– Рассказывай ему все, что хочешь. Но только не раздражай его.
И с этими словами они с Клодом вошли в дом.
Мистер Ходди был вдовец. У него было постное, унылое выражение лица, будто он вечно чем-то недоволен, плотный ряд мелких зубов, как у его дочери Клэрис, и смотрел он, как и она, подозрительно, искоса, а вот свежести и жизненной силы, теплоты он, напротив, был напрочь лишен – не человек, а кислое яблоко. Кожа землистого цвета, весь какой-то сморщенный, с несколькими пучками черных волос на макушке. Между тем мистер Ходди, помощник хозяина бакалейной лавки, был человеком очень важным. На работе он надевал безукоризненной белизны халат и распоряжался большим количеством таких ценных товаров, как масло и сахар. С его мнением считались все домашние хозяйки в деревне, не упускавшие случая улыбнуться ему.
Клод Каббидж всегда чувствовал себя неуютно в этом доме, а мистер Ходди постарался все сделать для того, чтобы так и было. Они расположились в гостиной с чашками чая в руках, при этом мистер Ходди занял лучшее место справа от камина, Клод и Клэрис сидели на диване, на весьма почтительном расстоянии от хозяина. Его младшая дочь Ада расположилась слева на жестком стуле с высокой спинкой. Все вместе составили небольшой полукруг возле огня и чинно потягивали чай, хотя некоторое напряжение ощущалось.
– Да, мистер Ходди, – говорил Клод, – вы можете вполне быть уверены в том, что у нас с Гордоном сейчас есть кое-какие соображения. Надо лишь выждать какое-то время, а потом уж выбрать то, что принесет наибольшую выгоду.
– Какие еще соображения? – спросил мистер Ходди, недоверчиво глядя на Клода своими маленькими глазками.
– Ага, вот и вам это интересно. Понятное дело. Клод заерзал на диване. Синий пиджак стягивал ему грудь, но особенно досаждали тесные брюки, от которых было больно в промежности. Ему страшно захотелось спустить их.
– Этот парень, которого ты называешь Гордоном... Мне казалось, у него уже есть хорошее занятие, – сказал мистер Ходди. – Зачем же ему искать чего-то другого?
– Вы абсолютно правы, мистер Ходди. У него отличная работа. Но надо ведь и развиваться. Новые идеи – вот что нас влечет. Да и мне хотелось бы иметь свою долю с выгодного дела.
– Какого например?
Мистер Ходди держал в руке кусочек черносмородинового пирожного и обкусывал его со всех сторон – точно гусеница, вгрызающаяся в краешек листа.
– Так какого же?
– Мы, мистер Ходди, каждый день с Гордоном подолгу беседуем о разных делах.
– К примеру, каких? – неумолимо повторил мистер Ходди.
Клэрис искоса посмотрела на Клода, как бы подталкивая его к продолжению разговора. Клод медленно поднял свои большие глаза на мистера Ходди и умолк. Ему не нравилось, что мистер Ходди подкалывает его, всегда задает кучу вопросов, смотрит прямо на него и вообще ведет себя так, будто он у него кто-то вроде адъютанта.
– Так каких же? – спросил мистер Ходди, и на этот раз Клод решил, что так запросто не уступит. К тому же инстинкт подсказывал ему, что старый Ходди ведет дело к скандалу.
– Видите ли, – набрав полную грудь воздуха, произнес он, – мне вообще-то не хотелось бы вдаваться в подробности, пока мы все хорошенько не продумали. Понимаете, пока мы прокручиваем наши идеи в головах.
– Я бы хотел знать только одно, – с раздражением проговорил мистер Ходди, – что за дело вы обдумываете? Полагаю, достойное?
– Умоляю вас, мистер Ходди. Неужели вы думаете, что мы станем хотя бы даже размышлять о чем-то недостойном?
Мистер Ходди что-то пробормотал, медленно помешивая чай и глядя на Клода. Клэрис молча смотрела на огонь. Она чувствовала, как ее начинает одолевать страх.
– Мне вообще никогда не нравилось, когда затевают какое-то предприятие, – заявил мистер Ходди, оправдывая собственные неудачи в этом плане. – Все, к чему человек должен стремиться, это хорошая достойная работа. Достойная работа в достойном окружении. Много нынче мышиной возни. Не по душе мне это.
– Дело в том, – в отчаянии заговорил Клод, – что прежде всего мне бы хотелось обеспечить свою жену всем тем, чего она только пожелает. Дом, мебель, сад с клумбами, стиральная машина и все самое лучшее на свете. Вот к чему я стремлюсь, а обычной зарплаты разве на все это хватит? Если нет серьезного дела, так где же взять деньги на все это, мистер Ходди? Тут-то вы со мной согласны?
Мистеру Ходди, который работал на обычную зарплату всю свою жизнь, не понравилась такая позиция.
– А позволь-ка спросить, не кажется ли тебе, что вот мне удается обеспечивать свою семью всем необходимым?
– О да, даже сверх того! – с жаром воскликнул Клод. – Но ведь у вас превосходная работа, мистер Ходди, а это же совсем другое дело.
– Ну, а ты что затеял? – настойчиво спросил еще раз мистер Ходди.
Клод отхлебнул чаю, дав себе передышку. Интересно было бы посмотреть на выражение лица этого жалкого мерзкого старикана, если бы взять да и рассказать ему прямо сейчас всю правду, взять и рассказать, что мы затеяли. "Да если хотите знать, мистер Ходди, – сказал про себя Клод, – все, что нам нужно, это пара похожих друг на дружку гончих, одна быстрее другой, вот тогда бы мы устроили самое большое представление в истории собачьих бегов". Очень бы хотелось посмотреть на выражение его лица после таких слов.
Все сидели с чашками в руках, смотрели на него и ждали, когда он продолжит разговор, притом ждали, что он скажет что-то хорошее.
– Видите ли, – очень медленно заговорил Клод, тщательно взвешивая слова, – я уже давно кое-что обдумываю, кое-что такое, что принесет больше денег, чем даже подержанные машины Гордона или еще что-нибудь подобное, да хорошо бы деньги не вкладывать.
"Так-то лучше, – сказал он про себя. – Продолжай и дальше в том же духе".
– И что же это может быть?
– Нечто такое необычное, мистер Ходди, что из миллиона не найдется и одного человека, который в это поверил бы.
– Так что же это?
Мистер Ходди осторожно поставил свою чашку на маленький столик, стоявший рядом, и подался вперед, приготовившись внимательно слушать. И, глядя на него, Клод вдруг впервые понял, что этот человек и все подобные – ему враги. От таких вот мистеров ходди только и жди неприятностей. Они все одинаковы. Он не раз встречался с ними – руки чистые до отвращения, кожа землистая, постоянно язвят и любят отращивать животики, торчащие из-под жилеток; и еще у каждого маслянистый нос с широкими ноздрями, круглый подбородок, подозрительно бегающие глаза, заглянув в которые, ничего не поймешь. Ох уж эти мистеры ходди, прости господи.
– Ну так что же?
– Это просто золотая жила, мистер Ходди, честное слово.
– Поверю в это, когда сам услышу.
– Это настолько удивительно просто, что большинство людей и не взялись бы за это дело.
Вот он и подошел к самому главному, к тому, о чем уже давно всерьез размышлял, что всегда хотел сделать. Он потянулся и осторожно поставил свою чашку на столик рядом с чашкой мистера Ходди, потом, не зная, куда девать руки, положил их на колени ладонями кверху.
– Ну, давай же, выкладывай, что там у тебя.
– Я имел в виду опарышей, – тихо произнес Клод.
Мистер Ходди откинулся на стуле, будто ему брызнули в лицо водой.
– Опарыши! – в ужасе произнес он. – При чем тут опарыши?
Клод забыл, что в любой достойной бакалейной лавке это слово почти не произносимо. Ада захихикала, но Клэрис бросила на нее такой злобный взгляд, что хихиканье тотчас прекратилось.
– Вот откуда будут деньги – из фабрики по производству опарышей.
– Ты что – шутить задумал?
– Честное слово, мистер Ходди, может, вам это кажется немного странным, но только потому, что вы никогда раньше об этом не слышали. Это правда маленькая золотая жила.
– Фабрика по производству опарышей! Да ты в своем уме, Каббидж! Что ты такое несешь!
Клэрис не понравилось, что ее отец назвал Клода по фамилии.
– А вы никогда не слышали о такой фабрике, мистер Ходди?
– Конечно, нет!
– Сейчас открывается много фабрик по производству опарышей, это настоящие большие компании с менеджерами, директорами и все такое прочее, и знаете что, мистер Ходди? У них миллионные прибыли!
– Ерунда!
– И знаете, откуда у них миллионы?
Клод помолчал, не замечая, что лицо его слушателя медленно желтеет.
– Потому что на опарышей большой спрос, мистер Ходди.
В ту минуту мистер Ходди прислушивался и к другим голосам, к голосам покупателей за прилавком – к голосу миссис Рэббитс например. Он как раз отрезал ей кусок масла. У миссис Рэббитс рыжие усы, она всегда громко разговаривает и при этом без конца повторяет "так-так-так"; он услышал, как она говорит: "Так-так-так, мистер Ходди, так значит ваша Клэрис вышла замуж на прошлой неделе, а? Что ж, это очень хорошо, и чем, вы сказали, занимается ее муж, мистер Ходди?" – "У него фабрика по производству опарышей, миссис Рэббитс".
"Ну уж нет, – сказал он про себя, враждебно глядя на Клода. – Большое тебе спасибо. Но этого мне не надо".
– Не могу сказать, – с гордостью заявил он, – чтобы мне когда-либо доводилось покупать опарышей.
– И мне тоже, мистер Ходди. Да мы и не знаем никого, кто бы их покупал. Но позвольте спросить у вас кое-что еще. Как часто вам приходилось покупать, скажем... коронную шестерню или маховое перо?
Вопрос вышел хитрым, и Клод позволил себе приторно улыбнуться.
– А какое отношение это имеет к личинкам?
– Прямое. Люди покупают то, что им нужно. Вот вы ни разу в жизни не покупали коронную шестерню или маховое перо, но это вовсе не значит, что нет людей, богатеющих в эту самую минуту на их производстве – есть такие люди! То же с опарышами.
– Не мог бы ты назвать мне этих мерзких людишек, которые покупают опарышей?
– Опарышей покупают рыбаки, мистер Ходди. Рыбаки-любители. В стране много тысяч рыбаков, которые каждый уикенд отправляются на реки рыбачить, и всем им нужны опарыши. И они готовы за них хорошо платить. Пройдитесь как-нибудь вдоль реки выше Марлоу, и вы увидите их на обоих берегах. Свободного места нет!
– Опарышей не покупают. Люди идут в сад и выкапывают червяков.
– Прошу прощения, но тут вы не правы, мистер Ходди. Тут вы совершенно не правы. Рыбакам нужны опарыши, а не червяки.
– В таком случае они и без вас их достанут.
– Но они не хотят этим заниматься. Вы только представьте себе, мистер Ходди: субботний день, вы собираетесь на рыбалку, а тут по почте приходит симпатичная баночка с опарышами, и вам остается лишь положить ее в сумку и отправиться в путь. Да зачем копать червей и искать опарышей, когда все это может быть доставлено прямо к порогу дома всего за шиллинг-другой.
– А могу я спросить, как ты собираешься руководить этой твоей фабрикой по производству опарышей?
Когда он произнес слово "опарышей", показалось, будто он сплюнул шелуху от семечка.
– Нет ничего проще на свете, чем руководить фабрикой по производству опарышей.
Теперь Клод держался увереннее, проникаясь все большей симпатией к предмету разговора.
– Все, что нужно, – это пара бочек из-под автомобильного масла и несколько кусков гнилого мяса или баранья голова. Надо сложить это в бочку, и все. Остальное доделают мухи.
Если бы он в ту минуту видел лицо мистера Ходди, то скорее всего попридержал бы язык.
– Конечно, не все так просто. Потом надо посадить опарышей на особую диету. Отруби и молоко. А когда они станут большими и жирными, их надо разложить по жестяным банкам и отправить покупателям. Банка в одну пинту принесет пять шиллингов. Пять шиллингов за пинту! – вскричал он, хлопнув себя по колену. – Вы только представьте себе, мистер Ходди! А одна трупная муха, говорят, запросто дает двадцать пинт!
Он снова помолчал, но только затем, чтобы собраться с мыслями, – теперь его уже было не остановить.
– И еще кое-что, мистер Ходди. На настоящей фабрике по производству опарышей не только опарышами занимаются. У каждого рыбака ведь свой вкус. Все опарыши одинаковые, но есть и пескожилы. Некоторым рыбакам только пескожила подавай. А между тем опарыши бывают разных цветов. Обычно они белые, но можно придавать им разные цвета, если кормить их по-разному. Они могут быть красными, зелеными, черными, даже голубыми – если знаете, чем кормить. Самое трудное на такой фабрике, мистер Ходди, это производить голубых опарышей.
Клод умолк, чтобы перевести дыхание. Он увидел картину – ту же, которая сопровождала все его мечты о богатстве: вот стоит огромная фабрика с высокими трубами и широкими железными воротами, и в них стекаются сотни счастливых рабочих, а сам Клод сидит в роскошном офисе и спокойно и на зависть уверенно руководит производственным процессом.
– Несколько человек с мозгами сейчас изучают этот вопрос, – продолжал он. – Поэтому надо торопиться, если не хочешь остаться на обочине. В том-то и состоит секрет большого бизнеса – успеть раньше других, мистер Ходди.
Клэрис, Ада и их отец сидели совершенно неподвижно, глядя прямо перед собой. Никто из них не двигался и не произносил ни слова. Говорил только Клод.
– Главное – позаботиться о том, чтобы опарыш был жив, когда отправляешь его почтой. Видите ли, он должен шевелиться. Опарыш, который не шевелится, никуда не годится. А когда дело наладим, когда у нас будет капитал, тогда построим теплицу.
Клод помолчал, потирая подбородок.
– Вам всем, наверное, интересно узнать, зачем на фабрике по производству опарышей нужна теплица. Что ж, скажу. Для разведения мух зимой. Зимой особенно важно заботиться о том, чтобы были мухи.
– Ну ладно, хватит, спасибо, Каббидж, – неожиданно произнес мистер Ходди.
Клод только сейчас увидел выражение лица мистера Ходди. Он замолчал.
– Не желаю больше слышать об этом, – сказал мистер Ходди.
– Я хочу лишь одного, мистер Ходди, – воскликнул Клод, – дать вашей дочери все то, что она может пожелать. Я день и ночь только об этом и думаю, мистер Ходди.
– А я надеюсь, что ты сможешь осуществить свою мечту без помощи опарышей.
– Папа! – с тревогой в голосе проговорила Клэрис – Я не допущу, чтобы ты разговаривал с Клодом таким тоном.
– Я буду разговаривать с ним так, как сочту нужным, благодарю вас, мисс.
– Мне, пожалуй, пора, – сказал Клод. – Счастливо оставаться!
Мистер Физи
Мы оба рано были на ногах, когда настал великий день.
Я пошел бриться в ванную, а Клод оделся и сразу же вышел из дома, чтобы заняться соломой. Окна кухни выходили на улицу, и я видел, как за деревьями – на горном хребте на краю долины – встает солнце.
Всякий раз, когда Клод проходил мимо окна с охапкой соломы, я видел в уголке зеркала напряженное выражение лица запыхавшегося человека; он двигался, наклонив голову, морщины на лбу собрались складками от бровей до волос. Я лишь однажды видел его таким – в день, когда он предложил Клэрис выйти за него. На этот раз он был так возбужден, что даже походка у него стала потешной. Он ступал осторожно, будто асфальт у заправочной станции плавился, и он это чувствовал сквозь тонкие подошвы, однако продолжал укладывать солому в кузов грузовика, чтобы Джеки было удобно.
Потом он пришел на кухню, чтобы приготовить завтрак. Я смотрел, как он поставил на плиту кастрюлю и стал варить суп. В руке он держал длинную железную ложку, ею и перемешивал суп, едва тот собирался закипеть. Не проходило и полминуты, чтобы он не засовывал свой нос в этот приторно-тошнотворный пар, исходящий от вареной конины. Потом стал заправлять суп: добавил три очищенные луковицы, несколько молодых морковин, полную чашку ботвы жгучей крапивы, чайную ложку соуса к мясу, двенадцать капель рыбьего жира, при этом за все бережно брался кончиками своих жирных пальцев, будто имел дело с крошечными осколками венецианского стекла. Достав из холодильника конский фарш, положил одну часть в миску Джеки, три части – в другую миску, а когда суп сварился, залил им мясо в обеих мисках.
За этой церемонией я наблюдал каждое утро в течение последних пяти месяцев, но никогда не видел его таким сосредоточенным и серьезным. Он не разговаривал со мной, даже не смотрел в мою сторону, а когда повернулся и снова вышел из дома, чтобы привести собак, даже на спине его, казалось, было написано: "Боже милостивый, помоги мне, чтобы я не сделал чего-нибудь не так, особенно сегодня".
Я слышал, как он, надевая на собак поводки, тихо разговаривает с ними в сарае, а когда он привел их на кухню, они принялись рваться с поводка, приподнимаясь на задних лапах и размахивая из стороны в сторону своими огромными, как кнуты, хвостами.
– Итак, – заговорил наконец Клод. – Что скажешь сегодня?
Обычно, едва ли не каждое утро, он предлагал мне поспорить на пачку сигарет, но сегодня на кону было нечто побольше, и я знал, что в этот момент он как никогда ждет от меня поддержки.
Он смотрел, как я обошел вокруг двух красивых одинаковых высоких, с угольно-черной шерстью собак, а сам между тем отошел в сторону, держа поводки на расстоянии вытянутой руки, чтобы я разглядел их получше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87