сергеевна, посмотрела на меня с подозрением:
– Из Москвы, значит?
– Из Москвы. Вот рыбьим жиром интересуюсь.
– Так мы его только фасуем. К нам он поступает в канистрах или баллонах.
– От кого поступает?
– От наших партнеров.
– От каких?
– Я вам этого не скажу, это наша тайна.
– Но почему?
– Так конкуренция же! Может, вы нашим конкурентам скажете.
Екатерина Сергеевна гордо выплыла из кабинета главного инженера.
– Диана Александровна, ну скажите, пожалуйста, где, в каком месте его делают!
– На Севере. В Мурманске.
– А почему это тайна? Это военная тайна?
– Да нет. Коммерческая. Рынок ведь.
И мы заговорили про рынок.
Несколько лет назад фабрика была приватизирована. Оказалось, что, вопреки моим ожиданиям, она приносит прибыль, и сотрудники фабрики регулярно получают вполне приличные дивиденды. Кроме того, рынок принес еще одно новшество – мужчины на фабрике не пьют. Мужчин тут мало, в основном в механическом отделе. Тут даже грузчики – женщины. Но зато и грузчики не пьют. И механический отдел тоже не пьет – все держатся за работу. Фабрика выпускает настойки и экстракты из трав. А рыбий жир здесь действительно только фасуют. Для внутреннего и внешнего употребления.
– А как это его для внешнего употребления можно использовать?
– Так он же входит в состав мази Вишневского. И других мазей тоже.
– А как вы с ним работаете – он же пахнет?!
– У нас тут все пахнет. Мы привыкли. Да и потом мы с ним теперь не так уж много работаем. Раньше намного больше.
– Вот я как раз и хочу выяснить, почему его раньше было больше.
– Потому что сейчас в рыбах стали находить пестициды. Несколько лет назад нам вообще перестали его присылать. Сейчас потихоньку опять начали.
В этот момент в кабинет к Диане Александровне входит немолодая стройная дама со следами когда-то яркой русской красоты. Раиса Сергеевна занимается кадрами.
– Вы из Москвы? – приветливо спрашивает она.
– Из Москвы.
– А Леночку Ходорковскую знаете?
– Нет. Да потом… – неловко мнусь я, – Москва-то большая.
– Ну да, ну да, я понимаю. Ну а Мишу Ходорковского вы знаете?
– Э-э, – я несколько дурею, – какого?
– Ну из «МЕНАТЕПа».
– Я с ним не знакома вообще-то. А что?
– Ну, если познакомитесь, передавайте привет от тети Раи из Калинина. Леночка, жена его, она ж дочка моей двоюродной сестры. Я ее очень люблю. Передайте ей.
Вот я и передаю. «Дорогая госпожа Ходорковская! Леночка! Вам привет от тети Раи из Калинина. Она Вас очень любит. А Вы ее любите? Напишите нам, пожалуйста, об этом. И еще напишите, кормили ли Вас в детстве рыбьим жиром. До свидания, успехов Вам. Всегда Ваша, Дуня».
После этого эпизода мне на фабрике стало очень хорошо, я осмотрела цеха, попила кофе и поговорила с Дианой Александровной про Чубайса, которого мы обе очень уважаем и где-то даже любим. На прощанье мне подарили флакончик. С рыбьим жиром.
Рыбий жир как таковой
Я ехала домой, прижимая его к сердцу. Вот он, заветный, вот он, желанный мой. Я так долго искала его, что успела его полюбить. Я столько знаю про него! Я знаю, что он очень полезный. Я знаю, что витамин D находится в нем в своем первозданном природном виде, а не в синтезированном, как в иностранных поливитаминах. Я знаю, что он действительно помогает от рахита. Впервые им стали целенаправленно кормить население после войны, когда слабых и голодных детей в победившем СССР было немало. Дети потом выздоровели, но рыбий жир, производившийся в стратегических количествах, отменить как-то забыли, как, впрочем, и рахит.
Он не виноват, что нам его пихали. Просто добрая, заботливая партия хотела нас всех вылечить. Конечно, немного перестаралась. Конечно, не все страдали рахитом. Но ей, партии, было некогда с нами разбираться, она была занята и поэтому решила на всякий случай вылечить сразу всех. Вот мы и возненавидели рыбий жир. А он ни в чем не виноват!
Дрожащими руками я отвинтила крышку флакона. Стучащими зубами вытянула пробку.
Глотнула. А-а-а-а-а-а-а! Караул! Все в бомбоубежище! Воздушная тревога! Смерть врагу! Гитлер капут! Это пить нельзя.
– Але, мама? Мамочка, приезжай ко мне, я так соскучилась!
Запах
Да, мама, да, голубушка, запах тебе не нравится. А мне, думаешь, нравился, а? В фармакологическом комитете Минздрава мне сказали, что можно делать и без запаха, как у норвежцев, но на это денег нет. Знамо дело, откуда ж им взяться-то?
Ты, мама, наверное, ждешь от меня морали и горестных обобщений? Так нет же. Я вот что думаю: жалко все-таки, что теперь рыбий жир мало употребляют. Потому что рыбий жир – это великая тренировка. Это тест. Вопрос теста очень простой: можете ли вы жить в этой стране? Тот, кому не довелось попробовать настоящий русский рыбий жир, так никогда и не узнает, так и не решит, на своем ли месте он находится, не ест ли чужой хлеб, не женат ли на чужой жене, своих ли детей растит. Так и будет он всю жизнь сомневаться. Потому что только наш рыбий жир содержит помимо витамина D массу полезных сведений о России. О том, что жизнь здесь сложна и не всегда приятна. Но очень полезна. О том, как важно уметь взять себя в руки, зажать себе нос и стойко делать то, что тебе скажут. О том, что, только осознав свинцовую мерзость жизни, можно по-настоящему оценить ее кисейную прелесть. О том, что русская соборность живет и побеждает – если рахит, то у всех. И не надо выделяться из коллектива.
Жаль, что сейчас никто не пьет рыбьего жира. Из-за этого мы несколько подрастеряли свои подлинные духовные ценности. Как же мы дальше-то? Как обустроим Россию? Нужно что-то срочно сделать. Напрячься и придумать что-нибудь взамен. Не рахит, так хоть кариес. Что-нибудь. Что-то, что опять нас всех объединит.
Вряд ли поначалу это будет красивая национальная идея.
Но мы найдем ее. Я знаю. Я верю в свой народ.
«Столица», 28.10.1997
ТРАКТАТ О ВРАГАХ
Я не знаю, как у вас, а у нас на петербуржщине кризис. Каждая заметка в каждой газете обязательно содержит слово «кризис». Юбилей дирижера Темирканова рецензируется – без кризиса никак не обойтись, культура все-таки. Судьба макак-лапундеров (они же свинохвостые макаки) – кризис, поскольку зоология, натурально. На Гражданском проспекте мужчина поскользнулся – так само собой, в городском хозяйстве кризис с песком. Дяденька-риелтор сел в тюрьму – давно пора было ему туда, но кризис про него такое выявил, такое! В Шлиссельбурге неоплаченные рабочие заперлись в единственной котельной и сказали, что здесь теперь будет город-льдина, – администрация их выманивает, потому что денег все равно не будет, кризис.
И постепенно становится понятно, что кризис – это то, что нам давно уже было нужно. Это, собственно, и есть та самая национальная идея, которую так упорно ищут. Не надо больше искать – вот она, сама к нам пришла, добрая и сильная. Ведь в национальной идее что главное? Чтоб она всю нацию объединяла. Поразительно, почему мы все раньше до этого не додумались?! А с другой стороны, не менее поразительно, что мы все-таки самостоятельно до этого дошли. И сейчас уже стоит вспомнить, как это произошло.
Значит, поначалу нам совершенно правильно все аналитики сказали, что в основе национальной идеи лежит сильная общая эмоция. Мы, конечно, тут немного растерялись. С общими эмоциями последние годы было туго. То есть сильные эмоции были, но у всех свои. Но потом наше коллективное бессознательное взяло себя в руки, одумалось и поняло, что, несомненно, одна общая эмоция у нас есть. Это, извините, ненависть. Причем запасы ее в обществе неисчерпаемы.
Даже нет никакой необходимости говорить про власть, государство, правительство и лично президента. Тут уже в какой-то момент ненависть испытывать стало просто глупо. Ведь кругом столько всего, мир так разнообразен! Вот, например, соседи. Соседи созданы для ненависти, никакого другого смысла в них нет. Или коллеги. Начальство опять же. Подчиненные – какой здоровый человек их полюбит?
Транспорт – школа ненависти. Магазин – неиссякаемый источник. Подъезд с курящими подростками; подъезд с сидящими бабульками; он же без лампочки; там же воняет; на стенах слова; лифт не работает. Потом наконец мы входим в родной дом. Дома нас что поджидает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Мы их спрашиваем: «Когда ж это все кончится?»
А они нам в ответ: «Чего?!»
«Московские новости», 25.08.1998
РЫБИЙ ЖИР
Предупреждение
Детство, да. Так ведь? Ведь именно детство вы любите вспоминать, мои крошки? Дневной сон, Новый год, мама в кримплене и папа на футболе. Да? Ну что ж, щас вам будет детство.
Молоко. Кипяченое, с тонкой пенкой, сморщенной, как обезьянья ладонь.
Пряники. Каменные, как пол в метро.
Ирис. «Золотой ключик», в котором навсегда остались молочные зубы в количестве четырех штук.
Суп. В нем плавали ошметки мутно-прозрачного, как медуза, репчатого лука.
Горчичники.
Снова молоко. Но уже в качестве лекарства, с содой, маслом и боржомом. Не рецензируемо.
И вот – вступают медно-духовые, затем ударные, к ним присоединяются струнные щипковые – апофеоз всего, смерч вкуса, ураган аромата, атомная бомбардировка, фашистские эксперименты на людях, ну как, как это еще назвать?! РЫБИЙ ЖИР, короче говоря. Лекарство для маленьких негодяев. Вспомнили, тютьки? Вижу, вижу, что вспомнили. Но недостаточно. Сейчас будем сильно вспоминать, по-взрослому. Сначала вспомним вкус.
Вкус
В детстве меня окружали гады. Мама с папой были гадами. Бабушка с дедушкой – тоже гады. В детском саду – сплошные гады, больше там вообще никого не было. Самые гады сидели в поликлинике, это было такое сборище гадов, такое! И вот все эти гады собрались вместе, в какой-то своей не известной никому гадской норе, и придумали змеиное слово «рахит». У меня, прелестной плоскостопои девчушки, рахит! Сперва они загадили воздух, накормили меня смесью «Малыш» из металлической крошки, не дали мне света и тепла, заставили мандарин расти только зимой, а потом они же и заявляют, что у меня рахит! И вот для этого рахита они стали меня травить рыбьим жиром, в котором есть витамин D.
По вкусу рыбий жир не напоминает ничего. В природе просто нет ничего, что имело бы такой вкус. Вы скажете – рыба. Так нет же, вы, у рыбы совсем другой вкус, у нее вкус рыбы, а не вот этого вот. Маслянистая жидкость стекает по подбородку, жесткая салфетка в руках мамы-гадины растирает жидкость по лицу, а папа-гад держит меня за руки. Мой рот крепко закрыт. И тогда эти люди безнадежно портят то, что мне дороже всего на свете, – бородинский хлеб. Они капают эту вещь на мой любимый бородинский хлеб.
«Пойди сюда, деточка, – говорят они с добротой на лицах. – Съешь кусочек хлеба».
Я ничего не забываю. Никогда. Я помню все: и как они не купили мне красный шлем витязя, а купили только красный меч витязя; и гречневую кашу; и «не рисуй слюнями на обоях»; и рейтузы – боже, как же я ненавижу рейтузы! – зеленого цвета; и «не ешь козявки»; и как меня не забрали в среду.
И вот я мщу. Я все продумала.
Проснувшись утром и от души порисовав слюнями на обоях, я умылась, быстро поела козявок и пошла по аптекам. Я обязательно должна была найти рыбий жир. Настоящий, масляный, в желтом отвратительном аптечном пузырьке. Таков был мой страшный победоносный план. И такое горе.
Нету. Нету нигде рыбьего жира. А где был, там кончился. В аптеке на Ореховом бульваре, которую мне посоветовали в справочной, я спросила:
– У вас есть рыбий жир?
– Жидкий или в капсулах?
Ах в капсулах! Никаких капсул мне в детстве не давали, чтоб все жидкое было, я сказала!
– Норвежский или отечественный?
– Отечественный, солнышко, отечественный.
– А отечественного нет. И я не солнышко. Я вас вдвое старше.
– Как нет отечественного? Как не солнышко? Тогда норвежский, мамаша.
– Я вам не мамаша. Тридцать семь тысяч, отдел готовых форм. Пробивайте.
Ну что делать, я пробила. А зря. Просто выброшенные деньги. Это не то! Не то, вы понимаете?! Нет вкуса. Нет ВООБЩЕ никакого вкуса! Это не рыбий жир, это профанация. Будем искать отечественный. Со вкусом.
Засада
Для начала я позвонила в Минздрав. Я хотела узнать, где и в каких количествах производят российский рыбий жир. Но задача, представлявшаяся мне поначалу элементарной, оказалась дьявольски сложной. Очень скоро мне пришлось осознать, что если я найду рыбий жир, то это будет венцом моей карьеры.
Из приемной министра меня любезно отправили в приемную первого заместителя министра. Из приемной первого заместителя я была отослана в комитет по питанию. Оттуда мой телефонный путь лежал в инспекцию по контролю за качеством лекарственных препаратов. В инспекции очень удивились и посоветовали обратиться в фармакологический комитет. На третий день я дозвонилась в фармкомитет и была отправлена к начальнику группы.
Начальник группы, женщина Татьяна Александровна, первой стране честно сказала мне, что не знает, где у нас производят рыбий жир. И в каких количествах. Может быть, сказала смелая женщина, его не производят совсем, потому что у нас отравлены воды и в этих водах плавают отравленные рыбы.
Я задумалась. Я уже поняла, что помощи мне ждать неоткуда, надо действовать в одиночку. Может быть, придется даже нарушить какой-нибудь закон. Например, убить кого-нибудь. Или что-нибудь выкрасть. Я чувствовала, что мне понадобится вся моя хитрость, вся мощь моего изворотливого ума. Итак, я снова позвонила в справочную. Мне сообщили адрес единственной аптеки в Москве, где в тот момент был отечественный рыбий жир. Я поехала на Каширское шоссе, предварительно приклеив себе бороду. В аптеке мне, естественно, сказали, что рыбий жир только что закончился. Я не удивилась.
Возможно, за мной следили и уже сообщили в аптеку о моих странных пристрастиях. Спокойно выйдя на улицу, я пошла искать телефоны-автоматы, внимательно наблюдая, нет ли за мной хвоста. Из третьего автомата я позвонила в ту же аптеку, в которой только что была. В отделе готовых форм мне сказали, что про рыбий жир надо звонить в отдел приемки.
Любовь Нишановна, руководитель приемки, принимала товар. Она принимала его два часа сорок пять минут. Через три часа я уже разговаривала с Любовью Нишановной.
– Нет, я не знаю, кто производит рыбий жир. Но поставляет нам его фирма «Медэк-Москва». Запишите их телефоны.
В фирме «Медэк-Москва» телефон был занят навсегда. Но зато на складе фирмы телефон работал. Мне решительно везло. Мой банальный план положиться на русскую безалаберность сработал! Что за страна! Воистину у нас правая рука не знает, что делает левая. Я позвонила в отдел реализации, и мне сразу же сообщили, что рыбий жир они получают на Тверской фармацевтической фабрике.
Сотрудники отдела просто забыли, что производство рыбьего жира – военная тайна.
Я ликовала. И я поехала в Тверь.
Тверь
Для любого жителя столицы выезд из Москвы – это несколько пугающая, но важная встреча с родной страной. Поэтому по дороге в Тверь я предавалась конвульсивному патриотизму.
Золотая русская осень окрасила позднюю листву русских деревьев во все цвета русской радуги, кроме синего. Желтели огнем русские клены, тихо шептала своими багряными листьями русская осина (впрочем, возможно, это была русская ольха). Зеленели русские сосны. В районе Завидово русские женщины торговали тыквами прямо на русской дороге. Мелькнула русская река Шоша с надписью на мосту «riv. Shosha». Я вспомнила, что на Shoshe в прошлом году отдыхал глава русского государства – русский president. И мысль моя потекла по бурному руслу политических и социальных катаклизмов, преследующих мою отчизну. Я ехала на Родину, в суровый край, я ожидала увидеть воочию, как строгие сильные люди, без зарплаты и веры в правительство, варят рыбий жир, несмотря ни на что и вопреки всему.
Вместо сурового края с возвышающейся на горе церковью я въехала в город, где на первом же перекрестке мой взгляд остановился на надписи «Секонд-хэнд». Именно так – «се», но «хэ». Затем на улице Ленина меня подстерегал магазин «Reebok». На проспекте Победы торжествовали шейпинговый клуб и обувь фирмы «Ессо». Наконец я выехала из города и оказалась у железных ворот Тверской фармацевтической фабрики.
Пахло лекарствами. Главный инженер фабрики Диана Александровна долго не могла понять, чего я от нее хочу.
– Мы не производим рыбий жир, поймите, в Твери же нет трески!
– А разве его делают только из трески?
– Нет, из путассу, из макроруса, я слыхала, даже из минтая стали делать.
– А кто же его делает-то? – осторожно завопила я.
– Да не волнуйтесь вы так, сейчас я вызову завотделом поставок, она вам скажет.
Завотделом поставок, Екатерина Сергеевна, посмотрела на меня с подозрением:
– Из Москвы, значит?
– Из Москвы. Вот рыбьим жиром интересуюсь.
– Так мы его только фасуем. К нам он поступает в канистрах или баллонах.
– От кого поступает?
– От наших партнеров.
– От каких?
– Я вам этого не скажу, это наша тайна.
– Но почему?
– Так конкуренция же! Может, вы нашим конкурентам скажете.
Екатерина Сергеевна гордо выплыла из кабинета главного инженера.
– Диана Александровна, ну скажите, пожалуйста, где, в каком месте его делают!
– На Севере. В Мурманске.
– А почему это тайна? Это военная тайна?
– Да нет. Коммерческая. Рынок ведь.
И мы заговорили про рынок.
Несколько лет назад фабрика была приватизирована. Оказалось, что, вопреки моим ожиданиям, она приносит прибыль, и сотрудники фабрики регулярно получают вполне приличные дивиденды. Кроме того, рынок принес еще одно новшество – мужчины на фабрике не пьют. Мужчин тут мало, в основном в механическом отделе. Тут даже грузчики – женщины. Но зато и грузчики не пьют. И механический отдел тоже не пьет – все держатся за работу. Фабрика выпускает настойки и экстракты из трав. А рыбий жир здесь действительно только фасуют. Для внутреннего и внешнего употребления.
– А как это его для внешнего употребления можно использовать?
– Так он же входит в состав мази Вишневского. И других мазей тоже.
– А как вы с ним работаете – он же пахнет?!
– У нас тут все пахнет. Мы привыкли. Да и потом мы с ним теперь не так уж много работаем. Раньше намного больше.
– Вот я как раз и хочу выяснить, почему его раньше было больше.
– Потому что сейчас в рыбах стали находить пестициды. Несколько лет назад нам вообще перестали его присылать. Сейчас потихоньку опять начали.
В этот момент в кабинет к Диане Александровне входит немолодая стройная дама со следами когда-то яркой русской красоты. Раиса Сергеевна занимается кадрами.
– Вы из Москвы? – приветливо спрашивает она.
– Из Москвы.
– А Леночку Ходорковскую знаете?
– Нет. Да потом… – неловко мнусь я, – Москва-то большая.
– Ну да, ну да, я понимаю. Ну а Мишу Ходорковского вы знаете?
– Э-э, – я несколько дурею, – какого?
– Ну из «МЕНАТЕПа».
– Я с ним не знакома вообще-то. А что?
– Ну, если познакомитесь, передавайте привет от тети Раи из Калинина. Леночка, жена его, она ж дочка моей двоюродной сестры. Я ее очень люблю. Передайте ей.
Вот я и передаю. «Дорогая госпожа Ходорковская! Леночка! Вам привет от тети Раи из Калинина. Она Вас очень любит. А Вы ее любите? Напишите нам, пожалуйста, об этом. И еще напишите, кормили ли Вас в детстве рыбьим жиром. До свидания, успехов Вам. Всегда Ваша, Дуня».
После этого эпизода мне на фабрике стало очень хорошо, я осмотрела цеха, попила кофе и поговорила с Дианой Александровной про Чубайса, которого мы обе очень уважаем и где-то даже любим. На прощанье мне подарили флакончик. С рыбьим жиром.
Рыбий жир как таковой
Я ехала домой, прижимая его к сердцу. Вот он, заветный, вот он, желанный мой. Я так долго искала его, что успела его полюбить. Я столько знаю про него! Я знаю, что он очень полезный. Я знаю, что витамин D находится в нем в своем первозданном природном виде, а не в синтезированном, как в иностранных поливитаминах. Я знаю, что он действительно помогает от рахита. Впервые им стали целенаправленно кормить население после войны, когда слабых и голодных детей в победившем СССР было немало. Дети потом выздоровели, но рыбий жир, производившийся в стратегических количествах, отменить как-то забыли, как, впрочем, и рахит.
Он не виноват, что нам его пихали. Просто добрая, заботливая партия хотела нас всех вылечить. Конечно, немного перестаралась. Конечно, не все страдали рахитом. Но ей, партии, было некогда с нами разбираться, она была занята и поэтому решила на всякий случай вылечить сразу всех. Вот мы и возненавидели рыбий жир. А он ни в чем не виноват!
Дрожащими руками я отвинтила крышку флакона. Стучащими зубами вытянула пробку.
Глотнула. А-а-а-а-а-а-а! Караул! Все в бомбоубежище! Воздушная тревога! Смерть врагу! Гитлер капут! Это пить нельзя.
– Але, мама? Мамочка, приезжай ко мне, я так соскучилась!
Запах
Да, мама, да, голубушка, запах тебе не нравится. А мне, думаешь, нравился, а? В фармакологическом комитете Минздрава мне сказали, что можно делать и без запаха, как у норвежцев, но на это денег нет. Знамо дело, откуда ж им взяться-то?
Ты, мама, наверное, ждешь от меня морали и горестных обобщений? Так нет же. Я вот что думаю: жалко все-таки, что теперь рыбий жир мало употребляют. Потому что рыбий жир – это великая тренировка. Это тест. Вопрос теста очень простой: можете ли вы жить в этой стране? Тот, кому не довелось попробовать настоящий русский рыбий жир, так никогда и не узнает, так и не решит, на своем ли месте он находится, не ест ли чужой хлеб, не женат ли на чужой жене, своих ли детей растит. Так и будет он всю жизнь сомневаться. Потому что только наш рыбий жир содержит помимо витамина D массу полезных сведений о России. О том, что жизнь здесь сложна и не всегда приятна. Но очень полезна. О том, как важно уметь взять себя в руки, зажать себе нос и стойко делать то, что тебе скажут. О том, что, только осознав свинцовую мерзость жизни, можно по-настоящему оценить ее кисейную прелесть. О том, что русская соборность живет и побеждает – если рахит, то у всех. И не надо выделяться из коллектива.
Жаль, что сейчас никто не пьет рыбьего жира. Из-за этого мы несколько подрастеряли свои подлинные духовные ценности. Как же мы дальше-то? Как обустроим Россию? Нужно что-то срочно сделать. Напрячься и придумать что-нибудь взамен. Не рахит, так хоть кариес. Что-нибудь. Что-то, что опять нас всех объединит.
Вряд ли поначалу это будет красивая национальная идея.
Но мы найдем ее. Я знаю. Я верю в свой народ.
«Столица», 28.10.1997
ТРАКТАТ О ВРАГАХ
Я не знаю, как у вас, а у нас на петербуржщине кризис. Каждая заметка в каждой газете обязательно содержит слово «кризис». Юбилей дирижера Темирканова рецензируется – без кризиса никак не обойтись, культура все-таки. Судьба макак-лапундеров (они же свинохвостые макаки) – кризис, поскольку зоология, натурально. На Гражданском проспекте мужчина поскользнулся – так само собой, в городском хозяйстве кризис с песком. Дяденька-риелтор сел в тюрьму – давно пора было ему туда, но кризис про него такое выявил, такое! В Шлиссельбурге неоплаченные рабочие заперлись в единственной котельной и сказали, что здесь теперь будет город-льдина, – администрация их выманивает, потому что денег все равно не будет, кризис.
И постепенно становится понятно, что кризис – это то, что нам давно уже было нужно. Это, собственно, и есть та самая национальная идея, которую так упорно ищут. Не надо больше искать – вот она, сама к нам пришла, добрая и сильная. Ведь в национальной идее что главное? Чтоб она всю нацию объединяла. Поразительно, почему мы все раньше до этого не додумались?! А с другой стороны, не менее поразительно, что мы все-таки самостоятельно до этого дошли. И сейчас уже стоит вспомнить, как это произошло.
Значит, поначалу нам совершенно правильно все аналитики сказали, что в основе национальной идеи лежит сильная общая эмоция. Мы, конечно, тут немного растерялись. С общими эмоциями последние годы было туго. То есть сильные эмоции были, но у всех свои. Но потом наше коллективное бессознательное взяло себя в руки, одумалось и поняло, что, несомненно, одна общая эмоция у нас есть. Это, извините, ненависть. Причем запасы ее в обществе неисчерпаемы.
Даже нет никакой необходимости говорить про власть, государство, правительство и лично президента. Тут уже в какой-то момент ненависть испытывать стало просто глупо. Ведь кругом столько всего, мир так разнообразен! Вот, например, соседи. Соседи созданы для ненависти, никакого другого смысла в них нет. Или коллеги. Начальство опять же. Подчиненные – какой здоровый человек их полюбит?
Транспорт – школа ненависти. Магазин – неиссякаемый источник. Подъезд с курящими подростками; подъезд с сидящими бабульками; он же без лампочки; там же воняет; на стенах слова; лифт не работает. Потом наконец мы входим в родной дом. Дома нас что поджидает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19