– Вам следует называть меня «миледи» и стараться быть любезной.
Раздражение Маргарет готово было одержать верх над испытываемым ею унижением. Хотя, возможно, это была гордость, рвущаяся из глубин ее души.
Графиня не походила на тех дам, которых Маргарет доводилось обслуживать в книжной лавке. Знатные женщины путешествовали на задних сиденьях черных лакированных карет и, казалось, не замечали грязи, по которой катились их экипажи. Они не знали, что такое выматывающая тряска по булыжным мостовым или зловоние лондонских улиц. Потому что экипажи были оснащены мощными рессорами, а к носам они прижимали флакончики с духами, чтобы не чувствовать посторонних запахов. Те дамы и не видели Маргарет, когда она обслуживала их, они не отпускали в ее адрес оскорбительных замечаний. Возможно, что-то в этом роде и было, но Маргарет никогда не слышала ничего подобного. Хотя, может быть, они попросту не удостаивали ее даже грубостью.
– Если я не обратилась к вам должным образом, то прошу прощения, миледи, – проговорила Маргарет, вздергивая вверх подбородок. – Но не следует ли и вам извиниться за грубость? Или вы полагаете, что ваше дело – оценивать манеры других, но не считаете при этом нужным самой соблюдать их?
– Вы – это вы, молодая женщина, – заявила графиня. – Я и не подумаю сожалеть о том, что вам сказала.
Они стояли с двух сторон стола, не сводя друг с друга взглядов.
– Без сомнения, вы вообразили себе, что вам удалось внедриться в жизнь Майкла, обвести его вокруг пальца, – ядовито вымолвила графиня. – Но ваш замысел провалился! Я позабочусь о том, чтобы он отправил вас назад в доки, где, вероятно, подобрал и где вы найдете других клиентов, которые наверняка оценят ваши выдающиеся таланты.
Маргарет прекрасно знала, что ее пребывание в доме Майкла осудил бы кто угодно, будь то знатный человек или торговец. Но при этом она не была доступной портовой девкой. Впрочем, возражать она не стала – слов подходящих не нашлось. Вместо этого она, казалось, подчинилась многозначительному молчанию своей собеседницы и ее растущему презрению.
С подноса по всей комнате разносился горьковатый запах шоколада. Даже в лучшие времена Маргарет не очень любила этот напиток, но сейчас его аромат показался ей особенно отвратительным. Возможно, все из-за того обилия пищи, которое она позволила себе прошлым вечером, или просто из-за невероятного напряжения, в котором находилась последние несколько минут. Хотя не исключено, что ее ребенок решил так неуклюже заявить о себе в этот неподходящий момент. Словом, какова бы ни была причина происходящего, но ее внезапно и очень сильно затошнило.
Маргарет закрыла глаза и глубоко задышала, надеясь, что это поможет желудку успокоиться. Это был единственный способ справиться с дискомфортом. Но похоже, пока шоколад в комнате, ей ничто не поможет.
– Что с вами? – спросила графиня.
Маргарет покачала головой, схватилась рукой за живот, опустила глаза и быстро направилась к двери.
– Куда это вы пошли? – попыталась остановить ее графиня. – Я вас еще не отпустила.
Маргарет не повернулась к ней, ничего не ответила, думая лишь о том, как бы поскорее попасть в комнату, которую она в последние дни делила с Майклом.
Глава 24
Если узнаешь другого, узнай себя.
Если полюбишь другого, полюби себя.
Из «Записок» Августина X
Роберт, по обыкновению, был весьма молчалив, когда Майкл показал ему результаты работы над кириллическим шифром. Впрочем, Хоторн и не ожидал ничего другого. Однако он прекрасно изучил своего друга и по его загоревшемуся взору на внешне спокойном лице догадался, насколько тот взволнован тем, что удалось расшифровать сложную загадку.
Монтрейн не знал, что будет дальше с результатами его работы. Если в министерство иностранных дел поступит еще какое-нибудь сообщение, которое можно будет прочитать с помощью его расшифровки, это будет большое достижение. А уж как это отразится на истории, ему неведомо.
Подъезжая к дому, он увидел у дверей карету матери.
Первый признак того, что в доме что-то происходит. Вторым признаком послужило непривычное молчание его обычно болтливых сестер, тихо сидевших в экипаже. Вдобавок к этому у Элизабет был необычайно озабоченный вид.
Смайтон встречал своего господина у дверей.
– Где они? – быстро спросил Майкл.
– В утренней гостиной, милорд, – ответил старик.
С каждым шагом страх все сильнее охватывал Хоторна. Едва он подошел к двери гостиной, как оттуда выбежала Маргарет с побелевшим лицом. Она проскользнула мимо Майкла и бросилась к лестнице.
Обернувшись, Монтрейн увидел мать.
– Что ты ей сказала? – спросил он.
Нахмурившись, графиня стала рывками натягивать перчатки.
– Важно не это, а то, что я хочу сказать тебе, Майкл, – заговорила она. – Неужели это та самая женщина, которую ты столь безрассудно привел вчера в театр? И это в самый разгар сезона! Обо мне ты при этом мог подумать?! Или о репутации своих сестер? Если уж тебе вздумалось вести себя так же безрассудно, как твой отец, то делай это так же элегантно, как он. Изволь прятать свою потаскуху.
– Так ты это сказала ей? – сквозь зубы процедил Хоторн, чувствуя, что его гнев становится все сильнее.
– Не важно, что я ей сказала! – отрезала графиня. – Все только и судачат о том, что ты натворил, Майкл. И я вынуждена была узнать об этом от Хелен Киттридж!
– И после этого ты решила, что тебе необходимо явиться сегодня сюда, да? – произнес граф Монтрейн, стараясь говорить спокойным тоном. – И своими глазами увидеть ее.
– Нет, Майкл, – возразила графиня. – Я пришла сюда для того, чтобы защитить репутацию своей семьи, на которую тебе, похоже, наплевать.
– Почему, мама? Не потому ли, что я, по твоему мнению, должен согласовывать с тобой, с кем мне пойти в театр?
Графиня, прищурившись, посмотрела на него.
– Совсем не из-за этого, Майкл. Причина в том, что ты явился туда со своей шлюхой. – На ее щеках заполыхали два красных пятна.
– Она – не шлюха! – почти прорычал Хоторн. – Она – обычная женщина, которую некому защитить. – Собственные слова поразили Монтрейна до глубины души. Еще одно горькое признание его идиотизма. – И в том, что она находится в моем доме, нет ее вины. Только моя.
– Как ты ей верен, Майкл, – почти не разжимая губ, прошипела графиня, – не то что своей семье.
– Возможно, потому, что она этого больше заслуживает. – Резко повернувшись, Майкл пошел прочь из комнаты, намереваясь разыскать Маргарет.
– Это все из-за ребенка, да?
Граф Монтрейн оторопело взглянул на мать. Она застыла в дверях – живое воплощение богатства и высокого положения.
– О чем ты говоришь?
– О твоем абсурдном желании защищать эту женщину, – отозвалась графиня. – Оно возникло из-за того, что она носит твоего ребенка?
Монтрейн ошеломленно молчал. Графиня нахмурилась:
– Разве ты ничего не знаешь? Она же беременна.
У Майкла было такое чувство, будто его ударили кирпичом по голове.
– Она сама сказала тебе об этом? – наконец спросил он.
– Нет, – ответила графиня, – но в этом не было необходимости. Не забывай, у меня четверо детей, Майкл. Я прекрасно знаю признаки беременности. Да это можно определить по одному ее взгляду. И ее затошнило от запаха шоколада – когда я носила Шарлотту, меня тоже от него тошнило. – С этими словами графиня Монтрейн поплыла по холлу, делая вид, что не замечает, в каком состоянии находится ее сын. Затем она остановилась и выразительно посмотрела на него. – Можешь мне поверить, я не ошибаюсь, – отчеканила она. – Сам у нее спроси.
Майкл бросился наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Он ожидал увидеть что угодно, но только не Маргарет, сидящую на краю постели и одетую в свое старенькое зеленое платье из хлопка. Она сложила руки на коленях. Рядом с ней на кровати лежало голубое платье, которое было на ней с утра, а поверх него – его подарок, аккуратно сложенная шаль.
Войдя в спальню, Хоторн закрыл дверь. Маргарет даже не посмотрела на него – ее взор был устремлен на сложенные руки.
– Почему ты мне не сказала? – спросил он. Пожалуй, чересчур громко. Он остановился напротив Маргарет, пытаясь успокоиться, взять себя в руки.
Голова Маргарет как-то странно дернулась, она посмотрела ему прямо в глаза. Боже, как она бледна!
– О чем? – спросила она. Жалкая попытка держаться как ни в чем не бывало, решил Хоторн.
– О ребенке, – хрипло пояснил граф. – О моем ребенке! – Под столь проницательным взглядом Маргарет не рискнула бы опровергнуть его слова.
– Как ты узнал? – чуть слышно спросила она.
– Мать мне сказала, – ответил Хоторн. – Видишь ли, у нее четверо детей, и она прекрасно разбирается в таких вещах, – сухо добавил он. – Возможно, мне следует поблагодарить ее за своевременное вмешательство в мою жизнь. А ты?! Ты, черт возьми, сама собиралась мне сказать об этом? – Майкл по-прежнему прожигал Маргарет взглядом, надеясь, что выглядит он спокойнее, чем чувствует себя. – Или ты просто намеревалась тихо исчезнуть из моей жизни, оставив меня в неведении?
– Зачем? – спросила Маргарет, вставая. – Чтобы ты смог заклеймить его бастардом?
Ее гнев буквально ошеломил Монтрейна.
– Да, я не хотела, чтобы ты знал, – с вызовом промолвила Маргарет.
Как ни странно, Майкл испытал жгучую боль от этих слов.
– Но почему?
Обхватив один из столбиков кровати, Маргарет стала внимательно разглядывать резьбу на нем.
– Потому что ты никогда не перестал бы уговаривать меня остаться с тобой, – ответила она.
– Да, ты права, – признался Хоторн.
Маргарет нахмурилась.
– Это верно, – продолжил граф, – но ребенок по крайней мере был бы обеспечен. Или ты хотела вырастить его в своем деревенском коттедже? Обучить грамоте и арифметике, как сможешь? Я ничуть не сомневаюсь в том, что ты хорошая учительница, Маргарет, но я могу обеспечить его лучше, дать ему достойное образование.
– Возможно, все это так, Майкл, – сказала она, отворачиваясь, – но в этом случае ребенок навсегда останется бастардом графа Монтрейна.
Еще один удар! Похоже, у Маргарет входит в привычку посылать его в нокаут.
– Все это лучше, чем быть бедняком, Маргарет, – произнес граф, надеясь, что его слова не прозвучат для нее слишком грубо.
Маргарет, прищурившись, взглянула на него.
– Правда? – невесело усмехнулась она. – Ты так считаешь? Моя бабушка зарабатывала на жизнь плетением кружев и стиркой. Костяшки пальцев у нее на руках вечно были красными и опухали до такой степени, что она плакала от боли во сне. А меня прозвали Маргарет Длинные Пальцы, потому что туфли вечно были малы мне и приходилось отрезать у них мысы, чтобы я могла натянуть их на ноги. В моей жизни бывали дни, Майкл, когда мне совсем нечего было есть, и я рано ложилась спать, только чтобы не думать о еде. Так что не надо объяснять мне, что такое быть бедняком.
Потрясающая женщина! После смерти мужа Маргарет потеряла ту жалкую стабильность, которая была в ее жизни, но сумела выстоять. Стала сельской учительницей. И теперь скоро станет матерью – и готова на все ради своего еще не рожденного ребенка.
– У бедняков тоже есть гордость, Майкл, – печально произнесла она. – Возможно, этой гордости у них даже больше, чем у богатых, потому что она так много для нас значит. –
Гнев слегка окрасил ее щеки, во всяком случае, пугающая Монтрейна бледность исчезла.
– Ты не можешь уехать от меня, Маргарет, – упрямо повторил Хоторн.
Подумать только, он вступил в войну слов и воли двух людей – графу Монтрейну никогда в голову не приходило, что такое вообще возможно. С другой стороны, разве могло ему когда-то прийти в голову, что Маргарет займет в его жизни столь важное место? Или что она будет носить под сердцем его ребенка? Не говоря уже о том, что, узнав ее беременности, граф Монтрейн испытал еще одно неведомое ему доселе чувство – невероятную гордость.
– Ты помнишь, что было в «Ковент-Гардене», Майкл? – спросила Маргарет. – Ты помнишь тех женщин, которые ходят вокруг театра, задирая юбки, чтобы все понимали, чем они занимаются? Ты для меня уготовил именно такую участь? – Ее взгляд пылал от негодования.
– Черт возьми, Маргарет! – Граф отошел к камину, ему требовалось время, чтобы обосновать свои аргументы. Маргарет удалось почти невероятное: она успешно разрушила его логику и продемонстрировала слабость всех его доводов.
– Мой муж был незаконнорожденным сыном герцога, – сказала Маргарет. – Этому знатному господину даже в голову не пришло сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить жизнь собственного сына, пусть и незаконного. Может быть, ты хочешь, чтобы над твоим ребенком смеялись в школе? Чтобы его дразнили бастардом?
– А ты правда полагаешь, что сейчас самое подходящее время вспоминать твоего святошу мужа? – язвительно спросил Хоторн.
– Прекрати ругаться при мне, – раздраженно бросила Маргарет.
– Я хочу не только ругаться, Маргарет, – признался граф Монтрейн. – Я хочу раздеть тебя донага, привязать к этой кровати и не отпускать до тех пор, пока ты не образумишься, черт побери!
Глаза Маргарет расширились. В эти минуты ей следовало бояться Хоторна. Ярость часто помогает справиться с нелегкой ситуацией, она очищает, заметил про себя Майкл. У Хоторна было такое чувство, будто эта ярость, пылающая где-то в глубине его существа, рвется наружу, становясь топливом для скопившегося в нем за последние дни – да что там дни – годы! – раздражения.
– Почему ты так рассердился? – спросила Маргарет, осмеливаясь взглянуть на него.
Хоторну хотелось убедить ее в том, что он с каждой минутой меняется, превращаясь в кого-то другого, совсем не похожего на него.
Почему он сердится? Да потому что она ускользает от него, и он ничего, черт возьми, не может с этим поделать. Потому что она права – он видел это так же четко, как и свои собственные действия, будто смотрел на все через увеличительное стекло. Но к стыду стали примешиваться другие, более сильные чувства, которые буквально потрясали его, – желание, собственнический инстинкт.
Майкл стоял у камина, сжав руки в кулаки, и с удивлением обнаруживал, что ярость обновляет его, превращая в нового человека. Этому существу хотелось выбросить на улицу все новые платья его матери, купленные на какие-то сомнительные кредиты, растоптать все шляпки, что так беспечно заказывали у модисток его сестры, как безумцу, молотить изо всех сил кулаками и поносить последними словами всех женщин на свете. Но еще больше ему хотелось оставить Маргарет у себя, чего бы ему это ни стоило. Он был готов пойти на все, лишь бы она приняла его предложение.
– Это все гордость, Монтрейн? – поинтересовалась Маргарет. – Всего лишь гордость?
Хоторн посмотрел на нее через плечо.
Маргарет бесшумно приблизилась к нему. Тело Майкла напряглось, он в ярости отвернулся от нее. Но вместо гнева в ее глазах были слезы.
– Отпусти меня, – тихо попросила она. – Все это нам с тобой не поможет. Больше того, у меня не останется добрых воспоминаний о последних днях, проведенных с тобой. – Обойдя вокруг Майкла, Маргарет ласково зажала его рот рукой. – Ты не можешь сказать ничего такого, что заставило бы меня изменить мое решение, – продолжала она. – Возможно, для мужчины не так уж страшно иметь любовницу, но совсем другое дело – быть ею. Я вдруг обнаружила, что мне не нравится, когда меня называют шлюхой. И я не могу допустить, чтобы моего ребенка прозвали бастардом, что непременно случится, если только я останусь с тобой.
У Хоторна было такое чувство, будто перед ним внезапно и очень медленно закрылась дверь, в которую он хотел войти. Довольно странная реакция на слова Маргарет. Впрочем, не такая уж странная – он ощутил почти физическую боль.
– Я не хочу быть твоей шлюхой, Майкл, – промолвила Маргарет и добавила: – Я не хочу тебя.
Это что-то новенькое! Что-то совсем не похожее на ее предыдущие слова. Монтрейн заставил себя улыбнуться, чтобы скрыть, как его ранило ее заявление.
– Такты полагаешь, Маргарет, что я должен просто молча принять твое решение? – спросил он. – Уйти и все забыть?
– У тебя нет иного выбора, – проговорила она. – Ты же должен понимать, что я для тебя – своего рода вызов. К тому же, если помнишь, ты сам говорил мне, что терпеть не можешь, когда кто-то обходит тебя.
«Отпусти ее, – нашептывал Майклу внутренний голос. – Дай ей достаточно денег и отпусти. Но попроси сообщить, когда ребенок появится на свет. А сам тем временем найди себе богатую наследницу и женись. Тогда можно будет каждый год посылать Маргарет еще больше денег. Сделай все это с помощью своего адвоката, потом ты устроишь ребенка в школу...» В голове Майкла мысли толклись подобно растревоженным пчелам. Словом, заключил граф, если он хочет, чтобы ситуация оставалась под его контролем, можно найти удобный для них обоих выход.
Но... Как это ни странно, ни одно из его предложений ей не подойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Раздражение Маргарет готово было одержать верх над испытываемым ею унижением. Хотя, возможно, это была гордость, рвущаяся из глубин ее души.
Графиня не походила на тех дам, которых Маргарет доводилось обслуживать в книжной лавке. Знатные женщины путешествовали на задних сиденьях черных лакированных карет и, казалось, не замечали грязи, по которой катились их экипажи. Они не знали, что такое выматывающая тряска по булыжным мостовым или зловоние лондонских улиц. Потому что экипажи были оснащены мощными рессорами, а к носам они прижимали флакончики с духами, чтобы не чувствовать посторонних запахов. Те дамы и не видели Маргарет, когда она обслуживала их, они не отпускали в ее адрес оскорбительных замечаний. Возможно, что-то в этом роде и было, но Маргарет никогда не слышала ничего подобного. Хотя, может быть, они попросту не удостаивали ее даже грубостью.
– Если я не обратилась к вам должным образом, то прошу прощения, миледи, – проговорила Маргарет, вздергивая вверх подбородок. – Но не следует ли и вам извиниться за грубость? Или вы полагаете, что ваше дело – оценивать манеры других, но не считаете при этом нужным самой соблюдать их?
– Вы – это вы, молодая женщина, – заявила графиня. – Я и не подумаю сожалеть о том, что вам сказала.
Они стояли с двух сторон стола, не сводя друг с друга взглядов.
– Без сомнения, вы вообразили себе, что вам удалось внедриться в жизнь Майкла, обвести его вокруг пальца, – ядовито вымолвила графиня. – Но ваш замысел провалился! Я позабочусь о том, чтобы он отправил вас назад в доки, где, вероятно, подобрал и где вы найдете других клиентов, которые наверняка оценят ваши выдающиеся таланты.
Маргарет прекрасно знала, что ее пребывание в доме Майкла осудил бы кто угодно, будь то знатный человек или торговец. Но при этом она не была доступной портовой девкой. Впрочем, возражать она не стала – слов подходящих не нашлось. Вместо этого она, казалось, подчинилась многозначительному молчанию своей собеседницы и ее растущему презрению.
С подноса по всей комнате разносился горьковатый запах шоколада. Даже в лучшие времена Маргарет не очень любила этот напиток, но сейчас его аромат показался ей особенно отвратительным. Возможно, все из-за того обилия пищи, которое она позволила себе прошлым вечером, или просто из-за невероятного напряжения, в котором находилась последние несколько минут. Хотя не исключено, что ее ребенок решил так неуклюже заявить о себе в этот неподходящий момент. Словом, какова бы ни была причина происходящего, но ее внезапно и очень сильно затошнило.
Маргарет закрыла глаза и глубоко задышала, надеясь, что это поможет желудку успокоиться. Это был единственный способ справиться с дискомфортом. Но похоже, пока шоколад в комнате, ей ничто не поможет.
– Что с вами? – спросила графиня.
Маргарет покачала головой, схватилась рукой за живот, опустила глаза и быстро направилась к двери.
– Куда это вы пошли? – попыталась остановить ее графиня. – Я вас еще не отпустила.
Маргарет не повернулась к ней, ничего не ответила, думая лишь о том, как бы поскорее попасть в комнату, которую она в последние дни делила с Майклом.
Глава 24
Если узнаешь другого, узнай себя.
Если полюбишь другого, полюби себя.
Из «Записок» Августина X
Роберт, по обыкновению, был весьма молчалив, когда Майкл показал ему результаты работы над кириллическим шифром. Впрочем, Хоторн и не ожидал ничего другого. Однако он прекрасно изучил своего друга и по его загоревшемуся взору на внешне спокойном лице догадался, насколько тот взволнован тем, что удалось расшифровать сложную загадку.
Монтрейн не знал, что будет дальше с результатами его работы. Если в министерство иностранных дел поступит еще какое-нибудь сообщение, которое можно будет прочитать с помощью его расшифровки, это будет большое достижение. А уж как это отразится на истории, ему неведомо.
Подъезжая к дому, он увидел у дверей карету матери.
Первый признак того, что в доме что-то происходит. Вторым признаком послужило непривычное молчание его обычно болтливых сестер, тихо сидевших в экипаже. Вдобавок к этому у Элизабет был необычайно озабоченный вид.
Смайтон встречал своего господина у дверей.
– Где они? – быстро спросил Майкл.
– В утренней гостиной, милорд, – ответил старик.
С каждым шагом страх все сильнее охватывал Хоторна. Едва он подошел к двери гостиной, как оттуда выбежала Маргарет с побелевшим лицом. Она проскользнула мимо Майкла и бросилась к лестнице.
Обернувшись, Монтрейн увидел мать.
– Что ты ей сказала? – спросил он.
Нахмурившись, графиня стала рывками натягивать перчатки.
– Важно не это, а то, что я хочу сказать тебе, Майкл, – заговорила она. – Неужели это та самая женщина, которую ты столь безрассудно привел вчера в театр? И это в самый разгар сезона! Обо мне ты при этом мог подумать?! Или о репутации своих сестер? Если уж тебе вздумалось вести себя так же безрассудно, как твой отец, то делай это так же элегантно, как он. Изволь прятать свою потаскуху.
– Так ты это сказала ей? – сквозь зубы процедил Хоторн, чувствуя, что его гнев становится все сильнее.
– Не важно, что я ей сказала! – отрезала графиня. – Все только и судачат о том, что ты натворил, Майкл. И я вынуждена была узнать об этом от Хелен Киттридж!
– И после этого ты решила, что тебе необходимо явиться сегодня сюда, да? – произнес граф Монтрейн, стараясь говорить спокойным тоном. – И своими глазами увидеть ее.
– Нет, Майкл, – возразила графиня. – Я пришла сюда для того, чтобы защитить репутацию своей семьи, на которую тебе, похоже, наплевать.
– Почему, мама? Не потому ли, что я, по твоему мнению, должен согласовывать с тобой, с кем мне пойти в театр?
Графиня, прищурившись, посмотрела на него.
– Совсем не из-за этого, Майкл. Причина в том, что ты явился туда со своей шлюхой. – На ее щеках заполыхали два красных пятна.
– Она – не шлюха! – почти прорычал Хоторн. – Она – обычная женщина, которую некому защитить. – Собственные слова поразили Монтрейна до глубины души. Еще одно горькое признание его идиотизма. – И в том, что она находится в моем доме, нет ее вины. Только моя.
– Как ты ей верен, Майкл, – почти не разжимая губ, прошипела графиня, – не то что своей семье.
– Возможно, потому, что она этого больше заслуживает. – Резко повернувшись, Майкл пошел прочь из комнаты, намереваясь разыскать Маргарет.
– Это все из-за ребенка, да?
Граф Монтрейн оторопело взглянул на мать. Она застыла в дверях – живое воплощение богатства и высокого положения.
– О чем ты говоришь?
– О твоем абсурдном желании защищать эту женщину, – отозвалась графиня. – Оно возникло из-за того, что она носит твоего ребенка?
Монтрейн ошеломленно молчал. Графиня нахмурилась:
– Разве ты ничего не знаешь? Она же беременна.
У Майкла было такое чувство, будто его ударили кирпичом по голове.
– Она сама сказала тебе об этом? – наконец спросил он.
– Нет, – ответила графиня, – но в этом не было необходимости. Не забывай, у меня четверо детей, Майкл. Я прекрасно знаю признаки беременности. Да это можно определить по одному ее взгляду. И ее затошнило от запаха шоколада – когда я носила Шарлотту, меня тоже от него тошнило. – С этими словами графиня Монтрейн поплыла по холлу, делая вид, что не замечает, в каком состоянии находится ее сын. Затем она остановилась и выразительно посмотрела на него. – Можешь мне поверить, я не ошибаюсь, – отчеканила она. – Сам у нее спроси.
Майкл бросился наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Он ожидал увидеть что угодно, но только не Маргарет, сидящую на краю постели и одетую в свое старенькое зеленое платье из хлопка. Она сложила руки на коленях. Рядом с ней на кровати лежало голубое платье, которое было на ней с утра, а поверх него – его подарок, аккуратно сложенная шаль.
Войдя в спальню, Хоторн закрыл дверь. Маргарет даже не посмотрела на него – ее взор был устремлен на сложенные руки.
– Почему ты мне не сказала? – спросил он. Пожалуй, чересчур громко. Он остановился напротив Маргарет, пытаясь успокоиться, взять себя в руки.
Голова Маргарет как-то странно дернулась, она посмотрела ему прямо в глаза. Боже, как она бледна!
– О чем? – спросила она. Жалкая попытка держаться как ни в чем не бывало, решил Хоторн.
– О ребенке, – хрипло пояснил граф. – О моем ребенке! – Под столь проницательным взглядом Маргарет не рискнула бы опровергнуть его слова.
– Как ты узнал? – чуть слышно спросила она.
– Мать мне сказала, – ответил Хоторн. – Видишь ли, у нее четверо детей, и она прекрасно разбирается в таких вещах, – сухо добавил он. – Возможно, мне следует поблагодарить ее за своевременное вмешательство в мою жизнь. А ты?! Ты, черт возьми, сама собиралась мне сказать об этом? – Майкл по-прежнему прожигал Маргарет взглядом, надеясь, что выглядит он спокойнее, чем чувствует себя. – Или ты просто намеревалась тихо исчезнуть из моей жизни, оставив меня в неведении?
– Зачем? – спросила Маргарет, вставая. – Чтобы ты смог заклеймить его бастардом?
Ее гнев буквально ошеломил Монтрейна.
– Да, я не хотела, чтобы ты знал, – с вызовом промолвила Маргарет.
Как ни странно, Майкл испытал жгучую боль от этих слов.
– Но почему?
Обхватив один из столбиков кровати, Маргарет стала внимательно разглядывать резьбу на нем.
– Потому что ты никогда не перестал бы уговаривать меня остаться с тобой, – ответила она.
– Да, ты права, – признался Хоторн.
Маргарет нахмурилась.
– Это верно, – продолжил граф, – но ребенок по крайней мере был бы обеспечен. Или ты хотела вырастить его в своем деревенском коттедже? Обучить грамоте и арифметике, как сможешь? Я ничуть не сомневаюсь в том, что ты хорошая учительница, Маргарет, но я могу обеспечить его лучше, дать ему достойное образование.
– Возможно, все это так, Майкл, – сказала она, отворачиваясь, – но в этом случае ребенок навсегда останется бастардом графа Монтрейна.
Еще один удар! Похоже, у Маргарет входит в привычку посылать его в нокаут.
– Все это лучше, чем быть бедняком, Маргарет, – произнес граф, надеясь, что его слова не прозвучат для нее слишком грубо.
Маргарет, прищурившись, взглянула на него.
– Правда? – невесело усмехнулась она. – Ты так считаешь? Моя бабушка зарабатывала на жизнь плетением кружев и стиркой. Костяшки пальцев у нее на руках вечно были красными и опухали до такой степени, что она плакала от боли во сне. А меня прозвали Маргарет Длинные Пальцы, потому что туфли вечно были малы мне и приходилось отрезать у них мысы, чтобы я могла натянуть их на ноги. В моей жизни бывали дни, Майкл, когда мне совсем нечего было есть, и я рано ложилась спать, только чтобы не думать о еде. Так что не надо объяснять мне, что такое быть бедняком.
Потрясающая женщина! После смерти мужа Маргарет потеряла ту жалкую стабильность, которая была в ее жизни, но сумела выстоять. Стала сельской учительницей. И теперь скоро станет матерью – и готова на все ради своего еще не рожденного ребенка.
– У бедняков тоже есть гордость, Майкл, – печально произнесла она. – Возможно, этой гордости у них даже больше, чем у богатых, потому что она так много для нас значит. –
Гнев слегка окрасил ее щеки, во всяком случае, пугающая Монтрейна бледность исчезла.
– Ты не можешь уехать от меня, Маргарет, – упрямо повторил Хоторн.
Подумать только, он вступил в войну слов и воли двух людей – графу Монтрейну никогда в голову не приходило, что такое вообще возможно. С другой стороны, разве могло ему когда-то прийти в голову, что Маргарет займет в его жизни столь важное место? Или что она будет носить под сердцем его ребенка? Не говоря уже о том, что, узнав ее беременности, граф Монтрейн испытал еще одно неведомое ему доселе чувство – невероятную гордость.
– Ты помнишь, что было в «Ковент-Гардене», Майкл? – спросила Маргарет. – Ты помнишь тех женщин, которые ходят вокруг театра, задирая юбки, чтобы все понимали, чем они занимаются? Ты для меня уготовил именно такую участь? – Ее взгляд пылал от негодования.
– Черт возьми, Маргарет! – Граф отошел к камину, ему требовалось время, чтобы обосновать свои аргументы. Маргарет удалось почти невероятное: она успешно разрушила его логику и продемонстрировала слабость всех его доводов.
– Мой муж был незаконнорожденным сыном герцога, – сказала Маргарет. – Этому знатному господину даже в голову не пришло сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить жизнь собственного сына, пусть и незаконного. Может быть, ты хочешь, чтобы над твоим ребенком смеялись в школе? Чтобы его дразнили бастардом?
– А ты правда полагаешь, что сейчас самое подходящее время вспоминать твоего святошу мужа? – язвительно спросил Хоторн.
– Прекрати ругаться при мне, – раздраженно бросила Маргарет.
– Я хочу не только ругаться, Маргарет, – признался граф Монтрейн. – Я хочу раздеть тебя донага, привязать к этой кровати и не отпускать до тех пор, пока ты не образумишься, черт побери!
Глаза Маргарет расширились. В эти минуты ей следовало бояться Хоторна. Ярость часто помогает справиться с нелегкой ситуацией, она очищает, заметил про себя Майкл. У Хоторна было такое чувство, будто эта ярость, пылающая где-то в глубине его существа, рвется наружу, становясь топливом для скопившегося в нем за последние дни – да что там дни – годы! – раздражения.
– Почему ты так рассердился? – спросила Маргарет, осмеливаясь взглянуть на него.
Хоторну хотелось убедить ее в том, что он с каждой минутой меняется, превращаясь в кого-то другого, совсем не похожего на него.
Почему он сердится? Да потому что она ускользает от него, и он ничего, черт возьми, не может с этим поделать. Потому что она права – он видел это так же четко, как и свои собственные действия, будто смотрел на все через увеличительное стекло. Но к стыду стали примешиваться другие, более сильные чувства, которые буквально потрясали его, – желание, собственнический инстинкт.
Майкл стоял у камина, сжав руки в кулаки, и с удивлением обнаруживал, что ярость обновляет его, превращая в нового человека. Этому существу хотелось выбросить на улицу все новые платья его матери, купленные на какие-то сомнительные кредиты, растоптать все шляпки, что так беспечно заказывали у модисток его сестры, как безумцу, молотить изо всех сил кулаками и поносить последними словами всех женщин на свете. Но еще больше ему хотелось оставить Маргарет у себя, чего бы ему это ни стоило. Он был готов пойти на все, лишь бы она приняла его предложение.
– Это все гордость, Монтрейн? – поинтересовалась Маргарет. – Всего лишь гордость?
Хоторн посмотрел на нее через плечо.
Маргарет бесшумно приблизилась к нему. Тело Майкла напряглось, он в ярости отвернулся от нее. Но вместо гнева в ее глазах были слезы.
– Отпусти меня, – тихо попросила она. – Все это нам с тобой не поможет. Больше того, у меня не останется добрых воспоминаний о последних днях, проведенных с тобой. – Обойдя вокруг Майкла, Маргарет ласково зажала его рот рукой. – Ты не можешь сказать ничего такого, что заставило бы меня изменить мое решение, – продолжала она. – Возможно, для мужчины не так уж страшно иметь любовницу, но совсем другое дело – быть ею. Я вдруг обнаружила, что мне не нравится, когда меня называют шлюхой. И я не могу допустить, чтобы моего ребенка прозвали бастардом, что непременно случится, если только я останусь с тобой.
У Хоторна было такое чувство, будто перед ним внезапно и очень медленно закрылась дверь, в которую он хотел войти. Довольно странная реакция на слова Маргарет. Впрочем, не такая уж странная – он ощутил почти физическую боль.
– Я не хочу быть твоей шлюхой, Майкл, – промолвила Маргарет и добавила: – Я не хочу тебя.
Это что-то новенькое! Что-то совсем не похожее на ее предыдущие слова. Монтрейн заставил себя улыбнуться, чтобы скрыть, как его ранило ее заявление.
– Такты полагаешь, Маргарет, что я должен просто молча принять твое решение? – спросил он. – Уйти и все забыть?
– У тебя нет иного выбора, – проговорила она. – Ты же должен понимать, что я для тебя – своего рода вызов. К тому же, если помнишь, ты сам говорил мне, что терпеть не можешь, когда кто-то обходит тебя.
«Отпусти ее, – нашептывал Майклу внутренний голос. – Дай ей достаточно денег и отпусти. Но попроси сообщить, когда ребенок появится на свет. А сам тем временем найди себе богатую наследницу и женись. Тогда можно будет каждый год посылать Маргарет еще больше денег. Сделай все это с помощью своего адвоката, потом ты устроишь ребенка в школу...» В голове Майкла мысли толклись подобно растревоженным пчелам. Словом, заключил граф, если он хочет, чтобы ситуация оставалась под его контролем, можно найти удобный для них обоих выход.
Но... Как это ни странно, ни одно из его предложений ей не подойдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36