Вы можете заявить, что мы были единственными пленными, которых вы успели привезти за то короткое время, которое было вам отпущено, чтобы подчиниться вызову Лестера в Вустер. Наше освобождение докажет ваши добрые намерения и ничего не будет вам стоить.
В глазах Лейборна загорелась искра живой заинтересованности.
— Черт возьми, это умно.
— Не совсем, — поморщился Альфред. — Я прошу прощения у вас всех, но боюсь, что вы так глубоко увязли в колее поражения, что совсем не соображаете. Думаю, вам принесет больше пользы, если вы передадите нас Глостеру, а не Лестеру.
— Мы должны найти способ заморочить голову Лестеру, — процедил сквозь зубы Мортимер.
— Не думаю, что вы в этом преуспеете. Лестер великодушный враг, но не дурак. Вы дважды проиграете, заключая соглашение с ним. Что вы можете предложить, чему он поверит? Ничего, только одну надежду. И я думал, вам нужно попытаться завоевать симпатии Глостера…
Он был прерван грубым смехом и с удивлением поглядел в лица троих мужчин. Клиффорд пояснил:
— Я боюсь, что Глостер не слишком любит нас. Мы совершили набег на его земли в Уэльсе и разграбили их…
— Недавно? — спросил Альфред. — После того, как вы сражались с ним в июне и июле?
— Нет, раньше.
Альфред улыбнулся.
— Тогда «оскорбления», нанесенные ему Лестером, свежее в его памяти и более болезненны, чем любой ущерб, причиненный его кошельку. Помните, я рассказывал вам о трещине в отношениях между Глостером и Лестером? Барби говорит, что теперь она стала еще шире. Если вы передадите нас Глостеру, то сможете воспользоваться поводом, чтобы побеседовать с ним. Вы можете сказать, что сожалеете о происшедшем. Он враг вашего сюзерена — принца, и вы были вынуждены напасть на него, несмотря на то, что он ваш приятель, валлийский лорд.
— И какую пользу нам это принесет? — сердито проворчал Клиффорд. — Не будем ли мы похожи на побитых псов, лижущих его руку в поисках доброго расположения?
— Нет, если вы будете говорить с достоинством и не попросите ни о каком одолжении. Вы, конечно, должны сказать, что передаете ему меня и мою жену по нашей просьбе. Это будет извинением и подготовит почву, чтобы я мог хорошо отозваться о вас в разговоре с Глостером, сказав, что вы не буйные бароны-разбойники, а верные подданные английского трона, а Лестер не понимает проблем валлийцев. Наказание, которое он предлагает наложить на вас, только увеличит эти проблемы.
Мортимер выпрямился на своем стуле. Его глаза посветлели, а лицо стало задумчивым.
— Вы подали нам тонкую нить надежды, но она может вытащить за собой толстую веревку. Нам нужно найти какой-то способ обмениваться сведениями наедине, чтобы не компрометировать друг друга, если мы останемся в живых, подчинившись требованию Лестера.
— Я не думаю, что надолго задержусь в Англии, — сказал Альфред. — Лестер распорядился, чтобы я уехал домой во Францию. И у меня нет причин оставаться.
* * *
В конце недели Альфред был вполне доволен собой, потому что встреча с Глостером и Лестером прошла гладко, именно так, как он надеялся, а в некоторых отношениях даже лучше. Условия капитуляции, предложенные Лестером, были жесткими: у Мортимера, Клиффорда и Лейборна на год конфисковывали состояния, а их самих на тот же срок высылали в Ирландию. Однако суровые меры не были неожиданными, и валлийцы уже поплакались Глостеру, что за это время их земли будут опустошены. Гилберт не дал никаких обещаний, за исключением того, что им предоставят месячную отсрочку перед отъездом в Ирландию, и согласился поговорить с ними перед тем, как они отправятся в плавание.
Глостер был очень задумчив после того, как Мортимер и его спутники покинули Вустер. Он объяснил Альфреду, что, кого бы Лестер ни назначил надзирать за поместьями мятежных валлийских лордов — скорее всего одного из своих сыновей, — у него не будет особых причин охранять собственность слишком бережно. Это значит, что земли Глостера будут опустошены вместе с остальными, Хотя Альфред уже знал это, тем не менее он сочувственно вздохнул. Глостер сказал, что у него нет веры в обещание Ллевелина не совершать набеги, так же как и в обещание валлийских лордов твердо придерживаться новых соглашений. Маловероятно, что Ллевелин сам возглавит рейдовые отряды, но вряд ли станет наказывать их участников. Альфред засмеялся и согласился. Задумчиво нахмурясь, Глостер, который обошелся с Мортимером и его друзьями с большим уважением, долго говорил Альфреду, что необходимо найти способ избежать высылки мятежных валлийских лордов в Ирландию и в то же время воспрепятствовать тому, чтобы они в третий раз начали войну.
* * *
Лестер был не таким твердокаменным, каким следовало бы. Его строгая убежденность в том, что внешне следует придерживаться юридической формы, какова бы ни была действительность, позволила ему удовлетворить просьбу валлийских лордов о том, чтобы они отправились в изгнание не раньше, чем король, а также принц, их личный сюзерен, дадут им разрешение покинуть страну.
Мортимера и его друзей повели на свидание с королем тринадцатого декабря. В присутствии Лестера Генрих был мил и улыбчив и казался совершенно равнодушным к условиям договора, которые он назвал крайне мягкими, почти не выслушав их. Более важным было то, что четырнадцатого декабря были даны гарантии безопасности, чтобы нанести визит Эдуарду, которого перевезли в Кенилуэрт, выполняя тем самым условия соглашений.
Прежде чем покинуть Лестера, Мортимер послал слугу с запиской для Шалье, чтобы тот наедине передал ее Альфреду. В ней он сообщал новости и снова выражал благодарность за луч надежды, который позволил ему увидеть новый путь через трясину поражения. Это был также намек на то, что Мортимер будет рад оказать в будущем помощь Альфреду, если у того возникнет необходимость в ней.
Альфред назвал себя дураком за то, что был польщен похвалой Мортимера, хотя и продолжал переживать из-за невозможности для него участвовать в происходящих волнующих событиях. Тем не менее, он уже имел одно неприятное столкновение с Гаем, который тоже находился в Вустере, и потому сказал Глостеру, что они с Барби хотели бы уехать во Францию.
Глостер был разочарован и настаивал на том, что зима — плохое время, чтобы отправляться в плавание. Он предложил Альфреду и Барбаре сопроводить его в Лондон, куда он был вызван в парламент, который созывался двадцатого января.
На это Альфред согласился с готовностью и благодарностью. Им лучше сесть на корабль в Лондоне, чем в любом другом месте. Ряд других портов был для них закрыт, потому что ими управляли сыновья Лестера. Как только Лестер покинул Вустер, они отправились в Лондон. В Лондоне у Глостера был собственный дом, и не нужно было заботиться о пристанище. Барбара написала своему отцу и надеялась провести несколько дней с Норфолком, до того как его целиком поглотят дела парламента.
Утро было ясное и не холодное, хотя немного сырое. Однако по мере того как они продвигались на север, дымка сгущалась, и к полудню пошел дождь. Глостер вежливо спросил, не хочет ли Барбара поискать место, чтобы остановиться, но они с Альфредом решили ехать дальше. Барбара предположила, что, как только похолодает, дождь может смениться снегом; если же дождь будет продолжаться, они смогут переждать в какой-нибудь маленькой деревушке.
Решение оказалось удачным. Хотя снег не пошел до поздней ночи, дорога стала подмерзать, когда они въезжали в Лондон. Им всем было приятно добраться до дома Глостера, где в каждом камине пылал огонь. На следующий день погода ухудшилась, весь день шел дождь со снегом, а ночью снова пошел снег. Добираться по такой дороге было бы куда труднее. Нельзя было угадать, не окажется ли под снегом лед, и ехать верхом означало накликать несчастье. Барбара огорчилась, узнав, что ее отец не прибудет до тех пор, пока не улучшится погода, и в то же время обрадовалась, что он не предпримет такое опасное путешествие.
Холода стояли пять дней, плотно одев землю снегом и льдом. Глостер был встревожен, потому что на заседание парламента явилось слишком мало тех, кто был вызван, особенно северных лордов. Но он отогнал тревоги, чтобы насладиться со своими гостями зимними забавами. Они, словно большие дети, прикрепив к своим ботинкам полозья, скользили по замерзшему болоту близ города или скатывались с заснеженного склона на широких досках.
К несчастью для Барбары и Альфреда, семнадцатого января в Лондоне появился Лестер, сопровождаемый сыновьями — Саймоном и Гаем. Барбара избегала двора, потому что никто из ее близких подруг не приехал. Но однажды, по неудачному стечению обстоятельств, братья привязались к ней прямо перед домом ее отца. Гай начал непристойно поддразнивать и оскорблять ее. Норфолк, услышав их голоса, подошел к окну и увидел Гая, схватившего лошадь Барбары за поводья, и ее с поднятым хлыстом в руке. Он зарычал от гнева, и братья поспешно удалились, забыв о достоинстве.
Барбара не была напугана, но понимала, что ситуация могла стать более опасной. Ей удалось остановить отца, готового погнаться за Гаем и Саймоном, но она не была уверена, что здравый смысл возобладает в Норфолке, если он увидит, как ее снова оскорбляют, или, еще хуже, если Гай применит силу, преследуя ее. Этот случай так потряс ее, что она сделала ошибку, бросившись в объятия к мужу и рассказав ему обо всем, что произошло, как только вернулась в дом Глостера, не заметив, что Гилберт вошел в зал вскоре после нее.
Естественно, Альфред и Гилберт хотели немедленно мчаться разыскивать обоих братьев и заставить их ползать перед Барбарой на коленях, целовать ей ноги и вымаливать прощение. Только разрыдавшись, она смогла заставить их выслушать ее. Даже тогда ей потребовалось довольно много времени, чтобы убедить мужчин, что самым простым решением для них с Альфредом станет отъезд.
— Нелепо сталкиваться с Лестером из-за двух его глупых сыновей, считающих все свои выходки не больше чем веселой шалостью. Мне это не нравится и вам тоже. Но Саймон и Гай едва ли понимают, что поступают дурно.
— Тогда следует проучить их, — заявил Глостер.
— В другой раз, — попросила Барбара, — но не сейчас, когда созывают парламент. Вы думаете, Гай и Саймон признают то, что они сделали? Что они не обвинят вас и моего отца в том, что вы ищете политической развязки, оговаривая их? И может ли их снисходительный отец не поверить им?
— Гилберту не следует вмешиваться, — уступил Альфред, — но я — твой муж. Если сбегу, я буду выглядеть дураком и трусом!
— Перед кем выглядеть? — огрызнулась Барбара. — Кто об этом узнает, если вы сами не разболтаете? Вы полагаете, что Гай и Саймон станут рассказывать, как они оскорбили меня прямо перед дверью моего отца и убежали, словно напуганные дети, когда он закричал на них? И как ты можешь сделать что-то, не вовлекая Гилберта? Разве ты не гость в его доме…
— Правильно, — вставил Глостер. — Ты сама сказала это, Барби: я уже вовлечен, так что не имеет смысла удерживать меня. Я…
Барбара схватилась руками за голову. Альфред привлек ее к себе, спрятав у себя на груди, и поспешно сказал:
— Нет, любимая, нет. Ты совершенно права.
Между тем он подмигнул Глостеру, который неохотно согласился:
— О, очень хорошо. Завтра я пошлю кого-нибудь справиться о корабле.
Очевидно, Глостер ждал, что Альфред поговорит с ним о своих намерениях, но тот не стал этого делать. Альфред понимал, что было бы несправедливо заставлять Барбару постоянно опасаться новых конфликтов, но негодовал, что не может проучить двух испорченных спесивых петухов. Более того, его снедало любопытство, чем вызвано то, что немногие откликнулись на вызов Лестера в парламент — плохой погодой или тайными замыслами баронов королевства. Все это предвещало продолжение бедствий, творящихся в Англии.
Все сомнения были разрешены в субботу, двадцать четвертого января, когда посыльный королевского двора доставил ему распоряжение покинуть страну в течение недели. Поскольку он уже решил уехать, то проглотил распоряжение, не сказав никому ни слова. В понедельник Глостер пришел, держа в руке пергамент и улыбаясь до ушей.
— Вы с Барбарой можете оставаться в Англии. Барби запрещено покидать страну.
— Что?! — воскликнул Альфред. — Это невозможно!
Глостер пожал плечами и вручил ему пергамент. Альфред прочитал вслух: «Барбаре, родной дочери нашего возлюбленного графа Норфолка, запрещено выезжать за границу, так как она подверглась бы риску попасть в руки врагов».
— Но в субботу пришло распоряжение, изгоняющее меня как иностранца, находящегося в стране с неизвестными намерениями, — возразил Альфред.
— Изгоняющее тебя? — переспросил Глостер и затем расхохотался. — Эти наглые трусы!
— Какие наглые трусы? О ком ты говоришь?
— Я говорю о Саймоне и Гае. Только у них есть причина, чтобы избавиться от тебя. Должно быть, это они прячутся за всеми этими распоряжениями. Почему ты не сказал мне об этом раньше?
Губы Альфреда гневно сжались.
— Я догадывался, что это могло быть делом их рук. А почему я не сказал тебе, вполне понятно. Было бы глупо заваривать кашу, когда ты уже послал своего человека узнать о корабле для нас. — Он помолчал и мягко добавил: — Но я не уеду из Англии без Барби. Если я не должен…
Глостер глубоко вздохнул, словно гора свалилась у него с плеч.
— Конечно, ты не поедешь без Барбары, так как с сегодняшнего дня у тебя есть предлог, чтобы остаться в этой стране. Ты член моего семейства, и ты командующий, которому поручается организовать мой отряд для турнира, Который будет проведен в Данстебле в четверг на масленичной неделе.
Гнев исчез с лица Альфреда, и он засмеялся.
— Так вот почему Саймон и Гай хотели, чтобы я уехал теперь же, без промедления. Они боялись, что я выступлю на этом турнире. Я прав?
Глостер кивнул:
— О да, ты совершенно прав. Саймон и Гай возглавят отряд, который сразится с моим.
Такая же улыбка до ушей, как и у Глостера, появилась на лице Альфреда.
— Если ты вызвал их на дуэль, Барби снимет шкуру с нас обоих, — медленно проговорил он.
— Это не вызов на дуэль, — подтвердил Глостер; его голубые глаза были широко раскрыты и невинны, как у ребенка. — Это взаимная договоренность.
19.
Барбара пришла в бешенство, когда услышала, что ей запрещено покидать Англию, в то время как Альфреда выдворяют из страны. Поэтому она очень обрадовалась, узнав, что муж вместе с Глостером примет участие в турнире. Ее уже не так сильно беспокоило, что Альфреда могут ранить в поединке, ведь она знала, как он искусен. Она неоднократно наблюдала за его боями и была уверена в его победе.
Барбара не слишком беспокоилась и о том, какую реакцию у сторонников обеих партий — Лестера и принца Эдуарда — вызовет объявление Альфреда доверенным лицом лорда Глостера, главное — обойти распоряжение покинуть страну. Так же, как Глостер и Альфред, она пришла к выводу, что оба распоряжения не могли исходить от Лестера, хотя на письмах стояла его печать. Она не стала высказывать свою мысль вслух, чтобы мужчины не сочли ее тщеславной, но была убеждена: все было каким-то образом подстроено Гаем. Не то чтобы младшего Монфорта до сих пор влекло к ней, скорее всего теперь его единственной целью было унизить Альфреда.
Сначала она сгорала от нетерпения поскорее увидеть, как ее муж будет ставить кровавые отметины на самодовольных лицах Саймона и Гая; от этих синяков они не скоро оправятся. Она перестала прятаться в доме, даже стала посещать двор, но всегда в сопровождении Глостера и Альфреда. Если кто-нибудь из братьев приближался к ней, то на ее губах появлялась усмешка и она смотрела на Монфортов свысока, зная, что этим доставляет большое удовольствие сопровождающим ее мужчинам. Однако после нескольких встреч Барбара почувствовала беспокойство, потому что заметила какое-то ликование, скрывавшееся за яростью Гая. Второго февраля она выяснила причину. Четверо вооруженных стражников пришли в дом Глостера, чтобы «арестовать Альфреда д'Экса — иностранца, превысившего срок своего пребывания в Англии».
Конечно, они посмели ворваться в дом. Человек Глостера, который был предупрежден, что это может произойти, рассмеялся им в лицо, и оружейный мастер Гилберта предъявил им впечатляющий документ, четко написанный на большом листе пергамента и скрепленный личной печатью Глостера и большой печатью Англии. В нем утверждалось, что сэр Альфред д'Экс — слуга графа Глостера и имеет право оставаться в Англии и свободно путешествовать по всему королевству по делам своего хозяина и своим собственным в течение одного года и одного дня. Копия Документа была передана стражникам в руки. Оружейный мастер сообщил удивленному капитану, что еще одна копия была собственностью сэра Альфреда, а еще несколько отосланы на хранение в надежные места, чтобы быть готовыми к предъявлению в случае подачи жалобы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
В глазах Лейборна загорелась искра живой заинтересованности.
— Черт возьми, это умно.
— Не совсем, — поморщился Альфред. — Я прошу прощения у вас всех, но боюсь, что вы так глубоко увязли в колее поражения, что совсем не соображаете. Думаю, вам принесет больше пользы, если вы передадите нас Глостеру, а не Лестеру.
— Мы должны найти способ заморочить голову Лестеру, — процедил сквозь зубы Мортимер.
— Не думаю, что вы в этом преуспеете. Лестер великодушный враг, но не дурак. Вы дважды проиграете, заключая соглашение с ним. Что вы можете предложить, чему он поверит? Ничего, только одну надежду. И я думал, вам нужно попытаться завоевать симпатии Глостера…
Он был прерван грубым смехом и с удивлением поглядел в лица троих мужчин. Клиффорд пояснил:
— Я боюсь, что Глостер не слишком любит нас. Мы совершили набег на его земли в Уэльсе и разграбили их…
— Недавно? — спросил Альфред. — После того, как вы сражались с ним в июне и июле?
— Нет, раньше.
Альфред улыбнулся.
— Тогда «оскорбления», нанесенные ему Лестером, свежее в его памяти и более болезненны, чем любой ущерб, причиненный его кошельку. Помните, я рассказывал вам о трещине в отношениях между Глостером и Лестером? Барби говорит, что теперь она стала еще шире. Если вы передадите нас Глостеру, то сможете воспользоваться поводом, чтобы побеседовать с ним. Вы можете сказать, что сожалеете о происшедшем. Он враг вашего сюзерена — принца, и вы были вынуждены напасть на него, несмотря на то, что он ваш приятель, валлийский лорд.
— И какую пользу нам это принесет? — сердито проворчал Клиффорд. — Не будем ли мы похожи на побитых псов, лижущих его руку в поисках доброго расположения?
— Нет, если вы будете говорить с достоинством и не попросите ни о каком одолжении. Вы, конечно, должны сказать, что передаете ему меня и мою жену по нашей просьбе. Это будет извинением и подготовит почву, чтобы я мог хорошо отозваться о вас в разговоре с Глостером, сказав, что вы не буйные бароны-разбойники, а верные подданные английского трона, а Лестер не понимает проблем валлийцев. Наказание, которое он предлагает наложить на вас, только увеличит эти проблемы.
Мортимер выпрямился на своем стуле. Его глаза посветлели, а лицо стало задумчивым.
— Вы подали нам тонкую нить надежды, но она может вытащить за собой толстую веревку. Нам нужно найти какой-то способ обмениваться сведениями наедине, чтобы не компрометировать друг друга, если мы останемся в живых, подчинившись требованию Лестера.
— Я не думаю, что надолго задержусь в Англии, — сказал Альфред. — Лестер распорядился, чтобы я уехал домой во Францию. И у меня нет причин оставаться.
* * *
В конце недели Альфред был вполне доволен собой, потому что встреча с Глостером и Лестером прошла гладко, именно так, как он надеялся, а в некоторых отношениях даже лучше. Условия капитуляции, предложенные Лестером, были жесткими: у Мортимера, Клиффорда и Лейборна на год конфисковывали состояния, а их самих на тот же срок высылали в Ирландию. Однако суровые меры не были неожиданными, и валлийцы уже поплакались Глостеру, что за это время их земли будут опустошены. Гилберт не дал никаких обещаний, за исключением того, что им предоставят месячную отсрочку перед отъездом в Ирландию, и согласился поговорить с ними перед тем, как они отправятся в плавание.
Глостер был очень задумчив после того, как Мортимер и его спутники покинули Вустер. Он объяснил Альфреду, что, кого бы Лестер ни назначил надзирать за поместьями мятежных валлийских лордов — скорее всего одного из своих сыновей, — у него не будет особых причин охранять собственность слишком бережно. Это значит, что земли Глостера будут опустошены вместе с остальными, Хотя Альфред уже знал это, тем не менее он сочувственно вздохнул. Глостер сказал, что у него нет веры в обещание Ллевелина не совершать набеги, так же как и в обещание валлийских лордов твердо придерживаться новых соглашений. Маловероятно, что Ллевелин сам возглавит рейдовые отряды, но вряд ли станет наказывать их участников. Альфред засмеялся и согласился. Задумчиво нахмурясь, Глостер, который обошелся с Мортимером и его друзьями с большим уважением, долго говорил Альфреду, что необходимо найти способ избежать высылки мятежных валлийских лордов в Ирландию и в то же время воспрепятствовать тому, чтобы они в третий раз начали войну.
* * *
Лестер был не таким твердокаменным, каким следовало бы. Его строгая убежденность в том, что внешне следует придерживаться юридической формы, какова бы ни была действительность, позволила ему удовлетворить просьбу валлийских лордов о том, чтобы они отправились в изгнание не раньше, чем король, а также принц, их личный сюзерен, дадут им разрешение покинуть страну.
Мортимера и его друзей повели на свидание с королем тринадцатого декабря. В присутствии Лестера Генрих был мил и улыбчив и казался совершенно равнодушным к условиям договора, которые он назвал крайне мягкими, почти не выслушав их. Более важным было то, что четырнадцатого декабря были даны гарантии безопасности, чтобы нанести визит Эдуарду, которого перевезли в Кенилуэрт, выполняя тем самым условия соглашений.
Прежде чем покинуть Лестера, Мортимер послал слугу с запиской для Шалье, чтобы тот наедине передал ее Альфреду. В ней он сообщал новости и снова выражал благодарность за луч надежды, который позволил ему увидеть новый путь через трясину поражения. Это был также намек на то, что Мортимер будет рад оказать в будущем помощь Альфреду, если у того возникнет необходимость в ней.
Альфред назвал себя дураком за то, что был польщен похвалой Мортимера, хотя и продолжал переживать из-за невозможности для него участвовать в происходящих волнующих событиях. Тем не менее, он уже имел одно неприятное столкновение с Гаем, который тоже находился в Вустере, и потому сказал Глостеру, что они с Барби хотели бы уехать во Францию.
Глостер был разочарован и настаивал на том, что зима — плохое время, чтобы отправляться в плавание. Он предложил Альфреду и Барбаре сопроводить его в Лондон, куда он был вызван в парламент, который созывался двадцатого января.
На это Альфред согласился с готовностью и благодарностью. Им лучше сесть на корабль в Лондоне, чем в любом другом месте. Ряд других портов был для них закрыт, потому что ими управляли сыновья Лестера. Как только Лестер покинул Вустер, они отправились в Лондон. В Лондоне у Глостера был собственный дом, и не нужно было заботиться о пристанище. Барбара написала своему отцу и надеялась провести несколько дней с Норфолком, до того как его целиком поглотят дела парламента.
Утро было ясное и не холодное, хотя немного сырое. Однако по мере того как они продвигались на север, дымка сгущалась, и к полудню пошел дождь. Глостер вежливо спросил, не хочет ли Барбара поискать место, чтобы остановиться, но они с Альфредом решили ехать дальше. Барбара предположила, что, как только похолодает, дождь может смениться снегом; если же дождь будет продолжаться, они смогут переждать в какой-нибудь маленькой деревушке.
Решение оказалось удачным. Хотя снег не пошел до поздней ночи, дорога стала подмерзать, когда они въезжали в Лондон. Им всем было приятно добраться до дома Глостера, где в каждом камине пылал огонь. На следующий день погода ухудшилась, весь день шел дождь со снегом, а ночью снова пошел снег. Добираться по такой дороге было бы куда труднее. Нельзя было угадать, не окажется ли под снегом лед, и ехать верхом означало накликать несчастье. Барбара огорчилась, узнав, что ее отец не прибудет до тех пор, пока не улучшится погода, и в то же время обрадовалась, что он не предпримет такое опасное путешествие.
Холода стояли пять дней, плотно одев землю снегом и льдом. Глостер был встревожен, потому что на заседание парламента явилось слишком мало тех, кто был вызван, особенно северных лордов. Но он отогнал тревоги, чтобы насладиться со своими гостями зимними забавами. Они, словно большие дети, прикрепив к своим ботинкам полозья, скользили по замерзшему болоту близ города или скатывались с заснеженного склона на широких досках.
К несчастью для Барбары и Альфреда, семнадцатого января в Лондоне появился Лестер, сопровождаемый сыновьями — Саймоном и Гаем. Барбара избегала двора, потому что никто из ее близких подруг не приехал. Но однажды, по неудачному стечению обстоятельств, братья привязались к ней прямо перед домом ее отца. Гай начал непристойно поддразнивать и оскорблять ее. Норфолк, услышав их голоса, подошел к окну и увидел Гая, схватившего лошадь Барбары за поводья, и ее с поднятым хлыстом в руке. Он зарычал от гнева, и братья поспешно удалились, забыв о достоинстве.
Барбара не была напугана, но понимала, что ситуация могла стать более опасной. Ей удалось остановить отца, готового погнаться за Гаем и Саймоном, но она не была уверена, что здравый смысл возобладает в Норфолке, если он увидит, как ее снова оскорбляют, или, еще хуже, если Гай применит силу, преследуя ее. Этот случай так потряс ее, что она сделала ошибку, бросившись в объятия к мужу и рассказав ему обо всем, что произошло, как только вернулась в дом Глостера, не заметив, что Гилберт вошел в зал вскоре после нее.
Естественно, Альфред и Гилберт хотели немедленно мчаться разыскивать обоих братьев и заставить их ползать перед Барбарой на коленях, целовать ей ноги и вымаливать прощение. Только разрыдавшись, она смогла заставить их выслушать ее. Даже тогда ей потребовалось довольно много времени, чтобы убедить мужчин, что самым простым решением для них с Альфредом станет отъезд.
— Нелепо сталкиваться с Лестером из-за двух его глупых сыновей, считающих все свои выходки не больше чем веселой шалостью. Мне это не нравится и вам тоже. Но Саймон и Гай едва ли понимают, что поступают дурно.
— Тогда следует проучить их, — заявил Глостер.
— В другой раз, — попросила Барбара, — но не сейчас, когда созывают парламент. Вы думаете, Гай и Саймон признают то, что они сделали? Что они не обвинят вас и моего отца в том, что вы ищете политической развязки, оговаривая их? И может ли их снисходительный отец не поверить им?
— Гилберту не следует вмешиваться, — уступил Альфред, — но я — твой муж. Если сбегу, я буду выглядеть дураком и трусом!
— Перед кем выглядеть? — огрызнулась Барбара. — Кто об этом узнает, если вы сами не разболтаете? Вы полагаете, что Гай и Саймон станут рассказывать, как они оскорбили меня прямо перед дверью моего отца и убежали, словно напуганные дети, когда он закричал на них? И как ты можешь сделать что-то, не вовлекая Гилберта? Разве ты не гость в его доме…
— Правильно, — вставил Глостер. — Ты сама сказала это, Барби: я уже вовлечен, так что не имеет смысла удерживать меня. Я…
Барбара схватилась руками за голову. Альфред привлек ее к себе, спрятав у себя на груди, и поспешно сказал:
— Нет, любимая, нет. Ты совершенно права.
Между тем он подмигнул Глостеру, который неохотно согласился:
— О, очень хорошо. Завтра я пошлю кого-нибудь справиться о корабле.
Очевидно, Глостер ждал, что Альфред поговорит с ним о своих намерениях, но тот не стал этого делать. Альфред понимал, что было бы несправедливо заставлять Барбару постоянно опасаться новых конфликтов, но негодовал, что не может проучить двух испорченных спесивых петухов. Более того, его снедало любопытство, чем вызвано то, что немногие откликнулись на вызов Лестера в парламент — плохой погодой или тайными замыслами баронов королевства. Все это предвещало продолжение бедствий, творящихся в Англии.
Все сомнения были разрешены в субботу, двадцать четвертого января, когда посыльный королевского двора доставил ему распоряжение покинуть страну в течение недели. Поскольку он уже решил уехать, то проглотил распоряжение, не сказав никому ни слова. В понедельник Глостер пришел, держа в руке пергамент и улыбаясь до ушей.
— Вы с Барбарой можете оставаться в Англии. Барби запрещено покидать страну.
— Что?! — воскликнул Альфред. — Это невозможно!
Глостер пожал плечами и вручил ему пергамент. Альфред прочитал вслух: «Барбаре, родной дочери нашего возлюбленного графа Норфолка, запрещено выезжать за границу, так как она подверглась бы риску попасть в руки врагов».
— Но в субботу пришло распоряжение, изгоняющее меня как иностранца, находящегося в стране с неизвестными намерениями, — возразил Альфред.
— Изгоняющее тебя? — переспросил Глостер и затем расхохотался. — Эти наглые трусы!
— Какие наглые трусы? О ком ты говоришь?
— Я говорю о Саймоне и Гае. Только у них есть причина, чтобы избавиться от тебя. Должно быть, это они прячутся за всеми этими распоряжениями. Почему ты не сказал мне об этом раньше?
Губы Альфреда гневно сжались.
— Я догадывался, что это могло быть делом их рук. А почему я не сказал тебе, вполне понятно. Было бы глупо заваривать кашу, когда ты уже послал своего человека узнать о корабле для нас. — Он помолчал и мягко добавил: — Но я не уеду из Англии без Барби. Если я не должен…
Глостер глубоко вздохнул, словно гора свалилась у него с плеч.
— Конечно, ты не поедешь без Барбары, так как с сегодняшнего дня у тебя есть предлог, чтобы остаться в этой стране. Ты член моего семейства, и ты командующий, которому поручается организовать мой отряд для турнира, Который будет проведен в Данстебле в четверг на масленичной неделе.
Гнев исчез с лица Альфреда, и он засмеялся.
— Так вот почему Саймон и Гай хотели, чтобы я уехал теперь же, без промедления. Они боялись, что я выступлю на этом турнире. Я прав?
Глостер кивнул:
— О да, ты совершенно прав. Саймон и Гай возглавят отряд, который сразится с моим.
Такая же улыбка до ушей, как и у Глостера, появилась на лице Альфреда.
— Если ты вызвал их на дуэль, Барби снимет шкуру с нас обоих, — медленно проговорил он.
— Это не вызов на дуэль, — подтвердил Глостер; его голубые глаза были широко раскрыты и невинны, как у ребенка. — Это взаимная договоренность.
19.
Барбара пришла в бешенство, когда услышала, что ей запрещено покидать Англию, в то время как Альфреда выдворяют из страны. Поэтому она очень обрадовалась, узнав, что муж вместе с Глостером примет участие в турнире. Ее уже не так сильно беспокоило, что Альфреда могут ранить в поединке, ведь она знала, как он искусен. Она неоднократно наблюдала за его боями и была уверена в его победе.
Барбара не слишком беспокоилась и о том, какую реакцию у сторонников обеих партий — Лестера и принца Эдуарда — вызовет объявление Альфреда доверенным лицом лорда Глостера, главное — обойти распоряжение покинуть страну. Так же, как Глостер и Альфред, она пришла к выводу, что оба распоряжения не могли исходить от Лестера, хотя на письмах стояла его печать. Она не стала высказывать свою мысль вслух, чтобы мужчины не сочли ее тщеславной, но была убеждена: все было каким-то образом подстроено Гаем. Не то чтобы младшего Монфорта до сих пор влекло к ней, скорее всего теперь его единственной целью было унизить Альфреда.
Сначала она сгорала от нетерпения поскорее увидеть, как ее муж будет ставить кровавые отметины на самодовольных лицах Саймона и Гая; от этих синяков они не скоро оправятся. Она перестала прятаться в доме, даже стала посещать двор, но всегда в сопровождении Глостера и Альфреда. Если кто-нибудь из братьев приближался к ней, то на ее губах появлялась усмешка и она смотрела на Монфортов свысока, зная, что этим доставляет большое удовольствие сопровождающим ее мужчинам. Однако после нескольких встреч Барбара почувствовала беспокойство, потому что заметила какое-то ликование, скрывавшееся за яростью Гая. Второго февраля она выяснила причину. Четверо вооруженных стражников пришли в дом Глостера, чтобы «арестовать Альфреда д'Экса — иностранца, превысившего срок своего пребывания в Англии».
Конечно, они посмели ворваться в дом. Человек Глостера, который был предупрежден, что это может произойти, рассмеялся им в лицо, и оружейный мастер Гилберта предъявил им впечатляющий документ, четко написанный на большом листе пергамента и скрепленный личной печатью Глостера и большой печатью Англии. В нем утверждалось, что сэр Альфред д'Экс — слуга графа Глостера и имеет право оставаться в Англии и свободно путешествовать по всему королевству по делам своего хозяина и своим собственным в течение одного года и одного дня. Копия Документа была передана стражникам в руки. Оружейный мастер сообщил удивленному капитану, что еще одна копия была собственностью сэра Альфреда, а еще несколько отосланы на хранение в надежные места, чтобы быть готовыми к предъявлению в случае подачи жалобы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41