Он же видел тебя! Он спрашивал о тебе!
Это его задело, однако Ноблес сумел промолчать, и Джин тоже взяла себя в руки, притихла. До них доносился шум океана.
— Зачем ты явился в клинику? — заговорила она. — Господи, на тебя ни в чем нельзя положиться!
— Хотел вытащить тебя оттуда.
— Ричард, — теперь она говорила своим обычным спокойным голосом. — Как ты думаешь, зачем я напилась? Зачем вышла из бара? Знаешь, как долго мне пришлось дожидаться полицейской машины? Господи, я думала, придется куда-то идти ее искать. Ричард, что я сказала тебе перед тем, как уйти?
— В смысле — из бара?
— Перед тем, как я вышла оттуда со стаканом в руках.
— А что ты сказала? Ты много чего говорила.
— Я просила тебя поменьше пить.
— Пил наравне с тобой, только и всего.
— Я сказала: доверься мне. Это, надеюсь, ты помнишь?
— Само собой, помню.
— Я на салфетке написала: «Доверься мне», — и велела тебе убрать эту салфетку в карман. Доверься и жди, я свяжусь с тобой. Копы отвезли меня в Делрей, я попросила позвонить Морису, он тут же примчался, чтобы помочь мне.
— И?..
— Сейчас я живу у него. Мы много разговариваем. Сблизились еще больше, чем раньше. Он взял на себя ответственность за меня. Готов меня выручить, чтобы ни случилось.
— Но ты ничего не говорила о том, зачем тебе понадобился этот старикан.
— Если б ты доверял мне, Ричард, не надо было бы обо всем тебе рассказывать, правда?
— Кое-что ты могла бы не рассказывать. Черт, я запутался. — Он снова ощутил нежность и восхищение. Эта малышка сама все продумала, такой план составила, просто обалдеть.
— Что ты устроил той ночью в клинике, драку затеял? — укорила его Джин. — Я боялась, как бы ты не влип в историю.
— Это тот парень, про которого ты говорила. Подонок, вырубил меня, когда я с девкой толковал.
— Ты напал не на того парня, Ричард.
— Это не я, это он, — защищался он.
— Слушай внимательно, — сказала она. — Ты слушаешь?
Как только она ухитряется всегда сохранять спокойствие, говорить таким тихим, чуть хрипловатым голосом? Слушая этот голос, глядя на нее, Ноблес так и таял, забыв, сколько ей лет, — она прекрасно выглядела, прекрасно пахла, а ноги какие красивые, это приподнятое колено, и даже бедро немного виднеется…
— Ты втянул в это дело человека, который умеет наблюдать, — продолжала она его отчитывать, — умеет следить за людьми. Он снимал тебя несколько дней подряд, а ты ничего не заподозрил, верно?
— Я же не знал!
— Что ж, с этим ничего не поделаешь. Все равно полиция рано или поздно должна была вмешаться, это ничего не меняет. Ты — главный подозреваемый, тем более теперь. Ты не только мне докучал, ты, можно сказать, открыто зарекомендовал себя в качестве рэкетира — фотографии это подтверждают.
— Я просто предлагал свои услуги…
— Ричард!
— Проехали.
— Фотографии ничего не доказывают. Они должны поймать тебя на месте преступления, когда ты угрожаешь, портишь чужую собственность. Сами по себе фотографии не причинят нам вреда. Нам нужен подозреваемый, и ты, Ричард, как нельзя лучше подходишь на эту роль.
— Рад это слышать, — проворчал он.
— Тебя будут допрашивать.
— Ясное дело.
— Они будут уверены: это ты.
— Так что же?
— От тебя зависит, удастся наш план или нет. Тебе отводится главная роль.
— Неужто?
— На тебя будут давить.
— Я бывал и не в таких переделках. За меня не волнуйся.
— Тот парень, который будет нам помогать, должен кое-что знать, — продолжала Джин. — Вернее, он должен думать, будто знает.
— Это я уже понял.
— Кто-нибудь имеется у тебя на примете?
— Имеется. Есть один маленький засранец, который сделает все, что я скажу. Чокнутый малость, отсидел на Кубе. То, что надо, — когда ты его увидишь, сама поймешь: это он, его нельзя упускать!
— Кубинец?
— Чистокровный. Слышь, он мне— мне! — говорит: план малость примитивный, но не то чтобы уж вовсе хреновый. Шустрый такой засранец. Жаль, нельзя тебя с ним познакомить.
— Я жертва, Ричард!
— Знаю-знаю. Я ему так и сказал. Просто подумал, он бы тебе приглянулся. Занимается стриптизом, когда ему охота повыставляться. Носит в ухе серьгу. Кундо Рей, маленький красный перчик с Кубы. Знаешь, как у них называется такая погода, как сегодня? «Чили» или «острый тамали».
Он ухмыльнулся, надеясь, что теперь-то она оттает, однако Джин сосредоточилась на какой-то мысли, и Ричард вновь услышал, как внизу шумит океан.
Тишину нарушил ее вопрос:
— Почему он сфотографировал только тебя, а его — нет?
— Услуги охраны предлагал я. Кундо я приберегаю для более грязной работенки.
— Его это устраивает?
— От восторга он не прыгал. По его понятиям, сначала надо побить окна в лавочке, а уж потом предлагать защиту. Почем знать, на Кубе, наверное, они так и делают.
— Ричард, это похоже на то, что мы собираемся сделать, — сказала она. — Верно?
Он призадумался, потом кивнул:
— Вроде того.
— Ты уверен, что он все сделает так, как ты велишь?
— Без проблем. Денежки он любит.
Она снова пристально уставилась на него. Ноблес выждал, но она так ничего и не сказала, и он взял инициативу на себя.
— Что тут у тебя, лапонька? — спросил Ноблес, но она не ответила, молча развернула упаковку и протянула ему. Господи Иисусе, это был небольшой автоматический пистолет из вороненой стали.
— Это еще зачем? — На рукоятке пистолета были выдавлены буквы и цифры: «Вальтер PPK/S. 9 мм» и еще несколько слов на иностранном языке. Маленькая игрушка, дуло едва ли длиннее трех дюймов.
— Покажешь мне, как с ним обращаться, — распорядилась Джин. — Я знала прежде, но подзабыла.
— Где ты его взяла?
— Это мужа. Аккуратнее, он заряжен.
— Уж я-то умею обращаться с оружием, — заверил ее Ноблес. — На что тебе эта игрушка?
— На всякий случай.
— Мы же не собираемся грабить банк, детка!
— Смотри фильм, — напомнила она. — С пистолетом после разберемся.
Голос ее вновь стал мягким, обволакивающим, многообещающим. Она то вроде злится, а то — словно кобылица в охоте. Ноблес осторожно притянул ее к себе, и Джин тесно прижалась к нему. Да, видать, она тоже возбудилась, оттого что видит саму себя на экране, а у него мурашки по коже, когда она так на себя глядит, почти не мигая, чуть приоткрыв рот.
Склонив голову, Ричард зашептал ей на ухо:
— Что за красотка, м-м, я бы такую поимел!
— Ш-ш, — прошептала она, но ее рука уже подкрадывалась к его бедру, покрытые красным лаком ноготки проникли в пах, заскребли внутренний шов джинсов. Она принялась чесать его, поскребывать. Ох, до чего он это любил. Она здорово умела чесать в этом месте.
— Может, нам с тобой чуток пошептаться, — намекнул он, обходя журнальный столик и усаживаясь рядом с ней. — Уладить все подробности.
Едва он опустился на диван, Джин вскочила и отошла к телевизору, прихватив с собой соломенную сумку.
— Сиди, где сидишь, я сейчас вернусь, — распорядилась она.
Судя по голосу, она вовсе не сердилась, просто вожжа под хвост попала. Она схватила пару видеокассет и запихнула их в свою сумку— довольно большую, вместительную. Бросила сумку на стул в проходе — чтобы не забыть взять с собой. Потом наклонилась, отперла дверцу под полками, и Ричард получил возможность полюбоваться ее попкой, пока она доставала третью кассету. Эту кассету она сунула в видеоплеер, включила телевизор, предупредив Ричарда, что потом ему предстоит оттащить плеер в машину.
— Потом? Мы ща кино будем смотреть?
— Кусочек.
Ноблес положил руку на спинку дивана, поджидая свою подругу, но она осталась стоять, глядя на экран, где под музыку выплывала заставка «Коламбиа пикчерз». Музыка смолкла. Экран почернел на мгновение, потом вновь вступила музыкальная тема, как бы предвещая неотвратимость судьбы, экран сделался белым, и на нем появилось название фильма, одно-единственное слово, обведенное черной рамкой: «Некролог».
— Я это видел.
— Посмотри еще раз. Только первую часть.
— Я только ее и видел, примерно половину фильма. Чем дело-то кончилось?
— Тс-с! — прошипела Джин.
— А вот и ты, — сказал Ноблес, читая титры. — В главных ролях Виктор Мейчер, Джин Шоу. Виктор Мейчер— ага, помню, который играл копа. А Шепперд Струдвик кто такой?
— Мой муж.
— Генри Сильва. Он кого играет?
Ноблес поднял глаза — Джин уже выходила из комнаты.
— Принеси холодненького попить! — крикнул он ей вслед. Он бы и перекусил с удовольствием, сообразил он, и крикнул еще громче: — Ты «Дебби Рейнольде» умеешь делать?
Она не отзывалась.
Может, готовит ему сюрприз? Точно, этот фильм он смотрел. Начинается с похорон. Джин Шоу вся в черном стоит рядом с мужем, который ей в отцы годится, а он все губу закусывает, нервничает— такой богатый, а смерти боится. Так и припустился с кладбища, спрятался в своем лимузине, а Джин Шоу смотрит ему вслед из-под опущенной на глаза вуали, что-то прикидывает, судя по глазам — отнюдь не о здоровье драгоценного муженька печется.
Джин вернулась в комнату, осторожно неся обеими руками какой-то сверток в оберточной бумаге. Хоть бы жратва какая-нибудь! Она села рядом с ним на диван, совсем близко.
Глава 17
— Господи! Господи! Господи! — твердила Фрэнни. Потом она сказала: — Держу пари, сейчас этот парень в Бостоне— забыла, как называется этот институт, — в общем, он смотрит на сейсмограф и говорит: «Вот это да, вы только гляньте», — у него там семь с половиной по шкале Рихтера, значит, где-то началось землетрясение или извержение вулкана типа Монт-Сент-Элен, у него сейсмограф зашкаливает, что-то экстраординарное происходит во Флориде, они настраивают прибор точнее, еще точнее, и наш парень говорит: «Ага, это в Саут-бич, угол Оушн-драйв и Тринадцатой. Так-так, номер 204, гостиница „Делла Роббиа“. Что же там такое?» Знаешь, как это было? Все слилось воедино— я не о том, но и это тоже, верно? — вообще все слилось, краски и свет, эта комната, наши сердца, Смоки с его «Мираклз» и Марвин Гэй, а потом — ничего, тишина, абсолютная тишина. Ты заметил?
— Я так понимаю, тебе понравилось?
— Когда мои чресла пожирал раскаленный поток жидкого пламени? Да, это было неплохо.
— Ты такие странные звуки издаешь.
— Знаю. Ничего не могу с собой поделать.
— Еще и болтаешь.
— Да, зато связно и логично.
— И по существу.
— А ты рожи корчишь.
— Теряю власть над собой.
— И перед этим тоже. Ты часто улыбаешься. Смотришь мне прямо в глаза и…
— Будешь допивать вино?
— Чертов валик. Прямо впился мне в бок… Такто лучше. В следующий раз…
— Что?
— Не подумай, что я навязываюсь.
— В следующий раз в спальне.
— В следующий раз ты меня сфотографируешь.
— Могу и сейчас, если не возражаешь.
— Я должна тебе кое в чем признаться, Ла Брава. Мне нравится твое имя. Так и буду тебя теперь называть. Я должна признаться: нет никакого парня в Нью-Йорке, не собиралась я никому посылать автопортрет. Я солгала.
— Это не важно. Женщина хочет, чтобы я сфотографировал ее обнаженной, — что в этом такого?
— Не в том дело. Я хотела переспать с тобой. И знаешь почему?
— Почему?
— Я знала, что у нас получится. В смысле— я знала, что это будет классно, по первому разряду.
— По первому?..
— У каждого есть свой тип, женщина чувствует это с первого взгляда. Ты же понимаешь, о чем я? К тому же мне нравятся мужчины постарше. Ты, конечно, не старик, но все-таки намного старше меня. Ты побывал в постели у кинозвезды, верно?
— Это запрещенный вопрос.
— Само собой, но я вот почему спрашиваю — нет, ты точно переспал с ней, иначе бы так и сказал: «Нет», — но спросила я вот почему…
— Придумай причину поубедительней.
— Если это только ради забавы, а не всерьез, в смысле, если ты не влюблен в нее, а я так не думаю, иначе ты не был бы сейчас со мной — кто другой мог бы, но не ты, — словом, если с кинозвездой у тебя было только для удовольствия, ты не то чтобы разочаровался, но все оказалось не так потрясающе, как ты себе представлял. Откуда я это знаю? Потому что тебе нравится это под настроение — пошутить, повеселиться, чтобы было хорошо вместе. Я это сразу поняла, всего лишь поговорив с тобой, но она так не может, она чересчур в себе— не в смысле чересчур сдержанная, как настоящая леди, а просто сразу переходит к делу. Это больше похоже на то, что вы зарядку вместе делаете, а не любовью занимаетесь. Понимаешь, о чем я говорю? Еще бы не понимаешь.
— Ты так уверена?
— Черт побери! Теперь ты будешь на меня злиться.
— Чего ты хотела?
— Ты что, обиделся? Господи!
— Ничего я не обиделся.
— Ну прости. Я думала, мы друзья.
Он немного помолчал.
— Друзья. Держи свой бокал.
— Спасибо.
— Ты сказала, она тебе понравилась.
— Да, она славная.
— Но ты считаешь, она чересчур погружена в себя.
— Мне кажется, она всегда играет роль.
— Не вполне искренна?
— Нет, я не думаю, что она притворяется. Просто ее самой как бы и не существует. С актерами ведь как? Они либо сходят на нет, либо сгорают, как Джеймс Дин, а Джин, похоже, сыграла столько разных ролей, что уже и сама не знает, какая она на самом деле.
— Она всегда играла одну и ту же роль.
— Вот видишь. Ничего-то я не знаю.
— Тем не менее она тебе понравилась.
— Послушай, ты иногда так въедливо, исподтишка подбираешься к сути— знаешь, на кого ты тогда похож?
— На копа?
— Точно. Ты смахиваешь на копа.
Ноблес сказал, что хотел бы при случае досмотреть кино до конца, ему только-только стало интересно. Джин спросила, не показалось ли ему скучным начало. Нет, сказал он, просто середина уж очень увлекательная. Хорошая картина, честное слово. Забавно наблюдать, как она надевает на лицо эдакую сексуальную улыбочку и начинает осуществлять свой план.
— Ты мне одно скажи, — потребовал он, — тебя в конце концов поймали или нет?
— Нет, — ответила Джин, — но случилось кое-что другое, чего я никак не ожидала.
Потом они снова во всех подробностях обсудили свой план. Джин усадила Ноблеса за стол в комнате, которую она именовала кабинетом, там было полно книг, а на стенах портреты в рамочках — знаменитые кинопродюсеры и режиссеры, так сказала ему Джин. Ноблес понятия не имел, что это за люди, и не мог разобрать их автографы. Джин сказала, один из этих парней, Гарри Кон, был владельцем киностудии, но гораздо больше смахивал на гангстера, чем любой из известных ей гангстеров. Она кое-что рассказала Ноблесу о людях из Синдиката, на которых работал ее муж, однако Ноблесу они показались не такими уж крутыми: обыкновенные даго, напялившие костюмы и фетровые шляпы и сорившие напоказ деньгами. Нет, крутые парни не такие: они сызмала выполняют мужскую работу, ввязываются в драку субботним вечером и пьют, пока не свалятся замертво. Они отправляются в подозрительные места, прихватив с собой пушку и жратву, и молятся, чтобы какой-нибудь ниггер отважился напасть на них. Крутые парни не станут тыкать кончиками пальцев в печатную машинку, с виду, черт бы ее побрал, похожую на игрушку.
Ноблес сказал Джин, что понятия не имеет, как работает эта хреновина. Она ответила: он научил ее обращаться с пушкой, а она покажет ему, как печатать на машинке. Она скажет ему, что писать, но он должен изложить это своими словами.
Очень медленно, отчетливо она стала наговаривать ему:
— «Ты знаешь, что с тобой будет. Ты умрешь, если не…»
— Погоди, — остановил он ее. Никак не мог приспособиться нажимать клавишу слева и удерживать ее, чтобы получилась большая буква. Джин велела ему напечатать большую букву прямо поверх маленькой. Выйдет грязно, но это не беда.
— Грязное дельце, а? — пошутил Ноблес.
— «Если не оставишь деньги…» — Она остановилась и сказала: — Нет, давай сначала. Все большими буквами. Нажми клавишу, которая над ней, и она защелкнется. Вот так. — Она сделала это сама, перегнувшись через Ноблеса, обдав его ароматом своих изысканных духов. — Теперь первую строчку, большими буквами: «Твоя жизнь стоит шестьсот тысяч долларов». Вперед.
ТВОЯ ЖИЗНЬ СТОИТ $:))))), — вышло у него.
— Черт! — обозлился Ноблес. — Не умею я печатать.
Джин нисколько не рассердилась. Вытянула страницу из каретки, вставила чистый лист, самую обычную линованную бумагу — ему она запретила прикасаться к ней. Заговорщикам приходится быть аккуратными, чтобы чего не напутать, сообразил Ноблес. Склонившись над столом, Джин принялась печатать, набивая слова на линованной бумаге быстрее, чем Ноблес успевал бы писать ручкой.
— Вот что должно говориться в письме, — заявила она, поставив точку, — примерно так, но ты должен переписать своими словами.
Он прочел то, что она напечатала, и сказал:
— По мне, тут все нормально.
Она ответила:
— Прислушайся к себе. Это должно звучать так, как ты говоришь.
На его взгляд, писанина вовсе не должна была «звучать», как разговор: бумага есть бумага, а не живая речь, но он подчинился, вновь набросился на эту чертову машинку и добил записку.
— Отлично, — сказала Джин. — Теперь прочти вслух.
— «Твоя жизнь стоит шестьсот тыщ долларов, — начал Ноблес, подкручивая колесико, чтобы бумага сама вылезала из каретки, — он крепко усвоил, что не должен притрагиваться к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Это его задело, однако Ноблес сумел промолчать, и Джин тоже взяла себя в руки, притихла. До них доносился шум океана.
— Зачем ты явился в клинику? — заговорила она. — Господи, на тебя ни в чем нельзя положиться!
— Хотел вытащить тебя оттуда.
— Ричард, — теперь она говорила своим обычным спокойным голосом. — Как ты думаешь, зачем я напилась? Зачем вышла из бара? Знаешь, как долго мне пришлось дожидаться полицейской машины? Господи, я думала, придется куда-то идти ее искать. Ричард, что я сказала тебе перед тем, как уйти?
— В смысле — из бара?
— Перед тем, как я вышла оттуда со стаканом в руках.
— А что ты сказала? Ты много чего говорила.
— Я просила тебя поменьше пить.
— Пил наравне с тобой, только и всего.
— Я сказала: доверься мне. Это, надеюсь, ты помнишь?
— Само собой, помню.
— Я на салфетке написала: «Доверься мне», — и велела тебе убрать эту салфетку в карман. Доверься и жди, я свяжусь с тобой. Копы отвезли меня в Делрей, я попросила позвонить Морису, он тут же примчался, чтобы помочь мне.
— И?..
— Сейчас я живу у него. Мы много разговариваем. Сблизились еще больше, чем раньше. Он взял на себя ответственность за меня. Готов меня выручить, чтобы ни случилось.
— Но ты ничего не говорила о том, зачем тебе понадобился этот старикан.
— Если б ты доверял мне, Ричард, не надо было бы обо всем тебе рассказывать, правда?
— Кое-что ты могла бы не рассказывать. Черт, я запутался. — Он снова ощутил нежность и восхищение. Эта малышка сама все продумала, такой план составила, просто обалдеть.
— Что ты устроил той ночью в клинике, драку затеял? — укорила его Джин. — Я боялась, как бы ты не влип в историю.
— Это тот парень, про которого ты говорила. Подонок, вырубил меня, когда я с девкой толковал.
— Ты напал не на того парня, Ричард.
— Это не я, это он, — защищался он.
— Слушай внимательно, — сказала она. — Ты слушаешь?
Как только она ухитряется всегда сохранять спокойствие, говорить таким тихим, чуть хрипловатым голосом? Слушая этот голос, глядя на нее, Ноблес так и таял, забыв, сколько ей лет, — она прекрасно выглядела, прекрасно пахла, а ноги какие красивые, это приподнятое колено, и даже бедро немного виднеется…
— Ты втянул в это дело человека, который умеет наблюдать, — продолжала она его отчитывать, — умеет следить за людьми. Он снимал тебя несколько дней подряд, а ты ничего не заподозрил, верно?
— Я же не знал!
— Что ж, с этим ничего не поделаешь. Все равно полиция рано или поздно должна была вмешаться, это ничего не меняет. Ты — главный подозреваемый, тем более теперь. Ты не только мне докучал, ты, можно сказать, открыто зарекомендовал себя в качестве рэкетира — фотографии это подтверждают.
— Я просто предлагал свои услуги…
— Ричард!
— Проехали.
— Фотографии ничего не доказывают. Они должны поймать тебя на месте преступления, когда ты угрожаешь, портишь чужую собственность. Сами по себе фотографии не причинят нам вреда. Нам нужен подозреваемый, и ты, Ричард, как нельзя лучше подходишь на эту роль.
— Рад это слышать, — проворчал он.
— Тебя будут допрашивать.
— Ясное дело.
— Они будут уверены: это ты.
— Так что же?
— От тебя зависит, удастся наш план или нет. Тебе отводится главная роль.
— Неужто?
— На тебя будут давить.
— Я бывал и не в таких переделках. За меня не волнуйся.
— Тот парень, который будет нам помогать, должен кое-что знать, — продолжала Джин. — Вернее, он должен думать, будто знает.
— Это я уже понял.
— Кто-нибудь имеется у тебя на примете?
— Имеется. Есть один маленький засранец, который сделает все, что я скажу. Чокнутый малость, отсидел на Кубе. То, что надо, — когда ты его увидишь, сама поймешь: это он, его нельзя упускать!
— Кубинец?
— Чистокровный. Слышь, он мне— мне! — говорит: план малость примитивный, но не то чтобы уж вовсе хреновый. Шустрый такой засранец. Жаль, нельзя тебя с ним познакомить.
— Я жертва, Ричард!
— Знаю-знаю. Я ему так и сказал. Просто подумал, он бы тебе приглянулся. Занимается стриптизом, когда ему охота повыставляться. Носит в ухе серьгу. Кундо Рей, маленький красный перчик с Кубы. Знаешь, как у них называется такая погода, как сегодня? «Чили» или «острый тамали».
Он ухмыльнулся, надеясь, что теперь-то она оттает, однако Джин сосредоточилась на какой-то мысли, и Ричард вновь услышал, как внизу шумит океан.
Тишину нарушил ее вопрос:
— Почему он сфотографировал только тебя, а его — нет?
— Услуги охраны предлагал я. Кундо я приберегаю для более грязной работенки.
— Его это устраивает?
— От восторга он не прыгал. По его понятиям, сначала надо побить окна в лавочке, а уж потом предлагать защиту. Почем знать, на Кубе, наверное, они так и делают.
— Ричард, это похоже на то, что мы собираемся сделать, — сказала она. — Верно?
Он призадумался, потом кивнул:
— Вроде того.
— Ты уверен, что он все сделает так, как ты велишь?
— Без проблем. Денежки он любит.
Она снова пристально уставилась на него. Ноблес выждал, но она так ничего и не сказала, и он взял инициативу на себя.
— Что тут у тебя, лапонька? — спросил Ноблес, но она не ответила, молча развернула упаковку и протянула ему. Господи Иисусе, это был небольшой автоматический пистолет из вороненой стали.
— Это еще зачем? — На рукоятке пистолета были выдавлены буквы и цифры: «Вальтер PPK/S. 9 мм» и еще несколько слов на иностранном языке. Маленькая игрушка, дуло едва ли длиннее трех дюймов.
— Покажешь мне, как с ним обращаться, — распорядилась Джин. — Я знала прежде, но подзабыла.
— Где ты его взяла?
— Это мужа. Аккуратнее, он заряжен.
— Уж я-то умею обращаться с оружием, — заверил ее Ноблес. — На что тебе эта игрушка?
— На всякий случай.
— Мы же не собираемся грабить банк, детка!
— Смотри фильм, — напомнила она. — С пистолетом после разберемся.
Голос ее вновь стал мягким, обволакивающим, многообещающим. Она то вроде злится, а то — словно кобылица в охоте. Ноблес осторожно притянул ее к себе, и Джин тесно прижалась к нему. Да, видать, она тоже возбудилась, оттого что видит саму себя на экране, а у него мурашки по коже, когда она так на себя глядит, почти не мигая, чуть приоткрыв рот.
Склонив голову, Ричард зашептал ей на ухо:
— Что за красотка, м-м, я бы такую поимел!
— Ш-ш, — прошептала она, но ее рука уже подкрадывалась к его бедру, покрытые красным лаком ноготки проникли в пах, заскребли внутренний шов джинсов. Она принялась чесать его, поскребывать. Ох, до чего он это любил. Она здорово умела чесать в этом месте.
— Может, нам с тобой чуток пошептаться, — намекнул он, обходя журнальный столик и усаживаясь рядом с ней. — Уладить все подробности.
Едва он опустился на диван, Джин вскочила и отошла к телевизору, прихватив с собой соломенную сумку.
— Сиди, где сидишь, я сейчас вернусь, — распорядилась она.
Судя по голосу, она вовсе не сердилась, просто вожжа под хвост попала. Она схватила пару видеокассет и запихнула их в свою сумку— довольно большую, вместительную. Бросила сумку на стул в проходе — чтобы не забыть взять с собой. Потом наклонилась, отперла дверцу под полками, и Ричард получил возможность полюбоваться ее попкой, пока она доставала третью кассету. Эту кассету она сунула в видеоплеер, включила телевизор, предупредив Ричарда, что потом ему предстоит оттащить плеер в машину.
— Потом? Мы ща кино будем смотреть?
— Кусочек.
Ноблес положил руку на спинку дивана, поджидая свою подругу, но она осталась стоять, глядя на экран, где под музыку выплывала заставка «Коламбиа пикчерз». Музыка смолкла. Экран почернел на мгновение, потом вновь вступила музыкальная тема, как бы предвещая неотвратимость судьбы, экран сделался белым, и на нем появилось название фильма, одно-единственное слово, обведенное черной рамкой: «Некролог».
— Я это видел.
— Посмотри еще раз. Только первую часть.
— Я только ее и видел, примерно половину фильма. Чем дело-то кончилось?
— Тс-с! — прошипела Джин.
— А вот и ты, — сказал Ноблес, читая титры. — В главных ролях Виктор Мейчер, Джин Шоу. Виктор Мейчер— ага, помню, который играл копа. А Шепперд Струдвик кто такой?
— Мой муж.
— Генри Сильва. Он кого играет?
Ноблес поднял глаза — Джин уже выходила из комнаты.
— Принеси холодненького попить! — крикнул он ей вслед. Он бы и перекусил с удовольствием, сообразил он, и крикнул еще громче: — Ты «Дебби Рейнольде» умеешь делать?
Она не отзывалась.
Может, готовит ему сюрприз? Точно, этот фильм он смотрел. Начинается с похорон. Джин Шоу вся в черном стоит рядом с мужем, который ей в отцы годится, а он все губу закусывает, нервничает— такой богатый, а смерти боится. Так и припустился с кладбища, спрятался в своем лимузине, а Джин Шоу смотрит ему вслед из-под опущенной на глаза вуали, что-то прикидывает, судя по глазам — отнюдь не о здоровье драгоценного муженька печется.
Джин вернулась в комнату, осторожно неся обеими руками какой-то сверток в оберточной бумаге. Хоть бы жратва какая-нибудь! Она села рядом с ним на диван, совсем близко.
Глава 17
— Господи! Господи! Господи! — твердила Фрэнни. Потом она сказала: — Держу пари, сейчас этот парень в Бостоне— забыла, как называется этот институт, — в общем, он смотрит на сейсмограф и говорит: «Вот это да, вы только гляньте», — у него там семь с половиной по шкале Рихтера, значит, где-то началось землетрясение или извержение вулкана типа Монт-Сент-Элен, у него сейсмограф зашкаливает, что-то экстраординарное происходит во Флориде, они настраивают прибор точнее, еще точнее, и наш парень говорит: «Ага, это в Саут-бич, угол Оушн-драйв и Тринадцатой. Так-так, номер 204, гостиница „Делла Роббиа“. Что же там такое?» Знаешь, как это было? Все слилось воедино— я не о том, но и это тоже, верно? — вообще все слилось, краски и свет, эта комната, наши сердца, Смоки с его «Мираклз» и Марвин Гэй, а потом — ничего, тишина, абсолютная тишина. Ты заметил?
— Я так понимаю, тебе понравилось?
— Когда мои чресла пожирал раскаленный поток жидкого пламени? Да, это было неплохо.
— Ты такие странные звуки издаешь.
— Знаю. Ничего не могу с собой поделать.
— Еще и болтаешь.
— Да, зато связно и логично.
— И по существу.
— А ты рожи корчишь.
— Теряю власть над собой.
— И перед этим тоже. Ты часто улыбаешься. Смотришь мне прямо в глаза и…
— Будешь допивать вино?
— Чертов валик. Прямо впился мне в бок… Такто лучше. В следующий раз…
— Что?
— Не подумай, что я навязываюсь.
— В следующий раз в спальне.
— В следующий раз ты меня сфотографируешь.
— Могу и сейчас, если не возражаешь.
— Я должна тебе кое в чем признаться, Ла Брава. Мне нравится твое имя. Так и буду тебя теперь называть. Я должна признаться: нет никакого парня в Нью-Йорке, не собиралась я никому посылать автопортрет. Я солгала.
— Это не важно. Женщина хочет, чтобы я сфотографировал ее обнаженной, — что в этом такого?
— Не в том дело. Я хотела переспать с тобой. И знаешь почему?
— Почему?
— Я знала, что у нас получится. В смысле— я знала, что это будет классно, по первому разряду.
— По первому?..
— У каждого есть свой тип, женщина чувствует это с первого взгляда. Ты же понимаешь, о чем я? К тому же мне нравятся мужчины постарше. Ты, конечно, не старик, но все-таки намного старше меня. Ты побывал в постели у кинозвезды, верно?
— Это запрещенный вопрос.
— Само собой, но я вот почему спрашиваю — нет, ты точно переспал с ней, иначе бы так и сказал: «Нет», — но спросила я вот почему…
— Придумай причину поубедительней.
— Если это только ради забавы, а не всерьез, в смысле, если ты не влюблен в нее, а я так не думаю, иначе ты не был бы сейчас со мной — кто другой мог бы, но не ты, — словом, если с кинозвездой у тебя было только для удовольствия, ты не то чтобы разочаровался, но все оказалось не так потрясающе, как ты себе представлял. Откуда я это знаю? Потому что тебе нравится это под настроение — пошутить, повеселиться, чтобы было хорошо вместе. Я это сразу поняла, всего лишь поговорив с тобой, но она так не может, она чересчур в себе— не в смысле чересчур сдержанная, как настоящая леди, а просто сразу переходит к делу. Это больше похоже на то, что вы зарядку вместе делаете, а не любовью занимаетесь. Понимаешь, о чем я говорю? Еще бы не понимаешь.
— Ты так уверена?
— Черт побери! Теперь ты будешь на меня злиться.
— Чего ты хотела?
— Ты что, обиделся? Господи!
— Ничего я не обиделся.
— Ну прости. Я думала, мы друзья.
Он немного помолчал.
— Друзья. Держи свой бокал.
— Спасибо.
— Ты сказала, она тебе понравилась.
— Да, она славная.
— Но ты считаешь, она чересчур погружена в себя.
— Мне кажется, она всегда играет роль.
— Не вполне искренна?
— Нет, я не думаю, что она притворяется. Просто ее самой как бы и не существует. С актерами ведь как? Они либо сходят на нет, либо сгорают, как Джеймс Дин, а Джин, похоже, сыграла столько разных ролей, что уже и сама не знает, какая она на самом деле.
— Она всегда играла одну и ту же роль.
— Вот видишь. Ничего-то я не знаю.
— Тем не менее она тебе понравилась.
— Послушай, ты иногда так въедливо, исподтишка подбираешься к сути— знаешь, на кого ты тогда похож?
— На копа?
— Точно. Ты смахиваешь на копа.
Ноблес сказал, что хотел бы при случае досмотреть кино до конца, ему только-только стало интересно. Джин спросила, не показалось ли ему скучным начало. Нет, сказал он, просто середина уж очень увлекательная. Хорошая картина, честное слово. Забавно наблюдать, как она надевает на лицо эдакую сексуальную улыбочку и начинает осуществлять свой план.
— Ты мне одно скажи, — потребовал он, — тебя в конце концов поймали или нет?
— Нет, — ответила Джин, — но случилось кое-что другое, чего я никак не ожидала.
Потом они снова во всех подробностях обсудили свой план. Джин усадила Ноблеса за стол в комнате, которую она именовала кабинетом, там было полно книг, а на стенах портреты в рамочках — знаменитые кинопродюсеры и режиссеры, так сказала ему Джин. Ноблес понятия не имел, что это за люди, и не мог разобрать их автографы. Джин сказала, один из этих парней, Гарри Кон, был владельцем киностудии, но гораздо больше смахивал на гангстера, чем любой из известных ей гангстеров. Она кое-что рассказала Ноблесу о людях из Синдиката, на которых работал ее муж, однако Ноблесу они показались не такими уж крутыми: обыкновенные даго, напялившие костюмы и фетровые шляпы и сорившие напоказ деньгами. Нет, крутые парни не такие: они сызмала выполняют мужскую работу, ввязываются в драку субботним вечером и пьют, пока не свалятся замертво. Они отправляются в подозрительные места, прихватив с собой пушку и жратву, и молятся, чтобы какой-нибудь ниггер отважился напасть на них. Крутые парни не станут тыкать кончиками пальцев в печатную машинку, с виду, черт бы ее побрал, похожую на игрушку.
Ноблес сказал Джин, что понятия не имеет, как работает эта хреновина. Она ответила: он научил ее обращаться с пушкой, а она покажет ему, как печатать на машинке. Она скажет ему, что писать, но он должен изложить это своими словами.
Очень медленно, отчетливо она стала наговаривать ему:
— «Ты знаешь, что с тобой будет. Ты умрешь, если не…»
— Погоди, — остановил он ее. Никак не мог приспособиться нажимать клавишу слева и удерживать ее, чтобы получилась большая буква. Джин велела ему напечатать большую букву прямо поверх маленькой. Выйдет грязно, но это не беда.
— Грязное дельце, а? — пошутил Ноблес.
— «Если не оставишь деньги…» — Она остановилась и сказала: — Нет, давай сначала. Все большими буквами. Нажми клавишу, которая над ней, и она защелкнется. Вот так. — Она сделала это сама, перегнувшись через Ноблеса, обдав его ароматом своих изысканных духов. — Теперь первую строчку, большими буквами: «Твоя жизнь стоит шестьсот тысяч долларов». Вперед.
ТВОЯ ЖИЗНЬ СТОИТ $:))))), — вышло у него.
— Черт! — обозлился Ноблес. — Не умею я печатать.
Джин нисколько не рассердилась. Вытянула страницу из каретки, вставила чистый лист, самую обычную линованную бумагу — ему она запретила прикасаться к ней. Заговорщикам приходится быть аккуратными, чтобы чего не напутать, сообразил Ноблес. Склонившись над столом, Джин принялась печатать, набивая слова на линованной бумаге быстрее, чем Ноблес успевал бы писать ручкой.
— Вот что должно говориться в письме, — заявила она, поставив точку, — примерно так, но ты должен переписать своими словами.
Он прочел то, что она напечатала, и сказал:
— По мне, тут все нормально.
Она ответила:
— Прислушайся к себе. Это должно звучать так, как ты говоришь.
На его взгляд, писанина вовсе не должна была «звучать», как разговор: бумага есть бумага, а не живая речь, но он подчинился, вновь набросился на эту чертову машинку и добил записку.
— Отлично, — сказала Джин. — Теперь прочти вслух.
— «Твоя жизнь стоит шестьсот тыщ долларов, — начал Ноблес, подкручивая колесико, чтобы бумага сама вылезала из каретки, — он крепко усвоил, что не должен притрагиваться к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29