До этого вся родительская забота сводилась к обычным денежным расчетам с кормилицами, нянями, гувернантками, воспитателями и компаньонками, зарабатывающими себе на жизнь воспитанием детей знати. Высший свет выработал целую систему поведения своих членов и ритуалов, в которых они непременно должны участвовать, и жесткие санкции в отношении ослушников. Знатные родители принадлежали в первую очередь свету и, если они вдруг удалялись, посвящая себя детям, это в лучшем случае воспринималось как эксцентричность.Но граф прекрасно понимал, что в детскую его притягивает эта златовласая женщина, которая в данный момент пыталась очистить перемазанное, но очаровательное личико малышки. Странно, он почти уже не помнил лица Селесты, но сейчас, глядя на Джули, он вдруг вспомнил мелкие черты миловидного лица с надутыми губками и чуть вздернутым носиком. Селеста напоминала симпатичную куклу, которой было трудно жить среди взрослых людей. Она всегда вызывала в нем желание защитить ее, оградить от внешнего мира. С Кэтрин совсем наоборот. Скорее мир должен остерегаться ее.— Теперь, когда бесенок сыт, может, ты подумаешь обо мне? — весело подразнил он ее, входя в детскую.Кэтрин, продолжая надевать на сопротивляющуюся Джули чистый слюнявчик, обернулась. Губы ее дрогнули и разошлись в счастливой, широкой улыбке, ясно показывающей, что совсем не жалеет о погубленной репутации. Малышка прикоснулась пальчиками к ее губам и улыбнулась точно такой же улыбкой.— Ты у нас не бесенок, да, миленькая? — Она склонилась к Джули, щекоча ее нос своим.Малышка немедленно ухватилась за подвернувшийся под руку вьющийся локон. Кэтрин принялась аккуратно освобождать свои волосы из цепких пальчиков девочки. Неожиданно большая рука графа тоже оказалась в ее кудрях, и он стал нежно перебирать волнистые пряди.Фрэдди широко улыбнулся, вспомнив ворчание своей матери. Интересно, что она скажет, узнав, что он все-таки последовал ее совету. Ведь мама как раз и просила его не жалеть времени на знакомство с дочерью.— Время, — говорила она, пристально глядя на него своими голубыми глазами, — как песок, незаметно утекает сквозь пальцы. Потом бывает жаль, что не сделал того, что мог бы.Сквозь пальцы…— Она такая же упрямая, как и вы, милорд, — подразнила его Кэтрин.Она посмотрела на него и замерла.Еще минуту назад он нежно улыбался, лицо его было веселым и беззаботным, зеленые глаза блестели. Сейчас глаза помрачнели, лицо нахмурилось, губы вытянулись в прямую напряженную линию. Он взял крошечную ладошку Джули и внимательно посмотрел на нее, затем резко отпустил и нервными широкими шагами направился к выходу. Через мгновение дверь детской захлопнулась за ним так сильно, что даже оконное стекло жалобно звякнуло…Кэтрин нашла его в библиотеке. Граф стоял у покрытого изморозью окна, наблюдая за первыми снежинками, которые медленно кружились в воздухе. В руках у него был большой лафитник с бренди, опустевший более чем наполовину. Очевидно, это и был весь его завтрак. Плечи его были расправлены, спина прямая, напряжение угадывалось во всей неподвижной фигуре. Пальцы, сжимавшие бокал, побелели, скулы будто свела судорога, лицо настороженное и растерянное. Кэтрин показалось, что если она сейчас дотронется до него, он вздрогнет, а возможно, даже ударит. Она остановилась, ожидая, пока oн обратит нее внимание, и лишь затем подошла ближе. Граф молчал. Разговаривать сейчас ему явно не хотелось.— Знаешь, я и не предполагал, что ты такая, — наконец нарушил он молчание, которое, как заметила Кэтрин, было так же для него обременительно, как и для нее.Ей так хотелось прикоснуться к нему, погладить его напряженные плечи, прижаться лицом к неподвижной спине! Но она не решилась, чувствуя, что любое лишнее движение может вызвать в нем ярость.— Меня восхищает твоя заботливость, Кэтрин! Можно подумать, что Джули родила ты, а не Селеста.— Не понимаю, что вы имеете в виду, милорд. — Он резко повернулся, и она невольно вздрогнула, увидев его разгневанное лицо.— Боже правый! — почти выкрикнул он прямо ей в лицо, даже не пытаясь отстраниться. — Я был уверен, что ты относишься ко мне более дружелюбно. Если не ночь, то сегодняшнее утро давало мне право так думать!В его голосе звучало презрение.— Фрэдди, — воскликнула Кэтрин, протягивая к нему руки, — в чем ты меня обвиняешь?— Фрэдди… О Боже! — произнес он, обращаясь к потолку, будто там и находился всемогущий Бог. — Наконец-то она соблаговолила назвать меня моим именем! Почему именно сейчас, Кэтрин?— Ты же сам просил меня об этом, — пролепетала она, заикаясь, проклиная свою растерянность и нервозность перед его презрительным и гневным взглядом.Чуть поколебавшись, она сделала робкий шаг к нему, но Фрэдди лишь скривил губы в язвительной улыбке.— Почему ты не сказала мне о ее недостатке? — В комнате наступила зловещая тишина. Кэтрин могла поклясться, что слышала даже, как падают за окном снежинки. Тиканье часов за стеной напоминало чуть ли не удары грома, а собственное дыхание отзывалось в ушах гулким эхом.— Это несущественный недостаток, — прошептала она, опустив глаза.Ответ окончательно вывел его из себя.— Не такой незначительный, Кэтрин! — почти прошипел граф колючим и хриплым голосом. — У нее перепонки между пальцев!— Малышка в этом не виновата.Фрэдди вновь поднял глаза к потолку.— Не имеет значения, кто в этом виноват…— Я не желаю слышать еще и от тебя, что это из-за того, что она рождена в грехе! — перебила графа Кэтрин, понимая, что делать это сейчас весьма опасно, но она не могла не защитить ребенка. — Я никогда не слышала подобного идиотизма. Нора боится смотреть на малютку, считая, что это — проклятие дьявола. Миссис Робертс говорит, что это знак Господней немилости. Я просто не перенесу, — она даже топнула ногой, — если и ты скажешь какую-нибудь подобную чушь!Граф стоял лицом к окну и смотрел на небо, словно ожидая ответа на свои вопросы. Но с высоты лишь падал снег: снежинки кружились в воздухе и медленно опускались на землю, покрывая белым ковром лужайку перед домом.— Может, ты еще напомнишь мне о слухах, утверждающих, что даже над домом Плантагенетов висело такое же проклятие? — произнес он. — Я бы гроша ломаного не дал за это. Очевидно, что ребенок, живущий в детской наверху, необычен.— Джули не уродка, — сказала Кэтрин тихим, но осуждающим голосом. — Это ты странный человек. Ведь это твоя дочь! Разве можно осуждать ребенка только за то, что ее пальцы не такие, как у всех?Кэтрин пристально смотрела на спину графа. Конечно, она знала о недостатке Джули и всячески пыталась скрыть его от посторонних глаз. Она всегда надевала на Джули рубашечки с длинными, завязывающимися внизу рукавами. Перепонки между пальчиков девочки были едва заметны. Конечно, этот недостаток доставит ей немалое огорчение, когда она станет девушкой. Но его всегда можно будет скрыть с помощью перчаток. В любом случае это не причина считать Джули уродкой.— Ты заключила плохую сделку, — проговорил Фрэдди, нервно проведя пальцами по черным волосам. — Ты забралась ко мне в постель совершенно напрасно. Я бы и так с радостью оставил Джули с тобой. А теперь можешь — с моего благословения — научить ее называть тебя мамой и забирать ее. Я, конечно, дам тебе немного денег, но когда они кончатся, не вздумай обращаться ко мне. Бедная Кэтрин, тебе не повезло: Вильямс оказался слишком пунктуальным.— Более безрассудных вещей я никогда не слышала! — выпалила Кэтрин, подбоченившись.Она теперь и сама была разгневана не менее графа.— В нашем роду не было сумасшедших, — голос Фредди звучал зловеще-спокойно. — Но среди родственников Селесты они, видимо, имелись. Не зря они подкинули мне ее неудачное произведение.Он сухо, невесело рассмеялся. Кэтрин почувствовала как от этих слов тяжелеет ее голова.— Все должно быть превосходным у высокородного графа, так, Фрэдди? Ты должен иметь только чистокровных лошадей, безупречных детей и целомудренных любовниц? Тебе повезло, что ты имел в жизни лишь самое лучшее. Ты не способен на сострадание. Как это ты еще решил переспать со мной, узнав, что я не девственница! Я должна поблагодарить тебя за милосердие?Кэтрин резко повернулась и, не слушая его ответа, вышла из библиотеки. Как глупо она поступила, упрекала себя Кэтрин позднее. Кто еще, кроме дуры, желая прикоснуться к мужчине, бросит ему в лицо подобные слова? Но, с другой стороны, куда же делся нежный любовник, милый, улыбающийся человек, с которым она рассталась сегодня утром? Это был другой человек, с напряженными плечами, с покровительственным тоном.Кэтрин поднималась по лестнице, вся кипя от гнева, не уступающего графскому. Она прошла в детскую, вырвала из рук Сары Джули и отнесла девочку в свою комнату. Она пробыла там не более тридцати секунд. Взглянув на остатки вчерашнего ужина на столе, она замысловато выругалась. Это выражение она однажды слышала у одного из конюхов. Кэтрин посмотрела на милое, улыбающееся лицо Джули и упрекнула себя в несдержанности. Джули не виновата, и незачем тащить ее вниз и использовать как доказательство в споре с графом. Да и ее отца она сейчас совершенно не хотела видеть. В этом мавзолее не найдется ни одной комнаты, кроме ее спальни и детской, где она могла бы укрыться с шестимесячным ребенком. Большинство помещений либо закрыты, либо не отапливаются. Не хватало теперь еще и простудить ребенка! В конце концов Кэтрин взяла Джули и вернулась в детскую. Она отправила восвояси совершенно сбитую с толку Сару, уселась с малышкой в кресло-качалку и, вытянув вперед ноги, принялась в раздражении раскачиваться.— Твой отец — идиот, — сказала она радостно заагукавшей малышке.Ничего, граф наверняка раскается в своей глупой выходке, если у него есть хоть немного ума в голове и любви в сердце. Разве можно придавать серьезное значение тому, что пальчики этого крошечного создания соединены тоненькой пленкой кожи? Никакое это не Божье наказание. Разве может Господь наказывать ребенка за грехи родителей? Девочка такая славная и обещает стать симпатичной и доброй девушкой. И в том, кто ее отец, нет ни малейших сомнений. Глазки Джули меняют цвет с каждым днем, и через несколько месяцев станут такими же зелеными, как у него. Ее крошечный носик — совершенная копия отцовского. Он сам может убедиться в этом. Но для графа важно только одно: его дочь должна быть безупречна. Неужели он способен отказаться от своей дочери, потому что она отличается от других?!Дурость!К кому относилось, это последнее ругательство: к графу или к ней самой, — Кэтрин и сама не понимала.Большая часть полученного за полгода жалованья лежала у нее в сумочке. Надолго этих денег не хватит, но если она будет бережливой, этого вполне достаточно, чтобы добраться до родного Донегана и прожить там зиму. И хотя дом уже ей не принадлежит, люди в деревне ее еще помнят и многие с радостью предоставят кров. А что делать весной? Гувернантка с ребенком на руках никому не нужна. Что она умеет? Играть на фортепьяно и на арфе, танцевать, разговаривать по-французски. Да еще, как выяснилось, она весьма страстная любовница. Не сделаться ли ей дамой полусвета? Кэтрин впервые после разговора в библиотеке стало весело. Кэтрин Энн Сандерсон, разорившаяся дочь сэра Роберта Артура Сандерсона и Лизетт де Бурланж Сандерсон из замка Донеган, рада уведомить всех и каждого в отдельности о своем новом призвании — великолепной куртизанки, готовой составить компанию отправляющимся на вечеринки, маскарады и балы. Бегло говорит по-французски и знает музыку, в других видах искусств некомпетентна, но вполне может поддержать светскую беседу, снисходительна к мужским слабостям и великолепна в постели.Кэтрин, все еще продолжая улыбаться своим мыслям, подняла глаза и увидела стоящего в дверях графа. «Он появляется как призрак!» — подумала она, нахмурив брови. На его требовательный взгляд она ответила таким же мрачным взглядом. Скажи он сейчас любые слова, кроме тех, что недавно говорил, она бы пошла ему навстречу и постаралась успокоить его. Если бы он улыбнулся или в его глазах не было столько гнева, она бы выбросила эти мучительные мысли из головы.Но Фрэдди молчал, а к бушующему в нем гневу добавилось еще одно чувство, окончательно переполнив чашу терпения. Поведение Кэтрин казалось ему изменой. Да, именно так называется поведение этой женщины, сидящей перед ним с ребенком на руках. Она была по-матерински нежна и заботлива с Джули, которая отвечала ей полной взаимностью. Малышка тыкалась носиком ей в лицо, засовывала в рот ее волосы и радостно улыбалась. Прекрасное взаимопонимание! Идиллия, черт побери!— Если ты хочешь это отродье, — произнес граф, с трудом преодолевая сдавливающие горло спазмы, — ты должна расплатиться за нее. В моем распоряжении осталось еще двадцать девять дней.
Совместный ужин если и не был ужасным, то по крайней мере весьма неприятным. Кэтрин надела одно из своих новых платьев из голубой саржи. Перед ужином она зашла в детскую и помогла уложить Джули. Малышка обслюнявила ей плечо, и граф, конечно, это заметил.— Если у тебя проблема с гардеробом, Кэтрин, то по крайней мере позволь мне видеть тебя прилично одетой.Она улыбнулась вежливой, безразличной улыбкой, которая явно рассердила его еще больше.После появления графа в детской и его ужасного заявления чувства Кэтрин метались от гнева до отчаяния и страха. Сейчас ее мысли были сосредоточены на одном. Пока она не приняла окончательного решения, нельзя позволить великолепному графу Монкрифу повлиять на нее. Она не должна бояться его гнева. Как бы он ни злился, она постарается быть спокойной.Так они и продолжали свой ужин. Граф был раздражен, но Кэтрин переносила его скверное настроение с исключительной вежливостью и даже с улыбкой. Когда граф приказал отправить на кухню блюдо, которое пришлось ему не по вкусу, она, не обращая на него внимания, поблагодарила Нору за сочную баранину.Лишь один раз она позволила себе язвительное замечание. Графу не понравилось принесенное лакеем вино. Он выбранил беднягу и распорядился, чтобы Таунсенд вылил все имеющиеся в доме бутылки с этим напитком.— Это не твоя вина, — сказала Кэтрин лакею, не обращая внимания на его смущение. — Твой хозяин — само совершенство и все вокруг должно ему соответствовать.— Кэтрин… — начал граф, но ее презрительная улыбка остановила его. Она даже отвернулась от него.Кэтрин завела праздный разговор о красоте снега, освещенного лучами заходящего солнца, но граф ответил ей лишь ворчанием и фырканьем. За ужином он опустошил целую бутылку вина, принесенную Таунсендом, и, конечно, другого сорта, кроме того, граф выпил еще несколько бокалов портвейна. Кэтрин удержалась от замечания по поводу его любви к хмельным напиткам, а граф не сказал ей, что редко притрагивается к спиртному, и только здесь, в Мертонвуде, изменил этому правилу.После ужина граф работал в библиотеке, а Кэтрин сидела в гостиной. От нечего делать она подняла крышку фортепьяно и пробежалась пальцами по клавишам. Увлекшись, она сыграла старинную балладу, грустную вначале и переходящую в бурное крещендо в конце.— Действительно, я о тебе многого не знаю, — услышала она за спиной его голос. Кэтрин не удивилась. Она уже привыкла к его внезапным появлениям и чувствовала это по внезапно сгустившемуся воздуху, как бы отгораживающему ее от остального мира. Жаль, что именно сейчас он застал ее врасплох и она дала ему лишний повод для насмешек.— Моя игра оставляет желать лучшего, — произнесла Кэтрин спокойным, вежливым, но недовольным тоном.— Ты очень хорошо играешь, — возразил граф, раздражаясь.Он решил, что такая податливость Кэтрин этой ночью была лишь притворством, а не выражением ее истинных чувств. Она ведет себя как ребенок, подумал граф, который все хочет попробовать сам, совершенно не подчиняясь никаким взрослым правилам. Она была настоящим сорванцом, непокорным и своенравным. Рубином среди бриллиантов. Кэтрин коротко кивнула. Комплимент был испорчен его снисходительным тоном. Он пришел за своей добычей, и она не собирается примиряться с ним. Она улыбнулась, встала из-за фортепьяно и одернула свою юбку.— Иди в свою комнату, Кэтрин! — резко сказал он, убирая за спину большие руки. — В этом виде деятельности, которым мы займемся, ты великолепна. Я скоро приду.Она вспыхнула. Это не было проявлением страсти или ее ожиданием. Она была возмущена его приказным тоном и гневом, который все еще стоял в зеленых глазах графа. Кэтрин покинула гостиную с таким достоинством и грацией, что ею могла гордиться даже Констанция. Она никак не могла добиться от своей воспитанницы ничего подобного. Но сейчас уроки Констанции очень пригодились. Кэтрин сумела справиться с подступающими к глазам слезами, а горделивая осанка помогла скрыть дрожь в ее напряженном от возмущения теле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39