Пока наши военачальники сообразили, что происходит, и обрубили поток информации, произошел перелом в битве. Так что сегодня в бою, получив первоначальный боевой приказ, каждый держится за свою двойку, звено и эскадрилью, а в конечном итоге отвечает сам за себя. Космический бой - молниеносен, жесток, ошибки, промедления и неуверенность в нем не прощаются.
Двенадцать точек в «объеме» - это наше звено шло к диску мерканского монитора, палящего по «Глазу циклона».
Нам не повезло - мы с самого начала были в позиции обороняющихся. Если бы мы имели численный перевес, то позиционные недостатки можно было бы сгладить. Но численность у нас и меркан была примерно одинаковая. В общем, все у нас полетело вверх тормашками. На Фаланге было тяжело. Но сейчас куда тяжелее.
Карусель вертелась такая, что я действовал в полубессознательном состоянии, на максимальных перегрузках. Сегодня работаем на пределе, иначе затопчут, разнесут в клочки. Когда я приходил в себя, то удивлялся, что еще жив. На губах - вкус крови. Каждая секунда может стать последней. Кошмар боя. А душа поет. Я полный хозяин машины!
Талана была права. Я был частичкой в узоре боя. И был счастлив…
В «объеме боя» гасли одна за другой точки - это сгорали машины. Но забивать этим голову нет времени. Сейчас есть дела важнее. Я плету свой узор в кружеве боя. Не попасть под залп батареи мерканского монитора, иначе сразу конец. Отшить с хвоста Таланы «Синего паука» и самому не угодить в стальные клещи: две точки слева - по мою душу. Не дождутся! И еще надо попытаться раздавить врага. Достать его. Наколоть, как червяка на иглу, на плазменный удар моих послушных орудий. Выйти на позицию. И всадить в диск монитора две торпеды.
Машину тряхнуло. Плазменный залп «Пустынного скорпиона» прочертил полосу по моему борту. Повреждения - семь процентов. Можно не беспокоиться. Бортсистемы реанимации справятся. Еще один разряд - прямо передо мной огненная полоса.
Огромные скорости, огромные расстояния. И все равно в бою пару раз мне казалось, что я могу увидеть врага, стиснутого в кабине.
И вдруг меня второй раз охватило ни с чем не сравнимое чувство, - зеленая линия, прочерченная мной, пересеклась с точкой мерканского легкого истребителя. Мои орудия настигли врага!
Шарх, у меня получилось! Два сбитых истребителя за два боя!
Я вырвался из объема обстрела вражеского монитора. Перевел дыхание. И снова - в гущу боя. Снова вместе с товарищами пытаться осуществить невозможное - спасти «Глаз циклона» или хотя бы часть людей на его борту.
«Глаз циклона» еще огрызался, но он был уже почти разрушен. И я четко, как в ясный день на морозном воздухе, увидел картинку под названием «обреченный эсминец». Да, «Глаз циклона» был обречен. А с ним обречены пятьсот человек экипажа, что сгорят в этой жестянке, ведя последний в своей жизни бой, не имея права покинуть свой пост за пультом управления или у большого орудия…
Все, «Глаза циклона» больше нет. Пора позаботиться и о себе…
Когда наше звено расчистило вокруг себя «объем», я смог немного перевести дух… И понял то, во что не хотелось верить. Мы проиграли. Меркане щелкали один за другим наши истребители и принялись за «пробойники». Они уничтожили два катера огневой поддержки. Наш линкор получил серьезные, но далеко не смертельные раны. У эсминца «Торнадо» снесло часть борта и сегмент силового кольца, и мы вполне могли его потерять - защитполе слабело, и корабль получал удар за ударом.
Я считал новое целеуказание, и наше звено вломилось в ряды противника. Мы бросали в топку резервы, которые быстро сгорали.
Все шло к тому, что меркане сегодня будут праздновать победу. И речь шла уже не о спасении системы. Речь шла о спасении самой эскадры, которая стоила не меньше, чем обитаемая планета. Стало ясно, что у нас один выход - отступление, которое ни в коем случае нельзя превратить в паническое бегство.
На вакуумпереход требуется время. Так что надо продержаться, прежде чем раскочегарятся системы перехода. А известно, что единственный способ сохранить большие фигуры в гибельной ситуации - без всякой жалости жертвовать маленькими. Самая маленькая фигура - истребитель. Крошечная точка в «объеме боя». Она гаснет, и вместе с ней гаснет жизнь пилота. Одна. Вторая. Третья…
Сколько времени это продолжалось? Определить было нетрудно - достаточно запросить комп. Но время сейчас не стоило ничего. В «объеме боя» свое время. Свой темп его течения. За минуту можно прожить год, а год может стоить не дороже секунды.
Я «плел кружево». Кидал машину в «горки», «спирали», «обручи»… Сколько раз мне казалось, что уже не выбраться. Но я бросал «Морской ястреб» в вираж и с изумлением осознавал, что все еще держусь в хвосте истребителя Таланы.
Когда мы получили кодированный сигнал «готовность к нырку», я уже думал, что это не завершится никогда. Воодушевление, страхи, горячка боя куда-то провалились. Теперь в пилотском кресле сидел автомат, именуемый лейтенантом Кронбергшеном Но сигнал пробудил дремлющие чувства. Мне вдруг страшно захотелось выжить. Потому что бой истекал, как кровью, последними густыми минутами. И я имел шанс выжить. Шанс, о котором тогда, когда бой казался вечным, не задумывался…
Вот только шанс на выживание мне оставили почти нулевой. Наше подразделение должно было обеспечить переход в супервакуум наполовину окруженного эсминца «Буран».
Точки - то, что осталось от нашей эскадрильи, стягивались к «Бурану». Одну точку я так ни разу и не упустил из виду - истребитель Таланы. Эта точка мигала - незначительные повреждения. Пилот жив.
Меркане не хуже нас знали, что бой остался за ними и лемурийская эскадра отступает, уже не надеясь спасти территорию влияния. Мы уходили, а они, жадные до нашей крови, не хотели отпускать нас. Они хотели получить все…
Точки продолжали гаснуть. Брызнуло искрами продолговатое пятно - это меркане развалили эсминец «Торнадо». Еще полтысячи человек - к богу космоса в гости.
- Шарх, шарх, - ругался я, сплевывая кровь. Кровавые сгустки всасывались губкой скафа, стекло шлема автоматически очищалось от крови. Сколько из меня ее сегодня вытекло? Не знаю. Временами она хлестала из носа и рта фонтаном. Перегрузки выжимали меня, как мокрую ткань. Я не ощущал боли. Я делал дело - прорисовывал в картине боя свои штрихи.
Нечеловеческое напряжение и немного везения - и мы умудрились перекрыть «объем» на подступах к. эсминцу «Буран». Тем временем одиннадцатое звено и катер огневой поддержки взломали линию обороны вокруг мерканского монитора. Меркане не ожидали от нас такой прыти и, как мне показалось, растерялись.
А потом наши боевые друзья нанесли огневой удар такой силы, что мерканский монитор покрылся бледно-зеленым покрывалом взламываемого силового поля, которое окрасилось в цвета радуги и лопнуло мыльным пузырем.
- Бог войны! - я чуть не взвыл от восторга, видя, как белый диск разваливается на части… Меркане решили, что победа обойдется дешево. Они ошиблись!
Наша эскадрилья с остатками других подразделений с отчаянной яростью насела на фрегат на правом фланге, и меркане вынуждены были оттянуть силы для его защиты. Пока враг перегруппировывался, я с ходу снес еще один истребитель класса «Короед». Это самая маневренная машина меркан, которую зацепить чрезвычайно трудно.
- Десятый, ты молодец, - пробился через помехи голос Таланы.
- Спасибо. Как у вас?
- Терпимо…
Накопительные дуги эсминца «Буран» между тем разогревались, по ним лился голубоватый огонь. Бледно-синяя дымка расползалась по защитному полю. Это значило - близок вакуум-пробой. До нырка оставались считанные минуты. И меркане поняли это. И накинулись всем скопом на ускользающую добычу.
Точка погасла. Нет истребителя. Нет пилота. Еще одна пешка. Не страшно. Лишь бы ушел корабль-пробойник. Мы пешки. Наша задача - пожертвовать собой с пользой… А нам хотелось выбраться. Как же хотелось!
От нашего звена осталось три машины!
- Начинаем нырок! - послышалось сообщение с флагмана. - Истребителям прикрытия - на борт!
Я с облегчением увидел, как линкор «Бриз» вспыхнул яркой звездой и исчез из нашей реальности. Нырок!.. За ним последовал еще один пробойник…
- Машины прикрытия - на борт, - этот приказ с «Бурана» касался уже напрямую нас. Наш носитель отбывал, и надо было успеть на него. Уцелевшие машины, те, кто мог, воссоединялись с носителями. Уйдут не все. У всех не получится. Но у кого-то выйдет. Нас ждала посадочная секция спасаемого нами корабля.
По защитному полю «Бурана» поползли красные всполохи - оставалось совсем немного до нырка. А к кораблю все тянулись атакующие мерканские машины. И мы отбивали их. Мы, те, кто имел наиболее выгодное положение, малевали рисунок боя - давая возможность истребителям пришвартоваться и не подпуская меркан к уходящему эсминцу, - «Седьмой», «Первый» - на борт эсминца! - крикнула Талана, оставшаяся за выбывшего командира сил прикрытия. - На борт.
- Мы поможем.
- Борт!
Перегрузки. Боль, мистический пламень всепожирающей плазмы. Тут не выжить человеку… Но мы не люди. Мы - пилоты! И созданы, чтобы выживать там, где жизни нет!
Когда на миг ко мне вернулась способность оценивать ситуацию, я почувствовал бездонную пустоту одиночества - около «Бурана» мы остались только вдвоем с Таланой. Я видел, что эсминец уже входит в. режим вакуум-пробоя - «Десятый», уходи! - крикнула Талана.
- Уходите вы! Я оттяну меркан!
- Я приказываю!
- У вас выгоднее положение ухода. Вы повреждены. Я прикрываю.
Она что-то кричала, но видела, что я кругом прав. У меня действительно было более выгодное положение. И моя машина была повреждена меньше.
- Серг, - взмолилась она.
Я не ответил, врубаясь в боевой порядок движущегося на нас клина. Враги засуетились, беря меня в клещи. Талана же получила еще один удар из плазменного орудия и в этой гонке стала лишняя.
«Буран» окрасился белым светом. Начинался нырок, и сейчас в корабль можно без какого-либо эффекта бить хоть со всех орудий мерканской армады - точка перехода втянет в себя всю постороннюю энергию.
- Вот идиот! - крикнула Талана определенно в мой адрес. И ее истребитель влетел в поле «Бурана». Материальный объект имел возможность воссоединиться с кораблем в момент перехода.
- Все, - прошептал я, уверенный, что это мой последний бой.
Меня зажали. Они были уверены, что я никуда не денусь. И я знал это.
Сердце ухнуло и на миг остановилось. Тьма нахлынула на меня. Помутнение длилось какую-то долю секунды. А потом как холодный душ обрушился сверху. И я с безумным ликованием ощутил, что такое просветленное, чистое сознание. Передо мной предстала невероятно четкая картина «объема боя». И это была не компьютерная развертка, а нечто совершенно иное. По логике следовало бы все это списать на галлюцинацию, потому что такого просто не может быть. Но только у меня была окончательная, не требующая доказательств уверенность, что все это происходит на самом деле. Я видел все не глазами. Мое сознание расширилось. И теперь я видел все в целом и каждый элемент в отдельности. Я имел возможность в мельчайших деталях рассмотреть каждый истребитель врага, и даже, казалось, мог коснуться его рукой. Вот только проведу ладонью - и смету устремившегося на меня «Синего паука» да еще захвачу тройку «Скорпионов». Потом походя смахну мерканский фрегат… А еще я разглядел лицо, равнодушное, бледное и жуткое, - это было лицо пилота-клона в «Синем пауке». На миг эта безжизненная маска озарилась гримасой мутного, не радостного, а зловещего торжества. Он был уверен, что они взяли меня. Они упустили наш эсминец, но могли спокойно дотерзать те одинокие истребители, которые не успели в вагон тронувшегося магнитоле езда.
- А ведь не возьмете, - прошептал я, Я видел всю картину, как видит ее художник, знающий, как довести полотно до идеала. Я знал, как дорисовать картину боя. Я понял, как пройти через мерканское звено…
И рванулся в прорыв.
Мигал меддиагност скафа, посылая тревожные сигналы, Ныл индикатор, показывая запредельные перегрузки. Но я не терял сознания и еле слушающимися пальцами задавал новую траекторию.
Я ощутил нахлынувшую волну ужаса - ее излучал пилот истребителя класса «Ящер». Он видел, что не разминется со мной. Я сжег его, оставив пылающий в безвоздушном пространстве костер.
- Есть!
Еще один! Два уничтоженных и три поврежденных истребителя врага за один бой! Неплохо!
Эсминец «Буран» светился все более ярко… Считанные секунды до завершения нырка!
Все, я в поле действия вакуум-пробоя! Оповещение - свой.
Я почти успел… Но не успевал… Нырок завершался. И у меня не осталось времени на раздумье.
Я бросил истребитель вперед. Внутри все обмерло. Я имел шанс угодить в пустоту. И тогда придется биться с мерканами, пока они не сожгут меня.
Я невольно зажмурился.
И меня вдавила в кресло чудовищная перегрузка. Поля нейтрализации эсминца гасили мою скорость, но не могли полностью погасить инерцию. Я застонал…
Командир «Бурана» приостановил переход в супервакуум. Это было очень опасно. Можно было представить, как сейчас сотрясает гигантский корабль вибрация, пробирающая до печенок, как людям кажется, будто она разнесет их на атомы. Но на «Буране» решили рискнуть всем, чтобы вытащить одного пилота. Решение нельзя было назвать разумным. Но война живет не только по холодной логике. Мы же люди, а не мерканские клоны.
Смутно я видел посадочную секцию эсминца…
Створки за мной закрываются…
И горячая волна проходит по телу от макушки до пяток- это эсминец пробил вакуум…
Я закусил и так уже прокушенную губу и бессильно откинулся в противоперегрузочном кресле. Когда медики вытаскивали меня, по моему лицу текли слезы с кровью, которых я совершенно не стеснялся…
И я понял, что уже нет никакого смысла держаться в сознании… *** Я провалялся в реанимационном блоке двое суток. Все это время сложнейший механизм, больше похожий на живое существо, чем на обычную железяку, подправлял меня - по сосудам рыскали в поисках врагов тысячи минироботов, самые маленькие из них были сравнимы размером с клетками. В меня закачивались синтезированные вещества, которых не хватало в организме, активизировались электромагнитными импульсами и химическими вбросами регенерационные процессы. В результате происходило то, что еще пару столетий назад назвали бы чудом - искореженный, по идее ни на что не годный организм восстанавливался на глазах и обещал в скором будущем работать ничуть не хуже, чем раньше. Меня эта процедура всегда пугала какой-то механистичностью. Такое ощущение, будто медики не человеческое тело восстанавливают, а ремонтируют поврежденный в бою истребитель.
Все это время изредка я выныривал из мутного полузабытья. Боли не было - ее просто выключили, чтобы она не смущала меня и не задерживала процесс восстановления. Боли нет места там, где есть современные медтехнологии.
Позже мне сообщили, что у меня были сломаны восемь ребер и левая рука в двух местах, повреждены легкие и треснул позвоночник. В общем-то, ничего опасного - для военной медицины это не проблема.
Наконец, боль нейтрализовывать перестали, и она пришла - слабая, не агрессивная, будто морально подавленная. Ей больше не было добычи в моем теле, и она быстро успокоилась. Потом распахнулся реанимационный контейнер, похожий на трехметровую сигару. Меня вытащили на свет божий и уложили на койку. Теперь вокруг меня в воздухе насекомыми вились переливающиеся в мягком сиреневом свете бесконтактные датчики, готовые немедленно доложить о малейших признаках неблагоприятного изменения состояния.
Состояние у меня было странное. Я обессилел. Бой высосал меня. Не было победного трепета, ужаса прошедшей бойни, жалости к погибшим. Только какое-то отупение.
Когда я проснулся в очередной раз, то увидел Талану. Она уже была на ногах. Ей досталось тоже прилично. Ее истребитель еле дотянул до посадочной секции. Техники все гадали, как это он не развалился.
- Ты не выполнил приказ, Серг, - с места в карьер заявила она.
- Какой?
- Идти на борт.
- Это было неверное решение.
- Я понимаю. Ты прав…
Она посмотрела на меня внимательно, улыбнулась и неожиданно провела ладонью по щеке. Ладонь была жесткая и шершавая, но прикосновение - приятным.
- Ты хорошо справился, пилот, - произнесла она…
Я слабо кивнул. И снова заснул, убаюканный тарелкой биополевого излучателя над моей головой.
После очередного пробуждения начала возвращаться тревога. Отупение проходило, пустота наполнялась той самой проклятой тревогой, которая внешне не была привязана ни к чему, но все равно подтачивала меня, как червь точит дерево.
Наконец появился Корвен - живой носитель новостей.
- На Токсане меркане. Система потеряна. Два корабля-пробойника потеряны, - перечислял он с бесстрастностью компа, присев рядом с моей кроватью на надувшийся под ним стул-пузырь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Двенадцать точек в «объеме» - это наше звено шло к диску мерканского монитора, палящего по «Глазу циклона».
Нам не повезло - мы с самого начала были в позиции обороняющихся. Если бы мы имели численный перевес, то позиционные недостатки можно было бы сгладить. Но численность у нас и меркан была примерно одинаковая. В общем, все у нас полетело вверх тормашками. На Фаланге было тяжело. Но сейчас куда тяжелее.
Карусель вертелась такая, что я действовал в полубессознательном состоянии, на максимальных перегрузках. Сегодня работаем на пределе, иначе затопчут, разнесут в клочки. Когда я приходил в себя, то удивлялся, что еще жив. На губах - вкус крови. Каждая секунда может стать последней. Кошмар боя. А душа поет. Я полный хозяин машины!
Талана была права. Я был частичкой в узоре боя. И был счастлив…
В «объеме боя» гасли одна за другой точки - это сгорали машины. Но забивать этим голову нет времени. Сейчас есть дела важнее. Я плету свой узор в кружеве боя. Не попасть под залп батареи мерканского монитора, иначе сразу конец. Отшить с хвоста Таланы «Синего паука» и самому не угодить в стальные клещи: две точки слева - по мою душу. Не дождутся! И еще надо попытаться раздавить врага. Достать его. Наколоть, как червяка на иглу, на плазменный удар моих послушных орудий. Выйти на позицию. И всадить в диск монитора две торпеды.
Машину тряхнуло. Плазменный залп «Пустынного скорпиона» прочертил полосу по моему борту. Повреждения - семь процентов. Можно не беспокоиться. Бортсистемы реанимации справятся. Еще один разряд - прямо передо мной огненная полоса.
Огромные скорости, огромные расстояния. И все равно в бою пару раз мне казалось, что я могу увидеть врага, стиснутого в кабине.
И вдруг меня второй раз охватило ни с чем не сравнимое чувство, - зеленая линия, прочерченная мной, пересеклась с точкой мерканского легкого истребителя. Мои орудия настигли врага!
Шарх, у меня получилось! Два сбитых истребителя за два боя!
Я вырвался из объема обстрела вражеского монитора. Перевел дыхание. И снова - в гущу боя. Снова вместе с товарищами пытаться осуществить невозможное - спасти «Глаз циклона» или хотя бы часть людей на его борту.
«Глаз циклона» еще огрызался, но он был уже почти разрушен. И я четко, как в ясный день на морозном воздухе, увидел картинку под названием «обреченный эсминец». Да, «Глаз циклона» был обречен. А с ним обречены пятьсот человек экипажа, что сгорят в этой жестянке, ведя последний в своей жизни бой, не имея права покинуть свой пост за пультом управления или у большого орудия…
Все, «Глаза циклона» больше нет. Пора позаботиться и о себе…
Когда наше звено расчистило вокруг себя «объем», я смог немного перевести дух… И понял то, во что не хотелось верить. Мы проиграли. Меркане щелкали один за другим наши истребители и принялись за «пробойники». Они уничтожили два катера огневой поддержки. Наш линкор получил серьезные, но далеко не смертельные раны. У эсминца «Торнадо» снесло часть борта и сегмент силового кольца, и мы вполне могли его потерять - защитполе слабело, и корабль получал удар за ударом.
Я считал новое целеуказание, и наше звено вломилось в ряды противника. Мы бросали в топку резервы, которые быстро сгорали.
Все шло к тому, что меркане сегодня будут праздновать победу. И речь шла уже не о спасении системы. Речь шла о спасении самой эскадры, которая стоила не меньше, чем обитаемая планета. Стало ясно, что у нас один выход - отступление, которое ни в коем случае нельзя превратить в паническое бегство.
На вакуумпереход требуется время. Так что надо продержаться, прежде чем раскочегарятся системы перехода. А известно, что единственный способ сохранить большие фигуры в гибельной ситуации - без всякой жалости жертвовать маленькими. Самая маленькая фигура - истребитель. Крошечная точка в «объеме боя». Она гаснет, и вместе с ней гаснет жизнь пилота. Одна. Вторая. Третья…
Сколько времени это продолжалось? Определить было нетрудно - достаточно запросить комп. Но время сейчас не стоило ничего. В «объеме боя» свое время. Свой темп его течения. За минуту можно прожить год, а год может стоить не дороже секунды.
Я «плел кружево». Кидал машину в «горки», «спирали», «обручи»… Сколько раз мне казалось, что уже не выбраться. Но я бросал «Морской ястреб» в вираж и с изумлением осознавал, что все еще держусь в хвосте истребителя Таланы.
Когда мы получили кодированный сигнал «готовность к нырку», я уже думал, что это не завершится никогда. Воодушевление, страхи, горячка боя куда-то провалились. Теперь в пилотском кресле сидел автомат, именуемый лейтенантом Кронбергшеном Но сигнал пробудил дремлющие чувства. Мне вдруг страшно захотелось выжить. Потому что бой истекал, как кровью, последними густыми минутами. И я имел шанс выжить. Шанс, о котором тогда, когда бой казался вечным, не задумывался…
Вот только шанс на выживание мне оставили почти нулевой. Наше подразделение должно было обеспечить переход в супервакуум наполовину окруженного эсминца «Буран».
Точки - то, что осталось от нашей эскадрильи, стягивались к «Бурану». Одну точку я так ни разу и не упустил из виду - истребитель Таланы. Эта точка мигала - незначительные повреждения. Пилот жив.
Меркане не хуже нас знали, что бой остался за ними и лемурийская эскадра отступает, уже не надеясь спасти территорию влияния. Мы уходили, а они, жадные до нашей крови, не хотели отпускать нас. Они хотели получить все…
Точки продолжали гаснуть. Брызнуло искрами продолговатое пятно - это меркане развалили эсминец «Торнадо». Еще полтысячи человек - к богу космоса в гости.
- Шарх, шарх, - ругался я, сплевывая кровь. Кровавые сгустки всасывались губкой скафа, стекло шлема автоматически очищалось от крови. Сколько из меня ее сегодня вытекло? Не знаю. Временами она хлестала из носа и рта фонтаном. Перегрузки выжимали меня, как мокрую ткань. Я не ощущал боли. Я делал дело - прорисовывал в картине боя свои штрихи.
Нечеловеческое напряжение и немного везения - и мы умудрились перекрыть «объем» на подступах к. эсминцу «Буран». Тем временем одиннадцатое звено и катер огневой поддержки взломали линию обороны вокруг мерканского монитора. Меркане не ожидали от нас такой прыти и, как мне показалось, растерялись.
А потом наши боевые друзья нанесли огневой удар такой силы, что мерканский монитор покрылся бледно-зеленым покрывалом взламываемого силового поля, которое окрасилось в цвета радуги и лопнуло мыльным пузырем.
- Бог войны! - я чуть не взвыл от восторга, видя, как белый диск разваливается на части… Меркане решили, что победа обойдется дешево. Они ошиблись!
Наша эскадрилья с остатками других подразделений с отчаянной яростью насела на фрегат на правом фланге, и меркане вынуждены были оттянуть силы для его защиты. Пока враг перегруппировывался, я с ходу снес еще один истребитель класса «Короед». Это самая маневренная машина меркан, которую зацепить чрезвычайно трудно.
- Десятый, ты молодец, - пробился через помехи голос Таланы.
- Спасибо. Как у вас?
- Терпимо…
Накопительные дуги эсминца «Буран» между тем разогревались, по ним лился голубоватый огонь. Бледно-синяя дымка расползалась по защитному полю. Это значило - близок вакуум-пробой. До нырка оставались считанные минуты. И меркане поняли это. И накинулись всем скопом на ускользающую добычу.
Точка погасла. Нет истребителя. Нет пилота. Еще одна пешка. Не страшно. Лишь бы ушел корабль-пробойник. Мы пешки. Наша задача - пожертвовать собой с пользой… А нам хотелось выбраться. Как же хотелось!
От нашего звена осталось три машины!
- Начинаем нырок! - послышалось сообщение с флагмана. - Истребителям прикрытия - на борт!
Я с облегчением увидел, как линкор «Бриз» вспыхнул яркой звездой и исчез из нашей реальности. Нырок!.. За ним последовал еще один пробойник…
- Машины прикрытия - на борт, - этот приказ с «Бурана» касался уже напрямую нас. Наш носитель отбывал, и надо было успеть на него. Уцелевшие машины, те, кто мог, воссоединялись с носителями. Уйдут не все. У всех не получится. Но у кого-то выйдет. Нас ждала посадочная секция спасаемого нами корабля.
По защитному полю «Бурана» поползли красные всполохи - оставалось совсем немного до нырка. А к кораблю все тянулись атакующие мерканские машины. И мы отбивали их. Мы, те, кто имел наиболее выгодное положение, малевали рисунок боя - давая возможность истребителям пришвартоваться и не подпуская меркан к уходящему эсминцу, - «Седьмой», «Первый» - на борт эсминца! - крикнула Талана, оставшаяся за выбывшего командира сил прикрытия. - На борт.
- Мы поможем.
- Борт!
Перегрузки. Боль, мистический пламень всепожирающей плазмы. Тут не выжить человеку… Но мы не люди. Мы - пилоты! И созданы, чтобы выживать там, где жизни нет!
Когда на миг ко мне вернулась способность оценивать ситуацию, я почувствовал бездонную пустоту одиночества - около «Бурана» мы остались только вдвоем с Таланой. Я видел, что эсминец уже входит в. режим вакуум-пробоя - «Десятый», уходи! - крикнула Талана.
- Уходите вы! Я оттяну меркан!
- Я приказываю!
- У вас выгоднее положение ухода. Вы повреждены. Я прикрываю.
Она что-то кричала, но видела, что я кругом прав. У меня действительно было более выгодное положение. И моя машина была повреждена меньше.
- Серг, - взмолилась она.
Я не ответил, врубаясь в боевой порядок движущегося на нас клина. Враги засуетились, беря меня в клещи. Талана же получила еще один удар из плазменного орудия и в этой гонке стала лишняя.
«Буран» окрасился белым светом. Начинался нырок, и сейчас в корабль можно без какого-либо эффекта бить хоть со всех орудий мерканской армады - точка перехода втянет в себя всю постороннюю энергию.
- Вот идиот! - крикнула Талана определенно в мой адрес. И ее истребитель влетел в поле «Бурана». Материальный объект имел возможность воссоединиться с кораблем в момент перехода.
- Все, - прошептал я, уверенный, что это мой последний бой.
Меня зажали. Они были уверены, что я никуда не денусь. И я знал это.
Сердце ухнуло и на миг остановилось. Тьма нахлынула на меня. Помутнение длилось какую-то долю секунды. А потом как холодный душ обрушился сверху. И я с безумным ликованием ощутил, что такое просветленное, чистое сознание. Передо мной предстала невероятно четкая картина «объема боя». И это была не компьютерная развертка, а нечто совершенно иное. По логике следовало бы все это списать на галлюцинацию, потому что такого просто не может быть. Но только у меня была окончательная, не требующая доказательств уверенность, что все это происходит на самом деле. Я видел все не глазами. Мое сознание расширилось. И теперь я видел все в целом и каждый элемент в отдельности. Я имел возможность в мельчайших деталях рассмотреть каждый истребитель врага, и даже, казалось, мог коснуться его рукой. Вот только проведу ладонью - и смету устремившегося на меня «Синего паука» да еще захвачу тройку «Скорпионов». Потом походя смахну мерканский фрегат… А еще я разглядел лицо, равнодушное, бледное и жуткое, - это было лицо пилота-клона в «Синем пауке». На миг эта безжизненная маска озарилась гримасой мутного, не радостного, а зловещего торжества. Он был уверен, что они взяли меня. Они упустили наш эсминец, но могли спокойно дотерзать те одинокие истребители, которые не успели в вагон тронувшегося магнитоле езда.
- А ведь не возьмете, - прошептал я, Я видел всю картину, как видит ее художник, знающий, как довести полотно до идеала. Я знал, как дорисовать картину боя. Я понял, как пройти через мерканское звено…
И рванулся в прорыв.
Мигал меддиагност скафа, посылая тревожные сигналы, Ныл индикатор, показывая запредельные перегрузки. Но я не терял сознания и еле слушающимися пальцами задавал новую траекторию.
Я ощутил нахлынувшую волну ужаса - ее излучал пилот истребителя класса «Ящер». Он видел, что не разминется со мной. Я сжег его, оставив пылающий в безвоздушном пространстве костер.
- Есть!
Еще один! Два уничтоженных и три поврежденных истребителя врага за один бой! Неплохо!
Эсминец «Буран» светился все более ярко… Считанные секунды до завершения нырка!
Все, я в поле действия вакуум-пробоя! Оповещение - свой.
Я почти успел… Но не успевал… Нырок завершался. И у меня не осталось времени на раздумье.
Я бросил истребитель вперед. Внутри все обмерло. Я имел шанс угодить в пустоту. И тогда придется биться с мерканами, пока они не сожгут меня.
Я невольно зажмурился.
И меня вдавила в кресло чудовищная перегрузка. Поля нейтрализации эсминца гасили мою скорость, но не могли полностью погасить инерцию. Я застонал…
Командир «Бурана» приостановил переход в супервакуум. Это было очень опасно. Можно было представить, как сейчас сотрясает гигантский корабль вибрация, пробирающая до печенок, как людям кажется, будто она разнесет их на атомы. Но на «Буране» решили рискнуть всем, чтобы вытащить одного пилота. Решение нельзя было назвать разумным. Но война живет не только по холодной логике. Мы же люди, а не мерканские клоны.
Смутно я видел посадочную секцию эсминца…
Створки за мной закрываются…
И горячая волна проходит по телу от макушки до пяток- это эсминец пробил вакуум…
Я закусил и так уже прокушенную губу и бессильно откинулся в противоперегрузочном кресле. Когда медики вытаскивали меня, по моему лицу текли слезы с кровью, которых я совершенно не стеснялся…
И я понял, что уже нет никакого смысла держаться в сознании… *** Я провалялся в реанимационном блоке двое суток. Все это время сложнейший механизм, больше похожий на живое существо, чем на обычную железяку, подправлял меня - по сосудам рыскали в поисках врагов тысячи минироботов, самые маленькие из них были сравнимы размером с клетками. В меня закачивались синтезированные вещества, которых не хватало в организме, активизировались электромагнитными импульсами и химическими вбросами регенерационные процессы. В результате происходило то, что еще пару столетий назад назвали бы чудом - искореженный, по идее ни на что не годный организм восстанавливался на глазах и обещал в скором будущем работать ничуть не хуже, чем раньше. Меня эта процедура всегда пугала какой-то механистичностью. Такое ощущение, будто медики не человеческое тело восстанавливают, а ремонтируют поврежденный в бою истребитель.
Все это время изредка я выныривал из мутного полузабытья. Боли не было - ее просто выключили, чтобы она не смущала меня и не задерживала процесс восстановления. Боли нет места там, где есть современные медтехнологии.
Позже мне сообщили, что у меня были сломаны восемь ребер и левая рука в двух местах, повреждены легкие и треснул позвоночник. В общем-то, ничего опасного - для военной медицины это не проблема.
Наконец, боль нейтрализовывать перестали, и она пришла - слабая, не агрессивная, будто морально подавленная. Ей больше не было добычи в моем теле, и она быстро успокоилась. Потом распахнулся реанимационный контейнер, похожий на трехметровую сигару. Меня вытащили на свет божий и уложили на койку. Теперь вокруг меня в воздухе насекомыми вились переливающиеся в мягком сиреневом свете бесконтактные датчики, готовые немедленно доложить о малейших признаках неблагоприятного изменения состояния.
Состояние у меня было странное. Я обессилел. Бой высосал меня. Не было победного трепета, ужаса прошедшей бойни, жалости к погибшим. Только какое-то отупение.
Когда я проснулся в очередной раз, то увидел Талану. Она уже была на ногах. Ей досталось тоже прилично. Ее истребитель еле дотянул до посадочной секции. Техники все гадали, как это он не развалился.
- Ты не выполнил приказ, Серг, - с места в карьер заявила она.
- Какой?
- Идти на борт.
- Это было неверное решение.
- Я понимаю. Ты прав…
Она посмотрела на меня внимательно, улыбнулась и неожиданно провела ладонью по щеке. Ладонь была жесткая и шершавая, но прикосновение - приятным.
- Ты хорошо справился, пилот, - произнесла она…
Я слабо кивнул. И снова заснул, убаюканный тарелкой биополевого излучателя над моей головой.
После очередного пробуждения начала возвращаться тревога. Отупение проходило, пустота наполнялась той самой проклятой тревогой, которая внешне не была привязана ни к чему, но все равно подтачивала меня, как червь точит дерево.
Наконец появился Корвен - живой носитель новостей.
- На Токсане меркане. Система потеряна. Два корабля-пробойника потеряны, - перечислял он с бесстрастностью компа, присев рядом с моей кроватью на надувшийся под ним стул-пузырь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27