Теория истории, предложенная Марксом, – наиболее очевидный тому пример, именно ее имел в виду Карл Поппер, когда работал над книгой «Открытое общество и его враги». Маркс пытался повлиять на ход истории через ее предсказание. Однако это лишь один пример из множества. Широко распространенная экономическая теория с ее положением о невидимой руке играет не менее противоречивую роль. С одной стороны, она претендует на научность, с другой – влияет на формирование глобальной капиталистической системы, поскольку является общепринятой. Между прочим, в выпущенном в свет в 1848 году «Манифесте коммунистической партии», который любопытно почитать и сегодня, Карл Маркс дал анализ глобализации. Не менее любопытна и работа Карла Полани: Karl Polanyi, The Great Transformation (Boston: Beacon Press, 1989).
Если общественному интересу лучше всего служат люди, преследующие личные цели, то во имя общественного интереса нужно оградить участников рынка от вмешательства государства или, что еще важнее, от международных органов власти. Именно в этом заключается руководящий принцип глобализации.
Идеология американского превосходства, поддерживаемая влиятельной группой политиков из администрации Буша, того же самого пошиба. В одном из наиболее откровенных представлений доктрины неоконсерватор Роберт Каган заявил, что существуют объективные причины расхождения европейского и американского отношения к использованию военной силы. Европа слаба, Америка сильна. Именно поэтому Европа вынуждена довольствоваться международным сотрудничеством, а Америка просто обязана проводить силовую внешнюю политику. Он сформулировал это так: «Американцы представляют Марс, а европейцы – Венеру». Robert Kagan, Of Paradise and Power: America and Europe in the New World Order (New York: Alfred A. Knopf, 2003).
Стоит заметить, что Каган и иже с ним оперируют неомарксистскими аргументами: материальная база определяет идеологическую надстройку. Их цель, фактически, тоже сходна с той, что преследовал Маркс: они стремятся повлиять на политику, а если это удается, то оправдать результаты. Успех, которого они добились, поражает. Хотя марксизм давно не в моде, Каган срывает аплодисменты, несмотря на неомарксистские корни его аргументов, а Америка участвует в тщетной и пагубной погоне за превосходством, прикрытым благозвучными словами.
И неомарксизм, и неоконсерватизм, и рыночный фундаментализм страдают одним и тем же пороком: они опираются на науку XIX столетия, для которой характерно детерминистское видение мира. Чарльз Дарвин уверял, что эволюция видов обусловлена борьбой за выживание. Карл Маркс заявлял, что идеологическая надстройка определяется материальным базисом, то есть господствующая идеология зависит от существующих классовых интересов. Классические экономисты показывали, как в результате свободного преследования личных интересов возникает равновесие, гарантирующее оптимальное распределение ресурсов. Сочетание именно этих трех идей породило идеологию, в которой вера в рынки объединилась с верой в американское превосходство. Америка преуспела в борьбе за выживание, предоставив рыночным силам полную свободу, и этот успех практически заставляет нас навязывать наши взгляды и интересы всему миру. Однако после XIX столетия наука ушла далеко вперед.
Сегодня она уже не придерживается детерминистского взгляда на Вселенную. Отбор наиболее приспособленных происходит не только в результате борьбы за существование, взгляды людей зависят не только от их материальных интересов, финансовые рынки не обеспечивают равновесия. Идея американского превосходства, уходящая корнями в дарвинизм и марксизм, не просто устарела, она ложна. Она игнорирует принцип человеческой неопределенности и постулат неотъемлемой ошибочности – основы открытого общества.
Для полноты картины необходимо подчеркнуть, что теории, опирающиеся на принцип человеческой неопределенности, тоже небезупречны, иначе они вступают в противоречие с этим принципом. Их изъян в том, что они не дают однозначных предсказаний. Тем не менее они дают более достоверное представление о реальности, чем детерминистские теории, поскольку не претендуют на абсолютную истину и открыты для модифицирования на основе опыта. Открытые общества более восприимчивы к преобразованиям, чем закрытые. Введенное мною понятие многообещающего заблуждения – не более чем многообещающее заблуждение.
Если наши представления неизбежно ошибочны, глубина нашего заблуждения приобретает первостепенное значение. Понимание этого заставляет меня всесторонне оценивать каждый довод. С особой осторожностью я подхожу к намеренному извращению фактов, к которому ведут такие выражения, как «война с терроризмом» и «оружие массового уничтожения», не говоря уже о более тенденциозных вроде «аборта посредством искусственных родов» и «налога на смерть». Но даже если подобные подтасовки успешно проходят, неизбежно непредусмотренное отклонение результатов от ожиданий. Так, необходимость вторжения в Ирак была обоснована с помощью намеренного обмана, но его результаты существенно отличаются от тех, на которые рассчитывали организаторы кампании.
Алхимия финансов
Я использовал свое убеждение относительно неизбежности различия реальности и ее интерпретации для лучшего понимания финансовых рынков. Господствующая экономическая теория исходит из предположения, что людям известно, в чем состоит их благо, однако, как я уже отмечал, действующие лица не могут принимать решения на основе истинного знания. Поскольку их представления несовершенны, предпринимаемые ими действия ведут к непредвиденным последствиям, которые вносят неопределенность в ход событий, а это, в свою очередь, затрудняет получение однозначных предсказаний на основе экономической теории. Экономисты, пытаясь преодолеть эту трудность, заявляют, что рынки в целом знают больше, чем отдельные участники. В результате финансовые рынки всегда стремятся к равновесию. Что до флуктуации, которые так характерны для финансовых рынков, то их можно приписать так называемым внешним воздействиям или представить как шум. Однако подобные концепции – не более чем попытки примирить ошибочную теорию с реальностью.
Принцип человеческой неопределенности подсказал мне иную интерпретацию событий. Участники действуют, исходя из искаженных или предвзятых представлений, и эта предвзятость транслируется в цены, которые преобладают на финансовых рынках. Но это не все. Финансовые рынки играют активную роль в определении так называемых фундаментальных факторов, которые они, как предполагается, должны отражать. Это двухстороннее, рефлексивное взаимодействие между реальностью и представлениями участников, которое вовсе не обязательно ведет к установлению равновесия, – в некоторых случаях события развиваются по сценарию «бум-крах». От случайных флуктуации сценарий «бум-крах», или «мыльный пузырь», отличается тем, что завершение цикла не приводит к исходному состоянию. Намного продуктивнее смотреть на финансовые рынки не как на нечто постоянно, вечно стремящееся к равновесию, а как на бесконечный исторический процесс, ход которого характеризуется неопределенностью. Эта теория применима к любой другой области; различные аспекты сценария «мыльный пузырь» на фондовом рынке фигурируют здесь по той причине, что они имеют прямое отношение к действиям администрации Буша в попытке добиться американского превосходства. Последнюю версию моей теории можно найти в новом издании книги The Alchemy of Finance (John Wiley & Sons, 2003)
Процесс раздувания «пузыря» начинается в тот момент, когда преобладающие настроения совпадают с преобладающей предвзятостью. Чем очевиднее предвзятость, тем больше вероятность внесения коррективов под давлением фактов. Пока настроения выдерживают давление фактов, они подкрепляют предвзятость, которая способна вообще увести от реальности. В конце концов наступает момент истины, когда участники обнаруживают разрыв между их взглядами и реальностью. За ним следует промежуточный период, когда настроения больше не подкрепляются убеждениями. Наконец, приходит черед изменения настроений и самораскручивающегося обратного процесса. Если процесс, развивающийся по сценарию «бум-крах», зашел далеко, возврат может быть катастрофическим, подобным взрыву мыльного пузыря.
Об издательстве
Public Affairs – издательский дом, основанный в 1997 году, который специализируется на издании нехудожественной литературы. Это сплав стандартов, ценностей и вкусов трех людей, которые стали наставниками для бесчисленных репортеров, писателей, редакторов и прочей пишущей братии, включая меня.
И.Ф. Стоун – владелец I.F. Stone's Weekly, объединивший в себе преданность Первой поправке к Конституции с предпринимательским энтузиазмом и репортерским мастерством и ставший одним из величайших независимых журналистов в истории Америки. В восьмидесятилетнем возрасте Иззи опубликовал книгу The Trial of Socrates, которая стала национальным бестселлером. Он написал ее после того, как овладел древнегреческим языком.
Бенджамин С. Брэдли без малого тридцать лет писал передовицы для Washington Post. Именно благодаря Бену Post взялась за освещение таких исторических дел, как Уотергейт. Самоотверженность, с которой он стоял за своих репортеров, делала последних бесстрашными, не случайно многие из них стали впоследствии известными авторами бестселлеров.
Роберт Л. Бернштейн, директор Random House, более четверти века руководил этим издательским домом, входящим в число ведущих. Боб на свой страх и риск издал немало книг, проповедовавших политическое инакомыслие и несогласие, которые бросали вызов тираниям по всему миру. Он также является основателем одной из наиболее уважаемых правозащитных организаций в мире, Human Rights Watch, и долгое время был ее председателем.
* * *
На протяжении пятидесяти лет знамя Public Affairs Press бессменно нес владелец издательства Моррис Б. Шнаппер, который публиковал работы Ганди, Насера, Тойнби, Трумэна и еще почти полутора тысяч других авторов. В 1983 году Washington Post назвала Шнаппера «грозным оводом». Его дело будет жить в книгах, которые нам еще предстоит увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Если общественному интересу лучше всего служат люди, преследующие личные цели, то во имя общественного интереса нужно оградить участников рынка от вмешательства государства или, что еще важнее, от международных органов власти. Именно в этом заключается руководящий принцип глобализации.
Идеология американского превосходства, поддерживаемая влиятельной группой политиков из администрации Буша, того же самого пошиба. В одном из наиболее откровенных представлений доктрины неоконсерватор Роберт Каган заявил, что существуют объективные причины расхождения европейского и американского отношения к использованию военной силы. Европа слаба, Америка сильна. Именно поэтому Европа вынуждена довольствоваться международным сотрудничеством, а Америка просто обязана проводить силовую внешнюю политику. Он сформулировал это так: «Американцы представляют Марс, а европейцы – Венеру». Robert Kagan, Of Paradise and Power: America and Europe in the New World Order (New York: Alfred A. Knopf, 2003).
Стоит заметить, что Каган и иже с ним оперируют неомарксистскими аргументами: материальная база определяет идеологическую надстройку. Их цель, фактически, тоже сходна с той, что преследовал Маркс: они стремятся повлиять на политику, а если это удается, то оправдать результаты. Успех, которого они добились, поражает. Хотя марксизм давно не в моде, Каган срывает аплодисменты, несмотря на неомарксистские корни его аргументов, а Америка участвует в тщетной и пагубной погоне за превосходством, прикрытым благозвучными словами.
И неомарксизм, и неоконсерватизм, и рыночный фундаментализм страдают одним и тем же пороком: они опираются на науку XIX столетия, для которой характерно детерминистское видение мира. Чарльз Дарвин уверял, что эволюция видов обусловлена борьбой за выживание. Карл Маркс заявлял, что идеологическая надстройка определяется материальным базисом, то есть господствующая идеология зависит от существующих классовых интересов. Классические экономисты показывали, как в результате свободного преследования личных интересов возникает равновесие, гарантирующее оптимальное распределение ресурсов. Сочетание именно этих трех идей породило идеологию, в которой вера в рынки объединилась с верой в американское превосходство. Америка преуспела в борьбе за выживание, предоставив рыночным силам полную свободу, и этот успех практически заставляет нас навязывать наши взгляды и интересы всему миру. Однако после XIX столетия наука ушла далеко вперед.
Сегодня она уже не придерживается детерминистского взгляда на Вселенную. Отбор наиболее приспособленных происходит не только в результате борьбы за существование, взгляды людей зависят не только от их материальных интересов, финансовые рынки не обеспечивают равновесия. Идея американского превосходства, уходящая корнями в дарвинизм и марксизм, не просто устарела, она ложна. Она игнорирует принцип человеческой неопределенности и постулат неотъемлемой ошибочности – основы открытого общества.
Для полноты картины необходимо подчеркнуть, что теории, опирающиеся на принцип человеческой неопределенности, тоже небезупречны, иначе они вступают в противоречие с этим принципом. Их изъян в том, что они не дают однозначных предсказаний. Тем не менее они дают более достоверное представление о реальности, чем детерминистские теории, поскольку не претендуют на абсолютную истину и открыты для модифицирования на основе опыта. Открытые общества более восприимчивы к преобразованиям, чем закрытые. Введенное мною понятие многообещающего заблуждения – не более чем многообещающее заблуждение.
Если наши представления неизбежно ошибочны, глубина нашего заблуждения приобретает первостепенное значение. Понимание этого заставляет меня всесторонне оценивать каждый довод. С особой осторожностью я подхожу к намеренному извращению фактов, к которому ведут такие выражения, как «война с терроризмом» и «оружие массового уничтожения», не говоря уже о более тенденциозных вроде «аборта посредством искусственных родов» и «налога на смерть». Но даже если подобные подтасовки успешно проходят, неизбежно непредусмотренное отклонение результатов от ожиданий. Так, необходимость вторжения в Ирак была обоснована с помощью намеренного обмана, но его результаты существенно отличаются от тех, на которые рассчитывали организаторы кампании.
Алхимия финансов
Я использовал свое убеждение относительно неизбежности различия реальности и ее интерпретации для лучшего понимания финансовых рынков. Господствующая экономическая теория исходит из предположения, что людям известно, в чем состоит их благо, однако, как я уже отмечал, действующие лица не могут принимать решения на основе истинного знания. Поскольку их представления несовершенны, предпринимаемые ими действия ведут к непредвиденным последствиям, которые вносят неопределенность в ход событий, а это, в свою очередь, затрудняет получение однозначных предсказаний на основе экономической теории. Экономисты, пытаясь преодолеть эту трудность, заявляют, что рынки в целом знают больше, чем отдельные участники. В результате финансовые рынки всегда стремятся к равновесию. Что до флуктуации, которые так характерны для финансовых рынков, то их можно приписать так называемым внешним воздействиям или представить как шум. Однако подобные концепции – не более чем попытки примирить ошибочную теорию с реальностью.
Принцип человеческой неопределенности подсказал мне иную интерпретацию событий. Участники действуют, исходя из искаженных или предвзятых представлений, и эта предвзятость транслируется в цены, которые преобладают на финансовых рынках. Но это не все. Финансовые рынки играют активную роль в определении так называемых фундаментальных факторов, которые они, как предполагается, должны отражать. Это двухстороннее, рефлексивное взаимодействие между реальностью и представлениями участников, которое вовсе не обязательно ведет к установлению равновесия, – в некоторых случаях события развиваются по сценарию «бум-крах». От случайных флуктуации сценарий «бум-крах», или «мыльный пузырь», отличается тем, что завершение цикла не приводит к исходному состоянию. Намного продуктивнее смотреть на финансовые рынки не как на нечто постоянно, вечно стремящееся к равновесию, а как на бесконечный исторический процесс, ход которого характеризуется неопределенностью. Эта теория применима к любой другой области; различные аспекты сценария «мыльный пузырь» на фондовом рынке фигурируют здесь по той причине, что они имеют прямое отношение к действиям администрации Буша в попытке добиться американского превосходства. Последнюю версию моей теории можно найти в новом издании книги The Alchemy of Finance (John Wiley & Sons, 2003)
Процесс раздувания «пузыря» начинается в тот момент, когда преобладающие настроения совпадают с преобладающей предвзятостью. Чем очевиднее предвзятость, тем больше вероятность внесения коррективов под давлением фактов. Пока настроения выдерживают давление фактов, они подкрепляют предвзятость, которая способна вообще увести от реальности. В конце концов наступает момент истины, когда участники обнаруживают разрыв между их взглядами и реальностью. За ним следует промежуточный период, когда настроения больше не подкрепляются убеждениями. Наконец, приходит черед изменения настроений и самораскручивающегося обратного процесса. Если процесс, развивающийся по сценарию «бум-крах», зашел далеко, возврат может быть катастрофическим, подобным взрыву мыльного пузыря.
Об издательстве
Public Affairs – издательский дом, основанный в 1997 году, который специализируется на издании нехудожественной литературы. Это сплав стандартов, ценностей и вкусов трех людей, которые стали наставниками для бесчисленных репортеров, писателей, редакторов и прочей пишущей братии, включая меня.
И.Ф. Стоун – владелец I.F. Stone's Weekly, объединивший в себе преданность Первой поправке к Конституции с предпринимательским энтузиазмом и репортерским мастерством и ставший одним из величайших независимых журналистов в истории Америки. В восьмидесятилетнем возрасте Иззи опубликовал книгу The Trial of Socrates, которая стала национальным бестселлером. Он написал ее после того, как овладел древнегреческим языком.
Бенджамин С. Брэдли без малого тридцать лет писал передовицы для Washington Post. Именно благодаря Бену Post взялась за освещение таких исторических дел, как Уотергейт. Самоотверженность, с которой он стоял за своих репортеров, делала последних бесстрашными, не случайно многие из них стали впоследствии известными авторами бестселлеров.
Роберт Л. Бернштейн, директор Random House, более четверти века руководил этим издательским домом, входящим в число ведущих. Боб на свой страх и риск издал немало книг, проповедовавших политическое инакомыслие и несогласие, которые бросали вызов тираниям по всему миру. Он также является основателем одной из наиболее уважаемых правозащитных организаций в мире, Human Rights Watch, и долгое время был ее председателем.
* * *
На протяжении пятидесяти лет знамя Public Affairs Press бессменно нес владелец издательства Моррис Б. Шнаппер, который публиковал работы Ганди, Насера, Тойнби, Трумэна и еще почти полутора тысяч других авторов. В 1983 году Washington Post назвала Шнаппера «грозным оводом». Его дело будет жить в книгах, которые нам еще предстоит увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18