Если лицо бывшего мужа принимает отсутствующее выражение, добра не жди. Кей испытывал острое желание задать ей хорошую трепку. Она попробовала его опередить и затараторила:
– Ты должен побеседовать с дочерью. Она собирается сделать страшную глупость. Останови ее. Я исчерпала все аргументы. У нее на все есть отговорки. Или ты хочешь ее потерять?
– Выражайся яснее, – попросил Кей, неохотно возвращаясь в кресло.
– Решила бросить университет, идиотка! – высоким голосом зачастила бывшая супруга. – Это раз! Во-вторых, собирается замуж. Ну, а в-третьих, заявила, что уедет в Америку!
– В Америку? – голос Кея звучал глуповато.
– В Чикаго. Люди говорят, это в Америке, – раздраженно бросила жена.
Чикаго… Есть над чем подумать. А собственно, почему он должен думать? Дочь взрослая, сама все решит. Чикаго – город большой, и там тоже есть университет. Не все ли равно, где жить? Будем ездить в гости и писать письма.
Его мысли прервал женский вопль. Кей очнулся. Неужели он подумал вслух? Так оно и есть.
Жена кричала. Кей слушал. Постепенно до его сознания дошла простая, как шуруп, мысль: не судьба дочери беспокоит супругу. А то, что на две трети пересохнет денежный ручеек от Кея. Девушке в Городе требуется многое – одежда, прическа, обувь, развлечения, пригласить бедного, но симпатичного юношу в кафе. Кей исправно платил за все, не обращая внимания, что она экономит на дочери, покупая мальчиков себе.
С грохотом вломившись в спальню, Кей нашел в ней молодого человека с кудрявыми бакенбардами, обутого в сверкающие лаком туфли. Он расположился на кровати, среди смятых розовых простынь и подушечек с кружевами. Молодой человек поднял голову на шум, отвлекший его от просмотра цветных иллюстраций в толстом порнографическом журнале, смерил Кея презрительным взглядом, пробежав глазами по его кожаному прикиду, и хмыкнул, узрев сапоги в темных масляных пятнах.
На туалетном столике возвышался частокол баночек, пузыречков и коробочек. Рядом – маленький шкафчик, до отказа набитый видеокассетами. Кею хватило терпения прочитать пару названий: «Сексуальные оргии в бункере Гитлера» и «Мастер на Маргарите». Рядом с дверью на стене висел большой пакет с проступающим сквозь бумагу гигантским подарочным презервативом-шуткой диаметром со сковородку.
Кей схватил молодого человека за плечо и рывком поставил на ноги. Не ожидавший грубого обращения, тот попытался обеими руками оттолкнуть Кея, а когда это не удалось, то неловко стукнул Кея кулаком в грудь. За спиной громко охнул женский голос. В голову Кея ударила теплая волна прилившей от ярости крови.
Приподняв парня, Кей прижал его к стене рукой поперек горла. Несчастный повис в воздухе, как пришпиленное насекомое, задыхаясь и отчаянно пытаясь вырваться.
Несколько дней назад Кей приобрел в китайской лавочке на Арбате сувенир – изящную шкатулочку с двумя каменными шариками, покрытыми тонким орнаментом золотых нитей. Смешная маленькая китаянка, едва управляясь с трудно дающимся ей языком местных дикарей, рассказала о лечебной силе шариков. Надо оба взять в ладонь и вращать, вращать… Девушка показала как. При этом она смущенно хихикала, глядя прямо перед собой на тесные джинсы Кея.
Свободной рукой Кей вцепился молодому человеку в низ живота и попытался проделать ту же штуку, что и с китайской забавой. Юноша заорал так, что стекла в окнах завибрировали. Кей не рассчитал силы. Все-таки китайские шары из камня, а здесь…
Отступив, он позволил юноше упасть на кровать. Но и сложившись вдвое, катаясь по розовым простыням, молодой человек продолжал изрыгать проклятия. Кей не любил оставлять незавершенку. Стащив юношу с кровати, он отправил его, полусогнутого, головой прямо в шкафчик с кассетами про гитлеровский секс. Кассеты посыпались на пол, а молодой человек остался стоять с головой в шкафу, не забывая держаться за потемневшую промежность.
Возможно, сейчас Кей оставил бы парня в покое, но на спину, с воем обиженной ведьмы, взлетела она и вцепилась в волосы. Кей аккуратно стряхнул разозленную женщину, едва не споткнувшись о торчащую из шкафа заднюю часть юноши. Кей извлек парня из шкафа и потащил к дверям. Бывшая супруга зашлась от горестного вопля:
– Оставь Димочку! Ему больно!
Не теряя соображения даже в ярости, Кей понял, что пришло время поставить финальную точку. Сорвав со стены подарочный презерватив, он нахлобучил его на голову молодого человека. Несмотря на утрированные размеры, гондон оказался подлинным. Скользнув по голове и едва не оторвав юноше уши, он опустился до плеч и застрял. В том месте, где у всех людей рот, в резине образовалась вибрирующая вмятина. Юноша судорожно пытался вдохнуть. Не собираясь отмечать визит к жене, даже бывшей, столь подлым видом убийства, Кей огляделся по сторонам, подобрал порножурнал, свернул в трубку и одним точным ударом вогнал в рот юноше, пробив тонкую резину и открыв таким образом доступ воздуху.
Парень повалился на пол, хрипя и постреливая через бумажную трубку выбитыми зубами. Бывшая супруга Кея подобралась к юноше, обняла и прижала к себе его голову в презервативе, с нелепо торчащим изо рта журналом.
Она плакала, поглаживая и целуя резину, не догадываясь просто содрать ее с головы. Пятнышки на ее шее и щеках проступили отчетливее.
До Кея донесся знакомый звук открываемого дверного замка и голоса детей. Выйдя из спальни, он аккуратно прикрыл за собой дверь. В коридоре заговорщицки прижал палец к губам и сказал дочери и сыну:
– Тс-с-с! Не надо беспокоить маму. У нее дел по горло.
Подгоняя перед собой недоуменно оглядывающихся детей, он вместе с ними спустился во двор.
Тучи разошлись, так и не пролив на пыльную землю ни капли. Не задерживаясь у байка (ХаДэ недоуменно покосился из-под старой липы), Кей с детьми вышли на проспект и оказались у входа в небольшое заведение с бутылками, чашками и виниловыми цветами между витринных рам: кафе не кафе, ресторан не ресторан…
Кей приобрел у бармена жетоны для выстроившихся вдоль стены и алчно поблескивающих игровых автоматов, ссыпал блестящие кругляшки в бейсбольную кепку сына и передал ему, пожелав сорвать джекпот. Присел с дочерью за столик в дальнем углу.
Сын оседлал высокий стульчик у автоматов и внимательно наблюдал за цифрами и ягодками, мелькающими в квадратных окошечках игральных механизмов. Как идет игра, со стороны понять невозможно. Он сидел прямо и неподвижно, отвлекаясь только для того, чтобы потянуться за жетоном в лежащей рядом кепке или дернуть ручку автомата.
Дочь не изменилась. Высокая в отца и красивая, как мама в молодости. Взгляд уверенный и спокойный.
– Маменька сказала, что я…
– Лучше, если сама расскажешь. Мне показалось, твое решение расстроило маму.
– Папа, я встретила Его! Он меня любит. И будет очень скучать. Но Чикаго… В Чикаго у нас будет дом. Ну, не в самом Чикаго, рядом. Он будет преподавать в университете. Что с тобой? Я что-то смешное сказала?
– Нет, это я так. Кофе горячий.
– …а у меня будет огромная кухня, сад и соседи, которые не «снизу» или «сверху», а так, как надо в нормальной, г о р и з о н т а л ь н о й жизни – справа и слева. А вам с мамой я буду писать письма. Ты опять смеешься! С тобой невозможно говорить серьезно! Ты как ребенок!
– Дочь, почему ты так хочешь стать взрослой американкой? Тебе хочется спокойствия? Тишина, яблочный пирог, индейка в День благодарения и пицца по телефону? Если так – я спокоен. Ты счастливая. Ты не знаешь, что такое взрослая жизнь. Твой избранник отгородит тебя от мира стенками кухни, но надорвется, пытаясь отгородить от тебя весь мир. А мир, голодный, грязный, вооруженный до зубов, скоро придет ко всем нам. Я хочу, чтобы тот, кто с тобой рядом, тебя берег и охранял. Тебя и твоего ребенка.
– Папа!
– Что «папа»? Ты мать за нос води, а не меня. У нее насыщенная личная жизнь, вот и не замечает…
– Ты ей не скажешь?
– Сама скажешь.
– Папа, когда ты будешь говорить как все?
– Как все?
– Ну, не так закручено. Иногда мне трудно тебя понять.
– Зато я тебя понимаю. Сколько?
Когда сын был совсем маленьким, Кей сажал его на байк перед собой. Даже приварил на топливный бак старого байка маленькие скобы с рифлеными ручками, чтобы держаться маленькими кукольными пальчиками. Сын с серьезным видом напяливал специальный детский мотошлем. Кей ждал, когда сын кивнет (особый, только им двоим известный знак), и тогда резко трогал с места. Сын это обожал.
Не так уж много времени прошло с тех времен, а как все изменилось!
Уже полчаса они вдвоем нарезают по лучевым просекам в Сокольниках.
Сын сидит сзади и молчит. Кей и сам не знает, зачем захватил сегодня тот самый детский шлем. Сын с недоумением посмотрел и даже не стал брать в руки. Не улыбнулся, не рассмеялся. Так и болтается шлем, привязанный к багажнику. Сыну Кей отдал свой. Себе повязал красную бандану, которая ему не очень нравится, но оказалась единственной чистой.
Сын молчит. Кей пытался говорить с ним, тот отвечал только «да» и «нет». Через пять минут такой беседы Кею захотелось крепко зажмуриться и представить, что он всегда был холостяком, а если у него и есть дети, то очень далеко. В веселой, прококаиненной насквозь деревне в Андах. Или на ферме мрачного семейства буров по ту сторону южноафриканской границы. Там его после болотной лихорадки выхаживала тоненькая девушка…
Сын держится за куртку Кея как-то странно, словно делает одолжение. Кей чувствует это и нервничает. У него затекла нога, непрерывно занятая коробкой передач. Тонко улавливающий настроение хозяина, ХаДэ мудро взял на себя основную часть работы по управлению ездой.
Кей оглядывается и натыкается на взгляд сына. Тот смотрит так, будто знает нечто, недоступное пониманию Кея. В сыне – все равнодушие мира. Он не задает вопросы. Точнее, задает, но в манере, которую Кей в других условиях счел бы издевательской.
«Сын, ты не хочешь рассказать о своей жизни?»
«Рассказать о своей жизни?»
Кто кого спрашивает? Он не издевается, просто он такой.
Откуда у него это равнодушие?
Кей как-то навестил сына дома в день рождения. Подарок принес, сейчас уже не помнит какой. Хотел на байке покатать его приятелей, присмотрелся и отпал.
У сына и компания такая же. Сидят и часами напролет молча смотрят MTV. Даже не смеются. Вид такой, словно пережили атомную атаку, а сейчас ждут общий сигнал помирать. Задерут лапки кверху и – кувырк!
Им будет скучна даже собственная смерть.
Сын, похоже, замер. Или замерз. Он ничего не хочет. Даже пешком передвигается неохотно. Весь его вид говорит об абсолютной бесполезности.
«Как и мой вид», – подумал Кей и поддал газу. ХаДэ подкинуло. Сын молчал, словно и не заметил, хотя его пробило до копчика.
Метро. Станция «Сокольники».
Они молча переминались. Им нечего сказать друг другу. Издалека взглянуть – два подростка с байком. Сын уже догонял папу по росту. Стоял рядом, смотрел, как курит отец. Но видел, что на них обращают внимание. Не одна симпатичная девчонка останавливалась рядом, якобы просто так. А на деле – демонстрировала, что не прочь познакомиться с мальчиком, у которого такой замечательный отец с еще более замечательным байком.
Сын посмотрел на часы. Ему некуда спешить. Он взглянул на часы просто так, абы что-то сделать. А вот сейчас заговорит просто так, абы что-то сказать:
– Папа, почему ты не ездишь на машине?
– Сын, байк – для двоих. Он сближает людей крепче, чем машина, в которую понапиханы люди и масса прочих ненужных вещей. Пассажирам в машине плевать на водилу, и они занимаются своими делами, не замечая его стараний. В машине все разобщены и обособлены, как и в жизни. Водитель мучается от присутствия бесполезных людей и вещей, которые он вынужден таскать всю жизнь. Байк, сын, – это свобода!
Разглядывая облака, сын произнес:
– Папа, ты ко мне больше на этой штуке не приезжай. От нее разит какой-то гадостью. А лучше вообще не приезжай. Никому это не нужно.
Кею нечего ответить сыну. Он и не хотел ничего говорить. Зачем говорить? Повторять слова, которые сын слышал тысячи раз?
Прощай, сын.
Срываемся, ХаДэ. Надо развеяться. Едем к бабам.
Кайра сказала «Жду!», Кей отдал телефону-автомату трубку и бережно вытянул карточку. Разогнав столпившихся перед байком малолеток, оседлал ХаДэ, резво проскочил переулок, круто заложил на повороте и на большой скорости пошел в сторону Басманных улиц. Туда, где контора Кайры, где его ждут и где ему всегда рады вроде бы посторонние люди. С родственниками все иначе. Сложнее.
Однажды старик-отец сказал Кею:
– Я наблюдаю тебя и всю общину байкеров только в процессе езды.
До болезни отец занимал крупный финансовый пост в оборонном ведомстве. Профессия оставила неизгладимый отпечаток на манере его речи. Он никогда не скажет: «Я тебе позвоню, сынок». Он произнесет на полном серьезе: «Я свяжусь с тобой по телефону». «Процесс езды» тоже из этого лексикона.
– Уважаемый родитель, в ответ на ваш запрос…
– Не дразни старших.
– Извини. Какой человек – такая езда. Мототурист хочет ехать, мотоспортсмен – доехать, а байкер – уехать.
– Но мне необходимо знать: что вы делаете на остановках? Вы же когда-то останавливаетесь? Или вы заправляетесь на ходу, подобно эскадрилье бомбардировщиков дальнего радиуса действия?
Тогда Кей объяснил любящему порядок предку, что байкер, случается, иногда не едет. Байкер не едет, когда у него стоит. Тогда он возится с телкой. А еще на остановках байкер пьет пиво, чинится, заправляется или в беспамятстве втирает бригаде «Скорой помощи», какая у него роскошная группа крови, если остановился он из-за того, что разбился вдребезги.
Проскочив знакомый с детства парк, Кей повернул направо и углубился в переулки. Безгаражные граждане бросили машины тут и там, Кей ругался во весь голос, маневрируя. Часто приходилось отталкиваться ногой от борта машины, и тогда на пыльном железе оставались след и вмятина.
Змеиное заведение Кайры обосновалось в подвале громоздкого здания какого-то института. Попасть к Кайре можно только с обратной стороны дома, через неприметную дверь, между кирпичной стеной и развалинами недостроенного студенческого общежития. Можно часами колесить вокруг, но так и не найти эту дверь. Сразу за ней находились круто уходившие под землю узкие ступени разной высоты.
Навещая Кайру, Кей раньше обязательно спотыкался на узкой лестнице и пару раз даже срывался в черную пустоту, по пути больно ударяясь о ржавые трубы. Потом девушка дала ему секретный «код». Оказалось, что если спускаться, насвистывая «Полет «Валькирий», то ноги автоматически последуют тактам, и ты всегда будешь цел.
Подружки Кайры, такие же безумные байкерши, еще не объявились. Дворик пуст и тих. Оставив ХаДэ скучать в одиночестве, Кей открыл дверь собственным ключом, нашарил на холодной стене выключатель, и слабая лампочка осветила ступени. Он спустился, насвистывая, и побрел по подвалу, обходя ржавые станки и большущие металлические шкафы. На стенах висели фанерные стенды с покрытыми плесенью фотографиями людей в шляпах и с красными лентами через плечо. Когда-то тут работала типография, но разорилась, и Кайра по дешевке приобрела право заниматься здесь любимым делом.
Держать змей.
Маленький серпентарий, сооруженный в нарушение всех мыслимых правил содержания ядовитых тварей в черте Города. Официально Кайра занималась пошивом балетных тапочек. Об истинном назначении подвала знали немногие. Менты, которых загонял в подвал очередной сигнал телефонного террориста, с руганью бродили впотьмах, не догадываясь, что за фальшивой стеной имеется вход в еще более глубокое подземелье. Там, под закопченными сводами, в старые времена находилась котельная, а теперь было чисто, светло и вдоль стен выстроились десятки решетчатых и застекленных клеток. В них ползало, шипело, знакомилось, размножалось, ссорилось, в общем, вело социально-активную жизнь невиданное количество пресмыкающихся. Под каждой клеткой имелись таблички с именами и фамилиями обитателей: «Ancistrodon halys», «Elaphe schrencki» и тому подобное.
– Кайра! – вполголоса позвал Кей. Ему нравилась Кайра, но ее бизнес он не любил.
Змеюки в ящиках зашевелились, словно услышав голос чужака, разом обернулись и вопросительно уставились на Кея. Он поежился. В подвале прохладно, или ему кажется?
И тут на него прыгнули сзади. Что-то мягкое обвилось вокруг шеи. Кей мгновенно отреагировал, и «нечто» полетело в угол.
– Ох…л, что ли? Кто тебя учил с девушками обращаться? – обиженная "Кайра сидела на полу, потирая ушибленный локоть. Кею она нравилась. И не только большой грудью, сильными бедрами, насмешливыми глазами и мягкими вьющимися волосами. – Ты, вообще, знаешь, с кем связался? Вот скажу им…
Королева змей кивнула на стеллажи. В клетках ее шумно поддержали, раскидывая опилки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Ты должен побеседовать с дочерью. Она собирается сделать страшную глупость. Останови ее. Я исчерпала все аргументы. У нее на все есть отговорки. Или ты хочешь ее потерять?
– Выражайся яснее, – попросил Кей, неохотно возвращаясь в кресло.
– Решила бросить университет, идиотка! – высоким голосом зачастила бывшая супруга. – Это раз! Во-вторых, собирается замуж. Ну, а в-третьих, заявила, что уедет в Америку!
– В Америку? – голос Кея звучал глуповато.
– В Чикаго. Люди говорят, это в Америке, – раздраженно бросила жена.
Чикаго… Есть над чем подумать. А собственно, почему он должен думать? Дочь взрослая, сама все решит. Чикаго – город большой, и там тоже есть университет. Не все ли равно, где жить? Будем ездить в гости и писать письма.
Его мысли прервал женский вопль. Кей очнулся. Неужели он подумал вслух? Так оно и есть.
Жена кричала. Кей слушал. Постепенно до его сознания дошла простая, как шуруп, мысль: не судьба дочери беспокоит супругу. А то, что на две трети пересохнет денежный ручеек от Кея. Девушке в Городе требуется многое – одежда, прическа, обувь, развлечения, пригласить бедного, но симпатичного юношу в кафе. Кей исправно платил за все, не обращая внимания, что она экономит на дочери, покупая мальчиков себе.
С грохотом вломившись в спальню, Кей нашел в ней молодого человека с кудрявыми бакенбардами, обутого в сверкающие лаком туфли. Он расположился на кровати, среди смятых розовых простынь и подушечек с кружевами. Молодой человек поднял голову на шум, отвлекший его от просмотра цветных иллюстраций в толстом порнографическом журнале, смерил Кея презрительным взглядом, пробежав глазами по его кожаному прикиду, и хмыкнул, узрев сапоги в темных масляных пятнах.
На туалетном столике возвышался частокол баночек, пузыречков и коробочек. Рядом – маленький шкафчик, до отказа набитый видеокассетами. Кею хватило терпения прочитать пару названий: «Сексуальные оргии в бункере Гитлера» и «Мастер на Маргарите». Рядом с дверью на стене висел большой пакет с проступающим сквозь бумагу гигантским подарочным презервативом-шуткой диаметром со сковородку.
Кей схватил молодого человека за плечо и рывком поставил на ноги. Не ожидавший грубого обращения, тот попытался обеими руками оттолкнуть Кея, а когда это не удалось, то неловко стукнул Кея кулаком в грудь. За спиной громко охнул женский голос. В голову Кея ударила теплая волна прилившей от ярости крови.
Приподняв парня, Кей прижал его к стене рукой поперек горла. Несчастный повис в воздухе, как пришпиленное насекомое, задыхаясь и отчаянно пытаясь вырваться.
Несколько дней назад Кей приобрел в китайской лавочке на Арбате сувенир – изящную шкатулочку с двумя каменными шариками, покрытыми тонким орнаментом золотых нитей. Смешная маленькая китаянка, едва управляясь с трудно дающимся ей языком местных дикарей, рассказала о лечебной силе шариков. Надо оба взять в ладонь и вращать, вращать… Девушка показала как. При этом она смущенно хихикала, глядя прямо перед собой на тесные джинсы Кея.
Свободной рукой Кей вцепился молодому человеку в низ живота и попытался проделать ту же штуку, что и с китайской забавой. Юноша заорал так, что стекла в окнах завибрировали. Кей не рассчитал силы. Все-таки китайские шары из камня, а здесь…
Отступив, он позволил юноше упасть на кровать. Но и сложившись вдвое, катаясь по розовым простыням, молодой человек продолжал изрыгать проклятия. Кей не любил оставлять незавершенку. Стащив юношу с кровати, он отправил его, полусогнутого, головой прямо в шкафчик с кассетами про гитлеровский секс. Кассеты посыпались на пол, а молодой человек остался стоять с головой в шкафу, не забывая держаться за потемневшую промежность.
Возможно, сейчас Кей оставил бы парня в покое, но на спину, с воем обиженной ведьмы, взлетела она и вцепилась в волосы. Кей аккуратно стряхнул разозленную женщину, едва не споткнувшись о торчащую из шкафа заднюю часть юноши. Кей извлек парня из шкафа и потащил к дверям. Бывшая супруга зашлась от горестного вопля:
– Оставь Димочку! Ему больно!
Не теряя соображения даже в ярости, Кей понял, что пришло время поставить финальную точку. Сорвав со стены подарочный презерватив, он нахлобучил его на голову молодого человека. Несмотря на утрированные размеры, гондон оказался подлинным. Скользнув по голове и едва не оторвав юноше уши, он опустился до плеч и застрял. В том месте, где у всех людей рот, в резине образовалась вибрирующая вмятина. Юноша судорожно пытался вдохнуть. Не собираясь отмечать визит к жене, даже бывшей, столь подлым видом убийства, Кей огляделся по сторонам, подобрал порножурнал, свернул в трубку и одним точным ударом вогнал в рот юноше, пробив тонкую резину и открыв таким образом доступ воздуху.
Парень повалился на пол, хрипя и постреливая через бумажную трубку выбитыми зубами. Бывшая супруга Кея подобралась к юноше, обняла и прижала к себе его голову в презервативе, с нелепо торчащим изо рта журналом.
Она плакала, поглаживая и целуя резину, не догадываясь просто содрать ее с головы. Пятнышки на ее шее и щеках проступили отчетливее.
До Кея донесся знакомый звук открываемого дверного замка и голоса детей. Выйдя из спальни, он аккуратно прикрыл за собой дверь. В коридоре заговорщицки прижал палец к губам и сказал дочери и сыну:
– Тс-с-с! Не надо беспокоить маму. У нее дел по горло.
Подгоняя перед собой недоуменно оглядывающихся детей, он вместе с ними спустился во двор.
Тучи разошлись, так и не пролив на пыльную землю ни капли. Не задерживаясь у байка (ХаДэ недоуменно покосился из-под старой липы), Кей с детьми вышли на проспект и оказались у входа в небольшое заведение с бутылками, чашками и виниловыми цветами между витринных рам: кафе не кафе, ресторан не ресторан…
Кей приобрел у бармена жетоны для выстроившихся вдоль стены и алчно поблескивающих игровых автоматов, ссыпал блестящие кругляшки в бейсбольную кепку сына и передал ему, пожелав сорвать джекпот. Присел с дочерью за столик в дальнем углу.
Сын оседлал высокий стульчик у автоматов и внимательно наблюдал за цифрами и ягодками, мелькающими в квадратных окошечках игральных механизмов. Как идет игра, со стороны понять невозможно. Он сидел прямо и неподвижно, отвлекаясь только для того, чтобы потянуться за жетоном в лежащей рядом кепке или дернуть ручку автомата.
Дочь не изменилась. Высокая в отца и красивая, как мама в молодости. Взгляд уверенный и спокойный.
– Маменька сказала, что я…
– Лучше, если сама расскажешь. Мне показалось, твое решение расстроило маму.
– Папа, я встретила Его! Он меня любит. И будет очень скучать. Но Чикаго… В Чикаго у нас будет дом. Ну, не в самом Чикаго, рядом. Он будет преподавать в университете. Что с тобой? Я что-то смешное сказала?
– Нет, это я так. Кофе горячий.
– …а у меня будет огромная кухня, сад и соседи, которые не «снизу» или «сверху», а так, как надо в нормальной, г о р и з о н т а л ь н о й жизни – справа и слева. А вам с мамой я буду писать письма. Ты опять смеешься! С тобой невозможно говорить серьезно! Ты как ребенок!
– Дочь, почему ты так хочешь стать взрослой американкой? Тебе хочется спокойствия? Тишина, яблочный пирог, индейка в День благодарения и пицца по телефону? Если так – я спокоен. Ты счастливая. Ты не знаешь, что такое взрослая жизнь. Твой избранник отгородит тебя от мира стенками кухни, но надорвется, пытаясь отгородить от тебя весь мир. А мир, голодный, грязный, вооруженный до зубов, скоро придет ко всем нам. Я хочу, чтобы тот, кто с тобой рядом, тебя берег и охранял. Тебя и твоего ребенка.
– Папа!
– Что «папа»? Ты мать за нос води, а не меня. У нее насыщенная личная жизнь, вот и не замечает…
– Ты ей не скажешь?
– Сама скажешь.
– Папа, когда ты будешь говорить как все?
– Как все?
– Ну, не так закручено. Иногда мне трудно тебя понять.
– Зато я тебя понимаю. Сколько?
Когда сын был совсем маленьким, Кей сажал его на байк перед собой. Даже приварил на топливный бак старого байка маленькие скобы с рифлеными ручками, чтобы держаться маленькими кукольными пальчиками. Сын с серьезным видом напяливал специальный детский мотошлем. Кей ждал, когда сын кивнет (особый, только им двоим известный знак), и тогда резко трогал с места. Сын это обожал.
Не так уж много времени прошло с тех времен, а как все изменилось!
Уже полчаса они вдвоем нарезают по лучевым просекам в Сокольниках.
Сын сидит сзади и молчит. Кей и сам не знает, зачем захватил сегодня тот самый детский шлем. Сын с недоумением посмотрел и даже не стал брать в руки. Не улыбнулся, не рассмеялся. Так и болтается шлем, привязанный к багажнику. Сыну Кей отдал свой. Себе повязал красную бандану, которая ему не очень нравится, но оказалась единственной чистой.
Сын молчит. Кей пытался говорить с ним, тот отвечал только «да» и «нет». Через пять минут такой беседы Кею захотелось крепко зажмуриться и представить, что он всегда был холостяком, а если у него и есть дети, то очень далеко. В веселой, прококаиненной насквозь деревне в Андах. Или на ферме мрачного семейства буров по ту сторону южноафриканской границы. Там его после болотной лихорадки выхаживала тоненькая девушка…
Сын держится за куртку Кея как-то странно, словно делает одолжение. Кей чувствует это и нервничает. У него затекла нога, непрерывно занятая коробкой передач. Тонко улавливающий настроение хозяина, ХаДэ мудро взял на себя основную часть работы по управлению ездой.
Кей оглядывается и натыкается на взгляд сына. Тот смотрит так, будто знает нечто, недоступное пониманию Кея. В сыне – все равнодушие мира. Он не задает вопросы. Точнее, задает, но в манере, которую Кей в других условиях счел бы издевательской.
«Сын, ты не хочешь рассказать о своей жизни?»
«Рассказать о своей жизни?»
Кто кого спрашивает? Он не издевается, просто он такой.
Откуда у него это равнодушие?
Кей как-то навестил сына дома в день рождения. Подарок принес, сейчас уже не помнит какой. Хотел на байке покатать его приятелей, присмотрелся и отпал.
У сына и компания такая же. Сидят и часами напролет молча смотрят MTV. Даже не смеются. Вид такой, словно пережили атомную атаку, а сейчас ждут общий сигнал помирать. Задерут лапки кверху и – кувырк!
Им будет скучна даже собственная смерть.
Сын, похоже, замер. Или замерз. Он ничего не хочет. Даже пешком передвигается неохотно. Весь его вид говорит об абсолютной бесполезности.
«Как и мой вид», – подумал Кей и поддал газу. ХаДэ подкинуло. Сын молчал, словно и не заметил, хотя его пробило до копчика.
Метро. Станция «Сокольники».
Они молча переминались. Им нечего сказать друг другу. Издалека взглянуть – два подростка с байком. Сын уже догонял папу по росту. Стоял рядом, смотрел, как курит отец. Но видел, что на них обращают внимание. Не одна симпатичная девчонка останавливалась рядом, якобы просто так. А на деле – демонстрировала, что не прочь познакомиться с мальчиком, у которого такой замечательный отец с еще более замечательным байком.
Сын посмотрел на часы. Ему некуда спешить. Он взглянул на часы просто так, абы что-то сделать. А вот сейчас заговорит просто так, абы что-то сказать:
– Папа, почему ты не ездишь на машине?
– Сын, байк – для двоих. Он сближает людей крепче, чем машина, в которую понапиханы люди и масса прочих ненужных вещей. Пассажирам в машине плевать на водилу, и они занимаются своими делами, не замечая его стараний. В машине все разобщены и обособлены, как и в жизни. Водитель мучается от присутствия бесполезных людей и вещей, которые он вынужден таскать всю жизнь. Байк, сын, – это свобода!
Разглядывая облака, сын произнес:
– Папа, ты ко мне больше на этой штуке не приезжай. От нее разит какой-то гадостью. А лучше вообще не приезжай. Никому это не нужно.
Кею нечего ответить сыну. Он и не хотел ничего говорить. Зачем говорить? Повторять слова, которые сын слышал тысячи раз?
Прощай, сын.
Срываемся, ХаДэ. Надо развеяться. Едем к бабам.
Кайра сказала «Жду!», Кей отдал телефону-автомату трубку и бережно вытянул карточку. Разогнав столпившихся перед байком малолеток, оседлал ХаДэ, резво проскочил переулок, круто заложил на повороте и на большой скорости пошел в сторону Басманных улиц. Туда, где контора Кайры, где его ждут и где ему всегда рады вроде бы посторонние люди. С родственниками все иначе. Сложнее.
Однажды старик-отец сказал Кею:
– Я наблюдаю тебя и всю общину байкеров только в процессе езды.
До болезни отец занимал крупный финансовый пост в оборонном ведомстве. Профессия оставила неизгладимый отпечаток на манере его речи. Он никогда не скажет: «Я тебе позвоню, сынок». Он произнесет на полном серьезе: «Я свяжусь с тобой по телефону». «Процесс езды» тоже из этого лексикона.
– Уважаемый родитель, в ответ на ваш запрос…
– Не дразни старших.
– Извини. Какой человек – такая езда. Мототурист хочет ехать, мотоспортсмен – доехать, а байкер – уехать.
– Но мне необходимо знать: что вы делаете на остановках? Вы же когда-то останавливаетесь? Или вы заправляетесь на ходу, подобно эскадрилье бомбардировщиков дальнего радиуса действия?
Тогда Кей объяснил любящему порядок предку, что байкер, случается, иногда не едет. Байкер не едет, когда у него стоит. Тогда он возится с телкой. А еще на остановках байкер пьет пиво, чинится, заправляется или в беспамятстве втирает бригаде «Скорой помощи», какая у него роскошная группа крови, если остановился он из-за того, что разбился вдребезги.
Проскочив знакомый с детства парк, Кей повернул направо и углубился в переулки. Безгаражные граждане бросили машины тут и там, Кей ругался во весь голос, маневрируя. Часто приходилось отталкиваться ногой от борта машины, и тогда на пыльном железе оставались след и вмятина.
Змеиное заведение Кайры обосновалось в подвале громоздкого здания какого-то института. Попасть к Кайре можно только с обратной стороны дома, через неприметную дверь, между кирпичной стеной и развалинами недостроенного студенческого общежития. Можно часами колесить вокруг, но так и не найти эту дверь. Сразу за ней находились круто уходившие под землю узкие ступени разной высоты.
Навещая Кайру, Кей раньше обязательно спотыкался на узкой лестнице и пару раз даже срывался в черную пустоту, по пути больно ударяясь о ржавые трубы. Потом девушка дала ему секретный «код». Оказалось, что если спускаться, насвистывая «Полет «Валькирий», то ноги автоматически последуют тактам, и ты всегда будешь цел.
Подружки Кайры, такие же безумные байкерши, еще не объявились. Дворик пуст и тих. Оставив ХаДэ скучать в одиночестве, Кей открыл дверь собственным ключом, нашарил на холодной стене выключатель, и слабая лампочка осветила ступени. Он спустился, насвистывая, и побрел по подвалу, обходя ржавые станки и большущие металлические шкафы. На стенах висели фанерные стенды с покрытыми плесенью фотографиями людей в шляпах и с красными лентами через плечо. Когда-то тут работала типография, но разорилась, и Кайра по дешевке приобрела право заниматься здесь любимым делом.
Держать змей.
Маленький серпентарий, сооруженный в нарушение всех мыслимых правил содержания ядовитых тварей в черте Города. Официально Кайра занималась пошивом балетных тапочек. Об истинном назначении подвала знали немногие. Менты, которых загонял в подвал очередной сигнал телефонного террориста, с руганью бродили впотьмах, не догадываясь, что за фальшивой стеной имеется вход в еще более глубокое подземелье. Там, под закопченными сводами, в старые времена находилась котельная, а теперь было чисто, светло и вдоль стен выстроились десятки решетчатых и застекленных клеток. В них ползало, шипело, знакомилось, размножалось, ссорилось, в общем, вело социально-активную жизнь невиданное количество пресмыкающихся. Под каждой клеткой имелись таблички с именами и фамилиями обитателей: «Ancistrodon halys», «Elaphe schrencki» и тому подобное.
– Кайра! – вполголоса позвал Кей. Ему нравилась Кайра, но ее бизнес он не любил.
Змеюки в ящиках зашевелились, словно услышав голос чужака, разом обернулись и вопросительно уставились на Кея. Он поежился. В подвале прохладно, или ему кажется?
И тут на него прыгнули сзади. Что-то мягкое обвилось вокруг шеи. Кей мгновенно отреагировал, и «нечто» полетело в угол.
– Ох…л, что ли? Кто тебя учил с девушками обращаться? – обиженная "Кайра сидела на полу, потирая ушибленный локоть. Кею она нравилась. И не только большой грудью, сильными бедрами, насмешливыми глазами и мягкими вьющимися волосами. – Ты, вообще, знаешь, с кем связался? Вот скажу им…
Королева змей кивнула на стеллажи. В клетках ее шумно поддержали, раскидывая опилки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39