— Но ведь мне в моей жизни удалось сделать одну романтическую глупость. Я сбежала с разбойником. Моя мама выплакала все глаза.
Он пренебрежительно фыркнул.
— В этом ничего особенного нет. Послушай-ка, дорогая, это ведь ужас — двадцать шесть спален! Я знаю, что теперь будет. Ты станешь изумительной хозяйкой. Ты будешь все устраивать. Ты будешь все время говорить о матрасах, посудомойках и залогах. Ты будешь носить на талии связку ключей и внушительно звякать ими. Мы заведем гувернантку и огород. Ты будешь всех потрясать.
Она опустила глаза и крепко сжала губы. Чтобы не рассмеяться.
— Без сомнения, у нас будет сад и огород, но если тебе не нравится, я не буду носить ключей.
— Molta prammatica Signora Мейтланд , — строго сказал он, — прежде, чем мы уедем из Италии, я хочу, чтобы у тебя появилась хотя бы одна непрактичная мысль.
Ли разглядывала копыта Мистраля. Она медленно скользила глазами по косому брюху, по кожаному сапогу Сеньора, его ноге, легко прилегающей к крупу коня. Ее взгляд задержался на его открытой груди, ярко освещенной солнцем. Она лукаво улыбнулась и встретилась с ним глазами.
Он вздернул голову. Ли почувствовала, что краснеет от его многозначительной усмешки. Она почти опустила глаза и отвела их в сторону, когда до него наконец дошло. Его дьявольские брови поднялись и он медленно улыбнулся.
— Ну, Солнышко, это действительно непрактично.
Ли быстро улыбнулась.
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Непрактично, — продолжал рассуждать он, — не очень привлекательно.
Она откашлялась.
Он совсем откинулся и оперся локтем на круп Мистраля. У французов есть для этого название. Ли хмуро поглядела на него.
— Они назовут, конечно.
— Liaison a cheval , — пробормотал он, медленно болтая ногами. Мистраль отвел уши назад.
— По-моему, это ты придумал.
— Это более деликатный термин, — он, легко оттолкнувшись, выпрямился. Мистраль начал боком подходить к ней. Ли отступила и затрясла головой.
— Это была просто глупая мысль, — сказала она.
— Возмутительная, — согласился он. — Там стоит камень, чтобы садиться на лошадь.
— Но, право. Сеньор, не надо…
Мистраль отрезал ей путь к отступлению. Мягко пофыркивая, подняв голову, серый наступал боком, деликатно загоняя ее к стене и мраморным резным ступенькам.
— Я не это имела в виду, — говорила она. — Это просто нелепо.
С.Т. нагнулся и схватил ее за руку. Поднял ее и поцеловал ее пальцы.
— Залезай, любовь моя.
— В моем положении…
Он издал низкий рычащий стон, продолжая прижимать ее руку и губам:
— Оно заставляет меня хотеть тебя. Прямо сейчас.
— Кто-нибудь выйдет, — задыхаясь, говорила она.
— Забудь эти практичные мысли. Никто не выйдет. Они же итальянцы.
— Вот именно. Итальянцы! Самый общительный народ.
— Но ведь мы чужестранцы, чего с нами общаться, ведь это грустная история, когда мужчина совсем поглупел из-за своей красивой жены, — он втягивал ее на первую ступеньку. — Просто скандал. Она должна бы ходить на прогулку со своим чичисбеем, как всякая достойная женщина, а он заставляет ее проводить все утренние часы в конюшне, глядя на него, пока она не сойдет с ума от скуки.
Он поднял ее руку, помогая взойти на последнюю ступеньку возвышения.
— Боюсь, моя дорогая, нас считают странными до неприличия. К счастью, мы — англичане, и поэтому нам все прощается.
Ли стояла на возвышении для посадки на лошадь, как раз чуть пониже его глаз. Мистраль переступил поближе к возвышению и попятился так, что С.Т. оказался наравне с ней. Она с сомнением поглядела на коня. С.Т. выставил сапог.
— Поставь ногу мне на лодыжку. Нет… не эту… свою правую. Ну, как можно это сделать, если ты будешь сзади меня, глупенькая моя любовь? Вперед… сюда, дай мне твои руки, xo-хо… Ап! Мистраль! — он поймал ее, когда Мистраль попятился, когда ее юбки взметнулись над его шеей. Ли вздрогнула и прижалась к груди С.Т., повиснув на нем, пока конь взбрыкивал и игриво подскакивал. Ее ноги скользнули вокруг талии С.Т., она упала было назад, но он притянул ее к себе покрепче, а другой рукой схватил Мистраля за гриву и, попадая в такт его движениям, удерживал их обоих.
— Хо-хо, Мистраль, старый негодяй, будь воспитанным, — бормотал он, когда конь перешел на галоп.
Испуганная Ли держалась изо всех сил, ноги ее болтались в такт неуклюжей тряске. Она чувствовала себя, как мешок с мукой, который ударяется то об пол, то об стенку. Одна из ее туфель слетела, другая висела на кончике пальцев. Она ударялась то о спину Мистраля, то о крепкое тело С.Т.
— Расслабься, — сказал он на ухо. — Так будет труднее. Он отпустил гриву Мистраля и притянул Ли к себе. Она взвизгнула от страха при этом размашистом движении, но его руки крепко держали ее, заставляя следовать движениям верхней половины своего тела, сливая их в единое существо с единым ритмом движения.
— Отдайся мне, дорогая, — бормотал он, — не сопротивляйся, будь мягкой… гибкой… обопрись сюда… тебе самой ничего не придется делать.
Он приклонил голову к себе на плечо. Ли поняла, что она чересчур напряжена и слишком прямо держится, мешая его движению.
— Доверься мне, Солнышко, — сказал он, — расслабься и верь мне.
Вторая ее туфля соскользнула вниз. Медленно, неуверенно, она ослабила свою отчаянную хватку и прилегла к нему. И неожиданно все стало легким. Неожиданно ушла общая напряженность, ее позвоночник перестал встряхиваться от скачки, и она как будто взлетела. Движение коня баюкало ее у груди С.Т., и ритм галопа свободно укачивал ее тело.
Они сделали один круг, и она почувствовала малейшие изменения в движении его ноги и посадки, которые давали Мистралю приказ вперед или на поворот. Они сделали восьмерку, перешедшую в змейку, прошли по всему кругу манежа. За шорохом своих юбок она слышала легкий топот копыт Мистраля. Дыхание коня стало тихим, он лишь слегка пофыркивал при перемене шага. Стены манежа проносились мимо них, и сменялись — свет-тень, тень-свет.
Еще один круг, меньший, потом еще поменьше — вовнутрь, потом снова разворот спирали наружу. Она увидела мельком Немо, развалившегося, беспечно дремлющего около лестницы.
Косичка С.Т. задевала ее руку в ритме поворотов Мистраля. Ее собственные волосы растрепались и раскачивались, задевая ее щеку каждый раз, когда плечо Мистраля поднималось вверх, отмечая наклон ее тела перед следующим шагом.
Да, это было похоже на полет, легкое раскачивание над землей, в воздухе, проносящемся быстро и нежно, как крыло птицы, во время их кружения по манежу.
С.Т. прижал ее крепче, немного передвинулся назад, и конь остановился. Ли испустила глубокий вздох. Она прижалась лбом к его плечу и рассмеялась.
— Это чудесная игра.
— Черт, — он тяжело дышал. — Мы еще до самой игры не дошли.
— Проведи меня еще раз по кругу, — потребовала она. Она почувствовала легкое движение его тела. Мистраль подобрался и пошел сразу в галоп, подбросив ее первым шагом, так, что она вскрикнула. Шаг коня выровнялся, и смех вскипал в ней снова, ветер полоскал ее волосы, и солнечные колонны летели мимо как карусели. Ее руки скользнули вверх. Она закинула их С.Т. на шею и поцеловала его горло.
Повернув голову, он попытался поцеловать ее в губы, но она спрятала лицо у него на плече. Она лизнула его кожу, пробуя на вкус ее соль и тепло. Она целовала его шею, рассыпая цепочку поцелуев в такт движению, которое то приближало ее губы к его коже, то отстраняло их.
— Солнышко, — хрипло проговорил он. Его руки скользили вниз, когда ее качнуло к нему, он накрыл ими ее ягодицы и прижал к себе. Мистраль пошел рысью.
С.Т. выругался. Ли бросало, ее тело беспорядочно стукалось об него при этом новом прыгающем аллюре. Прильнув к нему, она радостно захохотала. Мистраль снова перешел на галоп.
— Так ничего не сделаешь, — пробормотал он. Прижавшись теснее к его коленям, Ли ртом поймала его ухо. Она чувствовала себя теперь достаточно уверенно, чтобы поднять ноги и обвить их вокруг его бедер, перенеся тяжесть своего тела на его бедра и руки, которыми он поддерживал ее спину.
— Сильнее старайся, — задорно подзуживала она его, трогая кончиком языка мочку его уха, играя и посасывая ее, когда она попадала ей в рот.
Его реакция на эти ласки усилилась, дыхание, и без того тяжелое, стало совсем затрудненным, а руки сжимали ее все крепче. Он издавал горловые низкие стоны, пытаясь подтянуть ее поближе. Под рубашкой на ней были только чулки — и ничего больше. При каждом движении коня она прижималась к С.Т. всем телом, откровенно распутным образом. Она лежала на его руках, давая ему принять на свои плечи вес ее тела. Под ее руками кожа его была обжигающей. Волосы ее распустились и летели по ветру, когда, закинув голову, она следила за игрой солнечного света в высоких окнах, кружащихся над ними.
Его лицо было единственно неподвижно в поле ее зрения. Он выглядел возбужденным и сосредоточенным, внимательно наблюдая за сменой выражения ее лица и слегка опуская ресницы при каждом движении. Она запрокинула голову, выгнувшись как кошка.
Он резко выдохнул и весь подобрался. Мистраль неуклюже остановился. С.Т. втянул ее к себе на колени, бешено целуя, впиваясь в нее.
Его руки подняли полотняную массу ее юбок к талии и плечам.
Мистраль беспокойно перебирал ногами. Ли позволила своему телу слиться с телом С.Т., она была прикована его объятием и его ртом, сомкнувшимся на ее губах. Резким движением он опустил руку и, все еще крепко держа ее другой рукой и, прижавшись губами к ее губам, возился с путаницей ее юбок.
— Сладкая моя жена, — он еще ближе придвинул ее к себе. Дыхание его с трудом вмещалось в груди. — Моя красавица жена… — он уперся лицом в ее плечо, наслаждаясь неповторимым движением вглубь.
Ли запрокинула голову. Она вонзила ногти в его обнаженную кожу. Конь с беспокойством задвигался, это только дало им возможность соединиться крепче — до полного взаимного обладания. Он целовал ей шею и подбородок.
— Моя радость, распутница, — бессвязно бормотал он, — я хочу тебя съесть.
— Провези нас по кругу, — бесшабашно сказала она.
Он нервно рассмеялся.
— Опасно, сладкая моя. Это бедное животное не может понять, что происходит.
Она дразняще шевельнула бедрами и коснулась языком его нижней губы.
— Провези, — прошептала она.
С.Т. закрыл глаза. Она покусывала и нежно лизала уголок его рта. Он чувствовал, как на него находит жар, чувствовал неодолимую потребность вызвать в ней отклик, чувствовал, как напряглись его мышцы, — от натиска безрассудной всепоглощающей страсти.
Его руки сомкнулись вокруг нее, когда он двумя руками схватил гриву Мистраля. Он отчаянно целовал ее, его жаркий язык вбирал сладость ее рта. Он сумел оторваться от ее лица и шепнуть:
— Держись за меня.
И тогда Мистраль двинулся, как он хотел: понял его, плавно убыстрив бег. Зажатая в руках С.Т., Ли ощущала, как полная движения сила коня передавалась ей через его тело. С.Т. громко стонал от удовольствия: ритм галопа — сверху-вниз — давал дополнительную сладость их движению навстречу друг другу.
Однако Мистраль своевольно еще убыстрил бег, и С.Т. заскрипел зубами от досады. Он не мог теперь быть хозяином положения, а лишь приноравливался к тряске. Ему приходилось предоставлять все естественному движению коня, и это становилось сладким мучением. Как он хотел прижать, навалиться, взять всей силой своего тела. Ее лицо спряталось в изгибе его плеча, ее руки сжимались и разжимались на его шее.
Мистраль пошел на поворот. С.Т. больше не мог управлять конем, чтобы тот шел по ровному кругу. Ему было все равно, как он идет, — лишь бы это помогало нарастанию жара объятий. Ее распущенные волосы, мягкие и душистые, хлестали его по лицу. Он думал о ней и себе, о счастье быть вместе — все это время, пока галоп подчинял их своему ритму.
Он чувствовал, как прижимается она к нему, требуя освобождения, как ее учащенное дыхание тревожно, коротко бьется у его уха. Но сам он не мог двигаться, не мог преодолеть тот порог, за которым было освобождение от сладкой муки судорожных объятий. Его пальцы, сведенные до боли, вцепились в гриву Мистраля. Она дрожала и извивалась у его груди. Движение коня придвигало ее ближе каждый раз, как круп Мистраля вздымался, и С.Т. чувствовал, что сейчас погибнет от этого мучительного наслаждения.
— Стой, — он больше не мог. — Я хочу остановиться…
Он отпустил гриву, натянул поводья. Но всякая сноровка оставила его. Мистраль пошел боком, растерянный, раздраженный противоречивыми командами. С.Т. отодвинулся от Ли со стоном муки и, перехватив ее в талии, опустил на землю.
Шатаясь и путаясь в одеждах, они добрели до кучи свежих опилок. Мистраль попятился, отпрыгнул в сторону и помчался по манежу, но С.Т. не обращал на него внимания. Он был на грани помешательства, когда опустил жену на чистую, остропахнущую постель из опилок, и вновь прильнул к ней в яростном объятии.
Она рассмеялась. Он, поднявшись на локтях и схватив ее запястья, отвел в стороны руки и распростер под собой. Ее рубашка задралась, открывая грудь, и он увидел прилипшую к ее коже маленькую серебряную звездочку. Он поцеловал звездочку, поцеловал ее так же страстно, как все сейчас делал.
Он почувствовал в глубине ее жаркий отклик, судорогу наслаждения. И это в нем вызвало бурный мгновенный неотвратимый взрыв. Его тело как бы окаменело в послеощущении. Он с трудом выровнял дыхание. Опустил вниз голову, касаясь ее плеча. Он думал о своем ребенке, который уже был в ней.
Она гладила его голую спину, нежно прижимая к себе. Нежное, легкое ее дыхание щекотало его ухо.
— Мы назовем ее Солнышко, — проговорил он в ее волосы.
— Нет, не назовем, — подергала она его косичку. — Это мое имя.
— Тогда Солэр. Это созвучно.
Она провела рукой по его плечу.
— И очень красиво.
— Я научу ее ездить верхом. Я буду ее рисовать. Я нарисую вас обеих.
Он сжал кулак. То ли смеясь, то ли плача, он произнес:
— Я сойду с ума. Двадцать шесть спален. Бога ради! Что я буду с ними делать?
Ее пальцы заплясали по его коже.
— Построй нам дом, монсеньор, — сказала она. — И люби меня в каждой из них.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44