Зимний дворец, где заседало Временное правительство, был осажден. Керенский, бросившийся на фронт, чтобы собрать верные ему войска, был смещен изданной Лениным прокламацией и по возвращении был разбит бунтовщиками. Впоследствии британский апелляционный суд постановил, что при рассмотрении дел британских подданных, имеющих отношение к России, датой фактического перехода власти к советскому правительству следует считать 14 ноября 1917 г.
Навеки погибли империя Петра Великого и либеральная Россия, о которой так долго мечтали и Дума, и только что созванное Учредительное собрание. Вместе с царскими министрами канули во тьму кромешную либеральные и радикальные политики и реформаторы. Социалисты-революционеры, меньшевики, более мелкие социалистические группы – все они, за исключением наиболее крайних и наиболее близких к большевикам, были обречены на уничтожение. Доктринерские левые партии были обойдены с флангов, и все решительно оттенки политических взглядов почти сразу перестали существовать. Удержалась на время только одна секта. Анархисты, крепко придерживавшиеся традиции Бакунина, считали, что в их экстремизме никто не может их перещеголять. Если большевики хотели поставить мир вверх ногами, то анархисты хотели вывернуть его наизнанку. Если большевики хотели уничтожить понятия правого и неправого, то анархисты перестали различать между правыми и левым. Поэтому они предпочитали говорить и высоко держать голову. Но относительно их новые власти уже заранее приняли решение. Они не пожелали тратить времени на споры. И в Петрограде, и в Москве анархистские штаб-квартиры подвергались артиллерийскому обстрелу, а самих анархистов всюду ловили и без церемоний расстреливали.
Верховный большевистский комитет, эта нечеловеческая или сверхчеловеческая организация, как вам угодно, – это сообщество крокодилов, обладавших образцовыми интеллектами, взял власть 8 ноября. Его члены обладали твердой программой политики на ближайшее время. Их лозунгами были: – «долой войну», «долой частную собственность», «смерть всей оппозиции внутри страны». С внешним врагом надо было заключить немедленный мир и повести беспощадную войну с помещиками, капиталистами и реакционерами. Все эти термины истолковывались в самом широком смысле. Даже совершенные бедняки, обладавшие ничтожными сбережениями или владевшие маленьким домиком, получали кличку «буржуя». Левых социалистов называли реакционерами и соответственно обращались с ними. Пока еще не было проведено более детальное разрешение политических вопросов, в массы был брошен лозунг: «грабь награбленное». Крестьян поощряли на убийства помещиков и захват их поместий; на огромной территории распространились массовые и индивидуальные убийства и грабежи.
Итак, программа внутренней политики стала осуществляться с поразительной быстротой. Вопросы внешней политики оказались однако более трудными. Ленин и его сообщники, принимаясь за свое дело, были уверены, что с помощью беспроволочного телеграфа они могут обратиться непосредственно к народам воюющих государств через головы их правительств. Поэтому вначале они не имели в виду заключение сепаратного мира. Они надеялись, что под влиянием русского примера и выхода России из войны военные действия всюду приостановятся и все правительства, как союзные, так и неприятельские очутятся лицом к лицу с восставшими городами и взбунтовавшимися армиями. Провозглашение Декрета о мире сопровождалось немалым количеством слез и радостными криками. Призыв к миру дышал возвышенным человеколюбием, ужасом перед насилием, усталостью от бесконечной бойни. Приведем хотя бы следующий отрывок: «Трудящиеся всех стран, мы обращаемся к вам с братским призывом через гекатомбы трупов наших братьев-солдат. Через потоки невинно пролитой крови и слез, через дымящиеся развалины городов и сел, через разгромленные памятники культуры, мы призываем вас к восстановлению и укреплению международного единения».
Но петроградский беспроволочный телеграф напрасно бороздил эфир волнами. Крокодилы внимательно слушали, дожидаясь ответа, но ответом им было молчание. Тем временем новый режим умело захватывал в свои руки контроль над явной и тайной полицией царя.
Через две недели большевики уже бросили свой план «заключить мир через головы правительств с восставшими против них народами». 20 ноября русскому Верховному командованию было приказано немедленно предложить неприятельскому командованию приостановить враждебные действия и начать переговоры о мире, а 22 ноября Троцкий послал посланникам союзных держав в Петрограде ноту, предлагавшую установить «немедленное перемирение на всех фронтах и немедленно начать мирные переговоры». Ни посланники, ни их правительства не ответили вовсе. Русский главнокомандующий, престарелый генерал Духонин, отказался вступить в переговоры с неприятелем. Он тотчас же был заменен на своем посту офицером младшего ранга, прапорщиком Крыленко, который выдал арестованного генерала самосуду взбунтовавшейся солдатской толпы. Генерал был разорван на части. Затем центральным державам было предложено перемирие. Некоторое время эти державы также хранили молчание. Но большевистское правительство во что бы то ни стало должно было выполнить данное им обещание «немедленного мира», и фронтовикам был отдан приказ «брататься и заключать мир с немцами, производя братание полками и ротами». Какое бы то ни было военное сопротивление неприятелю стало после этого невозможным. 28 ноября центральные державы заявили о своей готовности рассмотреть предложение о перемирии. 2 декабря стрельба прекратилась по всей линии русского фронта; напряженные усилия народов России стихли.
Переговоры тянулись три месяца, прежде чем был подписан Брест-Литовский договор. Для большевиков этот период был полон разочарований. Они требовали шестимесячного перемирия, а вместо этого получили приостановку военных действий на один месяц, после чего военные действия снова могли возобновиться с предупреждением за одну неделю. Большевики хотели, чтобы переговоры велись в какой-либо нейтральной столице вроде Стокгольма, но и в этом требовании им было отказано. Они разъясняли победителям, которые сами дошли до отчаяния, правильные политические принципы для построения человеческого общества. «Извините, господа, – спрашивал большевиков германский генерал Гофман, – какое нам дело до ваших принципов?» В припадке непоследовательной лояльности по отношению к союзникам большевики потребовали, чтобы во время перемирия ни австрийские, ни германские войска не перевозились с восточного на западный фронт. Немцы согласились – и немедленно начали перевозить войска во Францию. В конце декабря все иллюзии, которые со столь непонятной доверчивостью питали до сих пор большевики, кончились. Большевики стояли лицом к лицу с вооруженными в решительными вражескими силами и знали, что они сделали Россию совершенно неспособной к сопротивлению.
Тем не менее, когда этой группе революционеров стало вполне ясно значение тех мирных условий, которые предложили им немцы, они были охвачены судорогами яростного возмущения. Немцы оставались совершенно бесстрастными ко всему. Они одновременно вели переговоры и с большевистской делегацией и с сепаратной делегацией украинского правительства. Тщетно большевики настаивали, что только они одни имеют право говорить от имени всей России. Но немцы просто-напросто отмахнулись от этих возражений. Как бы неудачно для них ни сложился дальнейший ход событий, центральные державы решили вывезти хлеб и нефть с Украины и Кавказа и предъявили новым министрам русского народа требования о бесплатной доставке всех нужных им припасов.
В конце декабря переговоры были прерваны, большевистские делегаты возвратились домой, чтобы посоветоваться со своими товарищами. До нас дошли некоторые детали этих новых дебатов в большевистском аду. Троцкий, принявший на себя роль Молоха, настаивал на возобновления войны, и большинство тайного совещания, по-видимому, разделяло его взгляд. Но холодный и мрачный голос Ленина напомнил собравшимся об их долге в восемнадцати тезисах.
В открытый бой всем сердцем я б стремился,
Друзья мои, и в злобе на врага
Я вам не уступил.
Но какое сопротивление могли они оказать врагу? Армии исчезли, от союзников они отказались, флот был охвачен бунтом, Россия погружена в хаос. Даже возможность бегства по широким пространствам России, которою они все еще располагали, не могла оставаться в их распоряжение сколько-нибудь долго. Но ведь для них поставлено на карту нечто более драгоценное, чем судьба России. Разве они не осуществляли коммунистической революции? Разве они могли бороться с буржуями у себя на родине, в то же время тратя весь остаток своих сил на сопротивление вторгшемуся неприятелю? В конце концов для интернационалистов, стремящихся к мировой революции, географические границы и политические связи не имели особенно важного значения. Большевики должны прочно укрепить свою власть на тех русских территориях, которые у них останутся, и отсюда распространить гражданскую войну и на все прочие страны. Доводы Ленина возымели действие. Как передает один англичанин, бывший очевидцем этой сцены, Ленин даже не пожелал слушать возражений и холодно и безучастно сидел в соседней комнате, предоставив своим сотоварищам произносить пылкие речи, в которых слышны были ненависть и бешенство. Троцкому удалось только провести формулу: «ни войны, ни мира». Советы подчинятся, но они не пишут договора. 10 февраля Троцкий заявил по беспроволочному телеграфу, что Россия, отказавшись подписать мир на основе аннексий, объявляет со своей стороны об окончании войны с Германией, Австрией, Венгрией, Турцией и Болгарией. Одновременно с этим, добавлял он, русские армии получили приказ демобилизоваться на всех фронтах.
Но немцам этого было недостаточно. В течение недели они хранили молчание, но 17 февраля напрямик заявили, что перемирие кончилось и на следующий же день германские армии перейдут в наступление по всему фронту. Протесты Троцкого, настаивавшего, что большевикам должна быть предоставлена по крайней мере еще одна неделя отсрочки, были заглушены пушечной канонадой. На тысячемильном фронте, от Ревеля до Галаца, германские и австрийские армии покатились вперед. На русском фронте все еще оставались кое-где войска, находившиеся на различных стадиях разложения, и оставались офицеры, решившие исполнить свой долг до конца. Но все эти остатки армий были сметены без малейших затруднений. Весь русский фронт был сломлен и на протяжении каких-нибудь 20 миль немцы захватили в один день 1350 орудий и массу военного снаряжения и военнопленных. Город Двинск, главный объект германского наступления, был взят в тот же вечер, и 19 февраля Советы окончательно сдались. Троцкий уступил пост комиссара иностранных дел более миролюбиво настроенному Чичерину, и 3 марта были подписаны мирные договоры.
Брест-Литовский договор лишил Россию Польши, Литвы, Курляндии, Финляндии и Аландских островов, Эстляндии и Лифляндии, а на Кавказе – Карса, Ардагана и Батума.
Советское радио извещало, что заключенный мир не основан на свободном соглашении, а продиктован силой оружия, и Россия вынуждена принять его, скрепя сердце. Советское правительство, – продолжало радио, – предоставленное своим собственным силам, не будучи в состоянии противиться вооруженному натиску германского империализма, вынуждено ради спасения революционной России принять поставленные ему условия. Как говорил Ленин несколько лет тому назад, большевики должны были мужественно взглянуть в лицо неприкрашенной, горькой истине, испить до самого дна чашу поражений, раздела, порабощения и унижения. Вряд ли можно лучше описать те первые благодеяния, которыми Ленин осыпал русскую нацию. Как говорит Бьюкенен, «Россия потеряла 26% всего своего населения, 27% пахотной земли, 32% среднего сбора хлебов, 26% железных дорог, 33% своей обрабатывающей промышленности, 73% всей своей железной продукции и 75% своих угольных месторождений. Вот в чем выразилась политика „мира без аннексий“. Большевики были вынуждены уплатить огромные и еще не установленные точно суммы, согласиться на свободный вывоз нефти и заключить торговый договор, предоставлявший Германии права наиболее благоприятствуемой державы. Такова была политика „мира без контрибуций“. Большевики отдали под германское владычество 55 миллионов славян, отнюдь не желавших этого. Таков был принцип „самоопределения народов“.
Если в настоящее время положение до известной степени изменилось и Советская республика не стоит под опекой Германии и не подвергается систематической эксплуатации, то это произошло лишь потому, что демократические государства Запада и Америки продолжали бороться за общее дело, несмотря на дезертирство России. На них-то и обрушилась теперь с новой силой Германия» Пикантно выглядит у Черчиля утверждение, что якобы союзники «спасли» Советскую Россию, у того самого Черчиля, который был главным вдохновителем всех попыток задушить советскую власть, не удавшихся вовсе не по недостатку «доброй воли» Черчилей и их класса. – Ред .
.
ГЛАВА V
ИНТЕРВЕНЦИЯ
Корнилов и Алексеев на Дону. – Образование русской добровольческой армии. – Судьба военного снаряжения в Архангельске. – Серьезное положение на Западе. – Американско-японские трения. – Новый персонаж: проф. Масарик. – Чехо-словацкие корпуса. – Большевистское предательство. – Удивительнее возмездие. – Интервенция союзников в Сибири. – Омское правительство. – Поразительное превращение. – Балтийские государства. – Финляндия. – Польша. – Пилсудский. – Украина. – Бессарабия.
Большевистское перемирие и последовавшее вслед за ним заключение мира с центральными державами произвели огромное впечатление в России. В тот самый день, когда были приостановлены военные действия (2 декабря 1917 г.), генералы Корнилов, Алексеев и Деникин подняли на Дону контрреволюционное знамя. Все они пробрались в это убежище к лояльным казакам обходными путями и не без опасности для жизни. Здесь, окруженные простым и преданным населением, эти военные вожди явились центром притяжения для всех наиболее благородных элементов старой России. Но на чем был основан их политический авторитет? Императорский режим был дискредитирован во всех классах общества. Царь отрекся от престола и находился уже на пути к месту своего убийства – Екатеринбургу. Большевизм все еще рядился в тогу демократического прогресса и под давлением событий проявлялся в самых насильственных формах. В России ничто не могло устоять перед двумя лозунгами: «всю землю крестьянам» и «всю власть Советам». Но тем не менее целость и неприкосновенность России и обязательства ее перед союзниками, от соблюдения которых зависело ее доброе имя, звучали внушительно и повелительно. Правда, идеи эти были дороги лишь для отдельных лиц, разбросанных по огромным фронтам и обширным внутренним территориям. Но боевой клич был подхвачен, перенесся через степи и горы, и решительно всюду, – среди всех классов, в каждом городе и в каждой деревне, – нашлись те, кто услышал этот клич. Если подняла голову мировая революция, то и мировая цивилизация все еще не покидала поля сражения. Более двадцати государств и народов, населяющих пять континентов, шли походом на центральные империи, которые погубили Россию. По всем морям неудержимо двигались корабли, направляясь к западному фронту войны. Могущественная Америка готовилась из-за океана идти на подмогу союзникам и была охвачена военными приготовлениями. Во главе огромных организаций стояли государственные люди, имена которых были известны в каждой семье. Хотя Россия была повержена на землю и разбита, борьба за общее дело продолжалась. Деспотические правительства должны быть свергнуты, а не заменены иной формой тирании. Для собравшихся на Дону русских патриотов были драгоценны честь русского оружия и наследие Петра Великого, которое они должны были охранять, хотя бы поплатившись за это жизнью.
Формирование и подвиги русской добровольческой армии могут составить тему исторической монографии, которую с благодарностью прочтут все боевые товарищи русских в Британской империи, во Франции, в Италии и в Соединенных Штатах, а равно и в мелких государствах, ныне окончательно обеспечивших свою свободу. Когда по всей огромной империи разнеслись известия об отторжении территорий от России и о том позоре, которому она подверглась, – это несчастье, повергшее в ужас многих, воодушевило на подвиг некоторых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Навеки погибли империя Петра Великого и либеральная Россия, о которой так долго мечтали и Дума, и только что созванное Учредительное собрание. Вместе с царскими министрами канули во тьму кромешную либеральные и радикальные политики и реформаторы. Социалисты-революционеры, меньшевики, более мелкие социалистические группы – все они, за исключением наиболее крайних и наиболее близких к большевикам, были обречены на уничтожение. Доктринерские левые партии были обойдены с флангов, и все решительно оттенки политических взглядов почти сразу перестали существовать. Удержалась на время только одна секта. Анархисты, крепко придерживавшиеся традиции Бакунина, считали, что в их экстремизме никто не может их перещеголять. Если большевики хотели поставить мир вверх ногами, то анархисты хотели вывернуть его наизнанку. Если большевики хотели уничтожить понятия правого и неправого, то анархисты перестали различать между правыми и левым. Поэтому они предпочитали говорить и высоко держать голову. Но относительно их новые власти уже заранее приняли решение. Они не пожелали тратить времени на споры. И в Петрограде, и в Москве анархистские штаб-квартиры подвергались артиллерийскому обстрелу, а самих анархистов всюду ловили и без церемоний расстреливали.
Верховный большевистский комитет, эта нечеловеческая или сверхчеловеческая организация, как вам угодно, – это сообщество крокодилов, обладавших образцовыми интеллектами, взял власть 8 ноября. Его члены обладали твердой программой политики на ближайшее время. Их лозунгами были: – «долой войну», «долой частную собственность», «смерть всей оппозиции внутри страны». С внешним врагом надо было заключить немедленный мир и повести беспощадную войну с помещиками, капиталистами и реакционерами. Все эти термины истолковывались в самом широком смысле. Даже совершенные бедняки, обладавшие ничтожными сбережениями или владевшие маленьким домиком, получали кличку «буржуя». Левых социалистов называли реакционерами и соответственно обращались с ними. Пока еще не было проведено более детальное разрешение политических вопросов, в массы был брошен лозунг: «грабь награбленное». Крестьян поощряли на убийства помещиков и захват их поместий; на огромной территории распространились массовые и индивидуальные убийства и грабежи.
Итак, программа внутренней политики стала осуществляться с поразительной быстротой. Вопросы внешней политики оказались однако более трудными. Ленин и его сообщники, принимаясь за свое дело, были уверены, что с помощью беспроволочного телеграфа они могут обратиться непосредственно к народам воюющих государств через головы их правительств. Поэтому вначале они не имели в виду заключение сепаратного мира. Они надеялись, что под влиянием русского примера и выхода России из войны военные действия всюду приостановятся и все правительства, как союзные, так и неприятельские очутятся лицом к лицу с восставшими городами и взбунтовавшимися армиями. Провозглашение Декрета о мире сопровождалось немалым количеством слез и радостными криками. Призыв к миру дышал возвышенным человеколюбием, ужасом перед насилием, усталостью от бесконечной бойни. Приведем хотя бы следующий отрывок: «Трудящиеся всех стран, мы обращаемся к вам с братским призывом через гекатомбы трупов наших братьев-солдат. Через потоки невинно пролитой крови и слез, через дымящиеся развалины городов и сел, через разгромленные памятники культуры, мы призываем вас к восстановлению и укреплению международного единения».
Но петроградский беспроволочный телеграф напрасно бороздил эфир волнами. Крокодилы внимательно слушали, дожидаясь ответа, но ответом им было молчание. Тем временем новый режим умело захватывал в свои руки контроль над явной и тайной полицией царя.
Через две недели большевики уже бросили свой план «заключить мир через головы правительств с восставшими против них народами». 20 ноября русскому Верховному командованию было приказано немедленно предложить неприятельскому командованию приостановить враждебные действия и начать переговоры о мире, а 22 ноября Троцкий послал посланникам союзных держав в Петрограде ноту, предлагавшую установить «немедленное перемирение на всех фронтах и немедленно начать мирные переговоры». Ни посланники, ни их правительства не ответили вовсе. Русский главнокомандующий, престарелый генерал Духонин, отказался вступить в переговоры с неприятелем. Он тотчас же был заменен на своем посту офицером младшего ранга, прапорщиком Крыленко, который выдал арестованного генерала самосуду взбунтовавшейся солдатской толпы. Генерал был разорван на части. Затем центральным державам было предложено перемирие. Некоторое время эти державы также хранили молчание. Но большевистское правительство во что бы то ни стало должно было выполнить данное им обещание «немедленного мира», и фронтовикам был отдан приказ «брататься и заключать мир с немцами, производя братание полками и ротами». Какое бы то ни было военное сопротивление неприятелю стало после этого невозможным. 28 ноября центральные державы заявили о своей готовности рассмотреть предложение о перемирии. 2 декабря стрельба прекратилась по всей линии русского фронта; напряженные усилия народов России стихли.
Переговоры тянулись три месяца, прежде чем был подписан Брест-Литовский договор. Для большевиков этот период был полон разочарований. Они требовали шестимесячного перемирия, а вместо этого получили приостановку военных действий на один месяц, после чего военные действия снова могли возобновиться с предупреждением за одну неделю. Большевики хотели, чтобы переговоры велись в какой-либо нейтральной столице вроде Стокгольма, но и в этом требовании им было отказано. Они разъясняли победителям, которые сами дошли до отчаяния, правильные политические принципы для построения человеческого общества. «Извините, господа, – спрашивал большевиков германский генерал Гофман, – какое нам дело до ваших принципов?» В припадке непоследовательной лояльности по отношению к союзникам большевики потребовали, чтобы во время перемирия ни австрийские, ни германские войска не перевозились с восточного на западный фронт. Немцы согласились – и немедленно начали перевозить войска во Францию. В конце декабря все иллюзии, которые со столь непонятной доверчивостью питали до сих пор большевики, кончились. Большевики стояли лицом к лицу с вооруженными в решительными вражескими силами и знали, что они сделали Россию совершенно неспособной к сопротивлению.
Тем не менее, когда этой группе революционеров стало вполне ясно значение тех мирных условий, которые предложили им немцы, они были охвачены судорогами яростного возмущения. Немцы оставались совершенно бесстрастными ко всему. Они одновременно вели переговоры и с большевистской делегацией и с сепаратной делегацией украинского правительства. Тщетно большевики настаивали, что только они одни имеют право говорить от имени всей России. Но немцы просто-напросто отмахнулись от этих возражений. Как бы неудачно для них ни сложился дальнейший ход событий, центральные державы решили вывезти хлеб и нефть с Украины и Кавказа и предъявили новым министрам русского народа требования о бесплатной доставке всех нужных им припасов.
В конце декабря переговоры были прерваны, большевистские делегаты возвратились домой, чтобы посоветоваться со своими товарищами. До нас дошли некоторые детали этих новых дебатов в большевистском аду. Троцкий, принявший на себя роль Молоха, настаивал на возобновления войны, и большинство тайного совещания, по-видимому, разделяло его взгляд. Но холодный и мрачный голос Ленина напомнил собравшимся об их долге в восемнадцати тезисах.
В открытый бой всем сердцем я б стремился,
Друзья мои, и в злобе на врага
Я вам не уступил.
Но какое сопротивление могли они оказать врагу? Армии исчезли, от союзников они отказались, флот был охвачен бунтом, Россия погружена в хаос. Даже возможность бегства по широким пространствам России, которою они все еще располагали, не могла оставаться в их распоряжение сколько-нибудь долго. Но ведь для них поставлено на карту нечто более драгоценное, чем судьба России. Разве они не осуществляли коммунистической революции? Разве они могли бороться с буржуями у себя на родине, в то же время тратя весь остаток своих сил на сопротивление вторгшемуся неприятелю? В конце концов для интернационалистов, стремящихся к мировой революции, географические границы и политические связи не имели особенно важного значения. Большевики должны прочно укрепить свою власть на тех русских территориях, которые у них останутся, и отсюда распространить гражданскую войну и на все прочие страны. Доводы Ленина возымели действие. Как передает один англичанин, бывший очевидцем этой сцены, Ленин даже не пожелал слушать возражений и холодно и безучастно сидел в соседней комнате, предоставив своим сотоварищам произносить пылкие речи, в которых слышны были ненависть и бешенство. Троцкому удалось только провести формулу: «ни войны, ни мира». Советы подчинятся, но они не пишут договора. 10 февраля Троцкий заявил по беспроволочному телеграфу, что Россия, отказавшись подписать мир на основе аннексий, объявляет со своей стороны об окончании войны с Германией, Австрией, Венгрией, Турцией и Болгарией. Одновременно с этим, добавлял он, русские армии получили приказ демобилизоваться на всех фронтах.
Но немцам этого было недостаточно. В течение недели они хранили молчание, но 17 февраля напрямик заявили, что перемирие кончилось и на следующий же день германские армии перейдут в наступление по всему фронту. Протесты Троцкого, настаивавшего, что большевикам должна быть предоставлена по крайней мере еще одна неделя отсрочки, были заглушены пушечной канонадой. На тысячемильном фронте, от Ревеля до Галаца, германские и австрийские армии покатились вперед. На русском фронте все еще оставались кое-где войска, находившиеся на различных стадиях разложения, и оставались офицеры, решившие исполнить свой долг до конца. Но все эти остатки армий были сметены без малейших затруднений. Весь русский фронт был сломлен и на протяжении каких-нибудь 20 миль немцы захватили в один день 1350 орудий и массу военного снаряжения и военнопленных. Город Двинск, главный объект германского наступления, был взят в тот же вечер, и 19 февраля Советы окончательно сдались. Троцкий уступил пост комиссара иностранных дел более миролюбиво настроенному Чичерину, и 3 марта были подписаны мирные договоры.
Брест-Литовский договор лишил Россию Польши, Литвы, Курляндии, Финляндии и Аландских островов, Эстляндии и Лифляндии, а на Кавказе – Карса, Ардагана и Батума.
Советское радио извещало, что заключенный мир не основан на свободном соглашении, а продиктован силой оружия, и Россия вынуждена принять его, скрепя сердце. Советское правительство, – продолжало радио, – предоставленное своим собственным силам, не будучи в состоянии противиться вооруженному натиску германского империализма, вынуждено ради спасения революционной России принять поставленные ему условия. Как говорил Ленин несколько лет тому назад, большевики должны были мужественно взглянуть в лицо неприкрашенной, горькой истине, испить до самого дна чашу поражений, раздела, порабощения и унижения. Вряд ли можно лучше описать те первые благодеяния, которыми Ленин осыпал русскую нацию. Как говорит Бьюкенен, «Россия потеряла 26% всего своего населения, 27% пахотной земли, 32% среднего сбора хлебов, 26% железных дорог, 33% своей обрабатывающей промышленности, 73% всей своей железной продукции и 75% своих угольных месторождений. Вот в чем выразилась политика „мира без аннексий“. Большевики были вынуждены уплатить огромные и еще не установленные точно суммы, согласиться на свободный вывоз нефти и заключить торговый договор, предоставлявший Германии права наиболее благоприятствуемой державы. Такова была политика „мира без контрибуций“. Большевики отдали под германское владычество 55 миллионов славян, отнюдь не желавших этого. Таков был принцип „самоопределения народов“.
Если в настоящее время положение до известной степени изменилось и Советская республика не стоит под опекой Германии и не подвергается систематической эксплуатации, то это произошло лишь потому, что демократические государства Запада и Америки продолжали бороться за общее дело, несмотря на дезертирство России. На них-то и обрушилась теперь с новой силой Германия» Пикантно выглядит у Черчиля утверждение, что якобы союзники «спасли» Советскую Россию, у того самого Черчиля, который был главным вдохновителем всех попыток задушить советскую власть, не удавшихся вовсе не по недостатку «доброй воли» Черчилей и их класса. – Ред .
.
ГЛАВА V
ИНТЕРВЕНЦИЯ
Корнилов и Алексеев на Дону. – Образование русской добровольческой армии. – Судьба военного снаряжения в Архангельске. – Серьезное положение на Западе. – Американско-японские трения. – Новый персонаж: проф. Масарик. – Чехо-словацкие корпуса. – Большевистское предательство. – Удивительнее возмездие. – Интервенция союзников в Сибири. – Омское правительство. – Поразительное превращение. – Балтийские государства. – Финляндия. – Польша. – Пилсудский. – Украина. – Бессарабия.
Большевистское перемирие и последовавшее вслед за ним заключение мира с центральными державами произвели огромное впечатление в России. В тот самый день, когда были приостановлены военные действия (2 декабря 1917 г.), генералы Корнилов, Алексеев и Деникин подняли на Дону контрреволюционное знамя. Все они пробрались в это убежище к лояльным казакам обходными путями и не без опасности для жизни. Здесь, окруженные простым и преданным населением, эти военные вожди явились центром притяжения для всех наиболее благородных элементов старой России. Но на чем был основан их политический авторитет? Императорский режим был дискредитирован во всех классах общества. Царь отрекся от престола и находился уже на пути к месту своего убийства – Екатеринбургу. Большевизм все еще рядился в тогу демократического прогресса и под давлением событий проявлялся в самых насильственных формах. В России ничто не могло устоять перед двумя лозунгами: «всю землю крестьянам» и «всю власть Советам». Но тем не менее целость и неприкосновенность России и обязательства ее перед союзниками, от соблюдения которых зависело ее доброе имя, звучали внушительно и повелительно. Правда, идеи эти были дороги лишь для отдельных лиц, разбросанных по огромным фронтам и обширным внутренним территориям. Но боевой клич был подхвачен, перенесся через степи и горы, и решительно всюду, – среди всех классов, в каждом городе и в каждой деревне, – нашлись те, кто услышал этот клич. Если подняла голову мировая революция, то и мировая цивилизация все еще не покидала поля сражения. Более двадцати государств и народов, населяющих пять континентов, шли походом на центральные империи, которые погубили Россию. По всем морям неудержимо двигались корабли, направляясь к западному фронту войны. Могущественная Америка готовилась из-за океана идти на подмогу союзникам и была охвачена военными приготовлениями. Во главе огромных организаций стояли государственные люди, имена которых были известны в каждой семье. Хотя Россия была повержена на землю и разбита, борьба за общее дело продолжалась. Деспотические правительства должны быть свергнуты, а не заменены иной формой тирании. Для собравшихся на Дону русских патриотов были драгоценны честь русского оружия и наследие Петра Великого, которое они должны были охранять, хотя бы поплатившись за это жизнью.
Формирование и подвиги русской добровольческой армии могут составить тему исторической монографии, которую с благодарностью прочтут все боевые товарищи русских в Британской империи, во Франции, в Италии и в Соединенных Штатах, а равно и в мелких государствах, ныне окончательно обеспечивших свою свободу. Когда по всей огромной империи разнеслись известия об отторжении территорий от России и о том позоре, которому она подверглась, – это несчастье, повергшее в ужас многих, воодушевило на подвиг некоторых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65