Кое-где виднелись кустики, подстриженные лучше, чем опозоренная Уралом Кея пу-делиха. В сотне-другой метров дальше возвышались многоэтажные громадины домов, ярко подсвеченных прожекторами. Пять-шесть зданий, в форме устремившихся в небо стеклянных цилиндров, собраны в единый громадный пучок.
Один из них и должен быть «Платинум-плаза». Очевидно, вон тот, заделанный под серебристый металл. Прочие отливали зеленым, голубым, лиловым и еще чем-то, до чего Кею нет дела, потому что он уже спускался по стерильно-чистому асфальтовому съезду в подземный гараж.
Гараж производил сильное впечатление – настолько он громаден. Кей остановился, и его тень, как стрела, указующая путь, вытянулась вдоль широкого освещенного прохода между машинами. Кей сделал шаг, и эхо прокатилось по подземелью. Второй. Третий. Шаги Кея гулко отдавались в тишине, пока он брел мимо бесконечных рядов шикарных коробков. Словно попал на автосалон. Зрелище огромного количества дорогущей техники злило. Кей избегал таких мест. Ему просто не о чем говорить с людьми, которым нравится так жить. Зависнуть на день-другой у девчонки в апартаментах еще ничего, но навсегда…
Кею хотелось вскочить на ближайший коробок и пробежаться по крышам, оставляя на них вмятины каблуками байкерсов. Машины не виноваты, он это понимал. Волна ненависти росла. Это уже не просто волна, а цунами. Какого черта понадобилось владельцу одной или нескольких из этих тачек от него, простого байкера без определенных занятий, бессмысленного пахаря дороги, вместо семян оставляющего после себя пустые бутылки?
А вот и лифт. Наконец-то! И еще один охранник. На, смотри, вот тебе желтая х…ня с ключами! Доволен? Пшел в сторону!
Кей подошел к лифту, и умная машина сама раскрыла ему объятия. Да не объятия это, а пасть, которая проглотит, а затем выплюнет обглоданное тело! Смотри, как блестит внутри железо! Словно лифт начистил перед едой вставные зубы…
Кей забыл, какой ключ показал парень в желто-черном свитере. Пришлось покопаться, пробуя все по очереди под внимательным взглядом охранника. Дать ему по морде, что ли? Четвертый ключ подошел. Кей воткнул его в скважину на панели с номерами этажей и нажал самую верхнюю кнопку, единственную, напротив которой нет ни одной цифры. Двери закрылись, и Кей испытал неприятное чувство. Ему показалось, что лифт не двинулся вверх, а провалился вниз, в Преисподнюю. В лифте Кей переставил с левой руки на правую два тяжелых перстня. Теперь их четыре рядом. Кей осторожно приподнимал хитро закрепленные накладки на перстнях и вставлял в специально выточенные пазы. Несколько секунд и это уже не побрякушки, а серьезный кастет.
Движение лифта бесконечно. Кей закрыл глаза.
По своей воле оторвавшись от земли, он летел к неизвестности. Входит в облако, где не разглядеть и собственный нос. Он уже не ощущает ног. Он дразнит себя мыслями о призраках, выходящих из ночи. Кей думал, что знаком со всеми призраками. Значит, ошибочка вышла. Остался один. Хорошо бы последний.
Открыв глаза, он не сообразил, что двери лифта раздвинуты.
Темнота.
Может, вернуться? Сделать шаг назад и проделать обратный путь, на землю?
Кей шагнул вперед, и свет вспыхнул автоматически. Здесь живут экономные люди. Или предусмотрительные. Пока он в лифте, его можно рассмотреть из темноты, как рыбку в аквариуме.
Светящийся коридор направил Кея к очередным дверям, распахнувшимся, стоило приблизиться на расстояние вытянутой руки. Такая штука уместнее в супермаркете, чем в жилом доме. А кто сказал, что он «жилой»?
Кей очутился в слабо освещенном зале, размерами ничуть не уступавшем подземному паркингу. Очевидно, зал занимал всю крышу. Вместо стен – высоченное стекло, до потолка. За стеклом – ночной Город. Почти весь Город, потому что стеклянная стена занимала половину зала, прямо перед Кеем. Чтобы увидеть всю панораму, надо вертеть головой, как безумный.
Город поблескивал огоньками, даже не догадываясь, что его разглядывают. Тогда он, возможно, зажег бы еще пару тысяч окон, чтобы подкинуть жару в душу Кея, которому и без того нехорошо. У него «дежа вю» в острой форме. Все это он уже видел. Кей осторожно прошел вперед, ступая по чему-то мягкому. Он не слышал свои шаги. Он словно подкатывал на байке к…
…к Смотровой.
Именно так. Абсолютное сходство дополнял парапет вдоль стеклянной стены, точная копия гранитного парапета на реальной Смотровой. Кто-то очень постарался оформить местечко так, что Кею захотелось пива и закурить. Может, здесь есть байки?
Так точно. Есть. Единственный экземпляр. Зато какой!
На небольшом возвышении в глубине зала, в кругу слабой подсветки, заносчиво торчал самый несуразный мотоцикл в мире. Золотой.
Механизм пренебрежительно уставился на Кея. Механизм сально блестит чистейшим золотом, от количества которого Кея тошнит. Механизм нагло торчит на возвышении, и плевать он хотел на Кея и его чувства.
Золотобайк заключен в прозрачную сферу. Кажется, для большей гигиены, из-под сферы выкачан воздух. Драгоценный байк медленно вращается в вакууме, давая возможность рассмотреть его со всех сторон. Он не стесняется. Он как та поганая шлюха за окном автобуса в гватемальской глуши. Автобус – передвижной бордель, обслуживающий всех, кто остановит, махнув рукой. Девки прыгают за окнами, виляя бедрами, поднимая руками обвислые груди, демонстрируя толстые задницы со складками жира и татуировками с порхающим над копчиком колибри.
Кей помнит, как шлюховоз, направлявшийся на ярмарку, свалился в пропасть, когда сидевшая за рулем пьяная abadessa, бордельная мадам, не заметила, что ливень смыл кусок дороги на склоне ущелья. Автобус пополз вниз, сначала медленно, затем увеличивая скорость. Девки посыпались из его внутренностей, как початки кукурузы из порванного мешка. Кей нашел одну, оставшуюся в живых, с перебитыми ногами, да и та через несколько дней скончалась от гангрены. Кей иногда приходил к ней, сидевшей под деревом, и она молча смотрела на него. Он ничем не мог ей помочь. Когда она умерла, он не стал ее хоронить, а, задерживая дыхание перед невыносимой вонью, исходившей от сгнивших ног, вырезал на дереве католический крест. Такой же, что висел на ее червивой груди. Черви не стали дожидаться, пока она преставится.
…Этот мотоцикл не имел запаха. У золота запаха нет. Именно так. Все металлические детали, которые можно изваять из аурума, сотворены из него. Неизвестно, сколько десятков килограммов благородного металла ухлопал на чудовище его создатель. Самое кошмарное заключалось в том, что оно способно передвигаться, и притом неплохо.
Кей дотронулся до прозрачного колпака и получил удар по затылку…
ВОЗНЕСЕНИЕ
…и пришел в себя.
Кей сидел в кресле, крепко примотанный блестящей цепью к спинке. Бандана намокла от крови. Когда попробовал пошевелить ногами, кресло откатилось в сторону, колесики слабо скрипнули.
В зале горел яркий свет, освещая огромное пространство «Смотровой», золотой байк под куполом и – высокого типа в черном костюме, с длинной косой, перехваченной золотой пряжкой. Высокий криво улыбался, беспрестанно поправлял манжеты белоснежной сорочки и подергивал плечами. Словно ему жал костюм или это он был связан, а не Кей.
В отдалении неподвижно стояла группа парней. Кей поначалу принял их за Бешеных. Во всем мире байкеры одеваются одинаково.
– Привет, Форастеро, – Кей не узнал собственный голос.
– Признал, он меня признал! – восторженно воскликнул высокий тип, оглядываясь на парней. Те не сдвинулись с места. – Значит, с памятью у тебя лады.
– Нет, это ты не изменился.
– Неужели? – Форастеро с деланным изумлением оглядел себя. – А мне показалось, что я стал лучше одеваться…
Кей попытался пошевелиться. Цепь мелодично звякнула.
– Не жмет? – послышался участливый голос Форастеро. – Прости меня, мой боевой товарищ, что пришлось вот так с тобой обойтись… Но если тебя не посадить на цепь, ты мне здесь все переколотишь.
– Начну с тебя.
– Ты скучал по мне, окопный друг! – ерничал Форастеро, беспрерывно поправляя манжеты. – Как меня увидел, так сразу решил задушить в объятиях!
– Не успел…
– Да, мы с тобой всегда соревновались: «то из нас альтиус, кто, значит, цитиус или фортиус. Когда мы с тобой виделись в последний раз?
– Когда ты ходил в зарослях травы мариньяс и хотел меня найти, мой боевой друг.
Форастеро прекратил терзать манжеты и насторожился:
– Так, значит, ты был там! То-то меня терзало странное чувство, что ты рядом… Почему же ты не вышел из своего укрытия, чтобы поздороваться со старым товарищем?
– Меня сжимали в объятиях и не пускали.
– Так бывает, – легко согласился Форастеро. – Кстати, я ведь остался в Никарагуа еще на год. Потом много колесил по свету. На людей нашей профессии большой спрос. Вдвоем мы отправили на тот свет столько человек…
– Но я не всегда резал их на кусочки.
– И зря. Представляешь, с каким удовольствием половинки людей бродят на том свете по небесному складу и разыскивают свои части. Я многим гарантировал это увлекательное занятие.
– Зачем ты вернулся? Вышел на пенсию?
– Ты и я никогда не выйдем на пенсию. Грехи не отпустят. А здесь я по делам.
– Вернулся на родину по делам… Звучит сильно.
– Я узнал, что ты здесь, и решил задержаться. Не люблю незавершенку. Да и вообще, с тобой пора кончать. Что-то задержался ты на этом свете.
– Столько лет прошло…
– Ты сам меня учил: «Времени нет. Есть движете». Поэтому я сел на байк и поехал.
– А зачем на золотой? – прохрипел. Кей. Цепь больно сдавила горло.
– Для авторитета.
– У кого?!
– У тех, кто в золоте разбирается, – протянул Фо-эастеро, со значением глядя на Кея. – А ты что думал? Вообразил, что если мне захотелось пива, так я подъезжаю к ларьку и с крыла соскабливаю напильником золо-га на пару бутылок? Для этого такие мотоциклы не делают. Это – даже не вещь. Это – идол! Бог! Высшее Существо из всех мотоциклов! Верховный Мотоцикл!
Форастеро нервно прошелся пару раз мимо скрючившегося в кресле Кея. От его резких выкриков у Кея в голове заиграла музыка, невидимый голос завел арию без слов.
– Он золотой, потому что ни у кого такого нет. Идеальный байк. Мечта любого байкера – иметь такой мотоцикл, которого ни у кого нет. Вот я такой и сотвоил. Всем нужен идол, – успокоившись, Форастеро остановился напротив Кея. – Кто не хочет думать сам – пусть молится на идола. Чего тут сложного? Это как всю исизнь читать одну книгу, ошибочно считая ее главной, с мотоциклистами так еще проще. Подкинул Свистунам на серебро для новых свистков, они и рады вам глотки порвать. Все вы – как собаки с Лысой горы, байкеры. Бог вас недоделал.
При этих словах в группе парней произошло движение. Легкое, почти невидимое. Но Кей это заметил. Его чувства обострились до предела.
– А ребят моих за что…
«Боевой товарищ» раздраженно махнул рукой, словно ему мешала муха.
– Подумаешь! Сбил одного-другого и отрезал кусочек на память. Я бы показал коллекцию, да тебе скоро уходить. Презабавное собрание! Некоторые байкерские татуировки очень остроумны. Смотрятся ничего, если красиво расположить в альбоме.
Форастеро снова взялся мучить манжеты. Вздохнул и признался:
– Это все из-за дочери. Вот дуреха, моя Женька! Из всего обилия мужчин в Городе и мире она выбрала какого-то грязного, малообразованного мотоциклиста.
Кей отчаянно напрягся. Цепь больно врезалась в тело. Кровь проступила сквозь бандану и капала на колени.
– Втюрилась в какого-то перестарка. Вбила себе в башку, что хочет от него детей. – Форастеро угрожающе поднял кулаки. – Уж лучше от меня пусть будут. Так и сделаю, когда ее найду.
Он успокоился и принялся кружить вокруг Кея.
– Тебя пытались убрать еще в апреле. Эти придурки, – Форастеро кивнул в сторону окаменевшей группы парней, – увлеклись, затеяли гонки. Затем пытались прикончить, когда ты гонялся за тем, кто угнал мотоцикл от Смотровой. М-да-а… Лучше бы ты того несчастного, у гаражей, насмерть прибил… Так отделал беднягу, что пришлось потратиться на лечение.
Кей беззвучно шевелил губами. Форастеро присмотрелся, удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Свистуны моих надежд не оправдали. Но было интересно послушать предсмертный отчет Шторма о том, как ты заживо сжег двоих его ребят.
– Так это ты Шторма в моем гараже…
– Нет, не я! – весело воскликнул Форастеро. – Вот еще! Буду я возиться с железными тросами да дверьми… К тому же Шторм оказался очень тяжел, как мне рассказывали. Зато, по закону моря, главный Свистун, как положено, вздернут на рее… За что? Во-первых, не справился с заданием. Во-вторых… Шторм вообще какой-то неприятный тип. Но когда ты скормил его свиньям, я сообразил, что управиться с тобой непросто…
– …и прислал за мной машину в гараж? Форастеро насупился.
– Это была дурацкая затея, – сухо произнес он, глядя в сторону. – Один из наших решил отличиться. Взял инициативу на себя. Я даже не успел его наказать, потому что он сдох в дыму.
Хозяин оглянулся на парней в черной коже и скривился:
– Дураков среди байкеров – каждый второй. И в моем маленьком персональном мотоклубе – то же самое. Когда я смотрю отсюда на Город, то вспоминаю ту, настоящую Смотровую. Вижу, как байкеры приезжают, подходят к парапету, выстраиваются вдоль гранитной ограды и смотрят на Город. Они похожи на громадных истуканов с острова Пасхи, тысячу лет смотрящих в океан. Такие же черные, неподвижные, мощные и… бессмысленные.
И снова по группе парней прошла еле заметная волна.
– Как ты назвал свою контору?
Форастеро улыбнулся. Чувствовалось, что он ждал этот вопрос:
– «Богобайкеры».
– Божественные, что ли? Байкеры бога?
– Почти угадал. «Богатые городские байкеры». Это – то же самое.
– А что дальше? Платиновый байк?
– Придумаю что-нибудь.
Ресницы склеились от крови, текущей со лба. Кей прищурился.
– Вторника я внедрил к вам давно. Ваш вожак оказался излишне сентиментален, когда решился вмешаться в хорошо подстроенную драку. Не знаю, чем ему приглянулся Вторник. Предположу, что дали себя знать нереализованные отцовские чувства… Мальчишка-то был просто глуп и жаден. Украл фотографию из альбома твоего, э-э-э, «тестя» по имени Покер. Но поторопился и свалял дурака, подсунув ножик. Надеялся, что из квартиры Покера тебя выведут в наручниках. Плохо он тебя знал! Впрочем, теперь, как я понимаю, ему все равно…
Кей дернул головой, пытаясь смахнуть кровь с лица. Один из парней подошел и протер ему лицо бумажной салфеткой. Форастеро недовольно поморщился.
– Зачем ты убил ее?
– Я не мщу женщинам. Это неинтересно. В ее смерти виноват Вторник, и только он. Разве девочка тебе не рассказывала, как он пытался залезть к ней под блузку и получил затрещину? Он попросил прощение, твоя девочка поверила. Дети, дети… Зря. Жадной скотине, вроде Вторника, веры нет.
Слово «скотина» кое-что напомнило Кею.
– Значит, это ты подкинул голову свиньи мне под дверь?
Форастеро снова хохотнул и передернул плечами.
– Не стану отказываться. Я. Лично. Не мог удержаться, чтобы не доставить тебе мелкую неприятность. А что, здорово получилось? Особенно боцманская дудка в зубах!
Форастеро улыбался, глядя на панораму города.
– Тебе много за меня заплатили тогда, в Никарагуа?
– Мелочь, – отмахнулся Форастеро, – да и не в деньгах дело. Надо решить, кто из нас лучше. Стрелял ты лучше, бегал лучше, дрался лучше. А сейчас ты лучше всех в мире сидишь в кресле, зацепленный и прицепленный, не можешь пошевелиться. Только мозги у тебя шевелятся. Но это не опасно. Мозги – не руки и не ноги. Помнишь наш разговор на палубе, когда мы шли на корабле в Центральную Америку? Ты еще утверждал, что люди умеют летать.
– Не помню. Мы же тогда пили всю дорогу…
– А я помню. Сегодня у тебя счастливый день – ты отправляешься в полет. Мечты сбываются…
Форастеро загнусавил тошнотворный мотивчик и взял в руки пульт, вроде телевизионного. Нажал кнопку, и Кей услышал громкое шуршание. Внезапный порыв ветра взлохматил волосы. Форастеро наклонился и резким движением развернул кресло. Стекло панорамы было открыто. Кея и весь мир разделяли два десятка метров. Два десятка метров и – пропасть в сорок этажей.
Надо бы настроиться на торжественный лад. Кей попробовал думать о хорошем. О хорошем думать не получилось, потому что ничего хорошего в голову не приходило. Он закрыл глаза и увидел всех сразу. Бешеные Дженни Фанта Дженни ХаДэ Дженни отец и мать и сын и дочь и Дженни кого-то забыл надо вспомнить не успею к черту.
Форастеро стоял позади Кея, как сиделка при парализованном.
– Ну, поехали!
Мощным ударом ноги он отправил кресло по направлению к пропасти. Колесики взвизгнули, и Кей стремительно покатился по блестящему полу навстречу звездному небу. По дороге вспомнил Кока-Лолу. И Дженни. И еще лица тысяч людей, с которыми встретится через мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Один из них и должен быть «Платинум-плаза». Очевидно, вон тот, заделанный под серебристый металл. Прочие отливали зеленым, голубым, лиловым и еще чем-то, до чего Кею нет дела, потому что он уже спускался по стерильно-чистому асфальтовому съезду в подземный гараж.
Гараж производил сильное впечатление – настолько он громаден. Кей остановился, и его тень, как стрела, указующая путь, вытянулась вдоль широкого освещенного прохода между машинами. Кей сделал шаг, и эхо прокатилось по подземелью. Второй. Третий. Шаги Кея гулко отдавались в тишине, пока он брел мимо бесконечных рядов шикарных коробков. Словно попал на автосалон. Зрелище огромного количества дорогущей техники злило. Кей избегал таких мест. Ему просто не о чем говорить с людьми, которым нравится так жить. Зависнуть на день-другой у девчонки в апартаментах еще ничего, но навсегда…
Кею хотелось вскочить на ближайший коробок и пробежаться по крышам, оставляя на них вмятины каблуками байкерсов. Машины не виноваты, он это понимал. Волна ненависти росла. Это уже не просто волна, а цунами. Какого черта понадобилось владельцу одной или нескольких из этих тачек от него, простого байкера без определенных занятий, бессмысленного пахаря дороги, вместо семян оставляющего после себя пустые бутылки?
А вот и лифт. Наконец-то! И еще один охранник. На, смотри, вот тебе желтая х…ня с ключами! Доволен? Пшел в сторону!
Кей подошел к лифту, и умная машина сама раскрыла ему объятия. Да не объятия это, а пасть, которая проглотит, а затем выплюнет обглоданное тело! Смотри, как блестит внутри железо! Словно лифт начистил перед едой вставные зубы…
Кей забыл, какой ключ показал парень в желто-черном свитере. Пришлось покопаться, пробуя все по очереди под внимательным взглядом охранника. Дать ему по морде, что ли? Четвертый ключ подошел. Кей воткнул его в скважину на панели с номерами этажей и нажал самую верхнюю кнопку, единственную, напротив которой нет ни одной цифры. Двери закрылись, и Кей испытал неприятное чувство. Ему показалось, что лифт не двинулся вверх, а провалился вниз, в Преисподнюю. В лифте Кей переставил с левой руки на правую два тяжелых перстня. Теперь их четыре рядом. Кей осторожно приподнимал хитро закрепленные накладки на перстнях и вставлял в специально выточенные пазы. Несколько секунд и это уже не побрякушки, а серьезный кастет.
Движение лифта бесконечно. Кей закрыл глаза.
По своей воле оторвавшись от земли, он летел к неизвестности. Входит в облако, где не разглядеть и собственный нос. Он уже не ощущает ног. Он дразнит себя мыслями о призраках, выходящих из ночи. Кей думал, что знаком со всеми призраками. Значит, ошибочка вышла. Остался один. Хорошо бы последний.
Открыв глаза, он не сообразил, что двери лифта раздвинуты.
Темнота.
Может, вернуться? Сделать шаг назад и проделать обратный путь, на землю?
Кей шагнул вперед, и свет вспыхнул автоматически. Здесь живут экономные люди. Или предусмотрительные. Пока он в лифте, его можно рассмотреть из темноты, как рыбку в аквариуме.
Светящийся коридор направил Кея к очередным дверям, распахнувшимся, стоило приблизиться на расстояние вытянутой руки. Такая штука уместнее в супермаркете, чем в жилом доме. А кто сказал, что он «жилой»?
Кей очутился в слабо освещенном зале, размерами ничуть не уступавшем подземному паркингу. Очевидно, зал занимал всю крышу. Вместо стен – высоченное стекло, до потолка. За стеклом – ночной Город. Почти весь Город, потому что стеклянная стена занимала половину зала, прямо перед Кеем. Чтобы увидеть всю панораму, надо вертеть головой, как безумный.
Город поблескивал огоньками, даже не догадываясь, что его разглядывают. Тогда он, возможно, зажег бы еще пару тысяч окон, чтобы подкинуть жару в душу Кея, которому и без того нехорошо. У него «дежа вю» в острой форме. Все это он уже видел. Кей осторожно прошел вперед, ступая по чему-то мягкому. Он не слышал свои шаги. Он словно подкатывал на байке к…
…к Смотровой.
Именно так. Абсолютное сходство дополнял парапет вдоль стеклянной стены, точная копия гранитного парапета на реальной Смотровой. Кто-то очень постарался оформить местечко так, что Кею захотелось пива и закурить. Может, здесь есть байки?
Так точно. Есть. Единственный экземпляр. Зато какой!
На небольшом возвышении в глубине зала, в кругу слабой подсветки, заносчиво торчал самый несуразный мотоцикл в мире. Золотой.
Механизм пренебрежительно уставился на Кея. Механизм сально блестит чистейшим золотом, от количества которого Кея тошнит. Механизм нагло торчит на возвышении, и плевать он хотел на Кея и его чувства.
Золотобайк заключен в прозрачную сферу. Кажется, для большей гигиены, из-под сферы выкачан воздух. Драгоценный байк медленно вращается в вакууме, давая возможность рассмотреть его со всех сторон. Он не стесняется. Он как та поганая шлюха за окном автобуса в гватемальской глуши. Автобус – передвижной бордель, обслуживающий всех, кто остановит, махнув рукой. Девки прыгают за окнами, виляя бедрами, поднимая руками обвислые груди, демонстрируя толстые задницы со складками жира и татуировками с порхающим над копчиком колибри.
Кей помнит, как шлюховоз, направлявшийся на ярмарку, свалился в пропасть, когда сидевшая за рулем пьяная abadessa, бордельная мадам, не заметила, что ливень смыл кусок дороги на склоне ущелья. Автобус пополз вниз, сначала медленно, затем увеличивая скорость. Девки посыпались из его внутренностей, как початки кукурузы из порванного мешка. Кей нашел одну, оставшуюся в живых, с перебитыми ногами, да и та через несколько дней скончалась от гангрены. Кей иногда приходил к ней, сидевшей под деревом, и она молча смотрела на него. Он ничем не мог ей помочь. Когда она умерла, он не стал ее хоронить, а, задерживая дыхание перед невыносимой вонью, исходившей от сгнивших ног, вырезал на дереве католический крест. Такой же, что висел на ее червивой груди. Черви не стали дожидаться, пока она преставится.
…Этот мотоцикл не имел запаха. У золота запаха нет. Именно так. Все металлические детали, которые можно изваять из аурума, сотворены из него. Неизвестно, сколько десятков килограммов благородного металла ухлопал на чудовище его создатель. Самое кошмарное заключалось в том, что оно способно передвигаться, и притом неплохо.
Кей дотронулся до прозрачного колпака и получил удар по затылку…
ВОЗНЕСЕНИЕ
…и пришел в себя.
Кей сидел в кресле, крепко примотанный блестящей цепью к спинке. Бандана намокла от крови. Когда попробовал пошевелить ногами, кресло откатилось в сторону, колесики слабо скрипнули.
В зале горел яркий свет, освещая огромное пространство «Смотровой», золотой байк под куполом и – высокого типа в черном костюме, с длинной косой, перехваченной золотой пряжкой. Высокий криво улыбался, беспрестанно поправлял манжеты белоснежной сорочки и подергивал плечами. Словно ему жал костюм или это он был связан, а не Кей.
В отдалении неподвижно стояла группа парней. Кей поначалу принял их за Бешеных. Во всем мире байкеры одеваются одинаково.
– Привет, Форастеро, – Кей не узнал собственный голос.
– Признал, он меня признал! – восторженно воскликнул высокий тип, оглядываясь на парней. Те не сдвинулись с места. – Значит, с памятью у тебя лады.
– Нет, это ты не изменился.
– Неужели? – Форастеро с деланным изумлением оглядел себя. – А мне показалось, что я стал лучше одеваться…
Кей попытался пошевелиться. Цепь мелодично звякнула.
– Не жмет? – послышался участливый голос Форастеро. – Прости меня, мой боевой товарищ, что пришлось вот так с тобой обойтись… Но если тебя не посадить на цепь, ты мне здесь все переколотишь.
– Начну с тебя.
– Ты скучал по мне, окопный друг! – ерничал Форастеро, беспрерывно поправляя манжеты. – Как меня увидел, так сразу решил задушить в объятиях!
– Не успел…
– Да, мы с тобой всегда соревновались: «то из нас альтиус, кто, значит, цитиус или фортиус. Когда мы с тобой виделись в последний раз?
– Когда ты ходил в зарослях травы мариньяс и хотел меня найти, мой боевой друг.
Форастеро прекратил терзать манжеты и насторожился:
– Так, значит, ты был там! То-то меня терзало странное чувство, что ты рядом… Почему же ты не вышел из своего укрытия, чтобы поздороваться со старым товарищем?
– Меня сжимали в объятиях и не пускали.
– Так бывает, – легко согласился Форастеро. – Кстати, я ведь остался в Никарагуа еще на год. Потом много колесил по свету. На людей нашей профессии большой спрос. Вдвоем мы отправили на тот свет столько человек…
– Но я не всегда резал их на кусочки.
– И зря. Представляешь, с каким удовольствием половинки людей бродят на том свете по небесному складу и разыскивают свои части. Я многим гарантировал это увлекательное занятие.
– Зачем ты вернулся? Вышел на пенсию?
– Ты и я никогда не выйдем на пенсию. Грехи не отпустят. А здесь я по делам.
– Вернулся на родину по делам… Звучит сильно.
– Я узнал, что ты здесь, и решил задержаться. Не люблю незавершенку. Да и вообще, с тобой пора кончать. Что-то задержался ты на этом свете.
– Столько лет прошло…
– Ты сам меня учил: «Времени нет. Есть движете». Поэтому я сел на байк и поехал.
– А зачем на золотой? – прохрипел. Кей. Цепь больно сдавила горло.
– Для авторитета.
– У кого?!
– У тех, кто в золоте разбирается, – протянул Фо-эастеро, со значением глядя на Кея. – А ты что думал? Вообразил, что если мне захотелось пива, так я подъезжаю к ларьку и с крыла соскабливаю напильником золо-га на пару бутылок? Для этого такие мотоциклы не делают. Это – даже не вещь. Это – идол! Бог! Высшее Существо из всех мотоциклов! Верховный Мотоцикл!
Форастеро нервно прошелся пару раз мимо скрючившегося в кресле Кея. От его резких выкриков у Кея в голове заиграла музыка, невидимый голос завел арию без слов.
– Он золотой, потому что ни у кого такого нет. Идеальный байк. Мечта любого байкера – иметь такой мотоцикл, которого ни у кого нет. Вот я такой и сотвоил. Всем нужен идол, – успокоившись, Форастеро остановился напротив Кея. – Кто не хочет думать сам – пусть молится на идола. Чего тут сложного? Это как всю исизнь читать одну книгу, ошибочно считая ее главной, с мотоциклистами так еще проще. Подкинул Свистунам на серебро для новых свистков, они и рады вам глотки порвать. Все вы – как собаки с Лысой горы, байкеры. Бог вас недоделал.
При этих словах в группе парней произошло движение. Легкое, почти невидимое. Но Кей это заметил. Его чувства обострились до предела.
– А ребят моих за что…
«Боевой товарищ» раздраженно махнул рукой, словно ему мешала муха.
– Подумаешь! Сбил одного-другого и отрезал кусочек на память. Я бы показал коллекцию, да тебе скоро уходить. Презабавное собрание! Некоторые байкерские татуировки очень остроумны. Смотрятся ничего, если красиво расположить в альбоме.
Форастеро снова взялся мучить манжеты. Вздохнул и признался:
– Это все из-за дочери. Вот дуреха, моя Женька! Из всего обилия мужчин в Городе и мире она выбрала какого-то грязного, малообразованного мотоциклиста.
Кей отчаянно напрягся. Цепь больно врезалась в тело. Кровь проступила сквозь бандану и капала на колени.
– Втюрилась в какого-то перестарка. Вбила себе в башку, что хочет от него детей. – Форастеро угрожающе поднял кулаки. – Уж лучше от меня пусть будут. Так и сделаю, когда ее найду.
Он успокоился и принялся кружить вокруг Кея.
– Тебя пытались убрать еще в апреле. Эти придурки, – Форастеро кивнул в сторону окаменевшей группы парней, – увлеклись, затеяли гонки. Затем пытались прикончить, когда ты гонялся за тем, кто угнал мотоцикл от Смотровой. М-да-а… Лучше бы ты того несчастного, у гаражей, насмерть прибил… Так отделал беднягу, что пришлось потратиться на лечение.
Кей беззвучно шевелил губами. Форастеро присмотрелся, удовлетворенно кивнул и продолжил:
– Свистуны моих надежд не оправдали. Но было интересно послушать предсмертный отчет Шторма о том, как ты заживо сжег двоих его ребят.
– Так это ты Шторма в моем гараже…
– Нет, не я! – весело воскликнул Форастеро. – Вот еще! Буду я возиться с железными тросами да дверьми… К тому же Шторм оказался очень тяжел, как мне рассказывали. Зато, по закону моря, главный Свистун, как положено, вздернут на рее… За что? Во-первых, не справился с заданием. Во-вторых… Шторм вообще какой-то неприятный тип. Но когда ты скормил его свиньям, я сообразил, что управиться с тобой непросто…
– …и прислал за мной машину в гараж? Форастеро насупился.
– Это была дурацкая затея, – сухо произнес он, глядя в сторону. – Один из наших решил отличиться. Взял инициативу на себя. Я даже не успел его наказать, потому что он сдох в дыму.
Хозяин оглянулся на парней в черной коже и скривился:
– Дураков среди байкеров – каждый второй. И в моем маленьком персональном мотоклубе – то же самое. Когда я смотрю отсюда на Город, то вспоминаю ту, настоящую Смотровую. Вижу, как байкеры приезжают, подходят к парапету, выстраиваются вдоль гранитной ограды и смотрят на Город. Они похожи на громадных истуканов с острова Пасхи, тысячу лет смотрящих в океан. Такие же черные, неподвижные, мощные и… бессмысленные.
И снова по группе парней прошла еле заметная волна.
– Как ты назвал свою контору?
Форастеро улыбнулся. Чувствовалось, что он ждал этот вопрос:
– «Богобайкеры».
– Божественные, что ли? Байкеры бога?
– Почти угадал. «Богатые городские байкеры». Это – то же самое.
– А что дальше? Платиновый байк?
– Придумаю что-нибудь.
Ресницы склеились от крови, текущей со лба. Кей прищурился.
– Вторника я внедрил к вам давно. Ваш вожак оказался излишне сентиментален, когда решился вмешаться в хорошо подстроенную драку. Не знаю, чем ему приглянулся Вторник. Предположу, что дали себя знать нереализованные отцовские чувства… Мальчишка-то был просто глуп и жаден. Украл фотографию из альбома твоего, э-э-э, «тестя» по имени Покер. Но поторопился и свалял дурака, подсунув ножик. Надеялся, что из квартиры Покера тебя выведут в наручниках. Плохо он тебя знал! Впрочем, теперь, как я понимаю, ему все равно…
Кей дернул головой, пытаясь смахнуть кровь с лица. Один из парней подошел и протер ему лицо бумажной салфеткой. Форастеро недовольно поморщился.
– Зачем ты убил ее?
– Я не мщу женщинам. Это неинтересно. В ее смерти виноват Вторник, и только он. Разве девочка тебе не рассказывала, как он пытался залезть к ней под блузку и получил затрещину? Он попросил прощение, твоя девочка поверила. Дети, дети… Зря. Жадной скотине, вроде Вторника, веры нет.
Слово «скотина» кое-что напомнило Кею.
– Значит, это ты подкинул голову свиньи мне под дверь?
Форастеро снова хохотнул и передернул плечами.
– Не стану отказываться. Я. Лично. Не мог удержаться, чтобы не доставить тебе мелкую неприятность. А что, здорово получилось? Особенно боцманская дудка в зубах!
Форастеро улыбался, глядя на панораму города.
– Тебе много за меня заплатили тогда, в Никарагуа?
– Мелочь, – отмахнулся Форастеро, – да и не в деньгах дело. Надо решить, кто из нас лучше. Стрелял ты лучше, бегал лучше, дрался лучше. А сейчас ты лучше всех в мире сидишь в кресле, зацепленный и прицепленный, не можешь пошевелиться. Только мозги у тебя шевелятся. Но это не опасно. Мозги – не руки и не ноги. Помнишь наш разговор на палубе, когда мы шли на корабле в Центральную Америку? Ты еще утверждал, что люди умеют летать.
– Не помню. Мы же тогда пили всю дорогу…
– А я помню. Сегодня у тебя счастливый день – ты отправляешься в полет. Мечты сбываются…
Форастеро загнусавил тошнотворный мотивчик и взял в руки пульт, вроде телевизионного. Нажал кнопку, и Кей услышал громкое шуршание. Внезапный порыв ветра взлохматил волосы. Форастеро наклонился и резким движением развернул кресло. Стекло панорамы было открыто. Кея и весь мир разделяли два десятка метров. Два десятка метров и – пропасть в сорок этажей.
Надо бы настроиться на торжественный лад. Кей попробовал думать о хорошем. О хорошем думать не получилось, потому что ничего хорошего в голову не приходило. Он закрыл глаза и увидел всех сразу. Бешеные Дженни Фанта Дженни ХаДэ Дженни отец и мать и сын и дочь и Дженни кого-то забыл надо вспомнить не успею к черту.
Форастеро стоял позади Кея, как сиделка при парализованном.
– Ну, поехали!
Мощным ударом ноги он отправил кресло по направлению к пропасти. Колесики взвизгнули, и Кей стремительно покатился по блестящему полу навстречу звездному небу. По дороге вспомнил Кока-Лолу. И Дженни. И еще лица тысяч людей, с которыми встретится через мгновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39