— В некоторых случаях мы все должны заботиться о благосостоянии верующих, — дребезжал голос епископа, — ты понимаешь меня?— Не совсем, святой отец, — отрицательно закивала Констанция, — я не понимаю, о чем вы говорите.Старый епископ тоже тряхнул головой, как бы отмахиваясь от назойливой мухи.— Ты должна помочь нам, дочь моя.— Чем, святой отец, я могу помочь вам? Если это в моих силах, я с радостью сделаю это, — торопливо проговорила Констанция.— Наш король очень обеспокоен, он страдает. А для страны, для подданных, для всех верующих это очень плохо, — епископ осекся.— Что вы этим хотите сказать? — недовольно произнесла Констанция, глядя на узкий солнечный луч, запутавшийся в серебристых волосах епископа.— Я хочу сказать, дитя мое, что мы должны заботиться о нашем короле. Все его подданные должны о нем заботиться. — Я не понимаю вас, святой отец, — был ответ Констанции де Бодуэн.— А мне кажется, дитя мое, что ты меня прекрасно понимаешь, — вновь задребезжал голос епископа, постепенно переходя на шепот и становясь все тише и тише. — Король испытывает страсть, страсть, дитя мое, к тебе. Он думает о тебе целыми днями, он забросил все государственные дела, он думает о тебе все больше и больше, страдает по тебе все сильнее и сильнее. — Но я здесь при чем, святой отец? — воскликнула Констанция, уже собираясь встать с колен.Но в этот момент шторка открылась и в кабину заглянул еще один старый священнослужитель. Он опустил свою ладонь на плечо молодой женщины, как бы заставляя ее остаться на месте.— Слушай, слушай, дитя мое, что говорит святой отец. Слушай и постарайся вникнуть в эти мудрые слова. — Нет, нет, — прошептала Констанция, но не смогла подняться с колен.— В Библии написано, что мы все должны любить друг друга, так возлюби, возлюби ближнего своего, — заговорил вновь пришедший священник.— Нет-нет, — поправил его епископ, — милость господа нашего безгранична и тебе, дитя мое, будут отпущены все грехи, все до единого. Вы должны открыть королю свое сердце, — зашептал епископ.— Нет, нет, этого никогда не произойдет! — быстро зашептала Констанция, — никогда, никогда и ни при каких обстоятельствах!Она вновь попыталась подняться с колен, но священнослужитель удержал ее.— Вот что я скажу тебе, дитя мое, — прошептал священник, — все твои грехи уже отпущены.— Наш король болен, — второй священник вторил епископу, — он хочет, чтобы ты, дитя мое, полюбила его, полюбила как мужчину, как своего короля, как властелина.— Но ведь я замужем, я жена…— Все грехи отпущены. Отпущены — в два голоса произнесли священнослужители.— Но ведь даже король не может возжелать жены ближнего своего! — воскликнула Констанция, чувствуя, что рассудок ее мутится, чувствуя, что в ней происходит что-то очень странное. Вдруг она вскрикнула, ощутив резкую боль в низу живота, ощутив, что ребенок, которого она носила под сердцем, резко шевельнулся. Она с трудом поднялась с колен и едва сдерживая крик, обливаясь холодным потом, попыталась сделать несколькошагов, но тут же вскрикнула и стала медленно оседать на пол, корчась и тяжело дыша.— Передайте королю, передайте ему, что я его прощаю. Прощаю! — воскликнула Констанция и издала оглушительный вопль, переходящий в стон.Монахи тут же бросились к графине де Бодуэн и поддерживая ее под руки, попытались вывести ее из собора. Но было уже поздно, схватки начались и истошные крики Констанции буквально сотрясли собор.Торжественное песнопение мгновенно прекратилось, все собравшиеся на мессу испуганно завертели головами, не понимая, что происходит.А граф Арман де Бодуэн, расталкивая присутствующих на мессе, бросился в боковой неф туда, где корчилась в схватках окруженная монахинями его жена.— Дорогая, дорогая, что с тобой?! — закричал Арман, пытаясь пробиться к лежащей на полу Констанции.— Нет, нет, уходите, ваша помощь не нужна, — пожилая монахиня буквально за руку оттащила графа де Бодуэна, — ваша жена рожает, вы это понимаете, граф? Уходите, не мешайте!Два священника переглянулись, пожали плечами и торопливо зашагали к выходу, понимая, что это они виновны в том, что у графини де Бодуэн начались преждевременные роды. Но что они уже могли сделать?!Констанция кричала и корчилась на полу. Вокруг нее суетилась дюжина монахинь, помогая ей как можно скорее разродиться.— Терпи, терпи, милая, — шептала настоятельница, — вот так, вот так, кричи, не стесняйся.И Констанция не стеснялась, да она и не помнила, как это все происходило. Она издавала столь сильные вопли, что они были слышны даже на соборной площади. Она теряла на несколько мгновений сознание от нестерпимой боли, но тут же приходила в себя и вновь принималась истошно кричать, абсолютно не контролируя чувства.— Кричи, кричи, — подсказывала ей настоятельница, — кричи громче и дыши глубже. Две монахини стояли невдалеке от рожающей Констанции и иступленно молились.— Пресвятая богородица, господь наш, — шептали сердобольные монахини, — помоги, помоги этой несчастной как можно скорее разродиться. Пусть как можно скорее прекратятся ее страдания, прекратятся ее мучения.И лишь только король Пьемонта Витторио был неподвижен. Он сидел за золотой решеткой, обхватив голову руками, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, медленно шепча только одно слово, холодное и сладкое:— Констанция, Констанция, Констанция, пусть тебе поможет бог, пусть в твоем сердце проснется ко мне любовь, пусть оно растает как кусок льда. «Боже, о чем я думаю, что я говорю? Она же жена моего друга. Я, король, который должен подавать своим подданным пример, думаю о жене своего ближнего. Что же тогда подумают обо мне другие?»— Но что я могу поделать, что? — сам себе задавал вопрос король Витторио.«Я перепробовал все средства, ни эта женщина не выходит у меня из головы — и она должна стать моей, моей и только моей. Она всецело должна принадлежать мне, но она должна захотеть этого сама и по своей воле прийти в мои объятия». — Господи, помоги мне в этом и прости этот страшный грех, прости, если сможешь.«Но если ты даже и не простишь это прегрешение, я все равно желаю, чтобы эта женщина была моей, ведь она создана тобой для меня, господи».Король приложил свой горячий лоб к холодному мрамору и вцепился руками в золоченую решетку. Он так крепко сжимал золоченые прутья, что пальцы побелели и казалось, вот-вот из — под ногтей брызнет кровь.А Констанция продолжала стонать и кричать, корчась на полу. — Ну, милая, напрягись, — поддерживая голову Констанции, шептала мать-настоятельница, — ну, давай же, давай! Констанция издала истошный вопль, который перешел в стон и на руках у одной из монахинь появился сморщенный розовый комочек, за которым тянулась синеватая пуповина.В соборе воцарилась глубокая тишина, слышалось только прерывистое дыхание роженицы.И вдруг ребенок негромко вскрикнул. Но его крик показался куда более оглушительным, чем вопли матери.— Кто? — прошептала Констанция, с трудом открывая глаза. — Кто?Перед ее взором все плыло, двоилось, и она видела только, как розовый комочек заворачивают в белую ткань.— Кто, сын?— Да, дитя мое, сын, — сказала мать настоятельница, промакивая крупные капли пота со лба графини де Бодуэн.— Сын… — тихо прошептала Констанция, — слава богу, мальчик, я назову его Мишелем. Скажите Арману, что у него родился сын. Одна из монахинь с радостной улыбкой на лице бросилась из собора туда, где под колоннами у портала стоял, прижавшись головой к стене, граф Арман де Бодуэн.— У вас сын, — сказала монахиня и поклонилась.— Сын? — граф как бы не поверил своим ушам. — Ты сказала, сын?— Да, да, сын, — засмеялась молодая монашка и быстро скрылась за приоткрытой дверью.У меня сын… — все еще не веря в то, что произошло, прошептал граф де Бодуэн, — сын… у меня… А ребенок негромко плакал, и король, слыша этот слабый детский голосок, проскрежетал зубами:— Это должен был быть мой ребенок, мой, а не графа де Бодуэна. Почему я так несчастен? Почему мне не везет, и эта женщина не желает стать моей возлюбленной? Почему я не встретил ее раньше?Но произнося эти слова, король понимал, что даже встреть он ее двадцатью годами раньше, ничего не могло бы измениться. Браки короли заключают не по любви, а по строго установленным правилам. И никакой король не в силах их изменить. Наконец, Констанция смогла открыть глаза и осмотреться.— Где я? Где я? — прошептала Констанция, видя над собой склоненные лица монахинь.— Ты в соборе, дитя мое, в соборе. Ты родила сына, замечательного крепкого мальчика.— Я родила в соборе… — негромко произнесла Констанция, видя прямо над головой скульптуру девы Марии. — Слава богу!— Да-да, дитя мое, слава господу богу нашему за то, что помог тебе так быстро родить ребенка. Я думаю, твой сын будет счастлив, ведь он рожден в церкви.— Мой сын должен быть счастливым, — задумчиво сказала Констанция, пытаясь встать на ноги. Но монахини удержали ее.— Лежи, лежи, дитя мое, сейчас принесут носилки, — настоятельница провела рукой по волнистым каштановым волосам, — все будет хорошо, успокойся и ни о чем не думай.— Спасибо, — поблагодарила графиня де Бодуэн добросердечную монахиню.Говорят, время лечит все раны. Может быть, это и так, но если в сердце поселяется неистовая любовь, смешанная с безудержной страстью, то никакое время над ней не властно, и сердце продолжает болеть, а рана кровоточить. Король как ни пытался выкинуть из своей души Констанцию Бодуэн, ему это никак не удавалось. ОнНа несколько дней исчезал из столицы, прятался в своем загородном дворце, безудержно пил вино. Но хмель не брал короля. Тогда он вскакивал на лошадь, яростно стегал своего скакуна и тот, выбиваясь из сил, мчал своего седока. Но ни вино, ни безудержные скачки — ничто не могло вернуть короля в былое расположение духа. Он по несколько дней молчал, не отвечая ни на какие вопросы. Он даже не разговаривал со своим сыном, головой указывая принцу на дверь.Ребенок недовольно морщился, кривился и уходил. Казалось, во взгляде короля застыла смертельная тоска и ничто не сможет ее прогнать, растопить и уничтожить. Король выглядел, как смертельно больной человек. Все при дворе знали о тайной причине болезни своего монарха, но ничем не могли помочь.Через месяц ребенок, рожденный Констанцией, был крещен. И то ли по воле судьбы, а может это просто было совпадение, крещение ребенка происходило в том же соборе, где Констанция родила сына. И совершил обряд один из священников, разговаривавших с молодой женщиной, пытавшихся уговоритьКонстанцию, чтобы она совершила смертный грех, изменила мужу и открыла свое сердце королю Витторио, которого сжигала любовная страсть.Король тоже присутствовал на обряде. Его лицо было мрачным, а взгляд был постоянно устремлен в одну точку, куда-то поверх головы епископа, производящего крещение ребенка, нареченного Мишелем.Старый епископ время от времени поглядывал на молодую счастливую мать, шептал слова молитвы, произносил звучные латинские фразы, а потом окропил из серебряного кувшина головку младенца теплой водой и закончил обряд крещения торжественной молитвой, прославляющей господа бога.Арман и Констанция были счастливы. А старая графиня де Бодуэн буквально не находила себе места от переполнявших ее чувств. Она мечтала иметь внука и вот, наконец, господь бог послал ей такое счастье. Она то и дело заглядывала в плачущее личико ребенка, перепуганного всем происходящим, что-то шептала ему но ребенок реагировал на ласковые слова своей бабушки очень своеобразно.Он запустил ручонку в густые волосы парика и долго не выпускал, так, что старая графиня де Бодуэн едва отделалась от своего строптивого внука. Но даже это маленькое происшествие не омрачило праздник и счастливое семейство вернулось в свой дворец в прекрасном расположении духа.— Арман, ты счастлив? — спросила Констанция, уже сидя в карете.— Да, дорогая, — негромко прошептал граф де Бодуэн и отпрянул от окошка, лицом к лицу столкнувшись со своим королем.— Что тебя напугало, муж?— Ничего, ничего, дорогая.Но Констанция и так все поняла. Она увидела широкую спину короля. Монарх удалялся к своему дворцу, подданные спешили за своим королем, едва поспевая за его широким шагом. Парик развевался на ветру, лицо короля было решительным и мрачным. Казалось, ничто не может развеять его настроения, ничто не можетзаставить короля улыбнуться. Уже подходя к дворцу, король Витторио остановился. Он поднял голову и долго смотрел в безоблачное голубое небо.— Готовьте завтра соколиную охоту, — коротко отдал король приказание.— Да, ваше величество, все будет сделано в лучшем виде, — сокольничий поклонился королю.Но сделав еще несколько решительных шагов, король Витторио остановился, будто натолкнулся на невидимую преграду. Он обернулся. Все подданные склонили головы в поклоне.— И еще. Не забудьте пригласить на соколиную охоту графа де Бодуэна и его молодую жену Констанцию де Бодуэн.— Будет исполнено, ваше величество, — ответил один из подданных.Констанция и Арман возились с маленьким Мишелем когда во дворец вошел слуга с приглашением.— Что случилось? — сверху спросил граф.— Его величество, граф, приглашает вас на соколиную охоту.— Да, можете передать королю, что я обязательно буду.— Но король хотел, чтобы присутствовала и ваша супруга, графиня де Бодуэн.— Моя супруга? — граф напрягся.— Да, это желание короля.— Хорошо, можешь быть свободен, — граф отпустил посланника.Констанция, которая все слышала через открытую дверь, опустилась в кресло и прикрыла и без того бледное лицо руками.— Ты слышала, дорогая, что сказал король? Графиня де Бодуэн оторвала ладони от лица и он увидел, что по ее щекам текут слезы.— Нет, нет, дорогой, я не пойду.— Но, Констанция, ведь ты должна прекрасно понимать, что мы всего лишь подданные и не должны ослушиваться приказа его величества.— Арман, скажи королю, что я себя плохо чувствую.— Но ведь это не так, Констанция, я не смогу соврать.— Я не хочу идти туда и не хочу вновь встречаться с королем. От этих встреч у меня на душе остается тягостный осадок.— Констанция, но пойми, я не могу появиться перед королем без тебя. Он начнет расспрашивать, интересоваться и вообще, ты ставишь меня в неловкое положение.— Арман, но ты подумай, в каком положении нахожусь я!— Да, да, дорогая, я знаю, как тебе непросто, но считаю, что все-таки будет более правильным, если мы появимся вместе. Я буду все время подле тебя.— Ты всегда, дорогой, говоришь это, а потом, в самый ответственный момент, ты оказываешься где-то Далеко.— Нет, Констанция, на этот раз я буду рядом.— Я не пойду! — нервно выкрикнула Констанция, вскочила со своего кресла и прошлась по комнате. — И не проси, не уговаривай, скажи королю все, что пожелаешь нужным. Я не пойду, я не выдержу встречи с ним, не выдержу его испепеляющего взгляда.— Но, Констанция, надо быть более благоразумной, надо спокойнее смотреть правде в глаза.— Может быть, ты, Арман, и можешь спокойно смотреть правде в глаза, а я боюсь.— Чего ты боишься, дорогая?— Я боюсь за тебя, боюсь за себя. И вообще мне страшно, мне хочется забрать ребенка и уехать в Париж или в Мато, в наш старый замок. Только там я буду чувствовать себя в безопасности, буду чувствоват себя спокойной и уравновешенной. А здесь я все время напряжена, все время готова сорваться.Граф де Бодуэн подошел к своей молодой супруге, нежно обнял ее, повернул к себе лицом и положил свою голову ей на плечо.— Констанция, Констанция, — зашептал граф де Бодуэн, — не думай ни о чем плохом, все будет прекрасно, вот увидишь, я знаю.— Хорошо, я пойду на эту проклятую охоту, будь она неладна! Но у меня такие предчувствия…— Да не думай ты ни о чем, — уже более наставительно обратился граф к своей молодой жене.А когда муж и жена спустились в гостиную, старая графиня де Бодуэн поняла, что ее невестка вновь о чем-то спорила с сыном.— Приходил посыльный от короля? — осведомилась старая графиня.— Да, он пригласил нас на соколиную охоту.— И вы пойдете? — графиня пытливо посмотрела на сына, потом на невестку.Констанция опустила голову, а Арман ответил за себя и за свою жену:— Конечно пойдем, ведь мы не вправе отказываться от королевского приглашения.— Да, да, мы всего лишь подданные, — закивала старая графиня и прикрыла лицо веером, — а подданные всегда должны выполнять волю своего повелителя.— А вот я не думаю, что это правильно, — резко встала из-за стола Констанция.— Почему ты, Констанция, считаешь себя вправе не подчиняться королю?— Потому что я знаю, что из этого приглашения ничего хорошего не будет, мадам.— Нет-нет, вы должны идти, никакие отговорки вам не помогут, а если ты, Констанция, не пойдешь, король вновь пришлет посыльного, а лишние пересуды нам ни к чему. Подобным действием ты выкажешь свое неуважение к его величеству и все станут говорить, что мы непочтительные подданные своего короля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26