А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Трое из них выглядели довольно бедно: поношенные костюмы, стоптанные башмаки… Четвертый же был одет с иголочки во все новое: орехового цвета драповый плащ, шотландские клетчатые штаны, лакированные туфли и блестящая шелковая шляпа.
Он был молод, трое остальных – явно постарше. Юноша раздувался от гордости и хитро улыбался; трое других стояли, понурившись, глаза их были грустными и боязливыми, спины сгорбились, ноги дрожали. Пришибленный вид делал этих людей удивительно похожими друг на друга; казалось, это ночные птицы, которых вдруг извлекли из темных щелей и вытащили на яркий дневной свет.
Мы уже видели эту троицу в том же самом месте, за делом, которое им вновь предстояло повторить, но которое вселяло в них теперь волнение и страх.
Их звали Куатье по кличке Лейтенант, Ландерно по кличке Тридцать Третий и Котри по кличке Будильник.
Как и в прошлый раз, они принесли с собой необходимые инструменты: Куатье – кирку, Ландерно – мастерок каменщика, а Котри – столярные принадлежности.
Элегантным молодым человеком был наш друг Клампен по прозвищу Пистолет, бывший охотник на кошек, знаменитый путешественник и знаток театрального искусства. Его роскошный костюм, пожалуй, не очень ему шел. Шикарный плащ стеснял движения и не давал парню вести себя естественно. Голубая блуза и шелковая шляпа лишь подчеркивали болезненный вид кожи и бледность безбородых щек. Но парень был несказанно доволен собой. И на месте пастуха Париса, выбиравшего самую очаровательную из трех богинь, он, несомненно, присудил бы главный приз за красоту самому себе.
– Здешняя обстановка вас смущает, – обратился он менторским тоном к трем остальным мужчинам после непродолжительного молчания. – Это понятно: я и сам немного робею. Как говорят артисты в Бобино, мандраж бьет. Хотя я и присутствовал при трагической сцене кончины котика матушки Сула. В то время меня увлекали страсти, свойственные юности: женщины, лимонад и так далее… Это могло далеко завести… И тогда я решительно порвал с Меш, моей албаночкой, несмотря на то, что обожал ее.
Пистолет вздохнул и продолжал:
– Нужно уметь отрезать любимую мозоль! А теперь я пристроился к наследству одного хромого бедолаги – как единственный опекун несчастного калеки. У нас с ним – миллиард ренты, и мы оба швыряемся деньгами, вращаясь в высшем обществе. Я, конечно, мог бы вас огорчить, это точно. Но после того, как я неоднократно нокаутировал месье Лейтенанта в реке возле угольной баржи, так, что у этого господина под водой искры из глаз сыпались, я больше не хочу никого травмировать.
– Вы славный молодой человек, месье Клампен, – сказал Лейтенант, пытаясь быть вежливым. – Вы же видите, что мы приняли ваше приглашение и пришли.
– Но не так радостно, как на свадьбу, не правда ли? – ухмыльнулся парень. – Вы все трое уже не те, что прежде. Вы изнываете от желания вернуться домой. Так вот, я вытащил вас сюда, чтобы помочь Полю Лабру! – заявил Пистолет.
Услышав это имя, трое отверженных вздрогнули. А Клампен продолжал:
– Это молодой барон, один из моих друзей, не такой состоятельный, как мы с хромцом, но славный малый. Я решился ради него оставить ненадолго своего подопечного наедине с преподавателями: я, знаете ли, занялся воспитанием и образованием бедного калеки… Но сегодня я сказал себе: раз я начал дело комнаты № 9 еще с месье Бадуа, я должен довести расследование до конца. Месье барон согласился с тем, что сюда придут три мерзавца и облегчат себе душу, рассказав о подлинном убийце его старшего брата Жана.
– Это невозможно! – мрачно прервал его Куатье по прозвищу Лейтенант.
– Нас взяли за горло! – простонал Котри по прозвищу Будильник.
А Ландерно, по прозвищу Тридцать Третий, воскликнул:
– Уж лучше в окно – и вниз головой на мостовую!
– А еще мы собрались здесь для того, – невозмутимо продолжал Пистолет, – чтобы помочь Полю Лабру изъять отсюда останки этого самого брата; тогда Поль сумеет отдать несчастному последний долг, похоронив невинную жертву на кладбище Пер-Лашез. Мы все знаем, что тело не покидало этой комнаты!
Бандиты переглянулись.
– Иначе – официальная встреча у королевского прокурора! – заявил Клампен. – Я все сказал. Даю вам три минуты на размышление.
Лейтенант поднял голову, и глаза его мрачно сверкнули.
– Ах вот как?! – вскричал юноша. – Я вижу, у тебя все такой же кровожадный взгляд, Лейтенант, несмотря на твою мирную профессию продавца свежей рыбы! Знаю я твои проделки! Успокойся, внизу обедает месье Бадуа. Ну, за работу!
Три негодяя поколебались, потом Лейтенант пробурчал:
– Ну ладно… Придется нам через это пройти. Прежде чем Тулонец что-нибудь узнает, мы, возможно, успеем добраться до Англии.
Ландерно, не говоря ни слова, принялся срывать со стены деревянную обшивку. В один миг панно напротив окна отлетело в сторону. Тем временем Котри развел гипс. Куатье первым ударил по полой стене так, что по всей комнате пошел гул.
Вдруг в дверь постучали. Все трое замерли и ощерились, словно дикие звери, почуявшие, что их собираются посадить в клетку. Куатье весь напрягся и, демонстрируя свои мускулы, процедил:
– Малыш, если ты нас продал, тебе крышка!
Пистолет рассмеялся и направился к двери со словами:
– Я только покупаю, но не продаю! Недоверчивые мерзавцы! Опустите руки! Это брат жертвы, который позволит вам не спешить на гильотину, поскольку глубоко презирает вас. Он понимает, что вы – только никчемные, слепые орудия, послушные исполнители чужой воли. И сейчас от вас требуется лишь полное признание, которое поможет наказать истинного вдохновителя этого преступления, злодея и убийцу.
Пистолет распахнул дверь. В комнату вошел Поль, а следом за ним – месье Бадуа с продолговатым ящиком в руках. Комната была такой узкой, что, закрыв дверь, барон и его спутник оказались совсем рядом с бандитами.
Когда три года назад Куатье в первый раз стукнул по стене, ему предстояла долгая и кропотливая работа. Теперь все было по-другому. Потребовалось всего несколько ударов, и гипсовая кладка разлетелась. Все увидели жалкие человеческие останки, уже даже не скелет.
Поль Лабр, бледный, как мел, и покрывшийся с ног до головы холодным потом, начал допрос. Бандиты отвечали искренне и с долей уважения к месье барону. Весь их рассказ сводился к следующему.
Здесь ждали генерала де Шанма; вошел какой-то человек, и его тут же зарезали. По документам, найденным в чемодане, злодеи поняли, что ошиблись: это был Жан Лабр. На следующий день, прихватив бумаги своей жертвы, Тридцать Третий отправился к мэтру Эберу, нотариусу с улицы Вьей-дю-Тампль, чтобы попытаться прибрать к рукам наследство, оставленное по завещанию Жану Лабру.
Разделив между собой вещи убитого, бандиты разошлись по домам и занялись своими делами. Все трое утверждали, что стали потом «честными». Однако признались, что ежемесячно получали вознаграждение от настоящего организатора преступления, месье Николя по прозвищу принц или герцог Бурбонский.
Странная это была сцена. Пока негодяи говорили, Бадуа и Пистолет бережно вынимали из дыры в стене человеческие останки и укладывали их в продолговатый ящик. Когда печальная миссия была выполнена, Поль Лабр сам взял ящик и молча вышел из комнаты. За ним поспешил месье Бадуа.
Прежде чем исчезнуть, Пистолет сказал:
– Однажды я уже потрепал Лейтенанта, с меня хватит. Одно время я водил дружбу с мадам Ландерно; надо признаться, очень красивая женщина! Я не удивлюсь, если месье барон захочет встретиться с вами в суде, так что рекомендую вам быстренько распродать свое барахло и отправиться в дальние края, навстречу весне. А я сейчас пойду позавтракаю с моим хромцом в отдельном кабинете, в обществе великосветских дам. Мне необходимо проветриться: я весь пропитался вашими запахами. О, этот аромат простолюдинов! Что ж, позвольте откланяться. И просьба, встретив меня на улице, не здороваться со мной.
Растерянные и подавленные убийцы остались одни. Лейтенант первым вскочил на ноги. Он расправил плечи и крикнул:
– Злодеи!
Будильник и Тридцать Третий толкнули друг друга, чтобы немного прийти в себя.
– За работу! – скомандовал Куатье. – Бадуа может вернуться. Быстро все заделываем – и ходу!
В корыте Котри был готов гипс, Куатье и Ландерно вставили на место панель.
Они трудились вовсю, когда дверь открылась, и на пороге появились двое, высокий и низенький.
– Минутку, ангелочки! – проговорил высокий, лицо которого почти полностью скрывала фетровая шляпа. – Наступает день!
На троицу было жалко смотреть.
– Тулонец! – в ужасе вскричали негодяи.
– Добрый вечер, детки, добрый вечер, – сказал в свою очередь низенький.
– Отец! – прошептали дрожащие бандиты.
Они прекрасно сознавали, что совершили предательство, и понимали, что пощады не будет. Лекок усмехнулся.
– Не бойтесь, – произнес он, – просто предстоит срочная работа. Раз у нас здесь есть пустой шкаф, не пора ли кое-что туда положить, прежде чем закрыть дверцы? Неправда ли, полковник?
XXVI
ПОСЛЕДНЯЯ СЦЕНА ПОСЛЕДНЕЙ КАРТИНЫ
Покинув Иерусалимскую улицу, экипаж Поля Лабра покатил по набережной в направлении Сен-Оноре, где находился особняк генерала, графа де Шанма.
Несколько недель назад генерал получил разрешение поселиться в Париже. Что же касается самого Поля, за его арестом последовало немедленное освобождение. Интрига, опутавшая его по рукам и ногам, развалилась сама собой, так как человек, подготовивший ловушку, сам в нее угодил. Попав в тюрьму, сын несчастного Людовика больше ничего не мог предпринять, а его бывшие сообщники мечтали теперь добить его.
Около десяти часов вечера слуга генерала доложил хозяину о приходе Поля; барона тут же проводили в гостиную.
– Как вы бледны, друг мой! – воскликнул месье де Шанма, протягивая юноше руку.
– Месье граф, – ответил Поль, – я пришел проститься с вами. Сегодня я исполнил последний долг, который удерживал меня в Париже, и завтра уезжаю.
– А куда вы направляетесь, барон? – с искренним удивлением и сочувствием спросил граф де Шанма.
Задавая этот вопрос, генерал увлек Поля к дивану, стоявшему рядом с камином. Мужчины сели, и Поль Лабр ответил:
– Я не знаю… Далеко, очень далеко… Как можно дальше отсюда… – упавшим голосом произнес барон д'Арси.
– Чтобы никогда не вернуться? – тихо осведомился генерал. Поль грустно повторил вслед за графом:
– Чтобы никогда не вернуться…
Месье де Шанма снова сжал его руку и проговорил:
– Барон, вы оставляете здесь своих добрых друзей!
Воцарилось молчание. Поль опустил глаза. Генерал исподтишка наблюдал за ним.
– Не могли бы вы мне сказать, какой долг только что исполнили, барон? – вдруг спросил месье де Шанма.
Поль вздрогнул, словно его внезапно разбудили. Когда он начал рассказывать о том, что произошло в башне Преступления на Иерусалимской улице, кровь прилила к его щекам.
– Я должен был окончательно убедиться в виновности этого человека, – объяснил юноша. – Я арестовал его. Я выступил в роли истца. Если вину Николя не докажут, я сам попаду за решетку! – закончил он.
Пока барон говорил, генерал по-прежнему наблюдал за ним.
– Поль, – воскликнул граф де Шанма, – мой бедный Поль, вы просто больны! Страдает и ваш разум, и ваше сердце.
Поймав удивленный взгляд молодого человека, генерал добавил:
– Я тоже имею некоторое отношение к этому делу, ведь негодяи хотели убить именно меня. Чтобы докопаться до правды, вам пришлось спуститься в преисподнюю. У вас такая благородная и добрая душа… Но пощадить убийцу – означает стать его сообщником в тех преступлениях, которые он может совершить в будущем.
Поль холодно ответил:
– Возможно, такая мысль и приходила мне в голову.
– Вы считаете, – произнес генерал, – что показания трех подручных так уж необходимы для того, чтобы полностью изобличить истинного виновника?
Поль опустил голову и ничего не ответил.
– Вы уезжаете, – продолжал месье Шанма, – даже не узнав, будет ли отмщен ваш брат?
Поль закрыл лицо руками.
– Нет необходимости напоминать мне об этом! – произнес он срывающимся голосом. – Я так боялся сойти сума! Мой брат слышит меня; я знаю, он меня простит. Он обретет, наконец, покой в освященной земле, а я уеду, уеду далеко, так далеко…
– Это называется – сбежать, месье барон, – резко прервал Поля генерал. – А бегство – удел трусов!
Поль печально улыбнулся; в глазах его застыла глубокая тоска и горькая безнадежность.
– О! – сказал он. – Вы не имеете права ранить меня в самое сердце. Да, вы правы: я всегда убегал! В тот день, когда я вытащил из воды Суавиту, я искал убежища в объятиях смерти!
– А Суавита спасла вас… – прошептал генерал. Взгляд Поля, казалось, что-то искал на стене. Раньше в гостиной висело три портрета: покойной графини, Суавиты и Изоль. На деревянной панели еще сохранился след от портрета Изоль, но самой картины на стене теперь не было. На глазах у Поля выступили слезы.
Генерал нахмурился. Не заметив этого, Поль прошептал:
– Где она теперь? Как живет? Что делает?
Гостиная была просторной комнатой, обставленной массивной мебелью темных тонов. Графиня и ее дочь словно смотрели с портретов друг на друга. Все двери были закрыты; лишь одна, напротив камина, была приотворена. Из-за нее доносились тихие звуки, напоминавшие дыхание спящего ребенка.
– Поль, – проговорил генерал, – если вы все еще любите ту, которая недостойна вашей любви, я больше не смею вас задерживать. Прощайте.
Он встал, дрожа от гнева. Поль тоже поднялся.
– Прощайте, – в свою очередь произнес он. Мужчины направились к двери, и Поль добавил:
– Будьте добры к… ней, к тому нежному ребенку, которому я обязан жизнью.
Юноша взялся за ручку двери. В соседней комнате вдруг раздался слабый болезненный крик. Генерал, бросившись туда, исчез за портьерой. Поль, по-прежнему держась за ручку, остановился и прислушался. Он ощущал, как колотится в груди его сердце.
– Что с тобой, дорогая? – донесся из соседней комнаты встревоженный голос генерала.
– Отец! – ответил мелодичный, как музыка, голосок, – ты правильно сделал, что поставил мою кровать рядом со своей и решил не оставлять меня одну. Но как только я засыпаю, меня преследует один и тот же кошмар: я вижу их вдвоем!..
– Замолчи! – тихо велел генерал.
Рука Поля соскользнула с дверной ручки, и он сделал шаг назад.
– Почему я должна молчать? – прошептал нежный голосок. – Я так долго молчала!.. Может быть, он полюбил бы меня, если бы я могла сказать ему, что боготворю его!
Отец поцелуем закрыл ей рот. Поль прижал руки к груди, испугавшись, что сердце его сейчас разорвется. И тут он вновь услышал слова малышки:
– Папа! Послушай, что мне снилось. Этот сон отличался от предыдущих. Мне пригрезилось, что Поль собирается уходить, а я все еще немая. Я готова пожертвовать жизнью, лишь бы Бог дал мне возможность говорить. И вдруг во мне просыпается голос, но слова не срываются с губ, а исходят прямо из сердца, и я кричу Полю: «Я жила для вас; может, мне надо ради вас умереть?!»
Поль, не сознавая, что делает, пересек гостиную. В следующий миг он уже стоял на пороге спальни.
– Выйдите отсюда, месье! – крикнул ему взбешенный генерал.
Но вместо того, чтобы послушаться, Поль бросился к кровати и упал на колени.
Суавита потянулась к нему, на ее лице расцвела улыбка, и малышка подставила юноше лоб для поцелуя.
Они не проронили ни слова, но генерал обнял их обоих и прижал к своему сердцу.
Примерно в это же время блистательный и элегантный виконт Аннибал Джоджа, маркиз де Паллант, мчался по улицам Парижа в фиакре, которым правил наш старый знакомый Пиклюс, один из конюших несчастной «королевы Горэ».
Рядом с очаровательным виконтом сидел человек, готовый вопить от радости.
Его восторг можно было понять; это был утопающий, спасенный из воды, когда волны уже смыкались над его головой, когда он захлебывался и перед ним, казалось, разверзлись врата ада. Одним словом, это был красавец Николя, вырвавшийся из камеры Консьержери в самый последний момент. Только Черные Мантии могли организовать такой побег.
– Дорогой мой друг, – рассказывал Николя, – вчера я услышал, как охранник шепнул мне на ухо эти дивные слова: Завтра будет день. Я сразу сообразил: Лекок умер, ведь должны были отрубить больную ветку. Это сделал наш славный полковник? – спросил красавец.
– Полковник – старая лиса, – ответил Аннибал Джоджа, – и Лекоку не повезло.
– Как его убрали? – поинтересовался Николя.
– Мадам графиня де Клар прислала ему белых грибов из Анденского леса, – улыбнулся виконт. – Их оказалось достаточно.
– Милая Маргарита! – смеясь, воскликнул Николя. – Я сам думал о грибах из этих мест. Лекок любил их… Мы что, сделали по Парижу десять лье, виконт? – вдруг удивился он.
Шторы фиакра были опущены. Аннибал ответил:
– Лишняя предосторожность не помешает, мы заметаем следы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45