И тут он заметил, что вышеупомянутый «невинный мальчик» тоже появился на террасе. В этот момент окно наверху распахнулось, Гас вскрикнул, предупреждая об опасности, но было поздно. Из окна вылетел и разбился вдребезги у ног Эллиота глиняный горшочек с краской. Щегольские узкие светло-желтые брюки Эллиота и высокие сапоги были забрызганы ярко-оранжевой краской. Дети рассмеялись, а Эллиот, глядя на окно и потрясая кулаками, взревел:
— Эванджелина! Я желаю получить свой портрет! Мы заключили честную сделку, ты меня слышишь? Не дури, возьми эти деньги и отдай мне портрет!
Мертвая тишина, только слышно, как ветерок шумит в листве. Окинув взглядом четверых развеселившихся наблюдателей у себя за спиной, Эллиот снова крикнул:
— Великолепно, Эви! Значит, ты будешь так же действовать, когда возвратится леди Трент? Будешь швырять в нее горшки с краской? Это довольно слабая защита, дорогая! Уверен, на этот раз она уйдет не с пустыми руками. Ты понимаешь, о чем я говорю.
В ответ из окна полетел еще один горшок, на сей раз с ярко-синей краской. В этот момент по лестнице процокали дамские каблучки, и на террасе появилась Уинни Уэйден в сопровождении своего деверя.
— Побойтесь Бога, Эллиот! — прижимая руку к груди, воскликнула она. — Мы с Питером услышали ваши крики с речки. Что здесь происходит?
Эллиот ткнул пальцем в окна наверху.
— Эта упрямица там, наверху, намерена вернуть мне деньги! — возмущенно объяснил Эллиот. — Мы заключили сделку — все честь по чести, и я не уеду, пока не получу свой портрет!
— Думаю, моя дорогая, — ответил на вопрос Уинни Питер Уэйден, с пониманием поглядывая на пятна оранжевой краски на безупречной одежде Эллиота, — что милорд приехал, чтобы урегулировать с Эванджелиной кое-какие спорные вопросы.
Эллиот кивнул и тут же обратился к Уинни:
— Черт возьми, Уинни! Урезоньте хоть вы эту женщину! Она бросается горшками с краской! — прошипел он, указывая ла осколки горшка.
Уинни, зажав рукой рот, едва подавила смех.
— Не знаю, что и сказать, Эллиот. А с вами она говорить не хочет?
— Нет, мэм, со мной она говорить не желает, но с меня довольно этих выходок. Я уж лучше поговорю с кем-нибудь здравомыслящим. — Он взглянул на Питера Уэйдена. — С вами, например, сэр.
Уинни, поняв, что вопрос урегулирован, кивнула с облегчением:
— Вот и хорошо, милорд. Позвольте, я провожу вас обоих в библиотеку.
Эванджелина стояла у окна в библиотеке и, с трудом сдерживая слезы, смотрела в ночную тьму, опустившуюся на Чатем. В безоблачном небе ярко светила луна, и Эванджелине хотелось оказаться сейчас хоть на луне, хоть в любом другом месте, только не в этом доме, не под одной крышей с маркизом Рэнноком. Питер — этот мерзкий ренегат! — стал вдруг обращаться с ней как с капризным ребенком, а Уинни, вместо того чтобы поддержать, принялась уговаривать ее выслушать маркиза. А еще хуже было то, что, несмотря на ее возражения, Уинни настояла на том, чтобы Рэннок заночевал в Чатем-Лодже!
А потом она увидела Эллиота в гостиной, он уютно расположился на диване и как ни в чем не бывало болтал с детьми, как будто его никогда не выгоняли с позором из этого дома. Как будто он не был ни в чем виноват, а она вела себя неразумно. А теперь этот дьявол ждал ее в библиотеке, и Питер в самых решительных выражениях изложил, что от нее требуется.
— Мой опекун сказал, что я должна оказать любезность и выслушать вас, — начала она.
Питер сказал ей и еще кое-что, но ей не хотелось призноваться в этом Эллиоту. Заказ на портрет был сделан одним лондонским знакомым Питера, мистером Хартом, который неожиданно порвал со своей невестой, даже не начав позировать для портрета. Эллиот никак не мог знать об этом. Для хитросплетений, в которых она его обвиняет, ему надо было бы быть ясновидящим.
Однако Эванджелина была пока не готова сбросить с себя терновый венок великомученицы.
— Он, конечно, прав. Так что скажите, зачем вы пожаловали.
— Ах, Эви! Зачем такая холодная вежливость? Раньше между нами все было по-другому…
— Зато теперь будет так, — прервала она, отступив на шаг, чтобы он не смог прикоснуться к ней. — Спрашиваю вас еще раз, лорд Рэннок: что вам угодно?
— Во-первых, Эви, я заплатил за свой портрет золотом и не давал согласия ни на какие изменения в условиях сделки.
Эванджелина нервно дернула шнурок звонка. Вошел дворецкий.
— Попросите Гаса принести портрет лорда Рэннока из студии, — приказала она. Болтон кивнул и удалился, тщательно закрыв за собой дверь.
— А во-вторых, — продолжал Эллиот, — я прошу, чтобы ты выслушала объяснение достойного сожаления недопонимания, возникшего между нами.
Мисс Стоун поднялась со стула и принялась расхаживать по комнате.
— Не припомню, чтобы я что-то вам задолжала, милорд. Впрочем, как и вы мне. Но прошу вас, говорите поскорее то, что хотели сказать, и поставим на этом точку.
Эллиот вздохнул и судорожно начал отыскивать в памяти волшебные слова, которые могли бы убедить Эванджелину в его глубоком раскаянии. Она снова прошлась по комнате и круто повернулась. Его взгляд уловил краешек нижней юбки, мелькнувшей из-под подола изумрудно-зеленого платья. Она была сегодня прекрасна, как всегда. Нет, даже лучше. Потому что глазки у нее сверкали, а щечки разгорелись. Боже, но как же она была сердита! И как ему хотелось послать ко всем чертям эти дурацкие объяснения, схватить Эви в объятия и зацеловать до полной покорности! Он не привык оправдываться. За последние десять лет он никому не объяснял мотивы своего поведения. Но с Эванджелиной он обязан был поговорить, пусть даже его аргументы окажутся неубедительными. Он глубоко вздохнул.
В дверь постучали, и на пороге появился Гас, который нес портрет. Следом за ним вошел Тео с мольбертом в руках. Ни слова не говоря, они поставили портрет на мольберт и удалились. А потрясенный Эллиот уставился на это произведение искусства. Он уже видел его на разных стадиях работы. Однако то, что предстало его взору сейчас, было совершенно не похоже на то, что он видел раньше.
Мраморная лестница, на ступенях которой, элегантно согнув в колене одну ногу, прежде стоял Эллиот Роберте, превратилась в скалистый склон Шотландского нагорья, над которым собирались грозовые тучи. Его ослепительно белая сорочка осталась прежней, но черный шерстяной плащ изменился, делая еще шире его плечи. Светло-желтые бриджи для верховой езды и высокие блестящие сапоги уступили место толстым шерстяным носкам и килту в изумрудно-зеленую и черную клетку — тартан клана Армстронгов. Его волосы развевались на ветру. На бедре висел тонкий серебряный меч. Регалии клана дополняла меховая сумка — спорран. Его черные глаза поблескивали недобрым блеском. В руке он держал обращенную острием вверх саблю шотландских горцев — клеймор.
— Силы небесные! Что это, Эви? — воскликнул Эллиот, у которого при виде портрета все покаянные слова вылетели из головы. — Но почему?..
Человек, изображенный на портрете, смотрел на него непокорным, непрощающим взглядом. В мерцающем свете лампы портрет как бы ожил, источая злобу и напряжение, словно предупреждая зрителя: «Поберегись! « Упрямый нос с горбинкой, непослушные темные волосы, жесткая линия подбородка… Это, несомненно, был Эллиот.
И в то же время это был не он. По крайней мере ему не хотелось быть таким. Этот решительный человек с недобрыми глазами не имел ничего общего с первым вариантом портрета. Другой была одежда, хотя в остальном изменения были почти незаметны. И тем не менее добродушный Эллиот Роберте превратился в холодного, надменного маркиза Рэннока. Неужели все так просто? И так ужасно?
Боже милосердный, значит, Эванджелина представляет себе его таким?
— Не знаю, что и сказать, Эви, — тихо произнес он. — Твое мастерство, как всегда, великолепно, но я не понимаю, каким образом…
— Последнее время я плохо спала, — сказала она. — Меня так и тянуло все переделать. Уинни сказала. «Черт побери, да ведь это Рэннок! « А теперь забирай свой проклятый портрет и уходи!
Эллиот, кивком указав на мольберт, спросил:
— Ты думаешь, что я такой, Эви? Таким я тебе кажусь, когда держу в своих объятиях? — Он шагнул к ней.
— Не надо, Эллиот, не подходи, — сказала она, жестом отстраняя его. — Если ты приехал за портретом, то возьми его, просто возьми и уезжай.
Не обращая внимания на ее слова, он подошел ближе.
— Эви, прошу тебя, скажи, что на картине изображен не я. Скажи, что я просто Эллиот, или дай мне шанс снова стать им. Для тебя.
— Нет, — еле слышно шепнула она. Он медленно приближался, и она, не отводя взгляда, смотрела на него как испуганный зверек. — Зачем? Зачем ты сделал это, Эллиот? Объясни, если сможешь. Мне хотелось бы наконец услышать правду.
— Хочешь верь, хочешь нет, но я, по сути, не говорил тебе неправды, — ответил он, отвернувшись от нее. Он отошел к камину и опустился в кресло с высокой спинкой. Лихорадочно соображая и не найдя подходящих слов, он в отчаянии взъерошил пальцами волосы и взглянул на Эванджелину.
— Эви, — тихо сказал он, — не можешь ли ты присесть на минутку?
Она кивнула и осторожно подошла к нему. Эллиот сделал глубокий вдох.
— Эви, я не собирался вводить тебя в заблуждение. Возможно, я не был до конца честен, когда в тот день сбился с дороги и попал сюда. Это трудно объяснить, да я, наверное, и не смогу этого сделать.
— Попробуй, — скептически поджав губы, предложила она.
— Ладно… Я направлялся в Роутем-Форд по одному весьма неприятному делу, сбился с пути и решил разузнать дорогу. Несмотря на мои протесты — следует признаться, не слишком решительные, — меня сразу же приняли за кого-то другого. Почему я немедленно не исправил ошибку, объяснить непросто.
— Попробуй еще раз, — повторила она все еще холодным тоном.
— Мне просто захотелось остаться здесь, — тихо сказал он, смущенно пожав плечами. — Я тогда весь промок и так устал! Нет, это еще не все, я чувствовал себя несчастным. Ты меня понимаешь, Эви? — Он попробовал заглянуть ей в глаза. — Нет, ты не сможешь понять. Ты не прожигала жизнь, позволяя ей пойти вкривь и вкось, потерпев горькое разочарование. Ты сильная и свою жизнь сумела наладить, а я… я был далеко не так разумен. Когда я нашел этот дом и этих людей, когда ощутил тепло и гостеприимство, тогда я впервые в жизни усомнился в том, что живу правильно.
— Извините, милорд, но ваша история кажется мне весьма сентиментальной и, конечно, неправдоподобной, — сказала Эванджелина уже не столь холодным тоном. — Более того, трудно представить себе, что за дело могло быть у такого джентльмена, как вы, в таком захолустье, как Роутем-Форд.
Эдииот резко втянул в себя воздух, этого вопроса он не ожидал.
— Я кое-кого разыскивал, Эви, — тихо сказал он. — Одну знакомую женщину, с которой мне было необходимо поговорить об одном деле.
— Может быть, правильнее назвать ее любовницей? — сказала Эванджелина, гордо вздернув подбородок.
Эллиот устало провел рукой по лицу.
— Я не хочу говорить с тобой об этом, Эви. Это было бы неудобно.
— Вот как? Значит, удобнее промолчать?
— Будь по-твоему, черт возьми! Да, это любовница. У нас с ней существовало соглашение, которое я предпочел расторгнуть. В таких случаях джентльмены… то есть я предпочел поговорить об этом лично. Я хотел убедиться, что она поняла, что все кончено.
— Не уверена, что верю вам, — сказала она. — Тем более что слышала, будто ваша самая последняя дама сердца безвременно умерла.
Эллиот был ошеломлен. Судя по всему, Эванджелина, совсем недавно не знавшая о нем ничего, быстро компенсировала пробел в знаниях.
— Похоже, ты на редкость хорошо информирована, — мрачно сказал он. — К сожалению, она умерла. Более того, я почти уверен, что ее убили, но это сделал не я. Кстати, я почти все время проводил здесь, с тобой. — У Эллиота появилось крайне неприятное ощущение. — Скажи, Эванджелина, кто осмелился заронить в твою головку столь гнусные подозрения?
— Вдова моего деда говорит, что об этом болтает весь Лондон, милорд, — заявила Эванджелина. — И не только об этом. Причем одно я знаю наверняка: ты был со мной, когда получил пулевое ранение в плечо.
«Час от часу не легче, — подумал Эллиот. — Чтоб она пропала, эта старая ведьма, сующая повсюду свой нос! «
— Меня вызвали на дуэль, Эванджелина. И выбора у меня не было. Это все, что я могу сказать. — Он потупился, чувствуя, как сердито пульсирует жилка на подбородке.
— Дуэль из-за женщины? — резко спросила она.
— В некотором роде да. Это старая история. Никогда больше не вспоминай об этом, я запрещаю.
Эванджелина вскочила с кресла.
— Запрещаешь? Ты, должно быть, спятил, Рэннок, если думаешь, что можешь командовать мной, как служан кой или как одной из твоих шлюх!
— Черт возьми, Эванджелина! — прошипел он, поднимаясь на ноги. — Не дразни меня, я тебя предупреждаю. Я пытаюсь подавить свое самолюбие и помириться. Видит Бог, мне зто нужно, но я не позволю копаться в моем прошлом.
— Вот как? — воскликнула она. — Из того, что я слышала, милорд, можно заключить, что у вас весьма темное прошлое.
— Возможно, однако прошлое — оно и есть прошлое. Клянусь честью, когда мы поженимся…
— Поженимся? — Эванджелина расхохоталась. — Вы действительно сошли с ума, сэр. А что касается вашей чести, то некоторые сказали бы, что у вас ее вовсе нет. Мне известна по крайней мере одна из причин вашего желания жениться на мне. Вы хотите отомстить семье моего отца, помешав осуществлению их планов относительно Майкла. Признайтесь.
Эллиот грубо схватил ее за плечи и повернул к себе.
— Это всего лишь еще одно лживое измышление леди Трент, Эви! Она готова сделать все, что угодно, лишь бы не позволить нам быть вместе, тогда как я не сделаю ничего, что повредило бы Майклу. Если даже после того, что было между нами, ты этого не поняла, то я, возможно, действительно зря трачу здесь время.
Эванджелина, покраснев до корней волос, отвела взгляд.
— Нет, я это понимаю. Я знаю, что ты очень любишь детей. Прости меня.
— Эви, — прошептал он, повернув к себе ее лицо, — какими бы тяжкими ни были мои прошлые грехи и сколько бы их ни было, я, приехав сюда, не имел намерения причинить тебе зло. Ни в первый свой приезд, ни сейчас. Я люблю тебя, люблю Николетту и Майкла. И считаю, что нам лучше пожениться, я так и сказал мистеру Уэйдену. Послушай, он дал нам свое благословение! Неужели ты мне откажешь?
— Я не могу, — тихо сказала она, отводя взгляд.
— Смотри на меня, — приказал он, снова повернув ее лицо к себе. — Ты тревожишься за Майкла. Не так ли?
— Ах, Эллиот, ты ведь знаешь, что моя бабушка не остановится ни перед чем, чтобы заполучить наследника Трентов! А она человек очень могущественный. Посмотри, как она подчинипа своей воле дядюшку!
— Знаю, — пробормотал Эллиот. — Вскоре и Николетга станет миленькой пешкой в игре на ярмарке невест. Леди Трент не упустит эту возможность укрепить династию Стоунов с помощью выгодного брака.
Эванджелина испуганно взглянула на него:
— Боже мой, а мне это даже в голову не приходило!
— Однако будь уверена, Эви, что, как только мы поженимся, она перестанет быть угрозой для Майкла и Николетты. Как ни парадоксально, в этом поможет моя скверная репутация, — с горечью сказал он.
— Но почему ты проявляешь такую настойчивость, Эллиот?
— Я люблю тебя, — просто сказал он, жадно отыскивая в ее лице признаки ответного чувства.
Эванджелина, широко распахнув голубые глаза, взглянула на него.
— Едва ли такой человек, как вы, способен любить, милорд. В таком случае что, если не желание отомстить моему дядюшке, заставляет вас жениться на мне?
— Значит, ты не веришь, что я способен любить? Ладно. Может быть, я хочу лишь обладать тобой, — ответил он с загадочной улыбкой, — как обладают великолепным произведением искусства. Знаешь, я начал их коллекционировать. Или, возможно, я ищу мать для Зои. Видит Бог, она того заслуживает. Или, может быть, мне надоел мой образ жизни и я начал мечтать о покое и тишине. И возможно, во всех этих предположениях есть доля правды.
— Боюсь, милорд, вам придется привести более веские доводы.
— Ладно, Эви. Что, если ты уже беременна от меня? Я не желаю быть отцом еще одного внебрачного ребенка, и то, что ты сбежишь в Гент, не изменит ситуацию. Послушай меня, ты мне нужна, и я хочу защитить тебя. Все очень просто. Браки заключались и по менее веским причинам. Не забудь, что леди Трент никогда не удовлетворится положением вдовствующей графини, а Майкл — отличное средство для достижения целей этой властолюбивой женщины.
— Только не это, — пробормотала Эванджелина.
— Но я предлагаю тебе неплохую альтернативу, Эви, — тихо сказал Эллиот и осторожно положил руку на ее плечо. Она не оттолкнула его, и он воспрянул духом. — Клянусь, я постараюсь быть хорошим мужем. И мирная жизнь твоего семейства не будет нарушена. Они счастливы здесь. Я и сам счастлив здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36