А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


И это было меньше часа назад.
Генерал скомкал письмо.
– Это невозможно! – прохрипел он, пытаясь отогнать подозрение, невольно зародившееся в его душе. – Это невозможно, глупо и бессмысленно!
– Тереза! – еще раз позвал генерал. Он подошел поближе.
Сраженная пулей, мать Изоль упала навзничь; голова ее лежала на песке.
Ливень, хлынувший из грозовых туч, намочил седые волосы женщины, и они прилипли к бледному лицу.
Месье де Шанма положил ладонь на грудь несчастной, чтобы проверить, бьется ли сердце, но рука генерала сильно дрожала.
Вдруг он нащупал комочек почерневшей, обугленной бумаги. Это был пыж. Стреляли почти в упор.
Слева, рядом с пыжом, на груди темнело пулевое отверстие.
Кровь из него не текла.
Генерал поднял женщину на руки и понес ее под проливным дождем к хижине дровосека, стоявшей на краю леса, в четверти мили от Мортефонтэна.
Когда граф де Шанма опустил Терезу на жалкую кровать, ему показалось, что он услышал вздох.
Из-за грозы на улице потемнело, и в хижине царил почти полный мрак.
Какой-то мужчина сидел у очага, повернувшись спиной к крохотному оконцу.
– Тереза! – проговорил генерал, – вы меня слышите?
Человек разжигал угольком свою трубку.
Уголек упал.
В темноте холодные пальцы слабо прикоснулись к руке генерала.
– Имя вашего убийцы, Тереза! – вскричал граф де Шанма.
– Поди узнай! – проворчал мужчина, спокойно подняв уголек.
Ледяной рукой Тереза притянула к себе месье де Шанма; тот приложил ухо к губам умирающей женщины.
Она сделала неимоверное усилие, пытаясь что-то сказать. Генерал разобрал лишь одно слово и одно имя:
– Простите… Суавита!..
Затем, вместе с душераздирающим стоном с бледных губ сорвалось другое имя, прозвучавшее, как мольба:
– Изоль!
– Поль Лабр! – прервал несчастную женщину генерал. – Ради Бога, скажите мне правду. Это Поль Лабр?
Человек, сидящий у очага, с любопытством прислушивался.
Рука Терезы судорожно сжалась, а затем безжизненно упала.
Мадам Сула была мертва.
Стоя на коленях, генерал откинул назад ее седые волосы и поцеловал в лоб, проговорив:
– Что бы вы ни сделали, я вас прощаю.
Затем граф де Шанма вскочил на ноги и выбежал из хижины.
Человек отошел от очага.
Это был Луво по прозвищу Трубадур, который, ворча, двинулся к двери.
– Кажется, все свалят на месье Поля Лабра, – пробормотал он. – Что касается меня, то я не имел ничего против этой женщины… И теперь я уж лучше промокну до нитки, чем останусь тут с ней один на один. Я в этом доме не хозяин…
За несколько минут генерал дошел до особняка месье барона д'Арси и позвонил в дверь. Появившийся на пороге слуга сообщил гостю, что барона нет дома.
Промокший генерал попросил пристанища; в этом невозможно отказать.
Слуга, стыдясь и чувствуя необходимость объясниться, заявил:
– Месье барон очень добр, да! Но он управляет своим домом, как хочет. Когда людям есть что охранять, они запираются на все замки.
И он захлопнул дверь.
Генерал отправился в мэрию и сообщил об убийстве Терезы Сула.
Раз двадцать он хотел назвать имя Поля Лабра, но не сделал этого.
Потом генерал зашел в сельский храм и долго молился в одиночестве перед бедным алтарем. Граф де Шанма тихо шептал, обдумывая свое дальнейшее поведение:
– Если я проникну в этот недоступный дом, найду ли я в его стенах счастье своей жизни, или меня постигнет там удар?.. А этот молодой человек! Все факты свидетельствуют против него, это очевидно. Почему же внутренний голос говорит мне: Поль Лабр не может быть преступником?!
XIII
ПРОБУЖДЕНИЕ КОРОЛЕВЫ
То, о чем мы рассказали, происходило сразу после полудня. Теперь мы оставим на время в стороне мрачную драму и обратимся к дерзкой комедии. Вернемся к утру того же дня. Заглянем к Матюрин Горэ, нищенке-миллионерше. Мы найдем ее на ферме, в довольно большой комнате, шероховатые стены которой покрыты мертвенно-белым слоем известки.
Пол здесь глинобитный, но перед кроватью, больше похожей на шкаф и стоящей между очагом и деревянным, источенным червями сундуком, где хранятся тарелки из грубого фаянса, расписанные цветами, – перед кроватью лежит красивый ковер.
Над сундуком возвышается секретер красного дерева, который явно не гармонирует с остальной мебелью. Грубый дубовый ларь служил подставкой для кровати. Стол, почерневший от сырости, мог бы находиться в самом грязном кабаке; с этим столом странно контрастируют шесть расставленных вокруг мягких кресел, обитых шелковой узорчатой тканью ярко-желтого цвета.
Из этой же ткани сделан и полог кровати, в то время как единственное окно завешено рваной холщевой тряпкой, в самую большую прореху которой проникает луч утреннего солнца.
Единственный луч… Фермерский дом расположен в глубине двора и окружен густой зеленью.
В этом жилище и обитала Матюрин Горэ, невеста сына несчастного Людовика и будущая королева Франции.
Возлежа на шкафообразной кровати, она громко дышала, вернее, храпела, да так сильно, что заглушала весьма оживленный разговор окружавших ее людей.
Солнечный луч, проникавший за полог кровати, позволял созерцать высочайшую особу Матюрин.
Она спала в красной ситцевой блузе и в хлопчатобумажном чепце с бантом из синей шерсти; мужеподобный профиль старухи выделялся в темноте алькова с необыкновенной четкостью.
Даже Екатерина Великая была более женственной.
Орлиный нос с горбинкой тяжело нависал над грубым ртом Матюрин; над ее верхней губой росли щетинистые усы, а подбородок украшала настоящая борода, и как ни бились «придворные дамы», щеки старухи, изборожденные морщинами, оставались обветренными, как у старого солдата.
Портрет будущей королевы дополнялся узким лбом, на который спадали пряди седых волос, выбившиеся из-под чепца, и парой маленьких красноватых глазок, скрытых теперь под припухшими веками.
Нос выделялся на общем фоне ярким фиолетовым пятном.
Одним словом, на кровати лежало отвратительное создание, мерзкое – но в то же время сильное. Грубость физиономии спящей женщины вовсе не исключала ума.
Крестьянские кровати немного похожи на королевские. И те, и другие обычно не придвигают вплотную к стене.
В этом зазоре Горэ держала кропильницу, бутылку водки, сало и хлеб; старуха пристрастилась к этому с тех пор, как – по ее словам – «почувствовала, что станет королевой».
Контрасты в лачуге нормандской Ментенон становились еще более разительными, если перевести взгляд с мебели на людей.
Возле кровати стояли две восхитительно красивые женщины в простых, но отмеченных безупречным вкусом платьях; это свидетельствовало о довольно высоком общественном положении обеих дам. Сейчас они, казалось, ждали пробуждения чудовищного создания, которое величали «государыней».
Одной из женщин была графиня Фаншетта Корона, внучка полковника Боццо, в течение нескольких лет блиставшая в Париже; рядом с ней замерла мадам Жулу дю Бреу графиня де Клар.
Хотя она уже перешагнула порог зрелости, ей еще предстояло превратиться в одну из любимиц предместья Сен-Жермен.
События, разворачивавшиеся в доме Матюрин, не затрагивали судеб обеих женщин, и по воле Создателя красавицы выступали здесь в ролях статисток.
Мадам де Клар что-то тихо говорил блестящий молодой человек с белоснежной кожей и черными волосами – гагат и слоновая кость.
Его называли виконтом Аннибалом Джоджа, маркизом де Паллант.
Он приехал из Неаполя и знал множество итальянских штучек. Мадам де Клар одолжила его на время «герцогине де Горэ», чьим почетным шевалье он был объявлен.
Справа от виконта стоял священник.
За его спиной переминались с ноги на ногу «девушки из Парижа», которые выглядели так, как и следовало ожидать; они болтали с двумя новоиспеченными дворянами, Кокоттом и Пиклюсом, прекрасно известными парижской прокуратуре.
«Девушки из Парижа», которых титуловали также фрейлинами, естественно, принадлежали к знатнейшим дворянским семьям королевства. Этих особ звали Клоринда де Бирон и Жозефина де Нуармутье, но их настоящие имена были мадемуазель Прюно, белошвейка, и мадемуазель Меш, бывшая статистка в театре Бобино, в настоящее время без определенных занятий.
Меш была забавным маленьким существом, дерзким и бойким; она вполне заслуживала того внимания, которым одаривал ее наш друг Пистолет.
Сейчас Меш и ее подруга блистали в роскошных придворных туалетах, осыпанных великолепными драгоценностями стоимостью в несколько тысяч луидоров.
В Тампле вы купили бы эти побрякушки за сто су.
Дело и впрямь было поставлено с размахом.
Чтобы убедиться, что овчинка стоила выделки, вам достаточно было бы переступить порог фермерского дома и опуститься на колченогую деревянную скамью, стоявшую справа от двери.
Там уже сидели два человека; они перелистывали внушительный реестр. Это был список недвижимого имущества Матюрин Горэ, вдовы Гебрар.
Мы удачно назвали ее фермершей де Карабас; ей принадлежали обширные земли, сдаваемые в аренду, угодья, леса, мельницы, луга, конопляные поля, ланды, пахотные наделы… В общем, Матюрин владела половиной провинции.
Ля Горэ хранила более тысячи актов о покупке земельных участков; все сделки заключались через подставных лиц.
К каждому документу была приколота булавкой сопроводительная записка.
Месье Лекок держал в руках раскрытый реестр; славный маленький старичок, полковник, всегда веселый и улыбающийся, без очков просматривал перечень богатств Матюрин.
Время от времени полковник повторял:
– Непостижимо! Честное слово! Двое крестьян и крестьянка! Неграмотные люди! Скольких посредников они сумели задействовать – и никому не дали себя обмануть! Сын мой, наша ассоциация никогда не добивалась подобных успехов. Мне стыдно за Черные Мантии.
Лекок размышлял.
– Минимальные средства – и максимальная отдача, – пробормотал он. – Упорная работа трудолюбивых кротов… И никакой администрации, никакого представительства!
– Объясняй это, как хочешь, сын мой, но это чудесно! – вскричал старик. – Невольно проникаешься уважением к такой пиявке, когда давишь ее ногой!
– Остаются еще ипотечные ссуды и ценные бумаги, – сказал Лекок.
– Колоссально! – восхитился полковник. – Клянусь, это будет моим последним делом!
Лекок покачал головой и проворчал сквозь зубы:
– Полковник, тут еще придется поработать. Принц дурак. Вы неудачно выбрали исполнителя. Я ему не доверяю.
– Такой знатный молодой человек! – покачал головой старик. – Вы немного недолюбливаете его, дети мои; я же обожаю его, как и всех вас. И все же ради общего блага мне, видимо, придется расстаться с ним, если понадобится…
Лекок расхохотался.
– Возможно, полковник, потребуется нечто более радикальное, чем просто разлука, – заявил он. – Мы потом поговорим об этом. Вы – ангел!
Старик положил свою сухонькую лапку на крепкую руку Лекока.
– Только тебя, друг мой, я не покину никогда, – с чувством произнес полковник.
Лекок рассмеялся еще громче и ответил:
– Полковник, я рыдаю от умиления всякий раз, когда думаю о нашей дружбе.
– Обними меня! – воскликнул старик. – Я объявляю тебя своим наследником!
И добавил, утирая слезу:
– Не знаешь, сколько мы уже вытрясли из фермерши до сегодняшнего дня?
– От шестнадцати до восемнадцати тысяч франков, считая и Шато-Неф-Горэ, – доложил верный помощник.
– Неплохо, – улыбнулся старик. – А сколько получила наша касса? – осведомился он.
– Ни единого су, – ответил Лекок. – Подготовка этого дела потребовала громадных затрат, а теперь Николя тянет одеяло на себя.
– Наша администрация нас разоряет! – вздохнул старик. – Я не знаю ни одного приличного хозяйства, содержание которого пожирало бы столько денег! Ужасные расходы! Они сведут меня в могилу!
– А! – махнул рукой Лекок. – Это все мелочи. Если дело выгорит, мы сразу прикарманим огромную сумму.
Старик поинтересовался:
– Подыскали ли парня, который убьет мать той девицы?
Он произнес эти страшные слова с нежной улыбкой.
– Парень должен приехать сегодня утром, – ответил Лекок. – К счастью, я вовремя вмешался и все устроил, как надо.
Что представляет собой этот тип?
Скотина. Я знаю крестьян: позвольте мне самому руководить этим делом.
Ответ старика был прерван шумом, который донесся из соседней комнаты.
– Уйдем отсюда, – быстро сказал Лекок, – мы не вписываемся в это изысканное общество.
И, покинув ферму, они стали подниматься по тропинке, ведущей к Шато-Неф-Горэ; но пока они не удалились от дома на приличное расстояние, до них долетал пропитой голос Матюрин:
– Привет честной компании. Как приятно, просыпаясь, видеть тут вас всех! Как поживает мой суженый там наверху? Что он поделывает сегодня утром?
– Сын несчастного Людовика, – ответила графиня де Клар, – посылает нежные приветы той, которую он соизволил выбрать себе в супруги.
– Черт возьми! – сказала королева. – До чего же у тебя, графиня, здорово подвешен язык! Я продвину тебя по службе. Аббат, давайте немного помолимся, а потом пойдем похлебаем супа.
Капеллан, бедный малый, тоже участвовал в «заговоре» и принимал всерьез весь этот фарс, относясь к нему так же, как сама Матюрин. Священник приблизился к кровати и опустился на колени перед распятием. Вся «свита» Матюрин последовала его примеру.
Матюрин взяла свои четки и скомандовала:
– Начнем поскорее, Фанфан. Коротко и ясно, «Отче наш»!
Как только молитва была закончена, Матюрин протянула толстую руку к бутылке с водкой, стоявшей в простенке.
Блистательный виконт Аннибал Джоджа сорвался с места, чтобы помочь старухе.
– Привет, красавчик, – подмигнула ему Матюрин Горэ, – а ты чисто вымылся? Твои белые лапки так и благоухают. За ваше здоровье, графини, фрейлины и все остальные. Я должна утром подкрепиться, чтобы потом хорошо себя чувствовать. И я могу пить, сколько влезет, правда! Уж мне-то есть чем расплатиться с торговцем!
Она широко улыбнулась; все почтительно поклонились.
Капеллан, который исполнял свою роль тем лучше, чем сильнее морочили голову ему самому, воспользовался этим моментом, чтобы припасть губами к тяжелой руке старой коротышки.
– У меня для вас хорошая новость, Ваше Королевское Высочество, – проговорил он.
– Мое Королевское Высочество! – воскликнула Горэ. – Я пока еще только герцогиня, малыш. Не болтай ерунды! Этикет прежде всего!
– Я правильно сказал: Ваше Королевское Высочество, – повторил капеллан. – Казуисты отказываются признавать достоинства таких морганатических браков…
– Что это он несет? – громко завопила Матюрин. – Как он называет мою свадьбу?! Выражайся-ка поосторожнее, малыш! Тот, кто мне не нравится, может и в тюрьму угодить! Да я бы и папу засадила в кутузку!
– Я говорю, – тихо сказал аббат, – об этих морганатических браках, которых, к несчастью, так много в истории… Но они смущают мою совесть…
– Красавчик, – заголосила Матюрин обращаясь к виконту Аннибалу Джоджа, – я хочу, чтобы у тебя была при себе шпага! Тебе это здорово пойдет. И форма, как у церковных сторожей! Я заплачу, сколько надо, черт побери! Я трачу достаточно денег, но никому не должна ни су за свои пожитки! А пока выстави его за дверь, – ткнула старуха дрожащим пальцем в капеллана. – Он был невежлив с моей светлостью!
Матюрин даже не смогла выругаться, чтобы с блеском завершить свою тираду. Фермершу душил гнев. Капеллан поспешно произнес:
– Ваше Королевское Высочество меня не поняли. Короче говоря, я поделился своими сомнениями с монсеньором, и он согласился жениться на вас, как полагается, с соблюдением всех церковных обрядов.
– А в мэрии тоже? – пробормотала страшно взволнованная Горэ.
– И в мэрии тоже, – кивнул капеллан.
Такова была модификация первоначального плана Черных Мантий; негодяи довольно быстро сообразили, насколько трудно будет продать в короткий срок такое количество земельных угодий. Отказавшись от нереальной мысли быстро обратить недвижимость Горэ в деньги и скрыться с этими миллионами, они решили добиться того же результата с помощью брачного контракта, по которому после смерти одного из супругов все имущество достается другому.
Для этого была необходима официальная свадьба; в конце концов, наследнику стольких королей, подлинное имя которого было Луи-Жозеф-Николя, ничто не мешало сводить Горэ в муниципалитет и превратить ее в мадам Николя.
Слава Богу, она готова была считать это имя псевдонимом, необходимым для того, чтобы обмануть полицию их конкурента Луи-Филиппа, так называемого короля французов.
Разумеется, нельзя было, не рискуя свободой, а может, и жизнью, начертать в книге записей мэрии имя, которой произведет эффект разорвавшейся бомбы: «Луи-Жозеф де Бурбон, дофин, сын несчастного короля Франции Людовика XVI».
Есть самоочевидные вещи.
Что же касается формулировки того места в брачном контракте, по которому все имущество наследует супруг, переживший другого, мы скоро увидим, как понимали этот пункт Черные Мантии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45