Последовало короткое тревожное молчание. Граф Лестер был умелым воином, и было непонятно, почему он остановился поесть и отдохнуть в Ившеме, который являлся естественной ловушкой.
— Второе сообщение Мортимера было о том, что мы намного превышаем их численностью, и я послал знамена, которые мы отняли у Саймона, с нашими передовыми отрядами всадников. — Эдуард улыбнулся, когда сказал это. Его правый глаз был словно голубое стекло, а левый сиял из-под приспущенного века. — Пусть Лестер думает, что подходит его сын. Я не хотел бы прерывать его обед до того, как мы добавим приправу.
Боевой конь Глостера захрапел и стал на дыбы. Альфред подумал, что тот натянул поводья, обеспокоив животное. Однако, прежде чем граф успел заговорить, Эдуард продолжил:
— Вы удержите правый центр, Гилберт, и пошлете людей к реке с этой стороны?
— Да, милорд. Сэр Джон Гиффард со значительными силами расположится справа, Лестер не сможет миновать его.
Гилберт начал подробно говорить о том, как он собирается организовать эту битву, но Альфред не слушал. Он подумал, как быстро и умно принц отвлек Гилберта от своей уловки со знаменами союзников Лестера. Наверное, Эдуард сделал маленькую ошибку, решив, что Гилберт будет доволен этим обманом, хотя на самом деле оказалось совсем не так. Нет, Эдуард точно знал, что делает: если бы Гилберт увидел эти знамена без предупреждения, он огорчился бы еще больше.
Резкое движение Дедиса отвлекло Альфреда от его мыслей. Мимо него проехал Роджер Лейборн с двумя всадниками, и он понял, что прослушал остальной план битвы Эдуарда, но это не имело значения. Он не командовал отрядом, а должен был только следовать за принцем. Эдуард выехал на дорогу, и Альфред усмехнулся. По крайней мере, с Эдуардом он будет в центре битвы, а не отсиживаться на горном кряже, слушая, как командующий выкрикивает приказы, как это было, когда он сопровождал на войну Людовика.
27.
События складывались так, что Альфреду не пришлось следовать в сражении за Эдуардом. Он оказался идеальным посыльным — его знали все командующие, и он не отвечал ни за какой отряд. Когда армия была на месте и начало расти нетерпение, он объехал всех командиров, начав с сэра Джона Гиффарда, и предупредил, чтобы они не бросались на людей Лестера, как только те появятся. Когда он передал приказ Эдуарда Джону Лейборну, на левом фланге, как ветер, взмывая к небу, раздался крик об атаке.
— Западни не было, — проревел Лейборн. — Смотрите! Лестер идет в атаку прямо на холмы, надеясь проложить путь между лордом Эдуардом и Глостером.
Альфред повернул Дедиса, оказавшись спиной к долине. Увидев, как Эдуард двинулся, он понял, что не успеет добраться до принца до того, как армии встретятся. Ему придется сражаться одному. Он приготовил правую руку, и Шалье вложил в нее копье, пока он прилаживал щит. Армии Лестера и Эдуарда столкнулись. Лейборн издал боевой крик и пришпорил коня. Альфред никогда не командовал битвой, но знал, что Лейборн намерен, нанеся удар силам Лестера в центре, усилить давление на линию фронта Эдуарда. Он слегка пришпорил Дедиса и пустился вскачь.
Движение лошади усилило удар копья, и первый человек был не сражен, а сметен в сторону. Другого Дедис оттолкнул корпусом, и копье бесполезно устремилось в небо. Альфред сжал свое оружие как раз вовремя, скользнув им по рукояти копья третьего нападающего. Человек пронзительно закричал, так как стальная головка проткнула ему бок. Альфред краем глаза увидел, как деревянная рукоять поднялась и его противник упал. Напрасная гибель, подумал он. Вся война была напрасна. На турнирах копье имеет тупой наконечник, и проигравший вынужден платить выкуп, но остается жив и может биться снова.
Мысли не отвлекали Альфреда от ратного дела. Он наклонил свой щит, отбив копье, угрожавшее ему, и выхватил меч, ударив им человека. Он почувствовал дребезжание, нанеся удар, но у него не было времени выяснять, какой ущерб он нанес. Дедис слишком быстро рванулся вперед, и Альфреду пришлось натянуть поводья, чтобы он замедлил шаг.
Он снова услышал боевой клич Лейборна слева и направил Дедиса вправо, врезавшись в колонны Лестера под углом. Они были намного ниже того места, где его люди сражались с отрядами принца. Альфред знал, что должен подняться выше в горы, чтобы найти Эдуарда. Он пришпорил коня и проехал дальше, расчищая себе дорогу. Альфред заслонился кнутом от меча, ударив нападавшего по шлему. Затем обменялся ударами с человеком, у которого был серебряно-красный щит, но кто-то бросился между ними, выкрикивая проклятия, и Альфред отъехал, догадавшись, что там сводили личные счеты.
Когда у него мелькнула эта мысль, позади дуэлянтов внезапно появился Гай де Монфорт. Альфред первый раз в этой битве с удовольствием прокричал вызов и ударил, затем отразил удар и снова ударил, увернувшись от достаточно сильного ответного удара. Альфред вытянул руку вперед, и это дало ему возможность сбить с Гая шлем. Он слышал приглушенный крик, но знал, что лишь слегка оглушил его. В самом деле, молодой человек выпрямился и ударил его с силой, достойной похвалы. Альфред отразил удар щитом, но ответного удара не последовало. Прямо за спиной Альфреда раздался крик:
— Не бейте меня! Я — Генрих Уинчестер, ваш король, я слишком стар, чтобы сражаться!
Поколебавшись мгновение, Альфред готов был повернуться, чтобы прийти на помощь старому человеку. Но тут меч Гая плашмя ударил его по плечу. Если бы он успел повернуться, острие меча попало бы ему в шею и смертельно ранило. Альфред почувствовал боль в голове и руке, хватка ослабла, меч едва не выпал из его руки. Гай, пришпорив свою лошадь, подъехал к Альфреду сзади, но старый конь знал свою работу и, пронзительно заржав, лягнул молодого жеребца.
Услышав новый крик короля о помощи, Гай снова напал. Альфред поднял меч, чтобы парировать удар, но рука, державшая меч, ослабла, но у него хватило сил пришпорить Дедиса и подтолкнуть его правым коленом. Лошадь послушно повернула налево и устремилась вперед. Гай издал победный клич и с новой силой ударил, в надежде, что его меч пробьет щит Альфреда и вонзится ему в грудь. С таким же громким криком Альфред наклонил свой щит, поймав оружие Гая, и стал опускать его вниз, одновременно подняв свой меч для удара, который пришелся Гаю по плечу. Гай пронзительно завопил. Поднявшись в стременах, Альфред снова поднял меч, рискуя быть выбитым из седла, в гневном желании вложить всю силу в удар. Он страстно желал нанести Гаю смертельный удар, прежде чем тот свалится с лошади. Волна гнева и триумфа нахлынула на него, когда он ударил со всей силой. В этот момент неизвестный всадник вдруг оказался между ним и его жертвой. Альфред не мог остановить удар и потрясенно закричал, увидев его щит: удар, предназначавшийся Гаю, пришелся по Генриху де Монфорту. Генрих не закричал. Он пошатнулся в седле, и светло-красное пятно медленно расплылось по его темной кольчуге. Но Генрих сумел удержать свою лошадь между Альфредом и Гаем, упавшим на шею своего жеребца. Был ли Генрих не в состоянии атаковать его или не хотел этого делать, но он уже не мог причинить вреда Альфреду.
Генрих и Гай отступали, круг побежденных формировался вокруг знамени Лестера. Снова донесся крик: «Я — король Генрих Уинчестер. Не причиняйте мне вреда!» На этот раз Альфред не пришел в замешательство. «Пусть король умрет, и эта война навсегда закончится», — подумал он.
* * *
Как привязанная, Барбара следовала за Альфредом до садовых ворот. Дальше она не пошла, но стояла, глядя, как он легко бежал под тяжестью своих доспехов и запрыгнул на Дедиса, словно был молодым рыцарем, пробующим свои силы. Она чувствовала большое облегчение и радость от того, что ей не надо больше ничего скрывать.
Он с восхищением улыбнулся ей, и в его взгляде не было самодовольного удовлетворения. «Надолго ли?» — спросила ее ревность. При этой мысли Барбара улыбнулась, хотя по ее щекам текли слезы. «Возможно, на всю его жизнь, — если он не переживет этот день», — ответила она сама себе. Когда за Шалье и Альфредом закрылись ворота, Барбара прислонилась к стене, горько всхлипывая. Потом выпрямилась и вытерла лицо. По крайней мере, он уехал счастливым. «Ясный ум и легкое сердце — такое же сильное оружие, как щит и меч», — как-то раз сказал ей отец, критикуя жену своего друга, которая стонала и выла, когда провожала его на битву.
Альфред сказал, что вернется до того, как стемнеет. Барбара засмеялась, предвкушая скорую встречу. На дворе уже было темно, приближалась буря. Она уронила руки и посмотрела на облака, которые с каждой минутой становились все ниже и темнее. Буря обещала быть ужасной, она могла остановить сражение. Лестер мог бежать в темноте в Кенилуэрт. Начнется долгая осада крепости, и Альфред будет смертельно скучать. Но в случае осады Кенилуэрта он сможет уехать от Эдуарда.
Она вернулась в дом для гостей. Где-то внутри у нее жило сомнение, что она напрасно надеется на такой быстрый исход, в то время как вся Англия, втянутая в войну, будет страдать. Но страдания окажутся еще сильнее, если Лестер будет побежден и король Генрих вновь начнет свободно править по собственной воле, бросая земли и деньги в утробу своего ненасытного семейства или проматывая их на безрассудные и рискованные предприятия в надежде завоевать корону для своего молодого сына.
«Генрих недолго мучил бы королевство, — возразила она сама себе. — Он стар, а Эдуард не будет так мягок к Лусиньонам, как его отец. Из графа потоком лились правильные речи и законы, но если Генрих потворствовал евоим жестоким и алчным сводным братьям, то Лестер конфисковывал поместья для своих беспечных и жадных молодых сыновей. По крайней мере, Генрих разоружал своих критиков тактом и обаянием».
Снова прогремел гром, но, хотя ветер утих, воздух казался плотным и тяжелым. Барбара подняла голову и решительно направилась в свою маленькую комнату. «До того как стемнеет», — вновь вспомнила она слова Альфреда. Проснувшись задолго до рассвета, она лежала на узкой постели в одежде, надеясь проспать несколько долгих часов.
Сначала ее надежда казалась тщетной. Некоторое время она тихо лежала с закрытыми глазами, стараясь отогнать от себя страшные мысли. Когда это не удалось, она начала считать овец, словно учила детей, но робкие кудрявые овцы предательски превращались в кричащих, размахивающих мечами мужчин. Она повернулась на правый бок и пристально разглядывала стену, пытаясь найти на грубом камне узор, который отвлек бы ее внимание, но красная, словно кровь, прожилка заставила ее отвести глаза и повернуться на спину, а затем снова лечь на правый бок. Клотильда сидела возле двери и шила, наклонив работу, чтобы лучше видеть в сумеречном свете. Сначала это успокаивало Барбару, но скоро Клотильда настороженно подняла голову, прислушиваясь. Против своего желания Барбара тоже стала слушать, так напряженно, что услышала тихое дыхание своей служанки, робкое царапанье, доносящееся из коридора, жужжание.
Барбара закрыла глаза, чтобы лучше слышать, не отвлекаясь, пока звуки не затихли. Темнота сгустилась, все звуки исчезли, и она почувствовала спокойствие. Когда она вновь напрягла слух, на нее нахлынул шум, ужасный шум человеческих криков и стонов. Барбара в замешательстве открыла глаза, считая, что это звуки нарастающей бури, проникающие сквозь стены гостевого дома. Окончательно проснувшись, она поняла, что звуки голосов доносились из коридора.
— Подожди, — крикнула Барбара Клотильде, спрыгивая с постели. — Эти крики! Кто-то ранен. Альфред! Альфред!
Она выбежала в коридор и резко остановилась, едва избежав столкновения с вооруженным мужчиной, который с рычанием обернулся. Его обнаженный меч замер в дюйме от ее груди. Барбара пронзительно закричала. Мужской крик, тонкий и дрожащий, слился с ее, и, прежде чем они затихли, низкий голос заглушил обоих, воскликнув:
— Леди Барбара!
— Лейборн! — выдохнула Барбара и схватилась за дверь, чтобы не упасть, прошептав: — Где Альфред?
— Был здоров и наслаждался собой, когда я последний раз его видел, но, леди Барбара, это король.
— Сир! — воскликнула Барбара и опустилась в реверансе, но в следующее мгновение вскочила, протягивая руки, чтобы поддержать его. — О небеса! Вы ранены, сир.
Генрих уцепился за протянутую ему руку, выпустив руку Роджера Лейборна, за которую он держался.
— Люди Лестера хотели, чтобы меня убили… — Его руки дрожали, и в голосе смешались настороженность и недоверие. — Они надели на меня простую кольчугу, дали мне щит без герба и даже шлем без гребня. Лестер хотел, чтобы я умер, если он умрет.
— Мой дорогой лорд, — нежно сказала Барбара, совершенно забыв от жалости к его боли и смущению, как часто сама желала ему смерти. — Вы не пройдете в мою комнату, чтобы прилечь, пока для вас не подготовят более удобное помещение?
Король бросил испуганный взгляд на Лейборна, который поджал губы.
— Вы можете делать все, что пожелаете, сир. Мы случайно оказались на женской половине, но, думаю, для вас ненадолго можно сделать исключение. Я найду настоятеля монастыря.
Когда они с Лейборном привели короля в комнату и усадили на постель, Барбара догадалась, что его привезли в Клив, чтобы Лестер не мог с ним бежать. Ее догадка подтвердилась, когда у двери вдоль стены выстроились стражники.
— Как только настоятель будет готов, я приду за ним, — пробормотал Лейборн.
— Сначала пришлите сестру милосердия перевязать его раны, — сказала Барбара. Когда Лейборн кивнул и ушел, она жестом приказала Клотильде закрыть дверь и встала перед королем на колени. — Вы позволите мне и моей служанке помочь снять вам доспехи, сир?
Генрих взглянул на закрытую дверь комнаты, на Барбару, стоящую на коленях, на Клотильду, присевшую в реверансе.
— Почему Роджер Лейборн увез меня сюда от моего сына? — прошептал он.
Барбара напряженно улыбнулась. Генрих был так ошеломлен и смущен, что было очевидно, что он вспомнил давнюю ссору между Лейборном и Эдуардом, которую он усугубил, и поэтому на короткое время Лейборн стал на сторону Лестера. Он, кажется, забыл, что ссора улажена.
— Теперь Лейборн — ваш самый верный слуга, милорд, и преданный друг принца Эдуарда, — сказала Барбара. — Возможно, вы слышали, как лорд Эдуард бежал от Лестера. Роджер Лейборн был среди тех, кто помогал побегу. И он с мая преданно воюет за лорда Эдуарда. Вы можете смело ему доверять.
— Лестер — мой зять — хотел моей смерти, — сказал Генрих. — Кому тогда можно доверять?
Барбара почувствовала такое раздражение, что едва не закричала. Разве Генрих не помнит, сколько раз он оскорблял Лестера? Он ждал, что будет по-прежнему любим, несмотря на все оскорбления, усилия лишить приданого свою сестру, обвинения в предательстве.
От боли и усталости на глаза короля навернулись слезы. Генрих, который всегда был очень внимателен к своей внешности, теперь сидел небритый и жаловался на то, как тяжело старому человеку, когда его преследуют. Противореча самой себе, Барбара едва не плакала вместе с ним, несмотря на то, что знала: именно этот человек — причина всех бед страны. Именно из-за него ее муж мог в данный момент истекать кровью, упав в грязь. Но Лейборн сказал, что с Альфредом все в порядке, а голубые глаза Генриха были похожи на глаза заблудившегося ребенка. Барбара протянула ему руку.
— О, нет, милорд. Я не могу поверить, что Лестер хотел причинить вам какой-то вред. Я не говорю, что он правильно действовал, но он сам обманулся, считая, что делает все возможное для вашей безопасности и чести. Никто не желает причинить вам вреда. Я уверена, что граф дал вам простые доспехи, чтобы вас не схватили и не ранили в центре сражения. — Она погладила старого короля по руке. — Идемте, милорд, давайте снимем доспехи, чтобы вам было удобнее.
Он робко согласился, и Барбара помогла ему приподняться, а Клотильда осторожно освободила ворот кольчуги. Затем они сняли ее через голову, стараясь не повредить раненое плечо. Барбара проделала то же самое с туникой, когда легкий стук в дверь возвестил о приходе лекаря. Барбара отступила, чтобы дать затаившему дыхание монаху взглянуть на рану, и через несколько минут он начал уверять, что рана небольшая и король скоро будет здоров, но лучше его поместить в лазарет.
Хотя Генрих выглядел напуганным и цеплялся за руки Барбары, но, увидев одежду цистерианского ордена, успокоился и дал себя осмотреть. Однако когда ему предложили пойти в лазарет, он с беспокойством посмотрел на Барбару, и она попросила позволения сопровождать его. Это вызвало поток извинений у монаха, который объяснил, что ни женщин, ни гостей в лазарет не пускают. Взволнованный тем, что его пациентом оказался король, он хотел выполнить его просьбу, но боялся нарушить правила; и без того смущенный вынужденным пребыванием в женском отделении, монах говорил так быстро и бессвязно, что Генрих не мог его понять и потому пришел в еще большее замешательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41