Так будет лучше для всех. Для нее особенно. А ему остается лишь поскорее и навсегда удалиться со сцены.
— Боюсь, мне пора ехать, — тихо сказал он, не поворачиваясь к ней лицом. — Я и без того слишком долго злоупотребляю вашим гостеприимством.
Он услышал, как Эванджелина бросила кисть в растворитель, потом, зашуршав юбками, поднялась, чтобы позвонить. В дверях немедленно появилась угрюмая служанка по имени Полли, и Эванджелина приказала ей позаботиться о том, чтобы из конюшни привели коня мистера Робертса. Потом девушка подошла к нему и, запрокинув голову, заглянула в лицо, а Эллиоту показалось, что она пытается вглядеться в его душу своими огромными голубыми глазами.
— Извините меня за неуместную шутку насчет оплаты моей работы, мистер Робертс, благовоспитанные леди так не ведут себя. Но меня обеспокоило то, что вы необоснованно умаляете собственные достоинства.
В лучах солнца ее белокурые волосы отливали золотом, а глаза приобрели лазурный оттенок. На чистой матовой коже щеки виднелось крошечное пятнышко белой масляной краски. Губы Эванджелины сложились в очаровательную улыбку.
— Мне было приятно… очень приятно начать работу над вашим портретом, мистер Робертс, — сказала она, — и я искренне надеюсь, что вы еще вернетесь.
Не в силах удержаться, чтобы не прикоснуться к ней, Эллиот медленно поднял руку и большим пальцем слегка потер пятнышко краски.
— Краска, — пробормотал он и, достав из кармана носовой платок, вытер руку. Он заметил, как она слегка покраснела и на щеках ее расцвели два алых лепестка, что сделало Эванджелину еще прекраснее. И в этой красоте было нечто гипнотическое, притягательное, манящее. Эллиот надолго застыл на месте, забыв, что все еще смотрит Эванджелине в глаза.
— Ведь вы вернетесь, не так ли? — спросила она слегка неуверенным тоном.
Она видела его насквозь. Она почувствовала его колебания. Эллиот понял это и заставил себя улыбнуться.
— Вы уверены, что хотите, чтобы я вернулся, мисс Стоун, после того как раскрыли некоторые из моих тайн?
— Откровенно говоря, даже больше, чем прежде, — ответила она. Как будто это само собой разумелось.
Они медленно прошли через весь дом к выходу. В кои-то веки ни Болтона, ни экономки нигде не было видно. Дом казался необитаемым. Эванджелина подала ему шляпу и перчатки, причем Эллиот тешил себя надеждой, что сделала она это неохотно.
Неожиданно выдержка покинула его.
— Когда, мисс Стоун? — воскликнул он. — Когда мне можно вернуться?
Эванджелина ответила без промедления:
— На следующей неделе. И пожалуйста, спланируйте свое время так, чтобы погостить здесь, хорошо? Вы понравились детям, и я надеюсь, они не слишком вас утомили. А я тем временем поработаю над «Леопольдом» для Питера, но потом буду целиком в вашем распоряжении.
Эллиот с трудом воздержался от восторженной реакции и лишь кивнул, вцепившись пальцами в поля шляпы.
— Я вернусь на следующей неделе. Эванджелина улыбнулась.
— Знаете, а вы мне нравитесь, Эллиот Робертс. В вас есть какая-то загадка… а перед этим, я думаю, ни один настоящий художник устоять не сможет.
Он ей нравится? Нет, едва ли он понравился бы мисс Эванджелине Стоун, если бы она имела несчастье узнать его как следует. Тем не менее она так сказала, так что можно считать, что ему крупно повезло. Интересно, каково быть просто мистером Робертсом? Эллиота поразил тот факт, что маркизу Рэнноку вдруг захотелось быть кем-то другим. Как и в какой момент случилось так, что дебоширство перестало приносить ему удовлетворение? Да и приносило ли оно удовлетворение когда-нибудь? Этого Эллиот и сам не мог бы сказать.
Стиль его жизни характеризовался расточительством. Огромные доходы с богатых земельных владений позволяли ему не беспокоиться о проигрышах, ведя рискованную игру.
Эванджелина Стоун была просто состоятельной женщиной, но как уютно была обустроена ее жизнь. Не только она, но и все члены ее многочисленного семейства имели в своем распоряжении все самое лучшее и были довольны жизнью. Эллиот попытался вспомнить, когда он последний раз чувствовал себя так же, — и не мог. А вот гнев и раздражение он испытывал всегда.
— Значит, до следующей недели, мисс Стоун? Я буду считать минуты до встречи. — Он импульсивно схватил ее руку и прижал к губам. Почувствовав тепло ее кожи, он понял, что обязательно приедет к ней снова, и снова, и снова. Пока она не обнаружит, какой он мерзавец, или пока он не наберется мужества и не расскажет ей всю правду, какими бы неприятными ни были последствия такого поступка.
Эллиот круто повернулся на каблуках и сбежал вниз по ступеням на подъездную дорожку.
Эванджелина стояла в дверях, наблюдая, как Эллиот, с небрежной ленцой закинув ногу через седло, сел на коня и плавным движением тронул гнедого с места. Конь, грациозно перебирая ногами, описал круг; Эллиот, не сводя глаз с Эванджелины, прикоснулся пальцами к шляпе, и конь, взметнув копытами гравий, помчался по подъездной дорожке. Затем конь и всадник свернули на север, к Роутем-Форду, и вскоре исчезли из виду. Эллиот больше не оглянулся.
Погруженная в свои мысли, Эванджелина не заметила, как к ней подошла Уинни и теплой ручкой обняла ее за талию.
— Черт побери, Эви! Я видела, как он поцеловал тебе руку! Он то, что надо. То, что надо для тебя, Эви. Какое невезение, что этот мужчина помолвлен!
Эванджелина тяжело . вздохнула:
— В том-то и проблема, Уинни, что он уже не помолвлен. Уинни, тихо охнув, прикрыла рукой рот и потащила ее в библиотеку. Войдя туда, она плотно закрыла за собой дверь.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что он уже не помолвлен? — спросила она, прислонившись спиной к двери. Она даже руки раскинула в стороны, словно боялась, что Эви попробует удрать от допроса.
— Помолвка мистера Робертса расторгнута, Уинни, — тихо сказала Эви, опускаясь в кресло. — Это все, что я могу тебе сказать.
Уинни медленно отошла от двери, подошла к окну и задумчиво посмотрела на небо, сияющее голубизной. Погода наладилась, солнечные лучи насквозь пронизали воздух, ласковый день был напоен ароматом цветущих трав. За окном была такая тишина, такое спокойствие, способное благотворно воздействовать на растревоженную душу.
— Помолвка расторгнута по инициативе невесты? — спросила наконец Уинни.
Эви прижала кончики пальцев к вискам в напрасной попытке остановить начинающуюся головную боль.
— Не знаю, Уинни. Он просто сказал, что помолвка расторгнута.
Уинни принялась сновать по комнате, пытаясь чем-нибудь занять руки: то выравнивала книги на полке, хотя они стояли в полном порядке, то переставляла какие-то предметы, и без того стоявшие на своем месте. Двигаясь по комнате, она без умолку говорила.
— Дорогая, — начала она тихим, задушевным тоном, который использовала для того, чтобы успокоить расстроенных детей. Эванджелина всегда мысленно называла этот ее голос гувернантским. — Питер доверил мне заботиться о твоих интересах, хотя я не понимаю, почему ему кажется, что я способна это сделать, потому что я легкомысленная, а ты у нас самая разумная. — Она остановилась, чтобы поправить цветы в букете, которые в этом абсолютно не нуждались. — Мне мистер Робертс показался весьма порядочным джентльменом, и я думаю, что нам следует поверить ему на слово. Кстати, Эви, мне показалось, что он тобой очарован. Вчера во время ужина он не сводил с тебя глаз. Клянусь, он был похож на беднягу Стокли. Питер надеется, что я окажу тебе моральную поддержку в сложившейся ситуации, но, черт возьми, Эви, ты не становишься моложе. Подумай о своем будущем!
— Именно об этом, дорогая, я и думаю! И о будущем Майкла тоже. Ах, Уинни, мальчику всего одиннадцать лет. Что будет, если умрет дедушка и они попытаются забрать у меня Майкла?
— Вздор! — заявила Уинни, тряхнув головой. — Леди Трент сама говорила, что лучше сгорит в аду, чем признает…
— Она лжет! — сердито прошипела Эванджелина. — Да она сразу же поспешила лишить отца наследства, как только он женился по любви. И позаботилась о том, чтобы дедушка не интересовался ни одним из своих внуков. Но поверь моим словам, как только умрет дедушка, она немедленно проявит к ним интерес. Отберет у нас Майкла и бросит в это змеиное гнездо, если я ей позволю.
— Ах, дорогая, боюсь, что ты права, — тихо сказала Уинни, опустив голову.
— Вот увидишь, так оно и будет, — мрачно произнесла Эви. — И как только она сделает первый шаг, мы сразу же уедем на континент.
— Да, но… — неуверенно сказала Уинни, — если бы тебя поддерживал джентльмен вроде Эллиота Робертса, это могло бы отпугнуть леди Трент. Питер, который является опекуном Майкла, только наполовину англичанин, к тому же он родился за границей. Тогда как муж-англичанин — это совсем другое дело…
— Да, Уинни, любой достойный человек мог бы помочь мне в этих обстоятельствах, однако позволь напомнить тебе, каким сильным и влиятельным противником являются леди Трент и семейство Стоун. Конечно, мистер Робертс кажется достойным человеком и при этом является, несомненно, состоятельным. Но разве может он сравниться с ней? Она принадлежит к сословию пэров, к партии твердолобых тори. Она богата и безжалостна. А мистер Робертс — простолюдин, он имеет не больше влияния, чем Питер. Едва ли мистер Робертс сумеет обуздать такую мегеру. И судя по всему, у него нет склонности к добровольному мученичеству.
— Пожалуй, — задумчиво произнесла Уинни, усаживаясь в кресло напротив Эванджелины. — К тому же он, к сожалению, шотландец. Ты заметила, как он говорит?
— Шотландец? — удивилась Эванджелина. Она, как фламандка, не улавливала на слух незначительных отклонений в произношении от нормативного английского языка.
— Я уверена в этом. В его речи чувствуется едва уловимый акцент, особенно когда он шутит. Уж поверь мне, я знаю. Пусть я прожила полжизни во Фландрии, но выросла я в Ньюкасле и эту шотландскую картавость всегда учую.
— Имя у него, пожалуй, шотландское, — задумчиво сказала Эванджелина, глядя в незажженный камин, — и это еще раз подтверждает, что мы о нем очень мало знаем, Уинни. И у Питера не можем ничего спросить, пока он не вернется из Италии.
— Не слишком ли ты серьезна и подозрительна, дорогая?
— От меня зависят слишком много людей, так что я обязана быть осторожной.
Уинни вскочила с кресла и снова начала расхаживать по библиотеке.
— Я вовсе не толкаю тебя на какие-то бесстыдные поступки, дорогая. Просто мне хочется, чтобы тебе было так же хорошо, как было мне с моим милым Гансом. Я, если хочешь, мечтаю об этом! И мне почему-то кажется, что мистер Робертс — именно тот мужчина, который тебе нужен. Я это вижу по тому, как он смотрит на тебя, как он сразу же стал своим в нашем доме. А дети? Они немедленно привязались к нему. А выражение лица Эллиота? Ведь он одновременно и озадачен, и очарован, и счастлив!
— Вот как? Ты уже называешь его Эллиотом? Ты неисправимый романтик, Уинни! Надо было Питеру попросить меня присматривать за твоей нравственностью.
— Как ни больно мне признавать это, но Гас прав, утверждая, что ты совсем неромантична, — заявила Уинни, вновь останашшваясь у окна.
Эванджелина, получив отповедь, поднялась с кресла и, подойдя к Уинни, нежно обняла ее за талию.
— Ты, наверное, права, я постараюсь измениться. Но, согласись, в этом мистере Робертсе есть что-то загадочное. Мы слишком мало о нем знаем.
— Полно тебе! Кому это надо? — выпалила Уинни. — Единственное, чего не хватает этому здоровенному красавцу, — это надеть килт! Подумай, как соблазнительно, должно быть, выглядят его колени!
При этих словах Эванджелина, не выдержав, рассмеялась:
— Ах, Боже мой, ты невозможна! Он вернется через неделю. Вот и попроси его показать тебе колени.
— Почему бы тебе самой не попросить его об этом, Эви? — язвительно заметила Уинни. — Как-никак, дорогая, ты у нас художник. Идея была весьма заманчивой.
Гостиница «Роутем-Фармз», несомненно, знавала лучшие времена. Но было это давно, в прошлом веке. Сейчас это был всего лишь убогий постоялый двор. Даже в своей пострадавшей от непогоды одежде человек такого атлетического телосложения, как Эллиот, сразу же привлек всеобщее внимание. Настроение у него было отвратительное и ухудшалось с каждой минутой с тех пор, как он покинул Чатем-Лодж. Трактирный слуга вызвался отвести его к хозяину. Они прошли через грязную пивную, лавируя между колченогими столами и замызганными диванчиками, в узкую комнатушку.
За массивным рабочим столом, заваленным грязной посудой, сидела тучная, крикливо одетая женщина и кое-как перетирала пивные кружки. Трудно было сказать, сколько ей лет.
— Я сказал, что желаю видеть хозяина! — рявкнул Эллиот, в гневе взглянув на слугу, и тут же пожалел о том, что сорвал на нем гнев, когда увидел, как съежился от страха этот бедняга. — Мне нужен хозяин, мистер Таннер, — повторил он более спокойным тоном.
— А кто его спрашивает, позвольте узнать? — хриплым голосом отозвалась толстуха за столом и, плюнув в кружку, потерла ее мясистой рукой. Кивком головы она указала слуге на дверь, и тот сломя голову выскочил в коридор.
— Я знакомый дочери мистера Таннера, — ответил Эллиот, обернувшись лицом к этой странной расфуфыренной особе. Из-под копны жестких, рыжих с проседью волос, прикрытых пожелтевшим чепцом, его просверлили взглядом темные бусинки глаз, глубоко посаженных на одутловатой физиономии. Толстый мясистый нос свешивался над тонкими губами. Одним словом, такое лицо едва ли было миловидным даже в молодости.
Женщина саркастически ухмыльнулась, показав целые, но почерневшие зубы.
— Которую из дочерей вы имеете в виду? Хотя нечего спрашивать, конечно, не мою бедняжку Мэри. Таким, как вы, до нее нет дела.
— Я ищу Энни Таннер, — раздраженно прервал ее Эллиот.
— Ну, ясно. Половина лондонских джентльменов знакома с Энни, — сказала женщина, с грохотом водрузив на стол пивную кружку, которая, по ее мнению, была теперь достаточно чистой.
Увидев, как она моет посуду, Эллиот возблагодарил небо за то, что ему не пришлось провести ночь в этой крысиной норе.
— Я маркиз Рэннок, — холодно продолжал он. — Я желал бы увидеть мистера Таннера. Немедленно.
Женщина указала большим пальцем куда-то через плечо и захихикала, отчего затряслись все ее объемистые прелести и этот несуразный чепец на голове.
— Вот как? Ну что ж, он там, за этой лужайкой, милорд. Третья могилка слева под маленьким дубком.
— Умер?
— Да, как говорится, обрел вечный покой три недели назад, — не скрывая сарказма, ответила она.
— А вы кто такая, мадам?
— Я скорбящая вдова, — ответила толстуха, продолжая ухмыляться. — Как раз привожу в порядок дела.
Боже милосердный! Это мать Антуанетты. Следовало бы раньше догадаться.
— Скажите, мадам, где я могу найти вашу дочь? Женщина подозрительно обшарила его острым взглядом.
— Энни? Не знаю. — Она пожала плечами. — Может, моя Мэри что-нибудь знает? Она работает служанкой в одной хорошей семье в Мейфэре.
Эллиот с трудом подавил раздражение. Ситуация осложнялась, а ему очень хотелось поскорее покончить с этим делом.
— Миссис Таннер, мне надо уладить одно дело с Энни… На этот раз миссис Таннер окинула одобрительным взглядом фигуру Эллиота.
— У такого молодчика, как вы, наверное, немало дел с Энни, — фыркнула она. — Я, наверное, скоро увижусь с ней, а то и сама в Лондон съезжу, как только покончу с делами.
Эллиот, которому отчаянно хотелось как можно скорее отвязаться от Антуанетты и поставить крест на своем прошлом, достал из кармана бархатную коробочку.
— Потрудитесь передать это ей. Вместе с запиской.
У миссис Таннер жадно вспыхнули глазки, но тут же погасли снова. Она всхлипнула и жалобно запричитала.
— Все это хорошо, милорд, но я бедная вдова. А поездка в Лондон стоит денег…
Эллиот швырнул на стол пригоршню монег, и женщина немедленно смахнула их в свой передник.
— Этого вам, надеюсь, хватит. Но зарубите себе на носу, миссис Таннер: если я узнаю, что Энни не получила эту коробку или мою записку, вам лучше заранее приготовить еще одну могилку под дубком. — С этими словами он круто повернулся и торопливо вышел из вонючего трактира во двор. Ему было необходимо поскорее глотнуть свежего воздуха.
В самом отвратительном настроении он вскочил на коня. Эллиоту хотелось поскорее убраться из этого мерзкого места, однако и возвращаться в Лондон желания не было, впрочем, как и к своей прежней жизни тоже.
Он вдруг понял, что не хочет больше быть маркизом Рэнноком, о неблаговидных похождениях которого ходило столько слухов, который давно стал в Лондоне притчей во языцех. Надо было что-то решительно менять в своей жизни.
Глава 4
Старый дворецкий Маклауд, которого вся прислуга в доме побаивалась, едва не остолбенел от изумления, когда под вечер на пороге Страт-Хауса появился измученный дорогой хозяин и оповестил о своем неслыханном намерении поужинать в классной комнате вместе с дочерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Боюсь, мне пора ехать, — тихо сказал он, не поворачиваясь к ней лицом. — Я и без того слишком долго злоупотребляю вашим гостеприимством.
Он услышал, как Эванджелина бросила кисть в растворитель, потом, зашуршав юбками, поднялась, чтобы позвонить. В дверях немедленно появилась угрюмая служанка по имени Полли, и Эванджелина приказала ей позаботиться о том, чтобы из конюшни привели коня мистера Робертса. Потом девушка подошла к нему и, запрокинув голову, заглянула в лицо, а Эллиоту показалось, что она пытается вглядеться в его душу своими огромными голубыми глазами.
— Извините меня за неуместную шутку насчет оплаты моей работы, мистер Робертс, благовоспитанные леди так не ведут себя. Но меня обеспокоило то, что вы необоснованно умаляете собственные достоинства.
В лучах солнца ее белокурые волосы отливали золотом, а глаза приобрели лазурный оттенок. На чистой матовой коже щеки виднелось крошечное пятнышко белой масляной краски. Губы Эванджелины сложились в очаровательную улыбку.
— Мне было приятно… очень приятно начать работу над вашим портретом, мистер Робертс, — сказала она, — и я искренне надеюсь, что вы еще вернетесь.
Не в силах удержаться, чтобы не прикоснуться к ней, Эллиот медленно поднял руку и большим пальцем слегка потер пятнышко краски.
— Краска, — пробормотал он и, достав из кармана носовой платок, вытер руку. Он заметил, как она слегка покраснела и на щеках ее расцвели два алых лепестка, что сделало Эванджелину еще прекраснее. И в этой красоте было нечто гипнотическое, притягательное, манящее. Эллиот надолго застыл на месте, забыв, что все еще смотрит Эванджелине в глаза.
— Ведь вы вернетесь, не так ли? — спросила она слегка неуверенным тоном.
Она видела его насквозь. Она почувствовала его колебания. Эллиот понял это и заставил себя улыбнуться.
— Вы уверены, что хотите, чтобы я вернулся, мисс Стоун, после того как раскрыли некоторые из моих тайн?
— Откровенно говоря, даже больше, чем прежде, — ответила она. Как будто это само собой разумелось.
Они медленно прошли через весь дом к выходу. В кои-то веки ни Болтона, ни экономки нигде не было видно. Дом казался необитаемым. Эванджелина подала ему шляпу и перчатки, причем Эллиот тешил себя надеждой, что сделала она это неохотно.
Неожиданно выдержка покинула его.
— Когда, мисс Стоун? — воскликнул он. — Когда мне можно вернуться?
Эванджелина ответила без промедления:
— На следующей неделе. И пожалуйста, спланируйте свое время так, чтобы погостить здесь, хорошо? Вы понравились детям, и я надеюсь, они не слишком вас утомили. А я тем временем поработаю над «Леопольдом» для Питера, но потом буду целиком в вашем распоряжении.
Эллиот с трудом воздержался от восторженной реакции и лишь кивнул, вцепившись пальцами в поля шляпы.
— Я вернусь на следующей неделе. Эванджелина улыбнулась.
— Знаете, а вы мне нравитесь, Эллиот Робертс. В вас есть какая-то загадка… а перед этим, я думаю, ни один настоящий художник устоять не сможет.
Он ей нравится? Нет, едва ли он понравился бы мисс Эванджелине Стоун, если бы она имела несчастье узнать его как следует. Тем не менее она так сказала, так что можно считать, что ему крупно повезло. Интересно, каково быть просто мистером Робертсом? Эллиота поразил тот факт, что маркизу Рэнноку вдруг захотелось быть кем-то другим. Как и в какой момент случилось так, что дебоширство перестало приносить ему удовлетворение? Да и приносило ли оно удовлетворение когда-нибудь? Этого Эллиот и сам не мог бы сказать.
Стиль его жизни характеризовался расточительством. Огромные доходы с богатых земельных владений позволяли ему не беспокоиться о проигрышах, ведя рискованную игру.
Эванджелина Стоун была просто состоятельной женщиной, но как уютно была обустроена ее жизнь. Не только она, но и все члены ее многочисленного семейства имели в своем распоряжении все самое лучшее и были довольны жизнью. Эллиот попытался вспомнить, когда он последний раз чувствовал себя так же, — и не мог. А вот гнев и раздражение он испытывал всегда.
— Значит, до следующей недели, мисс Стоун? Я буду считать минуты до встречи. — Он импульсивно схватил ее руку и прижал к губам. Почувствовав тепло ее кожи, он понял, что обязательно приедет к ней снова, и снова, и снова. Пока она не обнаружит, какой он мерзавец, или пока он не наберется мужества и не расскажет ей всю правду, какими бы неприятными ни были последствия такого поступка.
Эллиот круто повернулся на каблуках и сбежал вниз по ступеням на подъездную дорожку.
Эванджелина стояла в дверях, наблюдая, как Эллиот, с небрежной ленцой закинув ногу через седло, сел на коня и плавным движением тронул гнедого с места. Конь, грациозно перебирая ногами, описал круг; Эллиот, не сводя глаз с Эванджелины, прикоснулся пальцами к шляпе, и конь, взметнув копытами гравий, помчался по подъездной дорожке. Затем конь и всадник свернули на север, к Роутем-Форду, и вскоре исчезли из виду. Эллиот больше не оглянулся.
Погруженная в свои мысли, Эванджелина не заметила, как к ней подошла Уинни и теплой ручкой обняла ее за талию.
— Черт побери, Эви! Я видела, как он поцеловал тебе руку! Он то, что надо. То, что надо для тебя, Эви. Какое невезение, что этот мужчина помолвлен!
Эванджелина тяжело . вздохнула:
— В том-то и проблема, Уинни, что он уже не помолвлен. Уинни, тихо охнув, прикрыла рукой рот и потащила ее в библиотеку. Войдя туда, она плотно закрыла за собой дверь.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что он уже не помолвлен? — спросила она, прислонившись спиной к двери. Она даже руки раскинула в стороны, словно боялась, что Эви попробует удрать от допроса.
— Помолвка мистера Робертса расторгнута, Уинни, — тихо сказала Эви, опускаясь в кресло. — Это все, что я могу тебе сказать.
Уинни медленно отошла от двери, подошла к окну и задумчиво посмотрела на небо, сияющее голубизной. Погода наладилась, солнечные лучи насквозь пронизали воздух, ласковый день был напоен ароматом цветущих трав. За окном была такая тишина, такое спокойствие, способное благотворно воздействовать на растревоженную душу.
— Помолвка расторгнута по инициативе невесты? — спросила наконец Уинни.
Эви прижала кончики пальцев к вискам в напрасной попытке остановить начинающуюся головную боль.
— Не знаю, Уинни. Он просто сказал, что помолвка расторгнута.
Уинни принялась сновать по комнате, пытаясь чем-нибудь занять руки: то выравнивала книги на полке, хотя они стояли в полном порядке, то переставляла какие-то предметы, и без того стоявшие на своем месте. Двигаясь по комнате, она без умолку говорила.
— Дорогая, — начала она тихим, задушевным тоном, который использовала для того, чтобы успокоить расстроенных детей. Эванджелина всегда мысленно называла этот ее голос гувернантским. — Питер доверил мне заботиться о твоих интересах, хотя я не понимаю, почему ему кажется, что я способна это сделать, потому что я легкомысленная, а ты у нас самая разумная. — Она остановилась, чтобы поправить цветы в букете, которые в этом абсолютно не нуждались. — Мне мистер Робертс показался весьма порядочным джентльменом, и я думаю, что нам следует поверить ему на слово. Кстати, Эви, мне показалось, что он тобой очарован. Вчера во время ужина он не сводил с тебя глаз. Клянусь, он был похож на беднягу Стокли. Питер надеется, что я окажу тебе моральную поддержку в сложившейся ситуации, но, черт возьми, Эви, ты не становишься моложе. Подумай о своем будущем!
— Именно об этом, дорогая, я и думаю! И о будущем Майкла тоже. Ах, Уинни, мальчику всего одиннадцать лет. Что будет, если умрет дедушка и они попытаются забрать у меня Майкла?
— Вздор! — заявила Уинни, тряхнув головой. — Леди Трент сама говорила, что лучше сгорит в аду, чем признает…
— Она лжет! — сердито прошипела Эванджелина. — Да она сразу же поспешила лишить отца наследства, как только он женился по любви. И позаботилась о том, чтобы дедушка не интересовался ни одним из своих внуков. Но поверь моим словам, как только умрет дедушка, она немедленно проявит к ним интерес. Отберет у нас Майкла и бросит в это змеиное гнездо, если я ей позволю.
— Ах, дорогая, боюсь, что ты права, — тихо сказала Уинни, опустив голову.
— Вот увидишь, так оно и будет, — мрачно произнесла Эви. — И как только она сделает первый шаг, мы сразу же уедем на континент.
— Да, но… — неуверенно сказала Уинни, — если бы тебя поддерживал джентльмен вроде Эллиота Робертса, это могло бы отпугнуть леди Трент. Питер, который является опекуном Майкла, только наполовину англичанин, к тому же он родился за границей. Тогда как муж-англичанин — это совсем другое дело…
— Да, Уинни, любой достойный человек мог бы помочь мне в этих обстоятельствах, однако позволь напомнить тебе, каким сильным и влиятельным противником являются леди Трент и семейство Стоун. Конечно, мистер Робертс кажется достойным человеком и при этом является, несомненно, состоятельным. Но разве может он сравниться с ней? Она принадлежит к сословию пэров, к партии твердолобых тори. Она богата и безжалостна. А мистер Робертс — простолюдин, он имеет не больше влияния, чем Питер. Едва ли мистер Робертс сумеет обуздать такую мегеру. И судя по всему, у него нет склонности к добровольному мученичеству.
— Пожалуй, — задумчиво произнесла Уинни, усаживаясь в кресло напротив Эванджелины. — К тому же он, к сожалению, шотландец. Ты заметила, как он говорит?
— Шотландец? — удивилась Эванджелина. Она, как фламандка, не улавливала на слух незначительных отклонений в произношении от нормативного английского языка.
— Я уверена в этом. В его речи чувствуется едва уловимый акцент, особенно когда он шутит. Уж поверь мне, я знаю. Пусть я прожила полжизни во Фландрии, но выросла я в Ньюкасле и эту шотландскую картавость всегда учую.
— Имя у него, пожалуй, шотландское, — задумчиво сказала Эванджелина, глядя в незажженный камин, — и это еще раз подтверждает, что мы о нем очень мало знаем, Уинни. И у Питера не можем ничего спросить, пока он не вернется из Италии.
— Не слишком ли ты серьезна и подозрительна, дорогая?
— От меня зависят слишком много людей, так что я обязана быть осторожной.
Уинни вскочила с кресла и снова начала расхаживать по библиотеке.
— Я вовсе не толкаю тебя на какие-то бесстыдные поступки, дорогая. Просто мне хочется, чтобы тебе было так же хорошо, как было мне с моим милым Гансом. Я, если хочешь, мечтаю об этом! И мне почему-то кажется, что мистер Робертс — именно тот мужчина, который тебе нужен. Я это вижу по тому, как он смотрит на тебя, как он сразу же стал своим в нашем доме. А дети? Они немедленно привязались к нему. А выражение лица Эллиота? Ведь он одновременно и озадачен, и очарован, и счастлив!
— Вот как? Ты уже называешь его Эллиотом? Ты неисправимый романтик, Уинни! Надо было Питеру попросить меня присматривать за твоей нравственностью.
— Как ни больно мне признавать это, но Гас прав, утверждая, что ты совсем неромантична, — заявила Уинни, вновь останашшваясь у окна.
Эванджелина, получив отповедь, поднялась с кресла и, подойдя к Уинни, нежно обняла ее за талию.
— Ты, наверное, права, я постараюсь измениться. Но, согласись, в этом мистере Робертсе есть что-то загадочное. Мы слишком мало о нем знаем.
— Полно тебе! Кому это надо? — выпалила Уинни. — Единственное, чего не хватает этому здоровенному красавцу, — это надеть килт! Подумай, как соблазнительно, должно быть, выглядят его колени!
При этих словах Эванджелина, не выдержав, рассмеялась:
— Ах, Боже мой, ты невозможна! Он вернется через неделю. Вот и попроси его показать тебе колени.
— Почему бы тебе самой не попросить его об этом, Эви? — язвительно заметила Уинни. — Как-никак, дорогая, ты у нас художник. Идея была весьма заманчивой.
Гостиница «Роутем-Фармз», несомненно, знавала лучшие времена. Но было это давно, в прошлом веке. Сейчас это был всего лишь убогий постоялый двор. Даже в своей пострадавшей от непогоды одежде человек такого атлетического телосложения, как Эллиот, сразу же привлек всеобщее внимание. Настроение у него было отвратительное и ухудшалось с каждой минутой с тех пор, как он покинул Чатем-Лодж. Трактирный слуга вызвался отвести его к хозяину. Они прошли через грязную пивную, лавируя между колченогими столами и замызганными диванчиками, в узкую комнатушку.
За массивным рабочим столом, заваленным грязной посудой, сидела тучная, крикливо одетая женщина и кое-как перетирала пивные кружки. Трудно было сказать, сколько ей лет.
— Я сказал, что желаю видеть хозяина! — рявкнул Эллиот, в гневе взглянув на слугу, и тут же пожалел о том, что сорвал на нем гнев, когда увидел, как съежился от страха этот бедняга. — Мне нужен хозяин, мистер Таннер, — повторил он более спокойным тоном.
— А кто его спрашивает, позвольте узнать? — хриплым голосом отозвалась толстуха за столом и, плюнув в кружку, потерла ее мясистой рукой. Кивком головы она указала слуге на дверь, и тот сломя голову выскочил в коридор.
— Я знакомый дочери мистера Таннера, — ответил Эллиот, обернувшись лицом к этой странной расфуфыренной особе. Из-под копны жестких, рыжих с проседью волос, прикрытых пожелтевшим чепцом, его просверлили взглядом темные бусинки глаз, глубоко посаженных на одутловатой физиономии. Толстый мясистый нос свешивался над тонкими губами. Одним словом, такое лицо едва ли было миловидным даже в молодости.
Женщина саркастически ухмыльнулась, показав целые, но почерневшие зубы.
— Которую из дочерей вы имеете в виду? Хотя нечего спрашивать, конечно, не мою бедняжку Мэри. Таким, как вы, до нее нет дела.
— Я ищу Энни Таннер, — раздраженно прервал ее Эллиот.
— Ну, ясно. Половина лондонских джентльменов знакома с Энни, — сказала женщина, с грохотом водрузив на стол пивную кружку, которая, по ее мнению, была теперь достаточно чистой.
Увидев, как она моет посуду, Эллиот возблагодарил небо за то, что ему не пришлось провести ночь в этой крысиной норе.
— Я маркиз Рэннок, — холодно продолжал он. — Я желал бы увидеть мистера Таннера. Немедленно.
Женщина указала большим пальцем куда-то через плечо и захихикала, отчего затряслись все ее объемистые прелести и этот несуразный чепец на голове.
— Вот как? Ну что ж, он там, за этой лужайкой, милорд. Третья могилка слева под маленьким дубком.
— Умер?
— Да, как говорится, обрел вечный покой три недели назад, — не скрывая сарказма, ответила она.
— А вы кто такая, мадам?
— Я скорбящая вдова, — ответила толстуха, продолжая ухмыляться. — Как раз привожу в порядок дела.
Боже милосердный! Это мать Антуанетты. Следовало бы раньше догадаться.
— Скажите, мадам, где я могу найти вашу дочь? Женщина подозрительно обшарила его острым взглядом.
— Энни? Не знаю. — Она пожала плечами. — Может, моя Мэри что-нибудь знает? Она работает служанкой в одной хорошей семье в Мейфэре.
Эллиот с трудом подавил раздражение. Ситуация осложнялась, а ему очень хотелось поскорее покончить с этим делом.
— Миссис Таннер, мне надо уладить одно дело с Энни… На этот раз миссис Таннер окинула одобрительным взглядом фигуру Эллиота.
— У такого молодчика, как вы, наверное, немало дел с Энни, — фыркнула она. — Я, наверное, скоро увижусь с ней, а то и сама в Лондон съезжу, как только покончу с делами.
Эллиот, которому отчаянно хотелось как можно скорее отвязаться от Антуанетты и поставить крест на своем прошлом, достал из кармана бархатную коробочку.
— Потрудитесь передать это ей. Вместе с запиской.
У миссис Таннер жадно вспыхнули глазки, но тут же погасли снова. Она всхлипнула и жалобно запричитала.
— Все это хорошо, милорд, но я бедная вдова. А поездка в Лондон стоит денег…
Эллиот швырнул на стол пригоршню монег, и женщина немедленно смахнула их в свой передник.
— Этого вам, надеюсь, хватит. Но зарубите себе на носу, миссис Таннер: если я узнаю, что Энни не получила эту коробку или мою записку, вам лучше заранее приготовить еще одну могилку под дубком. — С этими словами он круто повернулся и торопливо вышел из вонючего трактира во двор. Ему было необходимо поскорее глотнуть свежего воздуха.
В самом отвратительном настроении он вскочил на коня. Эллиоту хотелось поскорее убраться из этого мерзкого места, однако и возвращаться в Лондон желания не было, впрочем, как и к своей прежней жизни тоже.
Он вдруг понял, что не хочет больше быть маркизом Рэнноком, о неблаговидных похождениях которого ходило столько слухов, который давно стал в Лондоне притчей во языцех. Надо было что-то решительно менять в своей жизни.
Глава 4
Старый дворецкий Маклауд, которого вся прислуга в доме побаивалась, едва не остолбенел от изумления, когда под вечер на пороге Страт-Хауса появился измученный дорогой хозяин и оповестил о своем неслыханном намерении поужинать в классной комнате вместе с дочерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36