Разве справедливо было бы требовать, чтобы твои близкие отказались от привычной жизни здесь, которая им всем по душе, и вернулись на родину, которую никто из них почти не помнит?
— Ты применяешь запрещенные приемы, Эллиот, — сказала она почти шепотом.
— Так оно и есть, — согласился он. — Но ты мне так отчаянно нужна, что все средства хороши, лишь бы получить твове согласие.
Его горячее дыхание обожгло ей кожу еще до того, как он поцеловал ее в шею. Глядя на их отражение в стекле, она заметила, как Эллиот положил вторую руку на ее предплечье, практически лишив возможности отодвинуться. Его губы скользнули по линии подбородка, язык, поддразнивая, прикасался к коже, а зубы легонько покусывали ее.
Эванджелину все еще одолевали сомнения, но коварная плоть уже отреагировала на его ласку. Она почувствовала себя отчаянной и упоительно безнравственной. Ей стало так хорошо. Он снова подчинял ее своей воле, завораживал, и ей ни капельки не хотелось сопротивляться.
— Сдавайся, Эви, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Сдавайся, любовь моя, и мы оба выиграем эту битву.
Ах, как она была слаба! Он был нужен ей. Она понимала, что такая слепая потребность — большая глупость. Однако сейчас ей было все равно. Когда он, взяв ее за талию, прижал к себе спиной и она почувствовала, как он покусывает мочку ее уха, отбросив всякое притворство, она сама прижалась к нему спиной, ощутив настойчивую пульсацию твердой, возбужденной плоти.
Завороженная его медленными, расчетливыми движениями, она увидела в оконном стекле, как рука Эллиота осторожно расстегивает лиф ее вечернего платья.
Все его действия выдавали опытного соблазнителя. Он спустил лиф платья, оголив груди, соски которых затвердели от прикосновения соскользнувшего по ним шелка. Не отрывая губ от ее шеи, Эллиот принялся не спеша массировать пальцами соски, от чего по всему ее телу прокатилась волна наслаждения.
А он безжалостно продолжал обольщать ее. Наконец дыхание Эви стало учащенным и прерывистым. Глядя на отражение в оконном стекле, он вынул шпильки из ее волос. Хрипло прошептав, чтобы она оставалась на месте, он пересек комнату, погасил лампу, потом запер на ключ дверь. Торопливо сняв с себя пиджак и ослабив узел галстука, он подвел ее к массивному письменному столу. Разгоряченный желанием, он резко задрал вверх ее юбки и спустил панталоны.
Эванджелина смутно понимала, что следовало бы протестовать, но ситуация уже вышла из-под ее контроля. Ей нужно было ощутить его внутри своего тела, она и думать не хотела ни о каких последствиях. Кем бы и каким бы он ни был, не имело значения. Эванджелина чувствовала, что внутри стало горячо и влажно от нахлынувшего желания.
— Вижу, милая, что ты готова принять меня, — услышала она его шепот. Он плавно уложил ее на спину и опустился на нее, требуя входа. Войдя внутрь, он тут же вышел, и она застонала, протестуя.
— Нет, Эви. Я с ума по тебе схожу, но хочу почувствовать, насколько сильно ты хочешь меня. — С этими словами Эллиот принялся ласкать ее.
Его умелые пальцы, его язык привели ее в состояние экстаза. Она вскрикнула, сдаваясь на милость победителя. Услышав этот крик, Эллиот утратил остатки самоконтроля и глубоко погрузился в тепло ее плоти. Но потребность подчинить Эванджелину своей воле быстро сменилась желанием отдать себя ей.
— Возьми меня, возьми, Эванджелина, — шептал он. — Прошу тебя… — Сам не понимая до конца, о чем просит, он все твердил и твердил эти слова, как заклинание. Она быстро подстроилась к заданному ритму, и он, окончательно утратив контроль над собой, достиг наивысшей точки наслаждения и, прерывисто дыша, упал на нее. Переведя дыхание, он приподнял лицо с ее плеча и смущенно огляделся вокруг.
Боже милосердный, он овладел Эванджелиной прямо на письменном столе, посреди ее кабинета! Часы пробили полночь. Поправив одежду, он взял ее на руки и понес в спальню по темным коридорам спящего дома. Ему удалось заставить ее сдаться, призвав на помощь свой опыт заправского соблазнителя. Это уже превзошло все его ожидания. «Пока надо довольствоваться этим», — спокойно подумал Эллиот.
Уложив на постель, он поцеловал ее в лоб. Ему было приятно сознавать, что Эви, несмотря на свой гнев, не устояла перед ним, но этого мало. Даже если удастся уговорить ее выйти за него замуж, важно, чтобы она полюбила его как Эллиота Армстронга. Когда-то она любила Эллиота Робертса, который был его неотъемлемой частью — возможно, более наивной и менее пресыщенной, но тем не менее его частью. Но поверит ли этому его возлюбленная?
Эви что-то прошептала во сне. Как же она прекрасна! Так умна и так чиста — редкостное и пленительное сочетание! Взъерошив пальцами волосы, он подумал, куда, интересно, подевались его рассудительность и чистота, да и сама его шотландская сущность. Он вдруг вспомнил изменения, которые внесла в его портрет эта очаровательная художница.
Кстати, что сталось с его пледом в зеленую и черную клетку? Неужели Кембл действительно сжег его, как грозился сделать много лет назад? Эллиот припомнил, что уже два с лишним года не бывал в родной Шотландии — не навещал мать, не преклонял колена на могиле отца, не делал те простые, но нужные вещи, которые следовало делать. Пусть его мать была слишком холодна, пусть отец его был излишне набожен, пусть они не научили его любить, но разве этим можно объяснить его горькие неудачи? И нельзя сказать, что он не знал любви, потому что вырос на руках двух любящих незамужних тетушек и преданной нянюшки на родной земле, которую обожал. Какие причуды судьбы привели его на грань моральной и эмоциональной деградации? Неужели случай с Сесили? Эллиот был вынужден признать, что это не так. Его страсть к ней хоть и была искренней, но это было чувство незрелого юнца, а не мужчины. Да, ее предательство больно ранило его. Но настоящей причиной деградации его личности стали его собственные недостатки, его обман, измены, гордыня, вероломство.
Как ни фантастично это может показаться, но однажды дождливым вечером в Эссексе он заглянул в тепло и уют одного дома и увидел то, что некогда имел, от чего легкомысленно отказался и что могло бы его спасти.
Он женится на Эви и увезет ее в Страт-Хаус, где она по праву займет место маркизы Рэннок. И пусть пропадет пропадом графиня Трент. Эллиот с некоторым злорадством подумал, что Эванджелина займет более высокое положение в обществе, чем любой представитель семейства Трент.
А он, Эллиот, обеспечит Эви и детям защиту, которую дает его имя. И теперь он будет обязан позаботиться о том, чтобы его имя было достойно того, чтобы его носить. Для начала следует снять с себя безумные обвинения, по крайней мере те из них, которых он не заслуживал. Потом он приложит все усилия, чтобы убедить Эви в своем желании измениться.
Нет, не измениться. Он убедит — сам еще не знает как, но убедит — ее в том, что тот мужчина, которого она полюбила, является его неотъемлемой частью.
Глава 14
По случаю бракосочетания лорда Рэннока небеса разразились проливным дождем. Некоторые говорили, что это плохое предзнаменование. Ничего подобного, возражали друзья. Это дьявол оплакивает утрату своего эмиссара на земле, поскольку маркиз, по крайней мере так они утверждали, стал другим человеком. Тем временем Рэннок, уставившись в окно невидящим взглядом и с трудом сдерживая волнение, считал минуты, оставшиеся до назначенного времени. Он вел опасную игру, и в кои-то веки ему было совсем не безразлично, что поставлено на кон.
В волнении пребывал не он один. Все старые сплетницы Лондона застыли в ожидании, навострив уши в предвкушении щекочущего нервы скандальчика. Самые невероятные слухи носились в воздухе, громко обсуждались в игорных домах, передавались шепотком в гостиных, обрастая по пути пикантными подробностями.
Даже мисс Стоун, которая обычно не обращала внимания на пустую болтовню в светском обществе, одолели сомнения. Совсем скоро должна была начаться церемония бракосочетания. Эванджелина, уже одетая, стояла возле окна, за которым лил дождь. Разве можно было ожидать чего-то другого, если она позволила уговорить себя согласиться выйти замуж за Рэннока?
Оказавшись на пороге старой церкви в Роутем-на-Ли, Эванджелина замерла от страха. Ее снова охватила неуверенность, и она подумала, что, может быть, еще не поздно пойти на попятный. Уинни, стоявшая за ее спиной, нетерпеливо подтолкнула ее, и Эванджелина робко вошла в дверь, сделав шаг в неведомое.
Маркиз стоял перед алтарем. Вид у него был очень решительный, а одет он был так элегантно, как Эллиоту Робертсу не могло и присниться. Одежда преобразила красивого, но ничем особенным не примечательного мистера Робертса, превратив его в необузданного маркиза Рэннока. Какая непреклонность в его взгляде… какая жалость, что она не заметила этого раньше!
Как будто прочитав — ее мысли, Рэннок взглянул на нее и буквально обжег взглядом. Эванджелина, стараясь сохранить присутствие духа, отвела от него глаза, надеясь, что маркиз не заметит, насколько сильно воздействует на нее. Эванджелина никогда не призналась бы, что одержима человеком с репутацией совратителя, которого при других обстоятельствах она при встрече обошла бы за версту. Но нынешнюю ситуацию не назовешь обычной. Она шла к алтарю, где он ждал ее.
Эванджелина сделала глубокий вдох и попыталась расслабиться. Она напомнила себе, что выходит замуж ради брата и что, независимо от мотивов женитьбы на ней Рэннока, Майкл будет в значительно большей безопасности с маркизом, чем с семейством ее отца. В этом, как ни странно, она была уверена. Возможно, Рэннок действительно хотел насолить леди Трент, но Майклу он вреда не причинит.
Эллиот ждал ее у алтаря. Рядом с ним стоял Гас. больше никого не было: ни друга, ни какого-нибудь родственника. Интересно почему? Неужели Рэннок действительно такой дурной человек, что у него нет друзей? И родственников? Ей стало страшно. Что она о нем знает? У него есть дочь… Зоя. И дядюшка… кажется, Хью? И мать, вдова, но где же все они? Кому она вручает свою жизнь? Совершенно незнакомому человеку.
Сомнения и страх овладели Эванджелиной с новой силой. У нее подкосились ноги. И вдруг она почувствовала, как сильная рука Эллиота взяла ее под локоть и поддержала.
— Дыши глубже! — приказал он тихо, глядя на нее с непроницаемым выражением лица.
В этот момент Эванджелина явственно ощутила, как воздух вновь наполнил легкие. Эллиот вздохнул с облегчением. Как будто получив приказ, священник раскрыл требник и начал церемонию. Эванджелина почти не помнила, что происходило дальше, очнувшись лишь тогда, когда присутствующие замерли в ожидании. Уинни делала ей какие-то знаки. У Эллиота были плотно сжаты губы, на виске едва заметно билась жилка. Она что-то сделала не так? Наконец он просто взял правой рукой ее левую руку и надел на палец кольцо с сапфирами. Затем она с трудом произнесла слова клятвы и взглянула ему в лицо, осознав вдруг всю серьезность того, что совершила. Он тоже взглянул на нее, и самоуверенность на его лице на мгновение сменилась неуверенностью.
Пробормотав еще несколько слов, священник захлопнул требник и жестом предложил им скрепить слова клятвы поцелуем. Эллиот прикоснулся к ней прохладными губами, шепнув при этом: «Крепись! « Эванджелина одарила его в ответ неуверенной улыбкой. Итак, дело сделано. Она теперь принадлежит Эллиоту перед Богом и должна приложить все усилия, чтобы брак был счастливым.
Вместе с Эллиотом они вышли на улицу, где продолжал лить дождь. Кто-то — возможно, один из отсутствующих родственников Эллиота — позаботился о том, чтобы прислать за ними из Лондона огромную дорожную карету. Вид элегантного экипажа с гербом Армстронгов на дверце вызвал настоящий ажиотаж в маленькой эссекской деревушке. Прикрывая невесту от дождя, он быстро пробежал вместе с ней до кареты, помог сесть и сам уселся на противоположное сиденье. Потом, фамильярно положив руку на колено Эванджелины, он выглянул из окна, проследив, как Уинни усаживается в четырехместную коляску Питера. Прикосновение Эллиота сквозь ткань согревало кожу Эванджелины. А снаружи бушевала настоящая буря, и дождь отчаянно выбивал дробь по крыше кареты.
— Н-но! — крикнул кучер Эллиота, и карета тронулась. Эванджелина взглянула на мужа и робко погладила его руку. Эллиот опустил занавески, с благодарностью взглянув на нее, как будто этот простой жест был ему очень нужен. Потом, пересадив ее к себе на колени, положил на свое плечо ее голову. Некоторое время спустя он неуверенно сказал:
— Я действительно боялся, что ты откажешь мне, Эви. — Он поцеловал ее в волосы на виске. — Мне даже показалось, что ты сбежишь из церкви и исчезнешь из моей жизни. Или откажешься надеть мое кольцо. Я бы этого не вынес.
Эванджелина не знала, что на это ответить. Подчиняясь импульсу, она прикоснулась губами к его подбородку. Вдыхая теплый аромат кожи, Эллиот резко втянул воздух и, чуть слышно застонав, прикоснулся губами к ее губам. Эванджелина потянулась ему навстречу, обняв одной рукой за шею. Эллиот ответил страстным поцелуем, Эванджелина даже замурлыкала от удовольствия. Она приложила ладонь к его груди и с радостным волнением ощутила учащенные, гулкие удары его сердца.
Каким бы ни был этот человек, какие бы грехи ему ни приписывали в прошлом, она испытывала к нему сильное чувственное влечение. Она лишь надеялась, что это будет достаточно прочной основой для будущей семейной жизни. Забыв обо всем, она позволила его ласкам рассеять сомнения, чего не удалось сделать с помощью слов. Потом ее пальцы игриво скользнули под пояс его брюк, и Эллиот застонал. Эванджелина решила, что на данный момент она, пожалуй, позволит себе такую роскошь и будет считать себя самой счастливой женщиной на земле.
Уже темнело, когда вереница экипажей и повозок, груженных багажом, проехала по улицам Лондона, прогрохотала по мосту через реку и наконец добралась до Ричмонда. Немедленно развернулась бурная деятельность, которой в основном руководила Эванджелина: высадили детей, разгрузили багаж. Потом их приветствовали выстроившиеся в ряд слуги. Группа служанок отправилась укладывать спать детей, следом за ними лакеи тащили дорожные сундуки.
Эванджелине казалось, что этот день никогда не кончится и, несмотря на неоднократные приказания Эллиота отправляться в постель, она побаивалась, что придется встретить рассвет в подвенечном платье. Наконец она вздохнула с облегчением, оставшись одна, и буквально рухнула на диван в гостиной со стаканчиком вина в руке.
Эллиот, приказав ей отдыхать, отправился на поиски своего дядюшки Хью, который, очевидно, все-таки существовал на самом деле, однако принципиально избегал посещать церковь вообще и церемонии бракосочетания в частности. Дети уже уснули, и в доме наконец все затихло. Эванджелина обвела взглядом элегантно меблированную комнату. Четыре окна с нарядными шторами выходили на ухоженный газон, спускавшийся к Темзе. Стены комнаты были оклеены светло-желтыми обоями, а турецкий ковер на полу был по карману разве что какому-нибудь султану. Страт-Хаус имел внушительные размеры, но это не пугало Эванджелину, которая привыкла управлять большими, зачастую нескладными хозяйствами с тех пор, как умерла ее мать.
За два дня до церемонии бракосочетания Эванджелина заявила Эллиоту, что дети поедут с ними в Ричмонд. В Чатеме должны были остаться только Уинни с Гасом, которому нужно было заниматься, чтобы вернуться в школу на Михайлов триместр. К ее удивлению, Эллиот с радостью согласился и немедленно заручился поддержкой каждого, чтобы помочь Зое вписаться в жизнь семьи.
Эванджелина попыталась расслабиться. Поставив на столик стакан с вином, она сбросила с ног туфельки без задников и, подобрав ноги под юбки, положила голову на мягкий подлокотник кресла. Оглядев комнату под этим новым углом, она заметила вдруг кое-что такое, что немедленно привлекло ее внимание.
На слабо освещенной стене слева от дивана висела большая картина, вставленная в резную позолоченную раму искусной работы. О стоимости такой великолепной рамы Эванджелина могла лишь догадываться, тогда как цену, уплаченную маркизом Рэнноком за картину, она знала с точностью до пенса. По всей видимости, рама обошлась хозяину значительно дороже.
Эванджелина даже рот открыла от удивления — ведь это была ее работа! Она-то знала, что из всех ее полотен «Гибель Леопольда» является самой лучшей, ее шедевром, венчающим долгие годы напряженной учебы. Эванджелина даже огорчилась, когда Питеру удалось продать картину, несмотря на то что она запросила слишком высокую цену в тайной надежде отпугнуть покупателя. Но покупатель, пожелавший остаться неизвестным, заплатил за картину золотом и увез ее в неизвестном направлении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36