Не подлежит никакому сомнению, что с точки зрения официальной дипломатии они не получали никакого поощрения от правительства его величества. Наоборот, британское военное министерство и британский генеральный штаб при каждом удобном случае и всеми возможными способами предостерегали их и старались отклонить от этой затеи. Но греки, конечно, знали, что премьер-министр сочувствовал им и горячо желал их победы. Ллойд-Джордж был единственный англичанин, которого знали в Греции, и в их глазах он казался преемником Каннинга и Гладстона. Его успехи во время мировой войны, его европейский престиж, исключительное влияние, каким он в это время пользовался в Англии, его находчивость и сила воли, его очевидное сочувствие Греции – все это порождало в греках чувство неопределенной и вместе с тем твердой уверенности. Хотя ничего определенного не было сказано и никакого соглашения не было подписано, думали они, но во всяком случае этот великий человек с нами, и в назначенное им самим время он обеспечит нам известными ему одному способами всю ту помощь, в которой мы нуждаемся.
Это было поистине тяжелое положение. Греки заслуживали по крайней мере того, чтобы объединенное британское правительство оказывало им во всех их затруднениях моральную, дипломатическую и финансовую поддержку, или того, чтобы английское правительство окатило их ледяным душем. Одновременно с греческим вопросом на очереди стоял целый ряд других, – как, например, ирландский вопрос и разногласия британских партий между собою. В мире происходило так много важных событий, и затруднения, испытываемые нами, были столь велики, что дела маленькой страны, вызывавшей разногласия между министрами, останавливали на себе внимание лишь тогда, когда там происходили какие-либо исключительные события. В конце концов Константин и его правительство действовали на свой собственный страх и риск. Они имели право по-своему истолковывать отношение великих держав к их затеям, но решать приходилось только им, и на карту была поставлена, в первую очередь, только их собственная судьба. Сантиментальная поддержка, оказываемая выдающимся человеком, может очень сильно ободрить, но она не может заменить собой трактаты, соглашения и формальные дипломатические документы.
11 июня король Константин принял в Смирне личное командование над войсками, а 4 июля в Малой Азии началась четвертая греческая кампания против турок.
Я должен изложить здесь свою собственную точку зрения и те шаги, которые я предпринимал. Во всех возможных случаях меня изображали как сторонника насильственной политики, и до сих пор я ни разу не пытался детально объяснить мою позицию. Талантливый биограф лорда Керзона, хорошо знакомый с официальными архивами и свободный от официальных обязательств, недвусмысленно намекал, что по отношению ко мне были бы вполне уместны слова «поджигатель» и «проповедник войны». Я должен поэтому рассказать, какие были факты в действительности.
Сначала я напомню читателю общее изложение политики, сделанное по моим указаниям генеральным штабом в декабре 1919 г. и вкратце приведенное в главе XVII; а затем напомню ему мое письмо премьер-министру от марта 1920 г., помещенное в конце XVII главы. Ниже я привожу соображения, которые я развил 22 февраля 1921 г., в тот момент, когда союзническая конференция пересматривала Севрский трактат, и которые я повторил 11 июня 1921 г. перед тем, как греки начали свое наступление на Ангору.
Черчиль – премьер-министру
22 февраля 1921 г .
«Сегодня утром я не хотел возобновлять споров относительно нашей политики. Британскую политику решаете вы, а я могу только с тревогой дожидаться ее результатов. По всем затронутым вопросам вам необходимо было бы ознакомиться с мнениями следующих лиц: теперешнего вице-короля Индии и индийского правительства: Ллойд-Джорджа, губернатора Бомбея, назначенного нового вице-короля Индии, лорда Алленби и сэра Перси Кокса, чиновников нового ближневосточного департамента – Шукберга, полковника Лоуренса и майора Юнга, генерального штаба в лице всех его отделов и представителей, верховного комиссара в Константинополе и генерала Гаррингтона, Монтегю, занимавшего особое положение и великолепно осведомленного, наконец, преданных и испытанных друзей Британии вроде Ага-хана. До сих пор мне еще не приходилось встречать ни одного британского чиновника, который не держался бы того мнения, что наши восточные и ближневосточные затруднения чрезвычайно облегчились бы, если бы мы заключили мир с Турцией. Возможность возобновления войны вызывает во мне величайшие опасения. Грекам, может быть, удастся разбить турецких националистов на фронте и проникнуть на некоторое расстояние вглубь Турции, но чем большую территорию они захватят и чем дольше они останутся на ней, тем дороже это им обойдется. Результаты подобного положения вещей отзовутся главным образом на нас и в меньшей степени на французах. Возможные последствия крайне неблагоприятны для нас. Турки окажутся в объятиях большевиков; в Месопотамии вспыхнут волнения как раз в тот критический период, когда наша армия в этих краях сокращается; по всей вероятности, нам не удастся удержать за собой Моссул и Багдад без помощи большой и дорогостоящей армии; большинство магометан окажется отчужденными от Великобритании, и дурные последствия этой перемены настроений дадут себя чувствовать во всех направлениях; французы и итальянцы по-своему истолкуют свою тактику, а нас будут всюду изображать как главного врага ислама. Армянам придется испытать еще новые бедствия.
При этих обстоятельствах мне кажется чрезвычайно рискованным использовать греческую армию и снова начинать войну. Эта перспектива меня до крайности огорчает. Меня огорчает и то, что я совершенно не могу воздействовать на вас даже в тех вопросах, которые непосредственно связаны с моими обязанностями. Для меня это тем более тяжело, что я хотел бы всячески помогать вам в тех многих вопросах, по которым мы держимся одного мнения, и я с давних пор чувствую к вам дружбу и восхищаюсь вашей гениальностью и вашей работой».
В начале июня премьер-министр созвал конференцию в Чекерсе. На этой конференции мы принципиально согласились оказать давление на обе стороны, дабы побудить их прийти к соглашению.
Черчиль – премьер-министру
11 июня 1921 г .
«Сегодня утром я имел разговор с Венизелосом. Я сообщил ему решение нашей конференции в Чекерсе, и он вполне согласился с ним. Я согласен с вами, что мы должны были бы сказать Константину: „Вот условия, которые, по нашему мнению, необходимо сейчас предложить Кемалю; если вы примете их, мы сообщим их Кемалю, – по возможности, совместно с Францией. Мы должны сказать Кемалю, что если он откажется согласиться на них, то мы окажем грекам всю возможную для нас помощь. А если действия греков будут успешны, то условия мира придется соответствующим образом изменить к невыгоде Кемаля“. Далее мы должны были бы сказать Константину, что ему следует отложить наступление, пока его армия не будет реорганизована с помощью возвращенных в нее наиболее компетентных венизелистских генералов. Если он согласится на все наши требования как по части условий мира с турками, так и по части реорганизации армии и если Кемаль будет по-прежнему упрямиться и придется выполнять заключенное с Константином соглашение, то мы должны будем не колеблясь признать его. Если, к нашему несчастью, мы будем вынуждены действовать вместе с этим человеком и с греками, то будет совершенно бессмысленно не принимать всех возможных для нас мер для достижения успеха. Полумеры и нерешительная поддержка были проклятием всей политики, проводившейся нами после перемирия в отношении России и Турции. Именно такая тактика и довела нас до того гибельного положения, которое сложилось ныне.
Что касается условий, то я думаю, что одним из них должна быть эвакуация Смирны греческой армией. Я думаю, что это – минимум, при котором возможно добиться сотрудничества французов или согласия Кемаля на мир. Вопрос о гарантиях, обеспечивающих жизнь христианского населения при содействии местных или международных войск, не должен окончательно решаться на этой стадии переговоров, но я согласен с вами, что мы должны настаивать на действительных гарантиях и на предотвращении резни.
По моему мнению, времени терять нельзя. Если греки опять затеют вторую плохо подготовленную наступательную кампанию, то последняя карта окажется битой и мы потеряем как мирный договор с турками, так и греческую армию.
Я думаю, вы ясно понимаете, что предлагаемые мною способы решения греко-турецкой проблемы, имеющие в виду достижение поставленных нами целей, не менялись. Я всегда считал и теперь считаю нужным возможно более быстрое заключение мира с Турцией, и притом мира прочного. Как вы знаете, я совершенно не согласен с общей политикой Севрского трактата, результаты которой я не раз предсказывал. Но в том трудном положении, в каком мы теперь находимся, я всеми силами стараюсь найти выход из затруднений, так чтобы мы не оказались абсолютно беззащитными перед лицом торжествующего и несговорчивого врага».
Приведу далее мое официальное донесение от 25 июня 1921 г.
Премьер-министру лорду Керзону
25 июня 1921 г .
«Если верны газетные известия, что греки решили отказаться от наших предложений о посредничестве, то я надеюсь, что мы без всяких колебаний станем проводить нашу политику. Если они будут продолжать военные действия вопреки желаниям Англии и Франции и, лишенные какой бы то ни было моральной поддержки, в конце концов будут разбиты или в лучшем случае окончательно запутаются, то перед нами встанут чрезвычайно серьезные осложнения, и Кемаль будет до крайности несговорчив. Я уверен, что при данных условиях наиболее мужественный путь есть путь наиболее надежный. Премьер-министр на заседании кабинета министров сказал недавно, что он согласен проводить беспристрастную политику по отношению к обеим сторонам. Мне кажется, мы должны были бы спросить французов, согласятся ли они вместе с нами довести до сведения греков, что если греки не подчинятся предложенному решению, то мы вмешаемся и приостановим войну путем морской блокады Смирны. Это выступление решит дело, ибо греки бессильны что-либо предпринять. С другой стороны, нам это ничего не будет стоить, так как наш средиземноморской флот чрезвычайно силен и в настоящее время находится в Средиземном море. Я полагаю, что в Великобритании все одобрят прекращение войны. В то время мы должны сказать грекам, что если они согласятся на наши условия, а Кемаль проявит несговорчивость, то мы окажем им активную помощь и обратим морскую блокаду против Турции.
Я очень обеспокоен тем, что греки предпримут это новое наступление в подавленном настроении. Если это наступление кончится неудачей, то оно может привести к непоправимой катастрофе. В этом случае вся политика, установленная нами в Чекерсе, окажется сведенной на нет. Я прибавлю к этому, что если французы откажутся участвовать в морской блокаде Греции или Турции, – в зависимости от обстоятельств, – то я все же буду настаивать на том, чтобы мы проводили ее одни, ибо мы обладаем всеми средствами для ее проведения и можем осуществить эту меру весьма быстро».
В это время греческая армия неустанно двигалась вперед по тяжелой и труднодоступной местности. Это была величайшая кампания, предпринятая греками со времен классической древности. Этот эпизод заслуживает быть описанным более подробно, чем это обычно делалось.
До начала военных действий греческая армия была разделена на две группы. Правая, или южная группа, состоявшая из 7 дивизий и кавалерийской бригады (32 тыс. штыков и 1000 сабель), сосредоточивалась на линии железной дороги около Ушака. Левая, или северная группа, состоявшая из 4 дивизий (около 18 тыс. штыков), собралась у Бруссы. Сорокамильный промежуток между этими двумя основными группами прикрывался линией военных постов, тянувшихся от побережья Мраморного моря к югу. Турецкая армия также была разделена на две группы. Северная группа в шесть пехотных и три кавалерийских дивизии, составлявших 23 тыс. штыков (кавалерия представляла собою в сущности конную пехоту), стояла между железнодорожной станцией Эскишер и Мраморным морем. Южная группа в 10 пехотных дивизий и 2 кавалерийские дивизии, составлявших всего 25 тыс. штыков, была сосредоточена главным образом около железнодорожной станции Кутайя, но последние ее отряды доходили до Афиум Карагиссара и даже до более далеких пунктов. Греки немного превосходили турок в численности: у греков было 51 тыс. чел., у турок – 48 тыс. Кроме того, на два турецких орудия приходилось три греческих и на три турецких пулемета – восемь греческих. Греческая армия была лучше снабжена аэропланами и запасами военного снаряжения. Но зато турки за Ангорой имели еще три резервных дивизии (8 тыс. штыков), две дивизии (5 тыс. штыков) на юго-востоке в Киликии и еще три пехотных и две кавалерийских дивизии (6500 штыков) в ста семидесяти милях к востоку от Ангоры в округе Амасия.
Задача греков заключалась в том, чтобы уничтожить турецкую армию и занять Ангору. Но так как железнодорожная линия Смирна – Ангора, единственная линия, по которой могли передвигаться войска, резко отклонялась от своего основного направления и загибала к северу и югу за линией турецкого фронта между Афиум Карагиссаром и Эскишером, то прежде всего грекам было необходимо прогнать турок из этого сектора и, если возможно, уничтожить турецкую армию. Только при этом условии можно было продвинуться к Ангоре. Операции начались с маневра, имевшего целью обмануть неприятеля.
9 июля левая греческая группа двинула две дивизии к востоку от Бруссы, чтобы удержать турецкую северную группу на ее позициях, а две других дивизии направились на юго-восток к Кутайе, чтобы действовать совместно с правым крылом армии. Через три дня три дивизии правой греческой группы атаковали турок в Афиум Карагиссаре и разбили их. Началось очищение от турок железнодорожной линии, ведущей в Эскишер. Затем одна дивизия осталась в Афиум Карагиссаре, а остальная часть правой группы и две дивизии левой, соединившиеся при Кутайе, прогнали турок и вошли в Кутайю 17 числа. Турки продолжали отступать за Эскишер, который греки заняли 20 июля. Король Константин в этот день прибыл на фронт из Афин и принял командование войсками. 21 июля турки начали общую атаку. Греки ответили контратакой, и турки были оттеснены по всей линии. Они отступили на 30 миль и заняли позицию за рекой Сахария, в 50 милях от Ангоры. Эти позиции охраняли доступ в столицу.
Греки одержали стратегический и тактический успех, ибо они захватили железную дорогу и получили возможность продолжать наступление. Но они не уничтожили турецкой армии или хотя бы сколько-нибудь значительной ее части. Потери убитыми и ранеными были почти одинаковы для обеих сторон – и те и другие потеряли от 7 тыс. до 8 тыс. Кроме того турки потеряли 4 тыс. пленными.
Последовала короткая пауза, во время которой обе армии реорганизовались и приготовились к следующей фазе борьбы. Греки исправили железную дорогу и проселочные пути сообщения. Они ремонтировали подвижной состав и усилили свой дорожный транспорт: 500 грузовиков, 2 тыс. верблюдов и 3 тыс. повозок, движимых волами. Мустафа Кемаль, располагавший гораздо менее значительными средствами транспорта к меньшими запасами, чем его противники, приказал женам и дочерям своих солдат заменить собою верблюдов и быков, которых не было у турецкой армии. Во время передышки турецкие женщины приносили воду, пищу и другие припасы из бесчисленных окрестных деревушек, и все эти запасы сосредоточивались на востоке от большой излучины реки Сахарии, где турецкий национальный вождь и правитель решил окончательно утвердиться.
10 августа греки возобновили наступление, выделив вторую дивизию на фронт Афиум Карагиссара. Теперь армия их состояла из 73 тыс. штыков, из которых 50 тыс. можно было двинуть в наступление. Турки имели 70 тыс. штыков, из которых 44 тыс. были сосредоточены на реке Сахарии. Добавочный отряд в 8 тыс. двигался из Киликии. Греческий успех в Эскишере не оказал впечатления на союзников, и 14 августа на парижском совещании союзники решили по-прежнему соблюдать нейтралитет.
Битва началась 24 августа. Первоначальный греческий план заключался в том, чтобы обогнуть с юга турецкую позицию, но в самый последний момент, когда турки передвинули войска с правого фланга на левый, план был изменен, и было решено прорвать турецкий центр в направлении на Япан Гамман. Тем не менее, наиболее успешные для греков операции произошли на южном фланге. Это дало возможность центру и левому крылу продвинуться вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Это было поистине тяжелое положение. Греки заслуживали по крайней мере того, чтобы объединенное британское правительство оказывало им во всех их затруднениях моральную, дипломатическую и финансовую поддержку, или того, чтобы английское правительство окатило их ледяным душем. Одновременно с греческим вопросом на очереди стоял целый ряд других, – как, например, ирландский вопрос и разногласия британских партий между собою. В мире происходило так много важных событий, и затруднения, испытываемые нами, были столь велики, что дела маленькой страны, вызывавшей разногласия между министрами, останавливали на себе внимание лишь тогда, когда там происходили какие-либо исключительные события. В конце концов Константин и его правительство действовали на свой собственный страх и риск. Они имели право по-своему истолковывать отношение великих держав к их затеям, но решать приходилось только им, и на карту была поставлена, в первую очередь, только их собственная судьба. Сантиментальная поддержка, оказываемая выдающимся человеком, может очень сильно ободрить, но она не может заменить собой трактаты, соглашения и формальные дипломатические документы.
11 июня король Константин принял в Смирне личное командование над войсками, а 4 июля в Малой Азии началась четвертая греческая кампания против турок.
Я должен изложить здесь свою собственную точку зрения и те шаги, которые я предпринимал. Во всех возможных случаях меня изображали как сторонника насильственной политики, и до сих пор я ни разу не пытался детально объяснить мою позицию. Талантливый биограф лорда Керзона, хорошо знакомый с официальными архивами и свободный от официальных обязательств, недвусмысленно намекал, что по отношению ко мне были бы вполне уместны слова «поджигатель» и «проповедник войны». Я должен поэтому рассказать, какие были факты в действительности.
Сначала я напомню читателю общее изложение политики, сделанное по моим указаниям генеральным штабом в декабре 1919 г. и вкратце приведенное в главе XVII; а затем напомню ему мое письмо премьер-министру от марта 1920 г., помещенное в конце XVII главы. Ниже я привожу соображения, которые я развил 22 февраля 1921 г., в тот момент, когда союзническая конференция пересматривала Севрский трактат, и которые я повторил 11 июня 1921 г. перед тем, как греки начали свое наступление на Ангору.
Черчиль – премьер-министру
22 февраля 1921 г .
«Сегодня утром я не хотел возобновлять споров относительно нашей политики. Британскую политику решаете вы, а я могу только с тревогой дожидаться ее результатов. По всем затронутым вопросам вам необходимо было бы ознакомиться с мнениями следующих лиц: теперешнего вице-короля Индии и индийского правительства: Ллойд-Джорджа, губернатора Бомбея, назначенного нового вице-короля Индии, лорда Алленби и сэра Перси Кокса, чиновников нового ближневосточного департамента – Шукберга, полковника Лоуренса и майора Юнга, генерального штаба в лице всех его отделов и представителей, верховного комиссара в Константинополе и генерала Гаррингтона, Монтегю, занимавшего особое положение и великолепно осведомленного, наконец, преданных и испытанных друзей Британии вроде Ага-хана. До сих пор мне еще не приходилось встречать ни одного британского чиновника, который не держался бы того мнения, что наши восточные и ближневосточные затруднения чрезвычайно облегчились бы, если бы мы заключили мир с Турцией. Возможность возобновления войны вызывает во мне величайшие опасения. Грекам, может быть, удастся разбить турецких националистов на фронте и проникнуть на некоторое расстояние вглубь Турции, но чем большую территорию они захватят и чем дольше они останутся на ней, тем дороже это им обойдется. Результаты подобного положения вещей отзовутся главным образом на нас и в меньшей степени на французах. Возможные последствия крайне неблагоприятны для нас. Турки окажутся в объятиях большевиков; в Месопотамии вспыхнут волнения как раз в тот критический период, когда наша армия в этих краях сокращается; по всей вероятности, нам не удастся удержать за собой Моссул и Багдад без помощи большой и дорогостоящей армии; большинство магометан окажется отчужденными от Великобритании, и дурные последствия этой перемены настроений дадут себя чувствовать во всех направлениях; французы и итальянцы по-своему истолкуют свою тактику, а нас будут всюду изображать как главного врага ислама. Армянам придется испытать еще новые бедствия.
При этих обстоятельствах мне кажется чрезвычайно рискованным использовать греческую армию и снова начинать войну. Эта перспектива меня до крайности огорчает. Меня огорчает и то, что я совершенно не могу воздействовать на вас даже в тех вопросах, которые непосредственно связаны с моими обязанностями. Для меня это тем более тяжело, что я хотел бы всячески помогать вам в тех многих вопросах, по которым мы держимся одного мнения, и я с давних пор чувствую к вам дружбу и восхищаюсь вашей гениальностью и вашей работой».
В начале июня премьер-министр созвал конференцию в Чекерсе. На этой конференции мы принципиально согласились оказать давление на обе стороны, дабы побудить их прийти к соглашению.
Черчиль – премьер-министру
11 июня 1921 г .
«Сегодня утром я имел разговор с Венизелосом. Я сообщил ему решение нашей конференции в Чекерсе, и он вполне согласился с ним. Я согласен с вами, что мы должны были бы сказать Константину: „Вот условия, которые, по нашему мнению, необходимо сейчас предложить Кемалю; если вы примете их, мы сообщим их Кемалю, – по возможности, совместно с Францией. Мы должны сказать Кемалю, что если он откажется согласиться на них, то мы окажем грекам всю возможную для нас помощь. А если действия греков будут успешны, то условия мира придется соответствующим образом изменить к невыгоде Кемаля“. Далее мы должны были бы сказать Константину, что ему следует отложить наступление, пока его армия не будет реорганизована с помощью возвращенных в нее наиболее компетентных венизелистских генералов. Если он согласится на все наши требования как по части условий мира с турками, так и по части реорганизации армии и если Кемаль будет по-прежнему упрямиться и придется выполнять заключенное с Константином соглашение, то мы должны будем не колеблясь признать его. Если, к нашему несчастью, мы будем вынуждены действовать вместе с этим человеком и с греками, то будет совершенно бессмысленно не принимать всех возможных для нас мер для достижения успеха. Полумеры и нерешительная поддержка были проклятием всей политики, проводившейся нами после перемирия в отношении России и Турции. Именно такая тактика и довела нас до того гибельного положения, которое сложилось ныне.
Что касается условий, то я думаю, что одним из них должна быть эвакуация Смирны греческой армией. Я думаю, что это – минимум, при котором возможно добиться сотрудничества французов или согласия Кемаля на мир. Вопрос о гарантиях, обеспечивающих жизнь христианского населения при содействии местных или международных войск, не должен окончательно решаться на этой стадии переговоров, но я согласен с вами, что мы должны настаивать на действительных гарантиях и на предотвращении резни.
По моему мнению, времени терять нельзя. Если греки опять затеют вторую плохо подготовленную наступательную кампанию, то последняя карта окажется битой и мы потеряем как мирный договор с турками, так и греческую армию.
Я думаю, вы ясно понимаете, что предлагаемые мною способы решения греко-турецкой проблемы, имеющие в виду достижение поставленных нами целей, не менялись. Я всегда считал и теперь считаю нужным возможно более быстрое заключение мира с Турцией, и притом мира прочного. Как вы знаете, я совершенно не согласен с общей политикой Севрского трактата, результаты которой я не раз предсказывал. Но в том трудном положении, в каком мы теперь находимся, я всеми силами стараюсь найти выход из затруднений, так чтобы мы не оказались абсолютно беззащитными перед лицом торжествующего и несговорчивого врага».
Приведу далее мое официальное донесение от 25 июня 1921 г.
Премьер-министру лорду Керзону
25 июня 1921 г .
«Если верны газетные известия, что греки решили отказаться от наших предложений о посредничестве, то я надеюсь, что мы без всяких колебаний станем проводить нашу политику. Если они будут продолжать военные действия вопреки желаниям Англии и Франции и, лишенные какой бы то ни было моральной поддержки, в конце концов будут разбиты или в лучшем случае окончательно запутаются, то перед нами встанут чрезвычайно серьезные осложнения, и Кемаль будет до крайности несговорчив. Я уверен, что при данных условиях наиболее мужественный путь есть путь наиболее надежный. Премьер-министр на заседании кабинета министров сказал недавно, что он согласен проводить беспристрастную политику по отношению к обеим сторонам. Мне кажется, мы должны были бы спросить французов, согласятся ли они вместе с нами довести до сведения греков, что если греки не подчинятся предложенному решению, то мы вмешаемся и приостановим войну путем морской блокады Смирны. Это выступление решит дело, ибо греки бессильны что-либо предпринять. С другой стороны, нам это ничего не будет стоить, так как наш средиземноморской флот чрезвычайно силен и в настоящее время находится в Средиземном море. Я полагаю, что в Великобритании все одобрят прекращение войны. В то время мы должны сказать грекам, что если они согласятся на наши условия, а Кемаль проявит несговорчивость, то мы окажем им активную помощь и обратим морскую блокаду против Турции.
Я очень обеспокоен тем, что греки предпримут это новое наступление в подавленном настроении. Если это наступление кончится неудачей, то оно может привести к непоправимой катастрофе. В этом случае вся политика, установленная нами в Чекерсе, окажется сведенной на нет. Я прибавлю к этому, что если французы откажутся участвовать в морской блокаде Греции или Турции, – в зависимости от обстоятельств, – то я все же буду настаивать на том, чтобы мы проводили ее одни, ибо мы обладаем всеми средствами для ее проведения и можем осуществить эту меру весьма быстро».
В это время греческая армия неустанно двигалась вперед по тяжелой и труднодоступной местности. Это была величайшая кампания, предпринятая греками со времен классической древности. Этот эпизод заслуживает быть описанным более подробно, чем это обычно делалось.
До начала военных действий греческая армия была разделена на две группы. Правая, или южная группа, состоявшая из 7 дивизий и кавалерийской бригады (32 тыс. штыков и 1000 сабель), сосредоточивалась на линии железной дороги около Ушака. Левая, или северная группа, состоявшая из 4 дивизий (около 18 тыс. штыков), собралась у Бруссы. Сорокамильный промежуток между этими двумя основными группами прикрывался линией военных постов, тянувшихся от побережья Мраморного моря к югу. Турецкая армия также была разделена на две группы. Северная группа в шесть пехотных и три кавалерийских дивизии, составлявших 23 тыс. штыков (кавалерия представляла собою в сущности конную пехоту), стояла между железнодорожной станцией Эскишер и Мраморным морем. Южная группа в 10 пехотных дивизий и 2 кавалерийские дивизии, составлявших всего 25 тыс. штыков, была сосредоточена главным образом около железнодорожной станции Кутайя, но последние ее отряды доходили до Афиум Карагиссара и даже до более далеких пунктов. Греки немного превосходили турок в численности: у греков было 51 тыс. чел., у турок – 48 тыс. Кроме того, на два турецких орудия приходилось три греческих и на три турецких пулемета – восемь греческих. Греческая армия была лучше снабжена аэропланами и запасами военного снаряжения. Но зато турки за Ангорой имели еще три резервных дивизии (8 тыс. штыков), две дивизии (5 тыс. штыков) на юго-востоке в Киликии и еще три пехотных и две кавалерийских дивизии (6500 штыков) в ста семидесяти милях к востоку от Ангоры в округе Амасия.
Задача греков заключалась в том, чтобы уничтожить турецкую армию и занять Ангору. Но так как железнодорожная линия Смирна – Ангора, единственная линия, по которой могли передвигаться войска, резко отклонялась от своего основного направления и загибала к северу и югу за линией турецкого фронта между Афиум Карагиссаром и Эскишером, то прежде всего грекам было необходимо прогнать турок из этого сектора и, если возможно, уничтожить турецкую армию. Только при этом условии можно было продвинуться к Ангоре. Операции начались с маневра, имевшего целью обмануть неприятеля.
9 июля левая греческая группа двинула две дивизии к востоку от Бруссы, чтобы удержать турецкую северную группу на ее позициях, а две других дивизии направились на юго-восток к Кутайе, чтобы действовать совместно с правым крылом армии. Через три дня три дивизии правой греческой группы атаковали турок в Афиум Карагиссаре и разбили их. Началось очищение от турок железнодорожной линии, ведущей в Эскишер. Затем одна дивизия осталась в Афиум Карагиссаре, а остальная часть правой группы и две дивизии левой, соединившиеся при Кутайе, прогнали турок и вошли в Кутайю 17 числа. Турки продолжали отступать за Эскишер, который греки заняли 20 июля. Король Константин в этот день прибыл на фронт из Афин и принял командование войсками. 21 июля турки начали общую атаку. Греки ответили контратакой, и турки были оттеснены по всей линии. Они отступили на 30 миль и заняли позицию за рекой Сахария, в 50 милях от Ангоры. Эти позиции охраняли доступ в столицу.
Греки одержали стратегический и тактический успех, ибо они захватили железную дорогу и получили возможность продолжать наступление. Но они не уничтожили турецкой армии или хотя бы сколько-нибудь значительной ее части. Потери убитыми и ранеными были почти одинаковы для обеих сторон – и те и другие потеряли от 7 тыс. до 8 тыс. Кроме того турки потеряли 4 тыс. пленными.
Последовала короткая пауза, во время которой обе армии реорганизовались и приготовились к следующей фазе борьбы. Греки исправили железную дорогу и проселочные пути сообщения. Они ремонтировали подвижной состав и усилили свой дорожный транспорт: 500 грузовиков, 2 тыс. верблюдов и 3 тыс. повозок, движимых волами. Мустафа Кемаль, располагавший гораздо менее значительными средствами транспорта к меньшими запасами, чем его противники, приказал женам и дочерям своих солдат заменить собою верблюдов и быков, которых не было у турецкой армии. Во время передышки турецкие женщины приносили воду, пищу и другие припасы из бесчисленных окрестных деревушек, и все эти запасы сосредоточивались на востоке от большой излучины реки Сахарии, где турецкий национальный вождь и правитель решил окончательно утвердиться.
10 августа греки возобновили наступление, выделив вторую дивизию на фронт Афиум Карагиссара. Теперь армия их состояла из 73 тыс. штыков, из которых 50 тыс. можно было двинуть в наступление. Турки имели 70 тыс. штыков, из которых 44 тыс. были сосредоточены на реке Сахарии. Добавочный отряд в 8 тыс. двигался из Киликии. Греческий успех в Эскишере не оказал впечатления на союзников, и 14 августа на парижском совещании союзники решили по-прежнему соблюдать нейтралитет.
Битва началась 24 августа. Первоначальный греческий план заключался в том, чтобы обогнуть с юга турецкую позицию, но в самый последний момент, когда турки передвинули войска с правого фланга на левый, план был изменен, и было решено прорвать турецкий центр в направлении на Япан Гамман. Тем не менее, наиболее успешные для греков операции произошли на южном фланге. Это дало возможность центру и левому крылу продвинуться вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65