Самое странное, что мужчинам это нравится. Боюсь, что они неправильно это истолкуют. И я не столько опасаюсь возможного скандала, сколько волнуюсь за ее будущее. О моем брате лучше вообще умолчать, потому что, если его еще раз выгонят из школы, что, судя по его прошлым характеристикам, может произойти в любой момент, я, прежде чем поздороваюсь с ним, просто поколочу этого негодника. Короче говоря, мне нужна была жена. Жена, которая помогла бы мне привести дом в порядок. Жена, которая могла бы ввести нас в общество, жена, к мнению которой прислушивалась бы моя мать. Ты ведь знаешь, она очень податлива, иначе она никогда бы не вышла замуж за этого мерзавца.
— Твоя матушка не столь податлива, как ты думаешь, — сказал его друг, нахмурившись. — Проктор был низким человеком, и этот брак был ошибкой, но, насколько мне помнится, при всей своей уступчивости твоя мать была по-своему сильной и энергичной женщиной.
— Ты слишком давно с ней не встречался, — сказал Майлс, отрицательно качнув головой. — Это мой отец был сильным человеком, а рядом с ним и она казалась сильной.
— Он был очень хорошим человеком.
— Нет, он был прекрасным человеком, — сказал Майлс резко. — Я, конечно, не думал, что моя мать останется вдовой, поскольку она не тот человек, который может жить самостоятельно. И тем не менее все было бы благополучно, если бы второй муж не оказался подлецом. Теперь от нее осталась лишь тень. Жизнь с Проктором сломила ее дух. Когда я увидел, что с ней сталось, это почти разбило мне сердце. А то, что вытворяли мой брат и сестра, изменило характер. Так что же мне оставалось делать? Знаешь, я уже просто сходил с ума. Мне пришла идея жениться, она не выходила у меня из головы. Казалось, что женитьба не только поможет восстановить положение матери в свете, но и решит все остальные проблемы. Имеющая определенный стиль, умная и энергичная жена станет примером для моей сестры. Жена из высшего общества поможет ввести ее в лондонский свет и направит на правильный путь. А Бернард, при всех его недостатках, еще очень молод и впечатлителен. И если бы я женился на красавице, она могла бы завладеть его вниманием и оказать столь необходимое положительное влияние.
— А что бы это дало тебе? — проницательно спросил Гарри.
— Мне? Я не мог найти любви, поэтому меня вполне бы устроила жена, которой я мог бы восхищаться.
— А она-то почему согласилась выйти за тебя? Майлс нервно двинулся на стуле и, опустив глаза, уставился в чашку.
— Определенные обстоятельства, несчастливые развязки некоторых отношений, на которые она возлагала надежды, — все это заставило ее искать мужа, чтобы положить конец пересудам о ее неудачах на ярмарке невест. — Он поднял глаза с застывшим, почти ледяным взглядом. — Я не рассказываю тебе сказки. Ты это знаешь; да и кто в Лондоне не знает этого? Именно поэтому она и вышла за меня. Так же как и я, она могла заключить и худшую сделку. Что касается браков по расчету, наш мне кажется лучше многих. По крайней мере мы знали, на что идем, и сами сделали свой выбор. — Его голос стал хриплым и тихим. — Так мне казалось. Но, черт побери, Гарри, теперь-то я вижу, какую ошибку мы совершили.
— Я понимаю, — быстро отозвался Гарри. — Ведь для нее умереть в таком возрасте было бы легче, если бы она знала, что любит тебя.
Майлс лишь кивнул.
— Я думаю, — медленно произнес Гарри, — что она может выжить. Но я также думаю, что если это произойдет, то перед тобой возникнет проблема более серьезная, чем чувство вины.
— Ты и в самом деле считаешь, что она может поправиться?
— Да. Если сможет перенести кризис, а это становится все более и более вероятным. Инфлюэнца охватила весь Лондон. Некоторые переносят ее очень плохо; старые и особенно бедные люди мрут как мухи. Но молодые и богатые, те, кто может себе позволить хорошо питаться и изначально обладает хорошим здоровьем, благополучно переносят болезнь. Кстати, а как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно, — отмахнулся Майлс.
— В самом деле? И так было все время с момента приезда в Лондон?
Вопрос был задан таким тоном, что это заставило Майлса задуматься.
— Знаешь, я действительно чувствовал небольшое недомогание перед свадьбой. Я отнес это на счет предсвадебных волнений. Колики, потеря аппетита…
— Чуть больше времени в туалете? Так я и думал. — Гарри кивнул. — Вне всякого сомнения, у тебя было то же самое, но в легкой форме. Иногда так случается.
Майлс крепко сжал губы.
— Ты считаешь, ее мог заразить я?
— Ты и половина Лондона. Но именно это и внушает мне оптимизм. Убивает не сама инфлюэнца, а последствия, ослабляющие силы ее, то, перед чем организм остается беззащитным. Прочный фундамент держится лучше, чем слабый. — Он встал. — Давай поднимемся и взглянем еще раз. Но я начинаю верить, что она справится.
— Боже, надеюсь, что ты прав, — выдохнул Майлс, когда они шли к лестнице. — Если она будет чувствовать себя лучше, то, как ты думаешь, когда она окончательно поправится?
— Об этом можно только гадать. Она тяжело переносит болезнь, и наверняка потребуется какое-то время. Если ты думаешь о возобновлении супружеских отношений, я должен предостеречь тебя…
Майлс остановился и пристально посмотрел на своего друга.
— У меня даже и в мыслях этого не было! Я думал о ее выздоровлении и о том, как долго нам следует оставаться здесь, чтобы Аннабелла окончательно поправилась. Мы планировали провести здесь лишь несколько недель, затем отправиться в Холлифилдс и встретиться с моей семьей. Но сейчас… Как ты думаешь, сколько времени потребуется, чтобы к ней вернулся ее прежний вид?
Он увидел, какой взгляд Гарри бросил на него — смесь потрясения и неприязни.
— И это называется друг! — воскликнул Майлс, покачивая головой. — Тебе следовало бы знать меня лучше. Я спрашиваю не ради себя. Для меня важно лишь то, чтобы Аннабелла поправилась, но уверяю тебя, если это произойдет, первое, что ее будет волновать, — это ее внешность. Она очень гордится своей внешностью, понимаешь. Она вообще очень гордая, —добавил он. — И именно это привлекло меня в ней. Весь Лондон сплетничал о ней, а она держалась как королева, которая знает, что ее подданные всегда будут перемывать косточки тем, кто совершеннее их.
Когда я впервые увидел ее, — сказал он задумчиво, остановившись перед лестницей, вспоминая, — она стояла перед входом в бальный зал. Тогда Аннабелла еще не знала меня, а в тот момент даже не видела. Она стояла и ждала, пока о ней объявят, она была очень красива, ты знаешь, как мне нравятся брюнетки, и я не мог оторвать от нее взгляда. На ней было надето что-то голубое, под цвет глаз. У нее изумительные глаза. — Он продолжил, улыбаясь: — И вот она стояла, наблюдая за остальными, и никто, кроме меня, разумеется, не видел волнения, явственно проявившегося на ее лице. Но самое удивительное было то, что, несмотря на невероятную привлекательность, она выглядела печальной и, я бы сказал, хрупкой. Это меня очень тронуло. Эта изумительно красивая женщина боится? Она стояла, глядя в танцевальный зал, словно оценивая диспозицию, подобно тому, как капитан обозревает корабли противника перед тем, как поднять флаг. А затем, будь я проклят, она сделала глубокий вдох, словно собиралась прыгнуть со скалы. Так высоко поднялась ее грудь… а я все это наблюдал, — добавил он, заставив своего друга тоже улыбнуться. — Потом, — продолжил он, и в его голосе прозвучало удивление, — она вдруг улыбнулась и вошла в двери, у нее был такой вид, словно ничто в мире ее не беспокоит. Она выглядела веселой, искушенной и уверенной. И словно все сомнения и страхи, которые я только что читал на ее лице, были миражом. Она обладала красотой, утонченностью… и смелостью. Помню, я подумал тогда, что это именно те качества, которые я хотел бы видеть в своей жене.
Итак, она храбрая, Гарри, — продолжил Майлс, и лицо его вновь приняло серьезное выражение. Все, чего я желаю ей, — это выжить. Ты дал мне крупицу надежды, но теперь я вижу опасность даже в этом чуде. Потому что осознаю, что если она поправится, впереди ее ожидает более трудный путь, нежели у большинства женщин. Такая замечательная красавица, как леди Аннабелла, даже на время не сможет примириться со своей нынешней внешностью.
— Леди Аннабелла? — воскликнул Гарри, прищурившись. — Так это она?.. Как же я забыл! Ну конечно, ведь это на ней ты женился. Теперь вспомнил, хотя когда я увидел ее, мне это и в голову не пришло… — Он помолчал, тревога появилась на его лице. — Это действительно будет проблемой. — Он вздохнул. — Мне трудно сказать, когда вернется ее красота и вернется ли она вообще. Ее волосы, естественно, отрастут. Но их структура может быть другой, по крайней мере поначалу. Более того, они могут даже выпасть.
Майлс вздрогнул.
— Но потом они снова отрастут, — быстро добавил Гарри. — Лихорадка иногда дает такие осложнения. Со временем цвет лица, как и ее фигура, станут прежними. Усиленное питание и продолжительный отдых помогут этому. Следы от банок и пластырей также исчезнут. Безусловно, ее здоровье восстановится, вернется и красота, но для этого понадобится время, именно время является основным фактором. Конечно, это нельзя сравнить с восстановлением разрушенного собора… но для нее это время может показаться сопоставимым.
Он расправил свои узкие плечи.
— А теперь, Майлс, давай дождемся, пока она придет в себя и вспомнит, что с ней произошло. Надеюсь, достаточно скоро мы увидим, как она снова будет ходить и разговаривать. А затем… что ж, время покажет.
Майлс положил руку на плечо другу.
— Ты только вылечи ее, Гарри. А в остальном я полагаюсь на судьбу.
— Я постараюсь, — серьезно ответил Гарри. — Это все, что я могу сделать. Но как ты понимаешь, не все в моей власти.
Закат был бледным, сумерки опускались мягко и неспешно. Уходящий день был прекрасным — теплым и погожим. Птицы уже щебетали свои вечерние песни, а слабый ветерок легкими волнами пробегал по листве деревьев. Вечерний воздух был напоен пьянящим ароматом цветов. Майлс расхаживал по садовой дорожке, время от времени посматривая на часы. Оставалось еще несколько минут. Какой бы приятной ни была прогулка на свежем воздухе, он согласился на нее только для того, чтобы Гарри наконец перестал ворчать, а миссис Фарроу — жаловаться, что он никогда не покидает комнату наверху. Травница заявила, что ей не нужен еще один больной, за которым тоже понадобится присматривать. Гарри был более кратким. «Выметайся», — только и сказал он.
Майлс сделал глубокий вдох. Он поднял голову и увидел, что на темнеющем небе с узкой полоской уже багряного заката появляются первые звездочки. Воздух, казалось, был подобен бальзаму; Майлс чувствовал, как расправляются его мышцы, как наполняется живительным ароматом грудь и поднимается настроение. Боже, как ему не хватало всего этого.
Нельзя сказать, что Майлс избрал карьеру флотского офицера бесповоротно и навсегда. Ему нравилось море, но сушу он любил. Однако флот обещал то, что ему было необходимо: шанс быстрого продвижения и возможность сколотить состояние. А кроме того, бесконечные просторы, уводящие его от лондонской суеты. На самом деле служба уготовила ему бесконечные часы в тесных душных каютах, в которых не было не только свежего морского, но даже нормального чистого воздуха. Оказалось, что жизнь офицера флота совсем не походила на жизнь джентльмена, совершающего морской круиз. У него зачастую даже не было времени просто прогуляться по палубе, чтобы насладиться запахом моря.
Он дотронулся до длинного рубца на подбородке и улыбнулся, вспомнив о том, как ему приходилось нести вахту на болтающемся от качки судне, как часто это бывало опасно, изредка — тягостно и какие интересные шрамы остались на память об этой службе. Но служба дала ему возможность сделать карьеру и деньги — то, в чем он нуждался больше всего.
Ему казалось, что его жизнь после смерти отца и поспешного замужества матери стала беспрестанным поиском того, что было необходимо кому-то. Когда же придет его черед получить то, что необходимо ему? Или это одно и то же?
Гарри и миссис Фарроу правы, подумал он, впитывая медленно опускающиеся сладкие сумерки, — ему была необходима эта прогулка. Они опасались открывать окно в комнате Аннабеллы. Даже самый слабый сквозняк и даже аромат цветов могли быть сейчас ее врагами. Но ему свежий воздух полезен. Он поднимал настроение, напоминая, что независимо от его проблем продолжает существовать мир, наполненный безмятежностью и радостью. Он чувствовал, как распрямляется его спина, а умиротворение наступающих сумерек успокаивает его нервы.
Этот охотничий домик был небольшим в сравнении с усадьбой в Холлифилдс, но ему он нравился больше. Он был построен не для того, чтобы подавлять своей внушительностью — скорее, для того, чтобы подчеркнуть красоту окрестностей. Он осмотрел сад. За ним хорошо ухаживали. Уже появились ранние розы и цвели поздние примулы; арка, обвитая пурпурной глицинией, уже подернутой более темными, почти багровыми тонами; неподалеку ярко-желтый ракитник еще не хотел отдавать свои краски угасающему свету.
Здесь можно уйти от своих волнений и тревог, бродить по зеленым полям или прогуливаться по прекрасным аллеям. Можно скакать по изумрудной зелени лугов, останавливаясь на берегу чистых ручьев, можно, взяв в руки удочку, попытать удачи и поймать на обед жирную, превосходную форель. Можно встать на рассвете и посидеть у пруда, наблюдая за тем, как раскрываются кувшинки, или просто прогуляться до озера, расположенного чуть дальше у дороги, и, взяв небольшой ялик, слушать мерный плеск весел и наблюдать, как день клонится к закату. Можно…
День и в самом деле клонился к закату. Гарри говорил, что сейчас наступает самое опасное время, именно сейчас жизнь может угаснуть так же, как этот день. Майлс резко развернулся и направился к дому.
Глава 7
Майлс только что торопливо покончил с ужином и теперь расположился в удобном кресле рядом с постелью жены. Он читал. До разговора с Гарри он был не в состоянии сконцентрировать свое внимание ни на единой строчке, но теперь, когда не было необходимости сидеть в напряжении, прислушиваясь к судорожным вздохам Аннабеллы, он наконец вновь мог читать. Это казалось настоящей роскошью. Но все его чувства оставались напряжены.
Услышав шорох, он насторожился и поднял глаза: в комнату, чтобы зажечь лампы, на цыпочках входила горничная. Майлс улыбнулся ей и снова расслабился. Долгие сумерки закончились. Горничная окинула взглядом постель, в которой лежала Аннабелла, и улыбнулась Майлсу в ответ мягкой и грустной улыбкой. Вышла она так же тихо, как и вошла. Он вновь со вздохом удовольствия взялся за книгу.
Сначала он не мог понять, что изменилось. Он лишь почувствовал, что никакие может сосредоточиться на чтении. Он поднял голову. Лампы горели, комната была залита розоватым мерцанием, небольшой огонь в камине прогонял вечерний холодок. Но было что-то новое в атмосфере. Определенно ощущалось, что в комнате произошли некие изменения.
Майлс отложил в сторону книгу, поднялся и, несмотря на странно возникшее нежелание, подошел поближе к кровати и взглянул на Аннабеллу.
Она ответила взглядом.
Он попытался заговорить, но горло перехватило, и лишь со второй попытки голос повиновался ему.
— Аннабелла? — позвал он мягко.
— Я была больна, — произнесла она. Он кивнул.
— Очень больна.
Он потрогал лоб. Жара не было.
— Я помню немногое. Как долго я болела?
— Слишком долго, — ответил он.
— Я поправляюсь?
— Думаю, что да. А как вам кажется?
Она попыталась облизнуть иссохшие и потрескавшиеся губы.
— Хочется пить.
— Конечно-конечно, — сказал он. — Я сейчас.
Он бросился к кувшину, стоявшему у постели, и, поражаясь тому, что руки у него совсем не дрожат, только бешено колотится сердце, быстро смочил салфетку. Потом вернулся к жене и слегка смочил ей губы.
Она удивленно посмотрела на него:
— Это очень мило. Но я хочу пить. Можно мне стакан воды?
— Я не знаю, — растерянно ответил он. — Я должен спросить, — добавил он, затем подошел к двери и крикнул: — Она очнулась! Она разговаривает!
— Я была так серьезно больна? — спросила она, когда Майлс вновь подошел к кровати. Ее глаза были широко раскрыты.
Слава Богу! Хоть глаза у нее остались прежними, подумал он, и его захлестнула растущая волна радости. Голубые, с легкой тенью испуга, они, казалось, стали еще больше. Пытаясь скрыть охватившее его чувство, он взял ее руку в свои ладони, тут же ощутив ее хрупкость.
— Вы были серьезно больны, — сказал он.
— Но воды-то мне можно?
— Хоть целое ведро, если доктор позволит.
Она попыталась сесть, но вновь откинулась на подушки и нахмурилась.
— Как кружится голова!
Стараясь ничем не выдать своей жалости, он обнял ее, ощущая в своих объятиях остроту худеньких плеч и болезненную хрупкость тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32