.. но я не могу сейчас тебе этого обещать. Сейчас я ничего не могу тебе пообещать. Я не знаю, что со мной может случиться. – Он выглядел растерянным, но сказал правду.
Она, странно улыбнувшись, взяла его за руку и начала медленно подниматься по ступенькам, ведущим в дом миссис Кастанья.
– Я знаю.
Он почувствовал себя совсем мальчишкой, когда зашел в дом следом за ней, все еще держа ее за руку и любуясь водопадом сияющих волос и изяществом ее стройного тела, в то время как она осторожно поднималась по лестнице, ведя его за собой. Она обернулась всего один раз и приложила палец к губам, давая ему тем самым понять, чтобы он не шумел. Достав ключ из кармана джинсов, она открыла дверь и пропустила его в комнату. Ей не хотелось, чтобы миссис Кастанья заметила их. Она наверняка поднимет шум. Ей совсем не по душе, когда живущие у нее девушки приводили к себе мужчин, а мужчины – девушек. Иногда, конечно, такое случалось, и если она это обнаруживала (а обычно она замечала нарушение правил), она поджидала постояльцев перед дверью своей комнаты и на весь дом делала им серьезные предупреждения.
– Разувайся, – прошептала Кристел, в то время как сама, беззвучно скинув ковбойские ботинки, натянула пару красных носков, которые когда-то принадлежали ее брату. Потом улыбнулась Спенсеру и присела на краешек кровати. Она выглядела совсем ребенком. Иногда Спенсер видел в ней ту же маленькую девочку, которую увидел в первый раз, но потом вдруг она в одно мгновение превращалась в молодую женщину.
Он сел около нее на кровать и, шепча нежные слова, начал гладить ее по волосам, а потом поцеловал. Это был долгий и нежный поцелуй. Он вложил в него весь свой пыл, отчаяние и сожаление о том, что он может дать ей так мало.
– Я очень люблю тебя... – шептал он, зарываясь лицом в ее волосы. – Ты такая... ты самая лучшая...
Он до боли хотел овладеть ею и едва сдерживался, чтобы не сорвать с нее одежду. Но когда он осторожно коснулся пуговиц на ее рубашке, он вдруг почувствовал, как она вздрогнула и слегка отстранилась. Спенсер отпустил ее и отодвинулся, испугавшись того, что он сделал, но в следующий момент она сама страстно поцеловала его, давая ему понять, что путь свободен. Он осторожно посмотрел на нее, боясь, что она еще девственница.
– Ты боишься?
Она покачала головой и закрыла глаза, а он, осторожно положив ее на кровать, начал медленно снимать с нее одежду. Ненадолго прервавшись, он встал и поплотнее задернул шторы. Когда же она осталась лежать нагой на узкой кровати, он сам разделся и лег под одеяло рядом с ней. Для Спенсера она была все той же застенчивой девочкой, которую он увидел впервые четыре года назад, и он не хотел смутить ее, или обидеть, или сделать ей больно. Он думал только о том, чтобы ей было хорошо, зная, что эти бесконечно долгие минуты они оба запомнят на всю жизнь. Она была еще прекраснее, чем он себе представлял, и в тот момент, когда он наконец вошел в нее, они оба застонали от блаженства. Она забилась в его руках, и он продолжал целовать, ласкать ее и нежно шептать слова любви. Эти блаженные мгновения, казалось, длились бесконечно долго, и когда наконец все закончилось, он еще крепче прижал ее к себе. Ему хотелось держать ее так как можно дольше, чтобы слиться с ней воедино, чтобы ничто на свете никогда больше не разлучило ни их тела, ни их души.
В полузабытьи Кристел лежала в его объятиях, и Спенсер вдруг нахмурился, заметив слезу, скатившуюся у нее по щеке.
– Кристел... с тобой все в порядке? – Вдруг он почувствовал себя страшно виноватым перед ней. – Ты сожалеешь о том, что произошло? – Он так мало мог предложить ей, и даже на это он не имел никакого права, но все-таки... все-таки он безумно любит ее.
Она покачала головой и, улыбнувшись сквозь слезы, прошептала:
– Конечно, не жалею... Я люблю тебя.
– Тогда что с тобой?
– Ничего. – Она снова покачала головой и на какое-то мгновение вспомнила о том, что сделал с ней Том, хотя то, что произошло сейчас, не имело с тем событием ничего общего.
– Скажи мне. – Он опять прижал ее к себе и почувствовал, как горячие слезы закапали на его обнаженное плечо. Она попыталась смахнуть их, но они только еще сильнее побежали у нее по щекам. Он нежно гладил ее, очень обеспокоенный этими слезами. Он вдруг понял, как все это время был нужен ей, ведь она такая юная и ранимая и у нее нет никого, кто бы мог позаботиться о ней. Никого, кроме Спенсера. А для него это было совсем не просто, особенно теперь, когда он вот-вот должен уехать. – Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь мне, о чем ты думаешь.
– Я думаю о том, как я счастлива. – Она опять улыбнулась сквозь слезы, но он понял, что она не говорит ему правду.
– Ты меня обманываешь. Могу поклясться, что сейчас ты плакала. – Ему было так хорошо с ней, он упивался запахом ее нежного тела и блеском шелковых мерцающих волос. Ему нравилось в ней абсолютно все. – С тобой что-то случилось? – Он старался спросить ее как можно мягче, но она только еще сильнее заплакала в ответ. Он уже начал догадываться, но не решился спросить ее напрямик, и все же история о том, как она бегала с отцовским ружьем за Томом Паркером, никак не шла у него из головы. Она посмотрела на него с грустью и кивнула.
– Может быть, расскажешь мне об этом?
– Я не могу... Это... это так ужасно...
– Да, наверное. Но теперь прошлое уже не имеет значения, любимая. Что бы это ни было, теперь все позади. И если расскажешь об этом, тебе легче будет все забыть.
Она все еще колебалась, глядя на него долгим и внимательным взглядом. Что он подумает, если она скажет ему, что ее изнасиловал Том Паркер? Но потом, решив, что должна ему довериться, очень тихо и медленно рассказала ему ужасную историю. Он лежал неподвижно и не произнес ни звука, а лишь обнимал ее, пока она говорила, всхлипывая и прижимаясь к нему. Ей стало легче и спокойнее от того, что она все рассказала, и еще от того, что она лежала в объятиях Спенсера. Его глаза блестели от гнева, но голос был тихим и нежным, когда он заговорил:
– Ты должна была убить его. Черт возьми, обидно, что у тебя не получилось. Будь я там, я бы сам убил его. – Он знал, что действительно так и сделал бы, но она отчаянно замотала головой. Теперь-то она слишком хорошо знала, что поступила глупо. Но для Джеда это уже ничего не меняло.
– Нет, я была не права... если бы я не... если бы я только... – Ей ужасно тяжело было снова говорить об этом даже Спенсеру. – Если бы я не захотела отомстить ему, он бы не убил Джеда... Господи, Спенсер... это я во всем виновата... это я его убила. – Она опять начала горько всхлипывать, а он нежно гладил и целовал ее успокаивая.
– Ты в этом не виновата. В этом никто не виноват... Это действительно несчастный случай, но вина лежит на Томе, а не на тебе. Это он убил его, Кристел, а не ты. Ведь ты не виновата в том, что он изнасиловал тебя. – Внутри у него все тряслось, и руки непроизвольно сжимались в кулаки, когда он представлял эту ужасную картину: земляной пол конюшни... пьяное, отвратительное лицо... его грубость и жестокость... и то, как хладнокровно он убил ее брата...
Немного помолчав, Кристел горестно посмотрела на Спенсера:
– Я не хотела убить его. Я хотела сделать ему так больно, как он сделал мне... но это было ошибкой... и из-за этой ошибки погиб Джед.
Она с лихвой заплатила за свою ошибку, за свой промах. Она потеряла брата, дом, семью. Да, чертовски высокую цену ей пришлось заплатить за грехи Тома Паркера. Спенсер вдруг представил себя на ее месте: он сделал бы то же самое, только уж он бы не промахнулся.
– Теперь ты должна постараться забыть об этом. Ведь ничего уже не изменишь. Ты должна перестать винить себя в этом.
– Но я никогда не смогу этого сделать.
– Это неправда. – Он сел на кровати, и она села рядом. Он ласково обнял ее за плечи. – Ты никого не убивала. Понимаешь меня, Кристел? – Она отрицательно покачала головой, и он понял, что, наверное, ему никогда не удастся переубедить ее. Она всю жизнь в душе будет уверена, что это она виновата во всем: и в том, что Том изнасиловал ее, хотя она никогда не давала ему к этому повода; и уж конечно, будет считать себя виновной в смерти брата. То, что она поверила в это, уже и так полностью изменило ее жизнь, и Спенсер не хотел больше убеждать ее и заставлять мучиться еще больше. – Теперь ты должна думать о своем будущем и обо всем хорошем, что ждет тебя впереди. Теперь ты поешь и, может быть, когда-нибудь станешь очень знаменитой. – Он улыбнулся. – И теперь у тебя есть я, мы наконец-то вместе.
«Надолго ли? Может, всего на минуту... или на день... а может, и на всю жизнь...»
Она улыбнулась и нежно поцеловала его в щеку, а он ответил ей страстным поцелуем в губы. Они целовались и думали о том, что их ждет, какое будущее им уготовано и будут ли они вместе. Но сейчас рано об этом думать. Их отношения стали совсем другими. Прошло немало времени, пока она наконец успокоилась, перестала плакать и уютно улеглась рядом с ним.
– Ты действительно думаешь, что в один прекрасный день я могу стать знаменитой? – В это было трудно поверить, но ей так хотелось помечтать вслух, тем более что он сам завел этот разговор, и ее это очень обрадовало.
– Да, я так думаю. И верю в это. У тебя просто удивительный голос. Когда-нибудь ты станешь настоящей звездой, Кристел. И я от всей души в это верю.
– Но я не знаю, с чего начать. – Ей казалось, что расстояние от Голливуда до Сан-Франциско можно измерять световыми годами. И все-таки мечта не покидала ее, и то, что она делала сейчас, ей очень нравилось.
– Дай себе время. Ты же только начала. Для тебя вообще жизнь только начинается. Когда тебе будет столько же, сколько сейчас мне, люди будут выстраиваться в очереди, чтобы получить возможность услышать твое пение.
Она рассмеялась в ответ, и ее длинные светлые волосы приятно защекотали ему плечо.
– Спасибо, дедуля... – поддразнила она.
– Имей хоть немного уважения к старшим. – Он начал ласкать ее бедра, и в следующую минуту она опять оказалась в его объятиях. Разговоры были на время забыты, она всем телом и душой принадлежала ему. Сейчас у нее было все, чего она хотела, даже мечта о Голливуде меркла перед тем счастьем, которое давал ей Спенсер.
В эту ночь она спала в его объятиях. Слушая ее ровное дыхание и любуясь этой прелестной головой с почти детским выражением лица, которая лежала у него на плече, Спенсер был счастлив, как никогда. Он понимал, что жил только ради этого.
Утром они отправились гулять, решив позавтракать где-нибудь по дороге. Она оживленно рассказывала про ресторан Гарри, о том, как ей нравится там петь. Спенсер улыбаясь слушал ее. Ему казалось, что они все это время были вместе. Робкий, застенчивый ребенок исчез. Рядом с ним шла женщина, о которой он мечтал всю жизнь.
Они выглядели как новобрачные, и никто бы никогда не сказал, что он женат на другой женщине. Кристел щебетала без остановки, а он радостно смеялся, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать ее. Он восхищался всем, о чем она говорила. Она ни разу не заговорила о политике или о тех вещах, о которых они вечно спорили с Элизабет. Она говорила просто о жизни и о том, что было понятно и интересно им обоим.
Они вернулись в ее комнату и там снова любили друг друга. И когда вечером опять пошли гулять, он вдруг ужаснулся при мысли, что им придется расстаться. Каждый час без нее казался ему вечностью, и он отправился в дом к Барклаям, чтобы забрать свои вещи и поселиться у Кристел на то время, пока он будет в Сан-Франциско. Собирая вещи, он вдруг вспомнил об Элизабет, но тут же отбросил эти мысли. Она осталась в прошлом. Все на свете казалось ему теперь не важным. Кроме Кристел.
В тот вечер, проводив Кристел на работу, Спенсер, чувствуя, что должен это сделать, позвонил Элизабет. Он поднял ее с постели, хотя было только пол-одиннадцатого. Она сказала, что очень устала, и безразличным голосом спросила, когда он уезжает в Корею.
– Еще ничего не известно. Я позвоню тебе, когда буду знать наверняка. – Потом он сказал, что ему было очень одиноко в их доме и он решил перебраться к друзьям. Она понимающе улыбалась, разговаривая с ним, и он обещал перезвонить ей через несколько дней. Если он ей понадобится, она может оставить сообщение в доме Барклаев. Он будет звонить туда время от времени. Он говорил ей все это холодным, безразличным голосом, хотя похоже, что Элизабет этого не заметила.
А через полчаса он ушел из их дома. Мысли об Элизабет покинули его, и он очень надеялся, что она сама скоро уйдет из его жизни. Ему казалось, что они никогда и не были женаты. Но сейчас он не хотел об этом думать. В тот вечер он просто сидел в ресторане и слушал, как поет Кристел, и знал, что она поет для него. Когда она закончила работу, они вернулись в дом на Грин-стрит. Он никогда еще не был так счастлив, и Кристел была такой хорошенькой в простеньком цветастом платье. Она оставляла все свои шикарные наряды в ресторане. Она опять превратилась в ребенка с распущенными волосами и без косметики на лице. Она улыбалась ему и выглядела юной и счастливой.
С возвращением Спенсера, казалось, все печали покинули ее. Во всем мире существовали только они двое.
– Спенсер, – тихо проговорила она, глядя ему в глаза, – ты будешь писать, когда уедешь?
– Конечно, буду.
Но они оба очень хорошо знали, что по возвращении ему придется решать проблему своего брака. И Спенсер еще не знал, как это сделать. Он жил с ней все эти дни, и Кристел ничего больше от него не требовала. На этот раз он не давал никаких обещаний, он знал, что не сможет сдержать их. Но он ничего и не скрывал от нее. Они оба радовались тому, что имели. Две недели пролетели незаметно, самые счастливые недели в их жизни.
24
Третьего сентября Спенсер вернулся в Монтерей. Через два дня он должен был лететь в Тэгу через Токио. Перед отъездом он приехал в Сан-Франциско, чтобы провести последнюю ночь с Кристел. В этот вечер Гарри дал девушке выходной, и Спенсер с Кристел долго бродили по городу, взявшись за руки, разговаривали, смеялись. Им так хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончилась, они старались навсегда запомнить каждое проведенное вместе мгновение. Никто из них ни о чем не жалел. Жизнь была прекрасна.
– Ты ведь ни о чем не жалеешь, правда? – Он очень беспокоился за нее, но за исключением этих последних, проведенных вместе часов у него не было больше ничего, что бы он мог ей дать. Когда он уедет, ей понадобятся вся ее сила и мужество. Спенсер понимал, что этих качеств может не хватить. И очень сожалел о том, что у нее нет никого, кто бы мог позаботиться о ней так, как бы ему хотелось.
– Конечно, нет. Я слишком тебя люблю, чтобы сожалеть о чем-нибудь, – улыбнулась она. Она казалась умиротворенной и странным образом повзрослевшей за эти две недели, проведенные с ним. Она наслаждалась его близостью, с трепетом ждала ночи, когда они растворялись друг в друге. – И еще я буду ужасно скучать без тебя. – Вдруг она добавила, беспокойно посмотрев на него: – Береги себя, Спенсер... С тобой ничего не должно случиться.
– Со мной ничего не случится, глупышка. Все будет в порядке. И я вернусь раньше, чем ты думаешь.
Но ни он, ни она не знали, что станет с ними, когда он вернется из Кореи. На эти вопросы у них сейчас не было ответов и, может, не будет никогда. Он очень надеялся, что вдали от нее все правильные решения придут сами собой. Он обязательно должен что-нибудь предпринять. Так продолжаться не может. Но пока он не мог дать Кристел никаких обещаний, она их и не требовала от него. Ей достаточно того, что он подарил ей эти удивительные две недели. А началось это в день ее рождения, когда он пришел к ней.
Они вернулись в ее комнату и последний раз любили друг друга. Когда он одевался, у Кристел в глазах стояли слезы. Как тяжело просто смотреть на его военную форму. Ему пора было возвращаться обратно в Монтерей, и Кристел беззвучно спустилась вслед за ним по лестнице и остановилась на ступеньках крыльца босиком, в ночной рубашке.
– Возвращайся к себе. Я позвоню, когда доберусь до Монтерея, – прошептал он, как всегда. Все эти две недели они ни разу не вызвали подозрений миссис Кастанья.
– Я люблю тебя, – сказала она, смахнув слезы.
Он прижал ее к себе, как бы желая, чтобы его душа и тело запомнили ее всю и навсегда. Если он вдруг никогда не вернется, он хотел, чтобы она на всю жизнь запомнила эти две недели, которые они провели вдвоем. Ведь в конце концов он едет на войну, и одному Богу известно, что с ним может случиться.
– Я тоже люблю тебя, Кристел. – Вот и все, что он мог сказать в тот момент.
Он сбежал по ступенькам и пошел за угол, где была припаркована его машина. В следующее мгновение, проезжая мимо, он помахал ей рукой, а она тихо побрела наверх, в свою комнату, которая казалась теперь такой опустевшей. Он уехал, и она прекрасно понимала, что, может быть, навсегда. Она никогда не забудет его. Он ей бесконечно дорог, и, что бы ни случилось, память о нем навсегда останется в ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Она, странно улыбнувшись, взяла его за руку и начала медленно подниматься по ступенькам, ведущим в дом миссис Кастанья.
– Я знаю.
Он почувствовал себя совсем мальчишкой, когда зашел в дом следом за ней, все еще держа ее за руку и любуясь водопадом сияющих волос и изяществом ее стройного тела, в то время как она осторожно поднималась по лестнице, ведя его за собой. Она обернулась всего один раз и приложила палец к губам, давая ему тем самым понять, чтобы он не шумел. Достав ключ из кармана джинсов, она открыла дверь и пропустила его в комнату. Ей не хотелось, чтобы миссис Кастанья заметила их. Она наверняка поднимет шум. Ей совсем не по душе, когда живущие у нее девушки приводили к себе мужчин, а мужчины – девушек. Иногда, конечно, такое случалось, и если она это обнаруживала (а обычно она замечала нарушение правил), она поджидала постояльцев перед дверью своей комнаты и на весь дом делала им серьезные предупреждения.
– Разувайся, – прошептала Кристел, в то время как сама, беззвучно скинув ковбойские ботинки, натянула пару красных носков, которые когда-то принадлежали ее брату. Потом улыбнулась Спенсеру и присела на краешек кровати. Она выглядела совсем ребенком. Иногда Спенсер видел в ней ту же маленькую девочку, которую увидел в первый раз, но потом вдруг она в одно мгновение превращалась в молодую женщину.
Он сел около нее на кровать и, шепча нежные слова, начал гладить ее по волосам, а потом поцеловал. Это был долгий и нежный поцелуй. Он вложил в него весь свой пыл, отчаяние и сожаление о том, что он может дать ей так мало.
– Я очень люблю тебя... – шептал он, зарываясь лицом в ее волосы. – Ты такая... ты самая лучшая...
Он до боли хотел овладеть ею и едва сдерживался, чтобы не сорвать с нее одежду. Но когда он осторожно коснулся пуговиц на ее рубашке, он вдруг почувствовал, как она вздрогнула и слегка отстранилась. Спенсер отпустил ее и отодвинулся, испугавшись того, что он сделал, но в следующий момент она сама страстно поцеловала его, давая ему понять, что путь свободен. Он осторожно посмотрел на нее, боясь, что она еще девственница.
– Ты боишься?
Она покачала головой и закрыла глаза, а он, осторожно положив ее на кровать, начал медленно снимать с нее одежду. Ненадолго прервавшись, он встал и поплотнее задернул шторы. Когда же она осталась лежать нагой на узкой кровати, он сам разделся и лег под одеяло рядом с ней. Для Спенсера она была все той же застенчивой девочкой, которую он увидел впервые четыре года назад, и он не хотел смутить ее, или обидеть, или сделать ей больно. Он думал только о том, чтобы ей было хорошо, зная, что эти бесконечно долгие минуты они оба запомнят на всю жизнь. Она была еще прекраснее, чем он себе представлял, и в тот момент, когда он наконец вошел в нее, они оба застонали от блаженства. Она забилась в его руках, и он продолжал целовать, ласкать ее и нежно шептать слова любви. Эти блаженные мгновения, казалось, длились бесконечно долго, и когда наконец все закончилось, он еще крепче прижал ее к себе. Ему хотелось держать ее так как можно дольше, чтобы слиться с ней воедино, чтобы ничто на свете никогда больше не разлучило ни их тела, ни их души.
В полузабытьи Кристел лежала в его объятиях, и Спенсер вдруг нахмурился, заметив слезу, скатившуюся у нее по щеке.
– Кристел... с тобой все в порядке? – Вдруг он почувствовал себя страшно виноватым перед ней. – Ты сожалеешь о том, что произошло? – Он так мало мог предложить ей, и даже на это он не имел никакого права, но все-таки... все-таки он безумно любит ее.
Она покачала головой и, улыбнувшись сквозь слезы, прошептала:
– Конечно, не жалею... Я люблю тебя.
– Тогда что с тобой?
– Ничего. – Она снова покачала головой и на какое-то мгновение вспомнила о том, что сделал с ней Том, хотя то, что произошло сейчас, не имело с тем событием ничего общего.
– Скажи мне. – Он опять прижал ее к себе и почувствовал, как горячие слезы закапали на его обнаженное плечо. Она попыталась смахнуть их, но они только еще сильнее побежали у нее по щекам. Он нежно гладил ее, очень обеспокоенный этими слезами. Он вдруг понял, как все это время был нужен ей, ведь она такая юная и ранимая и у нее нет никого, кто бы мог позаботиться о ней. Никого, кроме Спенсера. А для него это было совсем не просто, особенно теперь, когда он вот-вот должен уехать. – Я не отпущу тебя, пока ты не скажешь мне, о чем ты думаешь.
– Я думаю о том, как я счастлива. – Она опять улыбнулась сквозь слезы, но он понял, что она не говорит ему правду.
– Ты меня обманываешь. Могу поклясться, что сейчас ты плакала. – Ему было так хорошо с ней, он упивался запахом ее нежного тела и блеском шелковых мерцающих волос. Ему нравилось в ней абсолютно все. – С тобой что-то случилось? – Он старался спросить ее как можно мягче, но она только еще сильнее заплакала в ответ. Он уже начал догадываться, но не решился спросить ее напрямик, и все же история о том, как она бегала с отцовским ружьем за Томом Паркером, никак не шла у него из головы. Она посмотрела на него с грустью и кивнула.
– Может быть, расскажешь мне об этом?
– Я не могу... Это... это так ужасно...
– Да, наверное. Но теперь прошлое уже не имеет значения, любимая. Что бы это ни было, теперь все позади. И если расскажешь об этом, тебе легче будет все забыть.
Она все еще колебалась, глядя на него долгим и внимательным взглядом. Что он подумает, если она скажет ему, что ее изнасиловал Том Паркер? Но потом, решив, что должна ему довериться, очень тихо и медленно рассказала ему ужасную историю. Он лежал неподвижно и не произнес ни звука, а лишь обнимал ее, пока она говорила, всхлипывая и прижимаясь к нему. Ей стало легче и спокойнее от того, что она все рассказала, и еще от того, что она лежала в объятиях Спенсера. Его глаза блестели от гнева, но голос был тихим и нежным, когда он заговорил:
– Ты должна была убить его. Черт возьми, обидно, что у тебя не получилось. Будь я там, я бы сам убил его. – Он знал, что действительно так и сделал бы, но она отчаянно замотала головой. Теперь-то она слишком хорошо знала, что поступила глупо. Но для Джеда это уже ничего не меняло.
– Нет, я была не права... если бы я не... если бы я только... – Ей ужасно тяжело было снова говорить об этом даже Спенсеру. – Если бы я не захотела отомстить ему, он бы не убил Джеда... Господи, Спенсер... это я во всем виновата... это я его убила. – Она опять начала горько всхлипывать, а он нежно гладил и целовал ее успокаивая.
– Ты в этом не виновата. В этом никто не виноват... Это действительно несчастный случай, но вина лежит на Томе, а не на тебе. Это он убил его, Кристел, а не ты. Ведь ты не виновата в том, что он изнасиловал тебя. – Внутри у него все тряслось, и руки непроизвольно сжимались в кулаки, когда он представлял эту ужасную картину: земляной пол конюшни... пьяное, отвратительное лицо... его грубость и жестокость... и то, как хладнокровно он убил ее брата...
Немного помолчав, Кристел горестно посмотрела на Спенсера:
– Я не хотела убить его. Я хотела сделать ему так больно, как он сделал мне... но это было ошибкой... и из-за этой ошибки погиб Джед.
Она с лихвой заплатила за свою ошибку, за свой промах. Она потеряла брата, дом, семью. Да, чертовски высокую цену ей пришлось заплатить за грехи Тома Паркера. Спенсер вдруг представил себя на ее месте: он сделал бы то же самое, только уж он бы не промахнулся.
– Теперь ты должна постараться забыть об этом. Ведь ничего уже не изменишь. Ты должна перестать винить себя в этом.
– Но я никогда не смогу этого сделать.
– Это неправда. – Он сел на кровати, и она села рядом. Он ласково обнял ее за плечи. – Ты никого не убивала. Понимаешь меня, Кристел? – Она отрицательно покачала головой, и он понял, что, наверное, ему никогда не удастся переубедить ее. Она всю жизнь в душе будет уверена, что это она виновата во всем: и в том, что Том изнасиловал ее, хотя она никогда не давала ему к этому повода; и уж конечно, будет считать себя виновной в смерти брата. То, что она поверила в это, уже и так полностью изменило ее жизнь, и Спенсер не хотел больше убеждать ее и заставлять мучиться еще больше. – Теперь ты должна думать о своем будущем и обо всем хорошем, что ждет тебя впереди. Теперь ты поешь и, может быть, когда-нибудь станешь очень знаменитой. – Он улыбнулся. – И теперь у тебя есть я, мы наконец-то вместе.
«Надолго ли? Может, всего на минуту... или на день... а может, и на всю жизнь...»
Она улыбнулась и нежно поцеловала его в щеку, а он ответил ей страстным поцелуем в губы. Они целовались и думали о том, что их ждет, какое будущее им уготовано и будут ли они вместе. Но сейчас рано об этом думать. Их отношения стали совсем другими. Прошло немало времени, пока она наконец успокоилась, перестала плакать и уютно улеглась рядом с ним.
– Ты действительно думаешь, что в один прекрасный день я могу стать знаменитой? – В это было трудно поверить, но ей так хотелось помечтать вслух, тем более что он сам завел этот разговор, и ее это очень обрадовало.
– Да, я так думаю. И верю в это. У тебя просто удивительный голос. Когда-нибудь ты станешь настоящей звездой, Кристел. И я от всей души в это верю.
– Но я не знаю, с чего начать. – Ей казалось, что расстояние от Голливуда до Сан-Франциско можно измерять световыми годами. И все-таки мечта не покидала ее, и то, что она делала сейчас, ей очень нравилось.
– Дай себе время. Ты же только начала. Для тебя вообще жизнь только начинается. Когда тебе будет столько же, сколько сейчас мне, люди будут выстраиваться в очереди, чтобы получить возможность услышать твое пение.
Она рассмеялась в ответ, и ее длинные светлые волосы приятно защекотали ему плечо.
– Спасибо, дедуля... – поддразнила она.
– Имей хоть немного уважения к старшим. – Он начал ласкать ее бедра, и в следующую минуту она опять оказалась в его объятиях. Разговоры были на время забыты, она всем телом и душой принадлежала ему. Сейчас у нее было все, чего она хотела, даже мечта о Голливуде меркла перед тем счастьем, которое давал ей Спенсер.
В эту ночь она спала в его объятиях. Слушая ее ровное дыхание и любуясь этой прелестной головой с почти детским выражением лица, которая лежала у него на плече, Спенсер был счастлив, как никогда. Он понимал, что жил только ради этого.
Утром они отправились гулять, решив позавтракать где-нибудь по дороге. Она оживленно рассказывала про ресторан Гарри, о том, как ей нравится там петь. Спенсер улыбаясь слушал ее. Ему казалось, что они все это время были вместе. Робкий, застенчивый ребенок исчез. Рядом с ним шла женщина, о которой он мечтал всю жизнь.
Они выглядели как новобрачные, и никто бы никогда не сказал, что он женат на другой женщине. Кристел щебетала без остановки, а он радостно смеялся, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать ее. Он восхищался всем, о чем она говорила. Она ни разу не заговорила о политике или о тех вещах, о которых они вечно спорили с Элизабет. Она говорила просто о жизни и о том, что было понятно и интересно им обоим.
Они вернулись в ее комнату и там снова любили друг друга. И когда вечером опять пошли гулять, он вдруг ужаснулся при мысли, что им придется расстаться. Каждый час без нее казался ему вечностью, и он отправился в дом к Барклаям, чтобы забрать свои вещи и поселиться у Кристел на то время, пока он будет в Сан-Франциско. Собирая вещи, он вдруг вспомнил об Элизабет, но тут же отбросил эти мысли. Она осталась в прошлом. Все на свете казалось ему теперь не важным. Кроме Кристел.
В тот вечер, проводив Кристел на работу, Спенсер, чувствуя, что должен это сделать, позвонил Элизабет. Он поднял ее с постели, хотя было только пол-одиннадцатого. Она сказала, что очень устала, и безразличным голосом спросила, когда он уезжает в Корею.
– Еще ничего не известно. Я позвоню тебе, когда буду знать наверняка. – Потом он сказал, что ему было очень одиноко в их доме и он решил перебраться к друзьям. Она понимающе улыбалась, разговаривая с ним, и он обещал перезвонить ей через несколько дней. Если он ей понадобится, она может оставить сообщение в доме Барклаев. Он будет звонить туда время от времени. Он говорил ей все это холодным, безразличным голосом, хотя похоже, что Элизабет этого не заметила.
А через полчаса он ушел из их дома. Мысли об Элизабет покинули его, и он очень надеялся, что она сама скоро уйдет из его жизни. Ему казалось, что они никогда и не были женаты. Но сейчас он не хотел об этом думать. В тот вечер он просто сидел в ресторане и слушал, как поет Кристел, и знал, что она поет для него. Когда она закончила работу, они вернулись в дом на Грин-стрит. Он никогда еще не был так счастлив, и Кристел была такой хорошенькой в простеньком цветастом платье. Она оставляла все свои шикарные наряды в ресторане. Она опять превратилась в ребенка с распущенными волосами и без косметики на лице. Она улыбалась ему и выглядела юной и счастливой.
С возвращением Спенсера, казалось, все печали покинули ее. Во всем мире существовали только они двое.
– Спенсер, – тихо проговорила она, глядя ему в глаза, – ты будешь писать, когда уедешь?
– Конечно, буду.
Но они оба очень хорошо знали, что по возвращении ему придется решать проблему своего брака. И Спенсер еще не знал, как это сделать. Он жил с ней все эти дни, и Кристел ничего больше от него не требовала. На этот раз он не давал никаких обещаний, он знал, что не сможет сдержать их. Но он ничего и не скрывал от нее. Они оба радовались тому, что имели. Две недели пролетели незаметно, самые счастливые недели в их жизни.
24
Третьего сентября Спенсер вернулся в Монтерей. Через два дня он должен был лететь в Тэгу через Токио. Перед отъездом он приехал в Сан-Франциско, чтобы провести последнюю ночь с Кристел. В этот вечер Гарри дал девушке выходной, и Спенсер с Кристел долго бродили по городу, взявшись за руки, разговаривали, смеялись. Им так хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончилась, они старались навсегда запомнить каждое проведенное вместе мгновение. Никто из них ни о чем не жалел. Жизнь была прекрасна.
– Ты ведь ни о чем не жалеешь, правда? – Он очень беспокоился за нее, но за исключением этих последних, проведенных вместе часов у него не было больше ничего, что бы он мог ей дать. Когда он уедет, ей понадобятся вся ее сила и мужество. Спенсер понимал, что этих качеств может не хватить. И очень сожалел о том, что у нее нет никого, кто бы мог позаботиться о ней так, как бы ему хотелось.
– Конечно, нет. Я слишком тебя люблю, чтобы сожалеть о чем-нибудь, – улыбнулась она. Она казалась умиротворенной и странным образом повзрослевшей за эти две недели, проведенные с ним. Она наслаждалась его близостью, с трепетом ждала ночи, когда они растворялись друг в друге. – И еще я буду ужасно скучать без тебя. – Вдруг она добавила, беспокойно посмотрев на него: – Береги себя, Спенсер... С тобой ничего не должно случиться.
– Со мной ничего не случится, глупышка. Все будет в порядке. И я вернусь раньше, чем ты думаешь.
Но ни он, ни она не знали, что станет с ними, когда он вернется из Кореи. На эти вопросы у них сейчас не было ответов и, может, не будет никогда. Он очень надеялся, что вдали от нее все правильные решения придут сами собой. Он обязательно должен что-нибудь предпринять. Так продолжаться не может. Но пока он не мог дать Кристел никаких обещаний, она их и не требовала от него. Ей достаточно того, что он подарил ей эти удивительные две недели. А началось это в день ее рождения, когда он пришел к ней.
Они вернулись в ее комнату и последний раз любили друг друга. Когда он одевался, у Кристел в глазах стояли слезы. Как тяжело просто смотреть на его военную форму. Ему пора было возвращаться обратно в Монтерей, и Кристел беззвучно спустилась вслед за ним по лестнице и остановилась на ступеньках крыльца босиком, в ночной рубашке.
– Возвращайся к себе. Я позвоню, когда доберусь до Монтерея, – прошептал он, как всегда. Все эти две недели они ни разу не вызвали подозрений миссис Кастанья.
– Я люблю тебя, – сказала она, смахнув слезы.
Он прижал ее к себе, как бы желая, чтобы его душа и тело запомнили ее всю и навсегда. Если он вдруг никогда не вернется, он хотел, чтобы она на всю жизнь запомнила эти две недели, которые они провели вдвоем. Ведь в конце концов он едет на войну, и одному Богу известно, что с ним может случиться.
– Я тоже люблю тебя, Кристел. – Вот и все, что он мог сказать в тот момент.
Он сбежал по ступенькам и пошел за угол, где была припаркована его машина. В следующее мгновение, проезжая мимо, он помахал ей рукой, а она тихо побрела наверх, в свою комнату, которая казалась теперь такой опустевшей. Он уехал, и она прекрасно понимала, что, может быть, навсегда. Она никогда не забудет его. Он ей бесконечно дорог, и, что бы ни случилось, память о нем навсегда останется в ее сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49