Рядом с ним майор Уинтроп, мрачно улыбаясь, захлопнул шкатулку из красного дерева с гербом Армстронгов на крышке, что заставило Крэнема еще явственнее ощутить ужас происходящего. С какой это стати он так распетушился, что отклонился от своего хорошо продуманного плана?
Он вовсе не собирался раскрывать свой план мести за смерть Сесили. Сначала Крэнем применил более тонкую тактику. Он попытался заручиться поддержкой дядюшки Сесили, но не добился ничего. Лорд Хауэлл упорно отказывался встретиться с ним. А когда Крэнему наконец удалось поймать барона в клубе, тот побелел как смерть и наотрез отказался выслушать его, повторяя, что боится гнева Рэннока.
Он без особого труда соблазнил любовницу Рэннока, но это оказалось пустой тратой времени. Потратив на это три недели и шесть сотен фунтов, Крэнем пришел к выводу, что остался без гроша, но так и не добился ничего, что могло бы способствовать осуществления плана мести. Антуанетта Фонтэйн не сообщила ему никакой полезной информации, а лишь без конца болтала о том, какие позиции предпочитает Рэннок, занимаясь любовью, и какого огромного размера у него то, что необходимо в этом деле в первую очередь. Такое однообразие тематики ее болтовни его быстро утомило. Но чашу его терпения переполнил отвратительный характер и бесконечное пьянство этой женщины.
А потом Рэннок вообще исчез с горизонта. Каждый вечер Крэнем рыскал по всяким злачным местам Лондона, поджидая его появления, но Рэннок не появлялся. Где этот сукин сын находился, никто не знал, да, кажется, и знать не хотел, потому что Рэннок не был любимчиком общества. Маркиз не появлялся даже в клубе «Брукс», членом которого посчастливилось стать Крэнему. Но если бы его покойный дедушка, предыдущий барон Крэнем, не был членом этого клуба, ему наверняка отказали бы. Однако теперь, несмотря на то что его высокомерный предок с голубой кровью не признавал его существования, не говоря уже о том, чтобы начертать его имя на фамильном древе, эксклюзивный лондонский клуб принял его в свои члены, потому что Крэнем заполучил титул. Удивительно, как много можно сделать с помощью изготовленного из мангового дерева ящичка с не облагаемым налогом индийским опиумом, презентованного нужному человеку в нужное время.
Хруст гравия под колесами экипажа подсказал, что приехал несколько запоздавший врач. Карстерсу удалось уговорить какого-то несчастного костоправа буквально в последнюю минуту, поэтому тот приехал, опоздав почти на полчаса. Эта неожиданная задержка совершенно деморализовала Крэнема, тогда как Рэннок с приятелями расстелили под дубом одеяло и принялись не спеша играть в вист. Одного этого было достаточно, чтобы Крэнему захотелось убить его.
Он видел, как Карстерс кивнул майору Уинтропу. Пора. Возможно, ему удастся убить его. Черт возьми, он должен его убить! Крэнем ощутил тяжесть холодного пистолета в своей руке. Несмотря на свой гнев, он не мог побороть охватившую его панику. Что за глупость такая!
Нет, какая уж тут глупость. Он увидел, как Рэннок неторопливо направляется к нему, и сердце у него бешено заколотилось. Господи, какой же он высокий, этот мерзавец! Уголком глаза он видел, как противник поднял руку. У Крэнема сердце ушло в пятки, а когда он попытался сделать глубокий вдох, то почувствовал лишь запах табака и одеколона Эллиота, но не заметил в нем ни малейшего страха. Раздалась команда расходиться, и, к его великому удивлению, ноги смогли передвигаться.
По слухам, Рэннок был самым метким стрелком во всем королевстве и всегда побеждал на дуэлях. Говорили, что однажды, когда один ирландец донял его своей наглостью, он прострелил навылет его сердце. Наверняка Рэннок воспользуется возможностью прострелить и его сердце. Ему не на что надеяться. Выход один: не ждать. Повернуться и выстрелить. Да, сию же минуту.
Рассчитав время, Крэнем круто повернулся на каблуках как раз в тот момент, когда начал поворачиваться и Рэннок. Прицелившись ему в плечо, Крэнем чуть опустил пистолет и немедленно выстрелил. Отдача от выстрела была так сильна, что у него чуть не сломались кости запястья. Клочки черного тонкого сукна взлетели в воздух. Попал! Черт возьми, он наверняка не промахнулся! Однако Эллиот стоял как ни в чем не бывало и смотрел ему прямо в лицо. Крэнем с ужасом наблюдал, как пистолет противника с мучительной медлительностью опускался вниз, пока не нацелился прямо в его сердце. Рука Рэннока не дрожала, только тубы тронула горькая улыбка. Крэнем, замерев, наблюдал, как дуло пистолета опустилось еще ниже. Он слышал звук взводимого курка, а выстрел прозвучал еще более оглушительно, чем его собственный.
— Боже милосердный! — простонал Крэнем. — Я ранен! Уилкинс и врач бросились к нему.
Склонившись над Крэнемом, Уилкинс выругался.
— Заткнитесь, Крэнем! Что толкнуло вас на столь бесчестный поступок? Он имел полное право убить вас за это! — проворчал лорд Генри Карстерс, стягивая с него сапог.
Крэнем удивленно взглянул на Карстерса.
— Он и хотел убить меня, придурок вы этакий! Он чуть не отстрелил мне яйца!
Уилкинс снова выругался, поднялся на ноги и отошел в сторону. Врач уже вытащил хирургические ножницы и принялся молча очищать рану от ткани брюк. Открылась длинная царапина, из которой сочилась кровь, скатываясь по внутренней стороне бедра.
— Видите? — плаксиво произнес Крэнем. — Этот мерзавец хотел кастрировать меня!
Врач взял кусочек ткани и смочил его жидкостью из пузырька, которая издавала противный одурманивающий запах.
— Помолчите, старина, — тихо сказал лорд Генри, наклонившись к его уху. — Если бы Рэннок поставил себе цель убить вас, то вы были бы уже мертвы. А если бы он хотел лишить вас мужского достоинства, то я сейчас выгребал бы из травы ваши гениталии.
Врач молча приложил смоченную тряпочку к ране, и Крэнем привскочил, взвыв от боли.
— Считайте, что вы родились в рубашке, — тихо сказал молодой лорд, оглядываясь через плечо на Рэннока. Маркиз стоял под дубом, широко расставив ноги, и тщательно вытирал свой пистолет. Кто-то, кажется, майор Уинтроп, перевязал рану Рэннока, который, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания.
Лорд Генри в изумлении покачал головой, сказав распростертому рядом с ним Крэнему:
— Считайте, что это был предупредительный выстрел, Крэнем. Интересно было бы узнать, что заставило Рэннока проявить такое небывалое милосердие.
В это время майор Уинтроп неожиданно подошел к барону. Его черный плащ и широкие плечи заслонили свет утреннего солнца.
— Счет вашего врача пришлите мне, Крэнем, — произнес он своим властным голосом, — и я его оплачу от имени маркиза Рэннока. Его светлость уезжает немедленно в продолжительную поездку по сельской Англии.
В среду на следующей неделе Эллиот был приглашен сопровождать мистера Стокли и младших детей, отправляющихся на прогулку к реке Ли. Миссис Уэйден уговорила Гаса пойти вместе с ней в гости к викарию, и Эллиот был рад, что избежал этой участи. Эванджелина, как ему показалось, неохотно осталась в студии, чтобы написать письмо Питеру Уэйдену. Стоял теплый июньский день, и Эллиот, у которого оказалось свободное время, очень обрадовался этому приглашению.
Вскоре он, как ни странно, с удовольствием собирал маргаритки для плетения гирлянд. Сидя со скрещенными ногами на одном из прихваченных из дома одеял, Фредерика и Майкл трудились как одержимые, упрекая Эллиота в медлительности. Он с улыбкой наклонился и воткнул цветок в волосы Фредерики.
— Мисс д’Авийе, вы чрезвычайно красивы, — сказал он, поклонившись. — Как одинокий джентльмен, я хотел бы узнать… бываете ли вы в свете?
Личико Фредерики радостно вспыхнуло.
— Ах нет, сэр. Никто из нас не выходит за пределы Чатема.
— Не может быть! — воскликнул Эллиот в притворном изумлении.
— Но это так, сэр. Мы… — она замялась, подыскивая слово, — мы… затворники.
— Это правда, мистер Робертс, — подтвердил Майкл. — Эванджелина говорит, что, поскольку нас так много, мы можем не выходить за пределы Чатема. Если только сами этого не захотим.
— Понятно, — задумчиво произнес Эллиот, опускаясь на одеяло рядом с Фредерикой. — Значит, вот почему ваша сестра нигде не бывает?
— Нет, она время от времени выезжает, — включилась в разговор Николетта. — В прошлом году она была в Париже, а в позапрошлом ездила в Гент. К тому же она часто ездит в Лондон к дяде Питеру.
— К дяде Питеру?
— К Питеру Уэйдену. Папиному брату, — объяснил Тео. — Мне казалось, вы его знаете, он такой хороший человек.
— Он наш опекун, — добавила Николетта, бросая, цветок в воду Ли. — Он нас защищает от всяких бед.
— От каких бед? — полюбопытствовал Эллиот.
— Не знаю точно, — пожала плечами Николетта. — Так говорит Эви. Она говорит, что папа знал, что может положиться на Питера, который позаботится о нас, пока мы находимся в Англии.
— Пока? — переспросил Эллиот встревоженно. Неужели Эванджелина предполагает уехать из Англии? И что это за беды, из-за которых ей приходится думать о столь решительных действиях? — Вы прожили здесь несколько лет, не так ли? И вы не намерены остаться здесь навсегда?
— Эви говорит, что не следует исключать и такой вариант.
— Да, — подтвердила Фредерика, — но мы останемся здесь до тех пор, пока это будет возможно, чтобы получить подобающее английское образование.
— У меня потрясающая идея! — воскликнул Майкл. — Если нам придется вернуться в Гент, мы возьмем с собой мистера Стокли. Вы поедете с нами, мистер Стокли?
Стокли громко откашлялся и поправил на носу очки.
— Почему бы нет, Майкл? Мне всегда хотелось посмотреть мир…
— Эй, народец! Притормозите, — прервал его Эллиот, едва не рассмеявшись. — Я не имел намерения сию же минуту отправлять вас упаковывать вещи. И зачем вам ехать именно в Гент?
— У Эви там дом, — объяснил Майкл с лукавой улыбкой. — Дом большой, так что вы тоже могли бы поехать с нами, мистер Робертс.
Фредерика бросила маргаритку в Майкла.
— Но мы не можем пока ехать туда, глупый, потому что там живут арендаторы.
— Арендаторы? — озадаченно переспросил Эллиот.
— Ну да. Это что-то вроде мышей, — смущенно пояснила Фредерика.
Майкл фыркнул:
— Фредерика, гусыня ты этакая! Арендаторы — это квартиросъемщики, а вовсе не грызуны! — Они с Николеттой расхохотались, повалившись от смеха на траву.
У Фредерики задрожала нижняя губа.
— Я не знала! Откуда мне знать? Я никогда не бывала ни в Париже, ни во Флоренции… и вообще нигде не бывала, кроме Фигуэйра, да и то плохо помню это, — всхлипнула она. И из ее широко расставленных карих глазок выкатились и поползли по щекам две крупные слезинки.
Эллиот поднялся с одеяла.
— Ну, полно тебе, Фредерика! Пойдем-ка лучше прогуляемся по берегу реки, — сказал он. — Знаешь, я однажды был в Генте и видел таких крупных арендаторов, что они могли бы без труда откусить человеку руку.
— Правда? — изумленно воскликнула Фредерика.
— Правда. Они такие большие, волосатые. Знаешь, чем они питаются?
Фредерика покачала головой.
— Не знаю, сэр, — прошептала она в благоговейном ужасе.
— Скверными мальчишками и девчонками, которые дразнят своих маленьких кузин.
Фредерика звонко расхохоталась.
— В самом деле, сэр?
Эллиот наклонился к ней, искоса поглядывая на Майкла.
— Да. Они бродят по ночам в поисках злых ребятишек, чтобы полакомиться ими. Я бы на месте таких детей запирал покрепче двери на ночь.
— Эй! — послышался поблизости голос Эванджелины. — Я правильно поняла, мистер Робертс? Кажется, кто-то собирается съесть кое-кого из моих подопечных?
— Только не меня! — радостно крикнула Фредерика. Эллиот оглянулся и увидел Эванджелину, которая стояла неподалеку на пригорке на фоне яркого лазурно-голубого неба и изумрудной зелени луга. Ветерок чуть колыхал подол ее простенького желтого платья, светлые белокурые волосы прикрывала шляпка, которую она тут же сняла. Эллиот не в первый раз пожалел, что он не художник. Он улыбнулся.
— Вообще-то говоря, мисс Стоун, съедают только озорных детей.
Эванджелина очаровательно приподняла брови.
— Ну, если так, мистер Робертс, то очень многим из нас пришлось бы сегодня покрепче запереть двери.
Эллиот заметил в руках у Эви письмо, которое она торопливо засунула в карман. А вдруг Эви узнала правду о нем? Леденящий ужас сковал все внутри, и маркиз Рэннок почувствовал, как земля уходит из-под ног. Но страх прошел, как только на ее лице появилась улыбка. Взяв Эви за руку, он помог ей спуститься по крутому склону.
Девушка тяжело дышала, как будто быстро шла от самого дома.
— Мне стало одиноко, — призналась она. — Не могла я оставаться в четырех стенах, когда все вы здесь так веселитесь.
Эллиот неохотно выпустил из руки ее пальчики и жестом указал на одеяло, где под бдительным оком мистера Стокли Николетта и Тео раскрывали альбомы для этюдов, готовясь к уроку рисования. Все трое улыбнулись ей, когда она грациозно опустилась рядом, подобно хрупкой желтой бабочке, присевшей на край цветка, чтобы отдохнуть. Чуть дальше по дорожке Майкл, старавшийся помириться с Фредерикой, азартно разыскивал вместе с ней плоские камешки, чтобы «печь блины» на воде.
— А вы не захватили с собой альбом для этюдов, мисс Стоун? — тихо спросил Эллиот, садясь рядом с ней.
— Не захватила, — призналась она, повернувшись к нему. — Это означало бы работу, а я сегодня решила побездельничать.
— Вот как? — произнес Эллиот, медленно обводя ее взглядом. — А чем, позвольте узнать, занимается добродетельная мисс Стоун, когда не работает?
— Боюсь, не делает ничего особенно интересного, — улыбнулась она.
— Неужели? — Эллиот поднялся на ноги и предложил ей руку. — Пойдемте, мисс Стоун, прогуляемся по берегу реки.
Как ни странно, Эванджелина без возражений взяла его за руку и позволила помочь ей подняться.
Глава 7
Эллиот и Эванджелина, покинув мистера Стокли с его учениками, пошли по дорожке вдоль берега реки, и звонкие детские голоса постепенно стихли вдали. Звуки голосов сменились вскоре журчанием воды, омывающей каменную гряду. Неподалеку на берегу несколько старых грабов склонили над водой свои могучие ветви. Эллиот без предупреждения свернул с дорожки, и Эванджелина от неожиданности запнулась, но тут же восстановила равновесие. Тем не менее ему было достаточно и этого предлога, чтобы схватить ее обеими руками и развернуть лицом к себе. Они встретились взглядами, и он понял, что Эванджелина знает о том, что должно произойти.
Она хотела его. Это можно было без труда прочесть по ее лицу. Возможно, она и пришла сюда в надежде искусить его. Возможно, ей хотелось, чтобы он затащил ее под деревья и впился в ее губы своими губами. Возможно, его нетерпение испугает ее. Наверняка испугает. Он почти грубо прислонил ее спиной к стволу дерева и наклонился к ней. Дыхание у него стало учащенным и таким горячим, что буквально обожгло лицо девушки.
С тех пор как они ушли от остальных, не было произнесено ни слова, как будто оба осознали свое влечение друг к другу. Однако Эллиот был уверен, что Эванджелина и понятия не имеет, какие порочные мысли одолевали его. Он склонился к ней, и его сердце бешено заколотилось. Он был крайне возбужден и готов к дальнейшим решительным действиям.
«Всего один разок», — пообещал он самому себе. Он должен хотя бы раз поцеловать Эванджелину, прежде чем она узнает правду о том, кто он такой и что он за человек. Эллиот убеждал себя, что каждая красивая женщина заслуживает того, чтобы ее поцеловали, и сама желает этого.
«Нет, — нашептывало ему то, что осталось от его совести. — Это неправильно. Это скверно. Ведь она даже не знает твоего имени».
«Всего один поцелуй, — подавал голос дьявол, прятавшийся где-то между бедер. — Один невинный поцелуйчик».
Однако Эллиот, который давным-давно запрятал все моральные принципы в самый дальний и темный угол шкафа, с изумлением услышал теперь, что они барабанят изнутри в закрытую дверь. Он был намерен не обращать внимания на охватившее его смятение и сосредоточиться исключительно на физическом удовольствии. Закрыв глаза, Эванджелина запрокинула голову и потянулась губами к его губам.
Эллиота удивило, что она не протестует. Потом он вспомнил, что она ведь не знает, кто он такой. Значит, добропорядочные женщины не вырываются и не отворачиваются, когда их пытается поцеловать какой-то заурядный мистер Робертс? Эллиот осторожно прикоснулся губами к уголку ее губ, поцеловав ямочку слева. Стараясь держать себя в руках, он слегка отстранился и прикоснулся щекой к ее волосам. Он тяжело дышал и чувствовал, что может потерять контроль над собой. В его объятиях Эванджелина чуть слышно застонала, требуя продолжения, и Эллиот, не в силах удержаться, ответил ей тем, что несколько раз провел приоткрытыми губами по ее губам. Губы Эванджелины были твердые, но податливые, а дыхание нежное и учащенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Он вовсе не собирался раскрывать свой план мести за смерть Сесили. Сначала Крэнем применил более тонкую тактику. Он попытался заручиться поддержкой дядюшки Сесили, но не добился ничего. Лорд Хауэлл упорно отказывался встретиться с ним. А когда Крэнему наконец удалось поймать барона в клубе, тот побелел как смерть и наотрез отказался выслушать его, повторяя, что боится гнева Рэннока.
Он без особого труда соблазнил любовницу Рэннока, но это оказалось пустой тратой времени. Потратив на это три недели и шесть сотен фунтов, Крэнем пришел к выводу, что остался без гроша, но так и не добился ничего, что могло бы способствовать осуществления плана мести. Антуанетта Фонтэйн не сообщила ему никакой полезной информации, а лишь без конца болтала о том, какие позиции предпочитает Рэннок, занимаясь любовью, и какого огромного размера у него то, что необходимо в этом деле в первую очередь. Такое однообразие тематики ее болтовни его быстро утомило. Но чашу его терпения переполнил отвратительный характер и бесконечное пьянство этой женщины.
А потом Рэннок вообще исчез с горизонта. Каждый вечер Крэнем рыскал по всяким злачным местам Лондона, поджидая его появления, но Рэннок не появлялся. Где этот сукин сын находился, никто не знал, да, кажется, и знать не хотел, потому что Рэннок не был любимчиком общества. Маркиз не появлялся даже в клубе «Брукс», членом которого посчастливилось стать Крэнему. Но если бы его покойный дедушка, предыдущий барон Крэнем, не был членом этого клуба, ему наверняка отказали бы. Однако теперь, несмотря на то что его высокомерный предок с голубой кровью не признавал его существования, не говоря уже о том, чтобы начертать его имя на фамильном древе, эксклюзивный лондонский клуб принял его в свои члены, потому что Крэнем заполучил титул. Удивительно, как много можно сделать с помощью изготовленного из мангового дерева ящичка с не облагаемым налогом индийским опиумом, презентованного нужному человеку в нужное время.
Хруст гравия под колесами экипажа подсказал, что приехал несколько запоздавший врач. Карстерсу удалось уговорить какого-то несчастного костоправа буквально в последнюю минуту, поэтому тот приехал, опоздав почти на полчаса. Эта неожиданная задержка совершенно деморализовала Крэнема, тогда как Рэннок с приятелями расстелили под дубом одеяло и принялись не спеша играть в вист. Одного этого было достаточно, чтобы Крэнему захотелось убить его.
Он видел, как Карстерс кивнул майору Уинтропу. Пора. Возможно, ему удастся убить его. Черт возьми, он должен его убить! Крэнем ощутил тяжесть холодного пистолета в своей руке. Несмотря на свой гнев, он не мог побороть охватившую его панику. Что за глупость такая!
Нет, какая уж тут глупость. Он увидел, как Рэннок неторопливо направляется к нему, и сердце у него бешено заколотилось. Господи, какой же он высокий, этот мерзавец! Уголком глаза он видел, как противник поднял руку. У Крэнема сердце ушло в пятки, а когда он попытался сделать глубокий вдох, то почувствовал лишь запах табака и одеколона Эллиота, но не заметил в нем ни малейшего страха. Раздалась команда расходиться, и, к его великому удивлению, ноги смогли передвигаться.
По слухам, Рэннок был самым метким стрелком во всем королевстве и всегда побеждал на дуэлях. Говорили, что однажды, когда один ирландец донял его своей наглостью, он прострелил навылет его сердце. Наверняка Рэннок воспользуется возможностью прострелить и его сердце. Ему не на что надеяться. Выход один: не ждать. Повернуться и выстрелить. Да, сию же минуту.
Рассчитав время, Крэнем круто повернулся на каблуках как раз в тот момент, когда начал поворачиваться и Рэннок. Прицелившись ему в плечо, Крэнем чуть опустил пистолет и немедленно выстрелил. Отдача от выстрела была так сильна, что у него чуть не сломались кости запястья. Клочки черного тонкого сукна взлетели в воздух. Попал! Черт возьми, он наверняка не промахнулся! Однако Эллиот стоял как ни в чем не бывало и смотрел ему прямо в лицо. Крэнем с ужасом наблюдал, как пистолет противника с мучительной медлительностью опускался вниз, пока не нацелился прямо в его сердце. Рука Рэннока не дрожала, только тубы тронула горькая улыбка. Крэнем, замерев, наблюдал, как дуло пистолета опустилось еще ниже. Он слышал звук взводимого курка, а выстрел прозвучал еще более оглушительно, чем его собственный.
— Боже милосердный! — простонал Крэнем. — Я ранен! Уилкинс и врач бросились к нему.
Склонившись над Крэнемом, Уилкинс выругался.
— Заткнитесь, Крэнем! Что толкнуло вас на столь бесчестный поступок? Он имел полное право убить вас за это! — проворчал лорд Генри Карстерс, стягивая с него сапог.
Крэнем удивленно взглянул на Карстерса.
— Он и хотел убить меня, придурок вы этакий! Он чуть не отстрелил мне яйца!
Уилкинс снова выругался, поднялся на ноги и отошел в сторону. Врач уже вытащил хирургические ножницы и принялся молча очищать рану от ткани брюк. Открылась длинная царапина, из которой сочилась кровь, скатываясь по внутренней стороне бедра.
— Видите? — плаксиво произнес Крэнем. — Этот мерзавец хотел кастрировать меня!
Врач взял кусочек ткани и смочил его жидкостью из пузырька, которая издавала противный одурманивающий запах.
— Помолчите, старина, — тихо сказал лорд Генри, наклонившись к его уху. — Если бы Рэннок поставил себе цель убить вас, то вы были бы уже мертвы. А если бы он хотел лишить вас мужского достоинства, то я сейчас выгребал бы из травы ваши гениталии.
Врач молча приложил смоченную тряпочку к ране, и Крэнем привскочил, взвыв от боли.
— Считайте, что вы родились в рубашке, — тихо сказал молодой лорд, оглядываясь через плечо на Рэннока. Маркиз стоял под дубом, широко расставив ноги, и тщательно вытирал свой пистолет. Кто-то, кажется, майор Уинтроп, перевязал рану Рэннока, который, казалось, не обращал на нее ни малейшего внимания.
Лорд Генри в изумлении покачал головой, сказав распростертому рядом с ним Крэнему:
— Считайте, что это был предупредительный выстрел, Крэнем. Интересно было бы узнать, что заставило Рэннока проявить такое небывалое милосердие.
В это время майор Уинтроп неожиданно подошел к барону. Его черный плащ и широкие плечи заслонили свет утреннего солнца.
— Счет вашего врача пришлите мне, Крэнем, — произнес он своим властным голосом, — и я его оплачу от имени маркиза Рэннока. Его светлость уезжает немедленно в продолжительную поездку по сельской Англии.
В среду на следующей неделе Эллиот был приглашен сопровождать мистера Стокли и младших детей, отправляющихся на прогулку к реке Ли. Миссис Уэйден уговорила Гаса пойти вместе с ней в гости к викарию, и Эллиот был рад, что избежал этой участи. Эванджелина, как ему показалось, неохотно осталась в студии, чтобы написать письмо Питеру Уэйдену. Стоял теплый июньский день, и Эллиот, у которого оказалось свободное время, очень обрадовался этому приглашению.
Вскоре он, как ни странно, с удовольствием собирал маргаритки для плетения гирлянд. Сидя со скрещенными ногами на одном из прихваченных из дома одеял, Фредерика и Майкл трудились как одержимые, упрекая Эллиота в медлительности. Он с улыбкой наклонился и воткнул цветок в волосы Фредерики.
— Мисс д’Авийе, вы чрезвычайно красивы, — сказал он, поклонившись. — Как одинокий джентльмен, я хотел бы узнать… бываете ли вы в свете?
Личико Фредерики радостно вспыхнуло.
— Ах нет, сэр. Никто из нас не выходит за пределы Чатема.
— Не может быть! — воскликнул Эллиот в притворном изумлении.
— Но это так, сэр. Мы… — она замялась, подыскивая слово, — мы… затворники.
— Это правда, мистер Робертс, — подтвердил Майкл. — Эванджелина говорит, что, поскольку нас так много, мы можем не выходить за пределы Чатема. Если только сами этого не захотим.
— Понятно, — задумчиво произнес Эллиот, опускаясь на одеяло рядом с Фредерикой. — Значит, вот почему ваша сестра нигде не бывает?
— Нет, она время от времени выезжает, — включилась в разговор Николетта. — В прошлом году она была в Париже, а в позапрошлом ездила в Гент. К тому же она часто ездит в Лондон к дяде Питеру.
— К дяде Питеру?
— К Питеру Уэйдену. Папиному брату, — объяснил Тео. — Мне казалось, вы его знаете, он такой хороший человек.
— Он наш опекун, — добавила Николетта, бросая, цветок в воду Ли. — Он нас защищает от всяких бед.
— От каких бед? — полюбопытствовал Эллиот.
— Не знаю точно, — пожала плечами Николетта. — Так говорит Эви. Она говорит, что папа знал, что может положиться на Питера, который позаботится о нас, пока мы находимся в Англии.
— Пока? — переспросил Эллиот встревоженно. Неужели Эванджелина предполагает уехать из Англии? И что это за беды, из-за которых ей приходится думать о столь решительных действиях? — Вы прожили здесь несколько лет, не так ли? И вы не намерены остаться здесь навсегда?
— Эви говорит, что не следует исключать и такой вариант.
— Да, — подтвердила Фредерика, — но мы останемся здесь до тех пор, пока это будет возможно, чтобы получить подобающее английское образование.
— У меня потрясающая идея! — воскликнул Майкл. — Если нам придется вернуться в Гент, мы возьмем с собой мистера Стокли. Вы поедете с нами, мистер Стокли?
Стокли громко откашлялся и поправил на носу очки.
— Почему бы нет, Майкл? Мне всегда хотелось посмотреть мир…
— Эй, народец! Притормозите, — прервал его Эллиот, едва не рассмеявшись. — Я не имел намерения сию же минуту отправлять вас упаковывать вещи. И зачем вам ехать именно в Гент?
— У Эви там дом, — объяснил Майкл с лукавой улыбкой. — Дом большой, так что вы тоже могли бы поехать с нами, мистер Робертс.
Фредерика бросила маргаритку в Майкла.
— Но мы не можем пока ехать туда, глупый, потому что там живут арендаторы.
— Арендаторы? — озадаченно переспросил Эллиот.
— Ну да. Это что-то вроде мышей, — смущенно пояснила Фредерика.
Майкл фыркнул:
— Фредерика, гусыня ты этакая! Арендаторы — это квартиросъемщики, а вовсе не грызуны! — Они с Николеттой расхохотались, повалившись от смеха на траву.
У Фредерики задрожала нижняя губа.
— Я не знала! Откуда мне знать? Я никогда не бывала ни в Париже, ни во Флоренции… и вообще нигде не бывала, кроме Фигуэйра, да и то плохо помню это, — всхлипнула она. И из ее широко расставленных карих глазок выкатились и поползли по щекам две крупные слезинки.
Эллиот поднялся с одеяла.
— Ну, полно тебе, Фредерика! Пойдем-ка лучше прогуляемся по берегу реки, — сказал он. — Знаешь, я однажды был в Генте и видел таких крупных арендаторов, что они могли бы без труда откусить человеку руку.
— Правда? — изумленно воскликнула Фредерика.
— Правда. Они такие большие, волосатые. Знаешь, чем они питаются?
Фредерика покачала головой.
— Не знаю, сэр, — прошептала она в благоговейном ужасе.
— Скверными мальчишками и девчонками, которые дразнят своих маленьких кузин.
Фредерика звонко расхохоталась.
— В самом деле, сэр?
Эллиот наклонился к ней, искоса поглядывая на Майкла.
— Да. Они бродят по ночам в поисках злых ребятишек, чтобы полакомиться ими. Я бы на месте таких детей запирал покрепче двери на ночь.
— Эй! — послышался поблизости голос Эванджелины. — Я правильно поняла, мистер Робертс? Кажется, кто-то собирается съесть кое-кого из моих подопечных?
— Только не меня! — радостно крикнула Фредерика. Эллиот оглянулся и увидел Эванджелину, которая стояла неподалеку на пригорке на фоне яркого лазурно-голубого неба и изумрудной зелени луга. Ветерок чуть колыхал подол ее простенького желтого платья, светлые белокурые волосы прикрывала шляпка, которую она тут же сняла. Эллиот не в первый раз пожалел, что он не художник. Он улыбнулся.
— Вообще-то говоря, мисс Стоун, съедают только озорных детей.
Эванджелина очаровательно приподняла брови.
— Ну, если так, мистер Робертс, то очень многим из нас пришлось бы сегодня покрепче запереть двери.
Эллиот заметил в руках у Эви письмо, которое она торопливо засунула в карман. А вдруг Эви узнала правду о нем? Леденящий ужас сковал все внутри, и маркиз Рэннок почувствовал, как земля уходит из-под ног. Но страх прошел, как только на ее лице появилась улыбка. Взяв Эви за руку, он помог ей спуститься по крутому склону.
Девушка тяжело дышала, как будто быстро шла от самого дома.
— Мне стало одиноко, — призналась она. — Не могла я оставаться в четырех стенах, когда все вы здесь так веселитесь.
Эллиот неохотно выпустил из руки ее пальчики и жестом указал на одеяло, где под бдительным оком мистера Стокли Николетта и Тео раскрывали альбомы для этюдов, готовясь к уроку рисования. Все трое улыбнулись ей, когда она грациозно опустилась рядом, подобно хрупкой желтой бабочке, присевшей на край цветка, чтобы отдохнуть. Чуть дальше по дорожке Майкл, старавшийся помириться с Фредерикой, азартно разыскивал вместе с ней плоские камешки, чтобы «печь блины» на воде.
— А вы не захватили с собой альбом для этюдов, мисс Стоун? — тихо спросил Эллиот, садясь рядом с ней.
— Не захватила, — призналась она, повернувшись к нему. — Это означало бы работу, а я сегодня решила побездельничать.
— Вот как? — произнес Эллиот, медленно обводя ее взглядом. — А чем, позвольте узнать, занимается добродетельная мисс Стоун, когда не работает?
— Боюсь, не делает ничего особенно интересного, — улыбнулась она.
— Неужели? — Эллиот поднялся на ноги и предложил ей руку. — Пойдемте, мисс Стоун, прогуляемся по берегу реки.
Как ни странно, Эванджелина без возражений взяла его за руку и позволила помочь ей подняться.
Глава 7
Эллиот и Эванджелина, покинув мистера Стокли с его учениками, пошли по дорожке вдоль берега реки, и звонкие детские голоса постепенно стихли вдали. Звуки голосов сменились вскоре журчанием воды, омывающей каменную гряду. Неподалеку на берегу несколько старых грабов склонили над водой свои могучие ветви. Эллиот без предупреждения свернул с дорожки, и Эванджелина от неожиданности запнулась, но тут же восстановила равновесие. Тем не менее ему было достаточно и этого предлога, чтобы схватить ее обеими руками и развернуть лицом к себе. Они встретились взглядами, и он понял, что Эванджелина знает о том, что должно произойти.
Она хотела его. Это можно было без труда прочесть по ее лицу. Возможно, она и пришла сюда в надежде искусить его. Возможно, ей хотелось, чтобы он затащил ее под деревья и впился в ее губы своими губами. Возможно, его нетерпение испугает ее. Наверняка испугает. Он почти грубо прислонил ее спиной к стволу дерева и наклонился к ней. Дыхание у него стало учащенным и таким горячим, что буквально обожгло лицо девушки.
С тех пор как они ушли от остальных, не было произнесено ни слова, как будто оба осознали свое влечение друг к другу. Однако Эллиот был уверен, что Эванджелина и понятия не имеет, какие порочные мысли одолевали его. Он склонился к ней, и его сердце бешено заколотилось. Он был крайне возбужден и готов к дальнейшим решительным действиям.
«Всего один разок», — пообещал он самому себе. Он должен хотя бы раз поцеловать Эванджелину, прежде чем она узнает правду о том, кто он такой и что он за человек. Эллиот убеждал себя, что каждая красивая женщина заслуживает того, чтобы ее поцеловали, и сама желает этого.
«Нет, — нашептывало ему то, что осталось от его совести. — Это неправильно. Это скверно. Ведь она даже не знает твоего имени».
«Всего один поцелуй, — подавал голос дьявол, прятавшийся где-то между бедер. — Один невинный поцелуйчик».
Однако Эллиот, который давным-давно запрятал все моральные принципы в самый дальний и темный угол шкафа, с изумлением услышал теперь, что они барабанят изнутри в закрытую дверь. Он был намерен не обращать внимания на охватившее его смятение и сосредоточиться исключительно на физическом удовольствии. Закрыв глаза, Эванджелина запрокинула голову и потянулась губами к его губам.
Эллиота удивило, что она не протестует. Потом он вспомнил, что она ведь не знает, кто он такой. Значит, добропорядочные женщины не вырываются и не отворачиваются, когда их пытается поцеловать какой-то заурядный мистер Робертс? Эллиот осторожно прикоснулся губами к уголку ее губ, поцеловав ямочку слева. Стараясь держать себя в руках, он слегка отстранился и прикоснулся щекой к ее волосам. Он тяжело дышал и чувствовал, что может потерять контроль над собой. В его объятиях Эванджелина чуть слышно застонала, требуя продолжения, и Эллиот, не в силах удержаться, ответил ей тем, что несколько раз провел приоткрытыми губами по ее губам. Губы Эванджелины были твердые, но податливые, а дыхание нежное и учащенное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36