Офицер, рассказавший Клинту эту историю, смеялся над бывшим рабом, который в страхе повторял, что на него напали призраки, он их сам видел. Однако Клинт не находил в этом ничего забавного. Он знал – большинство негров суеверны – и подозревал, что некоторые вполне живые бывшие солдаты облачались в костюмы привидений, чтобы сеять эти страхи.
Клинт решил, что пора сказать Дэнси правду. Может быть, он сумеет ее убедить в том, что, если Дули и хотел, чтобы земля досталась ей, из этого ничего не выйдет.
Он повернул повозку и направился домой. Раз с этим покончено, ему следует нанести визит своему сводному брату и высказать все, что он думает о его жестокой проделке. Братья никогда не ладили, а после войны их отношения еще ухудшились, причем Клинт отнюдь не был уверен, будто это вызвано его переходом на сторону северян. Изменился Джордан. Он не мог ходить, и Клинт понимал, как это мучительно. Но после того, как Эдди сделала сына управляющим банком, он стал настоящим тираном. По сплетням, которые Клинт слышал в заведении Суини, – а это было единственное место, где с ним еще разговаривали, забыв после пары стаканчиков о ненависти, – Джордан упивался нищетой и страданиями людей, которых знал всю свою жизнь.
Да, Эдди и Джордан – два сапога пара. Оба стремятся к богатству и к власти, и оба ни перед чем не остановятся, чтобы заполучить то, чего хотят.
Но на этот раз – пусть единственный в жизни – Клинт их все-таки обошел и был несказанно горд этим.
Он только выбрался на вершину гряды, как увидел Дэнси, крупной рысью несущуюся навстречу. Удивительно, подумал он рассеянно, где она научилась так управляться с лошадью – сидя по-мужски, без седла, с легкостью преодолевая канавы и рытвины, она была похожа на бесстрашного кавалериста, скачущего в атаку.
Девушка приблизилась, и Клинт, увидев искаженное бешенством лицо, остановил повозку.
– Ради Бога, Дэнси, что…
Это было все, что он успел сказать. Дэнси осадила коня так резко, что тот взвился на дыбы, храпя и молотя воздух передними ногами, готовый продолжать бег.
– Говори сколько, ты, хитрый ублюдок? – процедила она сквозь стиснутые зубы.
– Что сколько? – Он понимал, о чем она, но все еще надеялся, что ошибается.
– Сколько ты заплатил налога? И не притворяйся, что не понимаешь, о чем я говорю. Только что здесь была твоя мачеха. Налетела, как гроза, обвинила меня в том, что я поселилась здесь, чтобы жить с тобой во грехе. Ах, с каким удовольствием она разъяснила мне, какая я дура! Я не знаю, каковы твои мотивы, и не хочу знать, – горячо продолжала она. – Если ты мне не скажешь, сколько ты уплатил, я пойду к сборщику налогов и узнаю у него, так что ты свое получишь.
– Мне не надо твоих денег, Дэнси, – возразил он. – Если ты можешь меня выслушать спокойно, я все тебе объясню, попытаюсь объяснить…
– А что тут объяснять? Мне и так ясно. Тебе просто доставляло удовольствие делать из меня дурочку и заставлять работать до седьмого пота, до полусмерти, чтобы мне все осточертело и я сдалась, уехала. Ты ведь и не собирался говорить мне правду, что – нет? Ты надеялся украсть у меня эту землю.
Он собрал все свое терпение.
– Земля не твоя, Дэнси. Она моя. Но ее мог бы получить кто угодно – кто первым пришел и заплатил налоги, не внесенные прежним владельцем. Кто угодно. Эдди, Джордан. Любой карпетбеггер. А насчет того, что я хотел заставить тебя сдаться и уехать, – да, это правда, – признался он. – Я надеялся, что так можно избежать той боли, которую причинила бы тебе правда, после того как Джордан послал тебя сюда, ничего не сказав. Но я все же решил рассказать все, как есть, и как раз собирался это сделать.
Дэнси хмыкнула.
– И ты надеешься, я в это поверю?
– Послушай, ты же надеешься, что я поверю, будто Дули оставил все тебе, – хотя у тебя нет никаких доказательств.
– Верно, – коротко кивнула она. – А сейчас я хочу, чтобы ты убрался с моей земли. Немедленно.
По тому, какой решимостью горели ее глаза, было ясно, что убеждать ее бесполезно. Но он должен был попытаться.
– Во-первых, ты выслушаешь одну вещь, которую должна знать.
Он стал рассказывать, какие опасности грозят сейчас на каждом шагу; напомнил, что, хотя война официально закончилась, есть люди, которые будут продолжать ее другими средствами, и она окажется в самой гуще этих грозных событий.
– Я помогу тебе обосноваться где-нибудь в другом месте, – закончил он. – Денег у меня немного, но все, что я имею, – твое.
– Ах, какой ты великодушный, Клинтон Мак-Кейб! И как я могла хоть на минуту подумать, будто ты изменился? Как был хулиганом, так и остался. Горбатого могила исправит Теперь моя очередь сказать тебе кое-что, – она ткнула его пальцем в грудь, подкрепляя свои слова. – Я не за тем приехала сюда из-за океана, чтобы позволить тебе украсть у меня из-под носа мое наследство. Я буду за него драться, если понадобится.
– Одна ты ничего не сможешь сделать. Тебе нужна помощь.
– Джордан мне поможет.
– Еще бы, – рассмеялся Клинт, – обязательно поможет – угодить к нему в постель. Но это и все – на большее не надейся. Банк принадлежит Эдди, как и сам Джордан. А ей эта земля нужна так же, как тебе.
Дэнси покачала головой, упершись руками в бедра и расставив ноги с видом решительным и вызывающим.
– Мне надоело твое вранье, я больше не хочу слушать. Собирай свои вещи и убирайся, а я позабочусь, чтобы ты получил свои деньги.
– Я уже говорил: мне не нужны эти деньги. Мне нужно, чтобы ты позволила мне помочь тебе наладить жизнь где-нибудь в другом месте.
– Я никуда не уеду.
Глаза их встретились, и в этот бесконечный миг упрямого молчания Клинт понял, что перед ним самая своевольная женщина, какую он когда-либо видел.
– Ну ладно, – сказал он наконец. – Видно, единственное, что мне остается, – это предоставить тебе убедиться во всем самой. Но земля будет по-прежнему числиться за мной, потому что я буду ждать, когда ты уедешь.
– Когда рак свистнет и рыба запоет, – быстро отпарировала Дэнси.
– Посмотрим. Тем временем, ради Дули, я позабочусь, чтобы ты не попала в слишком уж большую беду.
– Знаешь что, ты лучше мне не попадайся, – предупредила она. И, уже готовясь вскочить на коня, добавила: – Кстати, может быть, Лайла пустит тебя к себе?
Вот оно что, подумал он, улыбаясь, – значит, Эдди ей что-то наговорила про Лайлу, потому что сам он точно не называл ее имени.
– О ней можешь не беспокоиться, – заверил он. – Когда она узнала о тебе, она так разозлилась, что можно подумать, я пытался утопить ее куклу.
Разъяренная, Дэнси обернулась и крикнула:
– Ну, Клинт, ты…
Он заглушил ее возглас жгучим поцелуем, сжав в объятиях так, что ей показалось, будто у нее хрустнули кости.
Захваченная врасплох, Дэнси потерялась, растворилась в водовороте сладкого безумия, в восхитительном вихре страсти, охватившей ее в следующую минуту. Ее так потрясло это незнакомое ощущение, что она просто не могла противиться его ищущему, настойчивому языку, сплетающемуся с ее собственным, и его губам, медленно и нежно поглощавшим все ее существо.
И только когда руки его скользнули вниз по спине и, приняв в ладони ягодицы, прижали ее к чему-то угрожающе твердому, она очнулась и, упершись ладонями ему в грудь, крикнула, вырываясь:
– Пусти, сейчас же отпусти меня!
Он отпустил ее с тихим смешком.
– На этот раз обойдемся без подбитого глаза?
Дэнси ответила не сразу. Она молча вскочила на коня. Несмотря ни на что, приходилось признать, что Клинт действительно законный владелец этой земли и имеет полное право отослать ее отсюда. И хотя сейчас он великодушно уступает ей и уходит, Дэнси знала, что он уверен – она сдастся и примет его предложение. Однако ее смущало не только это: она должна была сознаться, что где-то в глубине души потрясена его поцелуем. Ее неизъяснимо влечет к нему, только он не должен ничего знать. Она будет бороться с этим чувством.
Подавляя нервную дрожь, все еще пробегающую по телу, Дэнси обернулась и произнесла ровным голосом:
– Обойдется без подбитого глаза. Только не попадайся мне на пути, Клинт.
– Ты, конечно, больше не хочешь, чтобы я у тебя работал?
– Найду кого-нибудь другого. Да, еще, – сказала она, указывая на повозку, – можешь выпрячь своего коня и ехать, куда тебе надо. Я позабочусь об остальном.
– Нет уж, я доведу до конца то, что начал, – сказал он и посмотрел ей прямо в глаза. – Поверь мне, Дэнси, я всегда все довожу до конца.
11
Дэнси маялась, ворочалась, а сон все не шел. Сначала, когда она только прибыла в Пайнтопс, она была так счастлива, что наконец дома, – слишком счастлива, чтобы еще о чем-нибудь беспокоиться! Зато теперь у нее было такое ощущение, словно в нее выстрелили из двустволки, в которой оба ствола заряжены несчастьями.
В довершение всего она никогда не чувствовала себя такой одинокой. Но все-таки она не жалела, что вернулась, и жарко, сердито клялась, что никто и ничто не заставит ее уехать. Пусть будет трудно – она не боится тяжелой работы! Кроме работы, у нее в жизни вообще ничего не было.
Потом ее мысли обратились к матери, к тем редким, драгоценным минутам, когда той удавалось ускользнуть и, держа за руку маленькую Дэнси, постоять на берегу моря. «Помечтаем?» – говорила она, устремляясь взглядом к горизонту – туда, где вода встречается с небом, уходя в бесконечность. И когда казалось, что она вот-вот заплачет, Дэнси знала, что глаза ее матери туманятся не от непролитых слез, а от дымки печальных воспоминаний.
Но сейчас, в этой тихой, одинокой ночи, Дэнси поразило противоестественное ощущение: утром она видела то же самое выражение в глазах Эдди Мак-Кейб. Кроме злобы в них определенно была та же горькая дымка воспоминаний. И, как в детстве, она снова и снова спрашивала себя: почему мисс Эдди так относится к ее матери и к дяде Дули? Неужели Эдди когда-то любила его, а он ее страшно обидел? Но если даже так, давно уже пора забыть о вражде. Может, Дэнси сумеет помочь ей?
Что же касается мистера Клинтона Мак-Кейба, размышляла она, он не раз ставил ее в дурацкое положение. Как она могла подумать, будто он мог измениться? Очень хорошо, что она его прогнала. Теперь самое время нанести визит Джордану и попросить о займе, который он обещал. Может, он даже придумает, как избавиться от Клинта законным путем.
В конце концов она заснула и проснулась оттого, что кто-то колотил в дверь. Спросонья она вскочила и сообразила, что уже утро, – и тут же узнала голос Клинта.
– Эй, Дэнси, не заставляй меня входить и стаскивать тебя с постели. Работа не ждет.
Дэнси соскочила с постели и сердитым рывком отворила дверь.
– Что ты тут делаешь?
Он стоял, прислонившись к столбу, весело щуря темные глаза, так что они казались почти закрытыми, когда он улыбался ей с высоты своего роста.
– Я подумал, может, хорошенько выспавшись, ты согласишься, что самое лучшее для нас обоих – это просто помириться.
– С предателем и лгуном – ни за что!
Клинт пожал плечами.
– Знаешь, к тому, что меня называют предателем, я уже как-то привык, но назвать меня лгуном ты не можешь. В чем я тебе солгал? Ты меня не спрашивала, моя это земля или нет.
– Она не твоя, и тебе здесь нечего делать, – отрезала Дэнси.
– Ошибаешься.
Он опустился на верхнюю ступеньку крыльца, глядя куда-то в сторону.
Потрясенная его наглостью и не желая обращаться к его спине, Дэнси поспешно спустилась на несколько ступенек и повернулась лицом к нему, сложив руки на груди. Старая ночная сорочка Дули, сшитая из какой-то грубой, кусачей материи, была очень велика, и Дэнси чувствовала себя ужасно неуютно, но больше у нее ничего не было. Надо выбраться в город и что-нибудь купить. Но в данный момент ей было все равно, как она выглядит.
– Послушай. Я хочу, чтобы ты убрался отсюда…
– Зачем?
Он обернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
– Тебе нужна моя помощь, а мне нужна работа.
Широко взмахнув рукой, она холодно напомнила:
– Но ты же считаешь, что все это принадлежит тебе. Удивительно, что ты еще не требуешь, чтобы я работала на тебя.
Клинт глубоко вздохнул: он принял решение. Он долго не спал, стараясь придумать, как уменьшить возникшую между ними напряженность, чтобы быть поблизости, пока она не предпримет какие-то шаги.
– Знаешь, – начал он, – я много думал и решил, что, пожалуй, ты права. Может быть, действительно, эта земля должна принадлежать тебе. В конце концов, Дули знал, что умирает, и с последним вздохом признался, что всю жизнь любил твою мать. Он ничего не говорил о письме, но, возвращаясь к сказанному им, вполне логично предположить, что он хотел, чтобы дочь Идэйны унаследовала все. Я готов это признать, – продолжал он, – но юридически земля остается за мной, пока ты не докажешь, что можешь с нею управиться.
Изумрудные глаза вспыхнули сердитым рубиновым огнем.
– Это несправедливо.
– У тебя нет выбора, – заметил он. – При таких условиях Джордан не сможет ее у тебя отобрать, если ты возьмешь у него деньги, но не сумеешь вовремя вернуть.
– Я сумею, – спокойно сказала Дэнси.
– Тогда о чем волноваться? Если ты добьешься успеха, даю тебе слово: я перепишу документы на тебя и исчезну из твоей жизни. Если же нет, ты признаешь свое поражение и исчезнешь из моей.
– А ты не будешь пытаться подставить мне ножку? – спросила она осторожно.
Он с минуту молча смотрел на нее, обдумывая ответ. Он вовсе не собирался выдавать ей, что теперь ему вовсе не хочется, чтобы она исчезла из его жизни, – совсем наоборот!
– Ну, конечно, нет, – произнес он с ленивой улыбкой, – потому что я намерен околачиваться тут и помогать, чем могу. Видишь ли, одно из условий сделки состоит в том, что ты нанимаешь меня на работу. Идет?
Он протянул ей руку.
Секунду помедлив, Дэнси пожала ее, не переставая бранить себя за то радостное волнение, за то облегчение, которое она испытывала оттого, что он вернулся. «Учти, – уговаривала она свое бушующее сердце, – это должны быть чисто деловые отношения! Нельзя позволить себе влюбиться в такого человека, как Клинт Мак-Кейб!»
– Еще одно, – сказала она жестко. – То, что случилось вчера, не должно повториться.
– Ну, если сказать по правде, мне хотелось это сделать еще тогда, когда мы играли в куклы, только я боялся, как бы ты не подбила мне оба глаза, – промурлыкал он, улыбаясь, и Дэнси нашла его улыбку очаровательной.
– Я могла бы, – обронила она. – У нас с тобой деловое соглашение и больше ничего.
Он поднялся.
– Ну что ж, мисс Дэнси, если вы соблаговолите облачиться в рабочую одежду, помощник пришелся бы мне весьма кстати. Мы могли бы закончить расчистку уже сегодня.
Чуть попозже Дэнси уже трудилась рядом с ним. Напряжение спало, и утро легко и быстро сменялось днем по мере того, как они с удовольствием болтали о детстве и обо всем, что было потом. Дэнси хотелось побольше узнать о дяде Дули, и она по-прежнему испытывала легкие укоры совести за то, что гораздо меньше интересовалась родным отцом.
Клинт поведал ей о том, что заставило его перейти на сторону северян. Одно время он служил охранником в печально известной Ричмондской тюрьме, а Дули был одним из заключенных. Время, проведенное с Дули, полностью изменило его образ жизни. В конце концов он помог Дули бежать, и оба они перебрались на Север. С тех пор они были неразлучны до самого конца, до того дня, когда Дули получил смертельную рану.
В полдень, когда они присели поесть, Дэнси заговорила о сборе живицы для производства скипидара.
– Бен сказал, что сокодвижение сильнее всего весной, но, поскольку мы в этом году опоздали, будем надеяться, что нам поможет жара. Все, что нам предстоит сделать, – это надрезать кору деревьев по диагонали и повесить ведра, чтобы живица стекала в них до тех пор, пока не начнет свертываться. Тогда ее надо вскипятить и дать осесть всяким примесям. Что останется сверху, и есть скипидар. На него будет огромный спрос, – продолжала она, – но мне придется нанимать много рабочих, иначе мы не справимся.
– Тут могут возникнуть проблемы, – возразил Клинт. – Ты не сможешь платить им столько, сколько платят на железной дороге, так что найти рабочих будет нелегко.
– Только не среди черных. Бен говорит, им позарез нужна работа, они готовы на любую. Единственное, что мне сейчас нужно, – это деньги на первоначальные расходы и на строительство жилья для рабочих – и тогда я сразу развернусь.
Клинт нерешительно заметил:
– Боюсь, найдутся люди, которым не понравится, если ты будешь нанимать черных, когда есть белые, нуждающиеся в работе.
Дэнси взглянула на него с удивлением.
– Ты же сам сказал, мне будет трудно найти белых рабочих, потому что я не смогу платить столько, сколько платят на железной дороге.
Хмурясь, он признал парадоксальность ситуации.
– Придется повышать ставки, чтобы нанимать белых.
– Я буду платить по справедливости, – строго заявила Дэнси, – и мне все равно, какого цвета будет кожа у человека, который согласится работать за мою плату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Клинт решил, что пора сказать Дэнси правду. Может быть, он сумеет ее убедить в том, что, если Дули и хотел, чтобы земля досталась ей, из этого ничего не выйдет.
Он повернул повозку и направился домой. Раз с этим покончено, ему следует нанести визит своему сводному брату и высказать все, что он думает о его жестокой проделке. Братья никогда не ладили, а после войны их отношения еще ухудшились, причем Клинт отнюдь не был уверен, будто это вызвано его переходом на сторону северян. Изменился Джордан. Он не мог ходить, и Клинт понимал, как это мучительно. Но после того, как Эдди сделала сына управляющим банком, он стал настоящим тираном. По сплетням, которые Клинт слышал в заведении Суини, – а это было единственное место, где с ним еще разговаривали, забыв после пары стаканчиков о ненависти, – Джордан упивался нищетой и страданиями людей, которых знал всю свою жизнь.
Да, Эдди и Джордан – два сапога пара. Оба стремятся к богатству и к власти, и оба ни перед чем не остановятся, чтобы заполучить то, чего хотят.
Но на этот раз – пусть единственный в жизни – Клинт их все-таки обошел и был несказанно горд этим.
Он только выбрался на вершину гряды, как увидел Дэнси, крупной рысью несущуюся навстречу. Удивительно, подумал он рассеянно, где она научилась так управляться с лошадью – сидя по-мужски, без седла, с легкостью преодолевая канавы и рытвины, она была похожа на бесстрашного кавалериста, скачущего в атаку.
Девушка приблизилась, и Клинт, увидев искаженное бешенством лицо, остановил повозку.
– Ради Бога, Дэнси, что…
Это было все, что он успел сказать. Дэнси осадила коня так резко, что тот взвился на дыбы, храпя и молотя воздух передними ногами, готовый продолжать бег.
– Говори сколько, ты, хитрый ублюдок? – процедила она сквозь стиснутые зубы.
– Что сколько? – Он понимал, о чем она, но все еще надеялся, что ошибается.
– Сколько ты заплатил налога? И не притворяйся, что не понимаешь, о чем я говорю. Только что здесь была твоя мачеха. Налетела, как гроза, обвинила меня в том, что я поселилась здесь, чтобы жить с тобой во грехе. Ах, с каким удовольствием она разъяснила мне, какая я дура! Я не знаю, каковы твои мотивы, и не хочу знать, – горячо продолжала она. – Если ты мне не скажешь, сколько ты уплатил, я пойду к сборщику налогов и узнаю у него, так что ты свое получишь.
– Мне не надо твоих денег, Дэнси, – возразил он. – Если ты можешь меня выслушать спокойно, я все тебе объясню, попытаюсь объяснить…
– А что тут объяснять? Мне и так ясно. Тебе просто доставляло удовольствие делать из меня дурочку и заставлять работать до седьмого пота, до полусмерти, чтобы мне все осточертело и я сдалась, уехала. Ты ведь и не собирался говорить мне правду, что – нет? Ты надеялся украсть у меня эту землю.
Он собрал все свое терпение.
– Земля не твоя, Дэнси. Она моя. Но ее мог бы получить кто угодно – кто первым пришел и заплатил налоги, не внесенные прежним владельцем. Кто угодно. Эдди, Джордан. Любой карпетбеггер. А насчет того, что я хотел заставить тебя сдаться и уехать, – да, это правда, – признался он. – Я надеялся, что так можно избежать той боли, которую причинила бы тебе правда, после того как Джордан послал тебя сюда, ничего не сказав. Но я все же решил рассказать все, как есть, и как раз собирался это сделать.
Дэнси хмыкнула.
– И ты надеешься, я в это поверю?
– Послушай, ты же надеешься, что я поверю, будто Дули оставил все тебе, – хотя у тебя нет никаких доказательств.
– Верно, – коротко кивнула она. – А сейчас я хочу, чтобы ты убрался с моей земли. Немедленно.
По тому, какой решимостью горели ее глаза, было ясно, что убеждать ее бесполезно. Но он должен был попытаться.
– Во-первых, ты выслушаешь одну вещь, которую должна знать.
Он стал рассказывать, какие опасности грозят сейчас на каждом шагу; напомнил, что, хотя война официально закончилась, есть люди, которые будут продолжать ее другими средствами, и она окажется в самой гуще этих грозных событий.
– Я помогу тебе обосноваться где-нибудь в другом месте, – закончил он. – Денег у меня немного, но все, что я имею, – твое.
– Ах, какой ты великодушный, Клинтон Мак-Кейб! И как я могла хоть на минуту подумать, будто ты изменился? Как был хулиганом, так и остался. Горбатого могила исправит Теперь моя очередь сказать тебе кое-что, – она ткнула его пальцем в грудь, подкрепляя свои слова. – Я не за тем приехала сюда из-за океана, чтобы позволить тебе украсть у меня из-под носа мое наследство. Я буду за него драться, если понадобится.
– Одна ты ничего не сможешь сделать. Тебе нужна помощь.
– Джордан мне поможет.
– Еще бы, – рассмеялся Клинт, – обязательно поможет – угодить к нему в постель. Но это и все – на большее не надейся. Банк принадлежит Эдди, как и сам Джордан. А ей эта земля нужна так же, как тебе.
Дэнси покачала головой, упершись руками в бедра и расставив ноги с видом решительным и вызывающим.
– Мне надоело твое вранье, я больше не хочу слушать. Собирай свои вещи и убирайся, а я позабочусь, чтобы ты получил свои деньги.
– Я уже говорил: мне не нужны эти деньги. Мне нужно, чтобы ты позволила мне помочь тебе наладить жизнь где-нибудь в другом месте.
– Я никуда не уеду.
Глаза их встретились, и в этот бесконечный миг упрямого молчания Клинт понял, что перед ним самая своевольная женщина, какую он когда-либо видел.
– Ну ладно, – сказал он наконец. – Видно, единственное, что мне остается, – это предоставить тебе убедиться во всем самой. Но земля будет по-прежнему числиться за мной, потому что я буду ждать, когда ты уедешь.
– Когда рак свистнет и рыба запоет, – быстро отпарировала Дэнси.
– Посмотрим. Тем временем, ради Дули, я позабочусь, чтобы ты не попала в слишком уж большую беду.
– Знаешь что, ты лучше мне не попадайся, – предупредила она. И, уже готовясь вскочить на коня, добавила: – Кстати, может быть, Лайла пустит тебя к себе?
Вот оно что, подумал он, улыбаясь, – значит, Эдди ей что-то наговорила про Лайлу, потому что сам он точно не называл ее имени.
– О ней можешь не беспокоиться, – заверил он. – Когда она узнала о тебе, она так разозлилась, что можно подумать, я пытался утопить ее куклу.
Разъяренная, Дэнси обернулась и крикнула:
– Ну, Клинт, ты…
Он заглушил ее возглас жгучим поцелуем, сжав в объятиях так, что ей показалось, будто у нее хрустнули кости.
Захваченная врасплох, Дэнси потерялась, растворилась в водовороте сладкого безумия, в восхитительном вихре страсти, охватившей ее в следующую минуту. Ее так потрясло это незнакомое ощущение, что она просто не могла противиться его ищущему, настойчивому языку, сплетающемуся с ее собственным, и его губам, медленно и нежно поглощавшим все ее существо.
И только когда руки его скользнули вниз по спине и, приняв в ладони ягодицы, прижали ее к чему-то угрожающе твердому, она очнулась и, упершись ладонями ему в грудь, крикнула, вырываясь:
– Пусти, сейчас же отпусти меня!
Он отпустил ее с тихим смешком.
– На этот раз обойдемся без подбитого глаза?
Дэнси ответила не сразу. Она молча вскочила на коня. Несмотря ни на что, приходилось признать, что Клинт действительно законный владелец этой земли и имеет полное право отослать ее отсюда. И хотя сейчас он великодушно уступает ей и уходит, Дэнси знала, что он уверен – она сдастся и примет его предложение. Однако ее смущало не только это: она должна была сознаться, что где-то в глубине души потрясена его поцелуем. Ее неизъяснимо влечет к нему, только он не должен ничего знать. Она будет бороться с этим чувством.
Подавляя нервную дрожь, все еще пробегающую по телу, Дэнси обернулась и произнесла ровным голосом:
– Обойдется без подбитого глаза. Только не попадайся мне на пути, Клинт.
– Ты, конечно, больше не хочешь, чтобы я у тебя работал?
– Найду кого-нибудь другого. Да, еще, – сказала она, указывая на повозку, – можешь выпрячь своего коня и ехать, куда тебе надо. Я позабочусь об остальном.
– Нет уж, я доведу до конца то, что начал, – сказал он и посмотрел ей прямо в глаза. – Поверь мне, Дэнси, я всегда все довожу до конца.
11
Дэнси маялась, ворочалась, а сон все не шел. Сначала, когда она только прибыла в Пайнтопс, она была так счастлива, что наконец дома, – слишком счастлива, чтобы еще о чем-нибудь беспокоиться! Зато теперь у нее было такое ощущение, словно в нее выстрелили из двустволки, в которой оба ствола заряжены несчастьями.
В довершение всего она никогда не чувствовала себя такой одинокой. Но все-таки она не жалела, что вернулась, и жарко, сердито клялась, что никто и ничто не заставит ее уехать. Пусть будет трудно – она не боится тяжелой работы! Кроме работы, у нее в жизни вообще ничего не было.
Потом ее мысли обратились к матери, к тем редким, драгоценным минутам, когда той удавалось ускользнуть и, держа за руку маленькую Дэнси, постоять на берегу моря. «Помечтаем?» – говорила она, устремляясь взглядом к горизонту – туда, где вода встречается с небом, уходя в бесконечность. И когда казалось, что она вот-вот заплачет, Дэнси знала, что глаза ее матери туманятся не от непролитых слез, а от дымки печальных воспоминаний.
Но сейчас, в этой тихой, одинокой ночи, Дэнси поразило противоестественное ощущение: утром она видела то же самое выражение в глазах Эдди Мак-Кейб. Кроме злобы в них определенно была та же горькая дымка воспоминаний. И, как в детстве, она снова и снова спрашивала себя: почему мисс Эдди так относится к ее матери и к дяде Дули? Неужели Эдди когда-то любила его, а он ее страшно обидел? Но если даже так, давно уже пора забыть о вражде. Может, Дэнси сумеет помочь ей?
Что же касается мистера Клинтона Мак-Кейба, размышляла она, он не раз ставил ее в дурацкое положение. Как она могла подумать, будто он мог измениться? Очень хорошо, что она его прогнала. Теперь самое время нанести визит Джордану и попросить о займе, который он обещал. Может, он даже придумает, как избавиться от Клинта законным путем.
В конце концов она заснула и проснулась оттого, что кто-то колотил в дверь. Спросонья она вскочила и сообразила, что уже утро, – и тут же узнала голос Клинта.
– Эй, Дэнси, не заставляй меня входить и стаскивать тебя с постели. Работа не ждет.
Дэнси соскочила с постели и сердитым рывком отворила дверь.
– Что ты тут делаешь?
Он стоял, прислонившись к столбу, весело щуря темные глаза, так что они казались почти закрытыми, когда он улыбался ей с высоты своего роста.
– Я подумал, может, хорошенько выспавшись, ты согласишься, что самое лучшее для нас обоих – это просто помириться.
– С предателем и лгуном – ни за что!
Клинт пожал плечами.
– Знаешь, к тому, что меня называют предателем, я уже как-то привык, но назвать меня лгуном ты не можешь. В чем я тебе солгал? Ты меня не спрашивала, моя это земля или нет.
– Она не твоя, и тебе здесь нечего делать, – отрезала Дэнси.
– Ошибаешься.
Он опустился на верхнюю ступеньку крыльца, глядя куда-то в сторону.
Потрясенная его наглостью и не желая обращаться к его спине, Дэнси поспешно спустилась на несколько ступенек и повернулась лицом к нему, сложив руки на груди. Старая ночная сорочка Дули, сшитая из какой-то грубой, кусачей материи, была очень велика, и Дэнси чувствовала себя ужасно неуютно, но больше у нее ничего не было. Надо выбраться в город и что-нибудь купить. Но в данный момент ей было все равно, как она выглядит.
– Послушай. Я хочу, чтобы ты убрался отсюда…
– Зачем?
Он обернулся и посмотрел ей прямо в глаза.
– Тебе нужна моя помощь, а мне нужна работа.
Широко взмахнув рукой, она холодно напомнила:
– Но ты же считаешь, что все это принадлежит тебе. Удивительно, что ты еще не требуешь, чтобы я работала на тебя.
Клинт глубоко вздохнул: он принял решение. Он долго не спал, стараясь придумать, как уменьшить возникшую между ними напряженность, чтобы быть поблизости, пока она не предпримет какие-то шаги.
– Знаешь, – начал он, – я много думал и решил, что, пожалуй, ты права. Может быть, действительно, эта земля должна принадлежать тебе. В конце концов, Дули знал, что умирает, и с последним вздохом признался, что всю жизнь любил твою мать. Он ничего не говорил о письме, но, возвращаясь к сказанному им, вполне логично предположить, что он хотел, чтобы дочь Идэйны унаследовала все. Я готов это признать, – продолжал он, – но юридически земля остается за мной, пока ты не докажешь, что можешь с нею управиться.
Изумрудные глаза вспыхнули сердитым рубиновым огнем.
– Это несправедливо.
– У тебя нет выбора, – заметил он. – При таких условиях Джордан не сможет ее у тебя отобрать, если ты возьмешь у него деньги, но не сумеешь вовремя вернуть.
– Я сумею, – спокойно сказала Дэнси.
– Тогда о чем волноваться? Если ты добьешься успеха, даю тебе слово: я перепишу документы на тебя и исчезну из твоей жизни. Если же нет, ты признаешь свое поражение и исчезнешь из моей.
– А ты не будешь пытаться подставить мне ножку? – спросила она осторожно.
Он с минуту молча смотрел на нее, обдумывая ответ. Он вовсе не собирался выдавать ей, что теперь ему вовсе не хочется, чтобы она исчезла из его жизни, – совсем наоборот!
– Ну, конечно, нет, – произнес он с ленивой улыбкой, – потому что я намерен околачиваться тут и помогать, чем могу. Видишь ли, одно из условий сделки состоит в том, что ты нанимаешь меня на работу. Идет?
Он протянул ей руку.
Секунду помедлив, Дэнси пожала ее, не переставая бранить себя за то радостное волнение, за то облегчение, которое она испытывала оттого, что он вернулся. «Учти, – уговаривала она свое бушующее сердце, – это должны быть чисто деловые отношения! Нельзя позволить себе влюбиться в такого человека, как Клинт Мак-Кейб!»
– Еще одно, – сказала она жестко. – То, что случилось вчера, не должно повториться.
– Ну, если сказать по правде, мне хотелось это сделать еще тогда, когда мы играли в куклы, только я боялся, как бы ты не подбила мне оба глаза, – промурлыкал он, улыбаясь, и Дэнси нашла его улыбку очаровательной.
– Я могла бы, – обронила она. – У нас с тобой деловое соглашение и больше ничего.
Он поднялся.
– Ну что ж, мисс Дэнси, если вы соблаговолите облачиться в рабочую одежду, помощник пришелся бы мне весьма кстати. Мы могли бы закончить расчистку уже сегодня.
Чуть попозже Дэнси уже трудилась рядом с ним. Напряжение спало, и утро легко и быстро сменялось днем по мере того, как они с удовольствием болтали о детстве и обо всем, что было потом. Дэнси хотелось побольше узнать о дяде Дули, и она по-прежнему испытывала легкие укоры совести за то, что гораздо меньше интересовалась родным отцом.
Клинт поведал ей о том, что заставило его перейти на сторону северян. Одно время он служил охранником в печально известной Ричмондской тюрьме, а Дули был одним из заключенных. Время, проведенное с Дули, полностью изменило его образ жизни. В конце концов он помог Дули бежать, и оба они перебрались на Север. С тех пор они были неразлучны до самого конца, до того дня, когда Дули получил смертельную рану.
В полдень, когда они присели поесть, Дэнси заговорила о сборе живицы для производства скипидара.
– Бен сказал, что сокодвижение сильнее всего весной, но, поскольку мы в этом году опоздали, будем надеяться, что нам поможет жара. Все, что нам предстоит сделать, – это надрезать кору деревьев по диагонали и повесить ведра, чтобы живица стекала в них до тех пор, пока не начнет свертываться. Тогда ее надо вскипятить и дать осесть всяким примесям. Что останется сверху, и есть скипидар. На него будет огромный спрос, – продолжала она, – но мне придется нанимать много рабочих, иначе мы не справимся.
– Тут могут возникнуть проблемы, – возразил Клинт. – Ты не сможешь платить им столько, сколько платят на железной дороге, так что найти рабочих будет нелегко.
– Только не среди черных. Бен говорит, им позарез нужна работа, они готовы на любую. Единственное, что мне сейчас нужно, – это деньги на первоначальные расходы и на строительство жилья для рабочих – и тогда я сразу развернусь.
Клинт нерешительно заметил:
– Боюсь, найдутся люди, которым не понравится, если ты будешь нанимать черных, когда есть белые, нуждающиеся в работе.
Дэнси взглянула на него с удивлением.
– Ты же сам сказал, мне будет трудно найти белых рабочих, потому что я не смогу платить столько, сколько платят на железной дороге.
Хмурясь, он признал парадоксальность ситуации.
– Придется повышать ставки, чтобы нанимать белых.
– Я буду платить по справедливости, – строго заявила Дэнси, – и мне все равно, какого цвета будет кожа у человека, который согласится работать за мою плату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32