Крэнем? — ворчливо заметил сэр Хью. — Куда, черт возьми, катится этот клуб, хотел бы я знать! Сюда допускают всяких выскочек без роду без племени! Это сводит на нет репутацию клуба…
— Побойся Бога, Хью, — прервал его Эллиот. — Ты говоришь совсем как матушка. Удивляюсь, что у тебя за спиной еще не выросли крылья!
Майор Уинтроп как-то странно посмотрел на него и опустил глаза.
— Никто из нас не имеет более веской причины ненавидеть Крэнема, чем вы, Рэннок, — задумчиво произнес он. — Меня удивляет, что вы до сих пор не вызвали его на дуэль.
— Я не хочу ссориться с Крэнемом, Уинтроп. Я вызвал его десять лет назад, а он сбежал. Сам себя опозорил. Так что вопрос закрыт. — Сэр Хью презрительно фыркнул, но, заметив сердитый взгляд Эллиота, притих. — Я не хочу вмешиваться в чужие дела, — добавил Эллиот, — и вам, господа, рекомендую сделать то же самое.
Сам он так и поступил и в течение следующих двух часов сосредоточивал внимание на картах, не выпуская при этом из поля зрения Крэнема. Новоиспеченный барон, казалось, не подозревал, что Рэннок присутствует в зале, хотя Эллиот чувствовал, что это не так.
Крэнем и Карстерс подошли ближе и теперь стояли всего в нескольких футах от него, наблюдая за яростным сражением игроков в кости. Все уже знали, что Крэнем испытывает немалые финансовые затруднения. Эта парочка пила с полуночи, а такое сочетание, насколько понимал Эллиот, неизбежно вело к какой-нибудь неприятности. Оба джентльмена хватили лишнего, и Крэнем явно опьянел. «Если немного повезет, — удрученно подумал Эллиот, — то он умрет от пьянства, и никому не придется его убивать». Вдруг сэр Хью бросил карты на стол.
— Ну, все, джентльмены. На сегодня с меня хватит.
— Решено, — сказал лорд Линден, сгребая карты. — Вызывайте свой экипаж, Уинтроп. Закатамся-ка мы к мадам Клер, возьмем отдельный кабинет, закажем шампанского. Говорят, у нее есть аппетитные новенькие девочки…
— Можно попробовать, — сказал майор Уинтроп.
— Я ни с кем не делю женщин, — резко заявил Эллиот. Неподалеку от них кто-то умышленно громко прокашлялся.
— Напрасно вы говорите это с такой уверенностью, лорд Рэннок. Например, ласками Антуанетты Фонтэйн вы делились с другими, причем весьма щедро. Хотя, возможно, вы даже не подозревали о своей щедрости?
Эллиот узнал голос, поднялся из-за стола и подошел к Крэнему. Это оскорбительное высказывание не было для него неожиданностью. Он давно знал, что это неизбежно и что ему все-таки придется убить этого мерзавца. В данный момент он не хотел этого, однако Крэнем настойчиво лез на рожон.
Его друзья и дядюшка заерзали на стульях, но из-за стола не встали. Он был вполне способен в одиночку справиться с новоявленным бароном. И они хорошо это знали.
Эллиот окинул Крэнема насмешливым взглядом.
— Видите ли, Мур, я не хочу с вами ссориться и надеюсь, что вы получили удовольствие от мисс Фонтэйн. Это шлюха более высокого класса, чем та, которой нам с вами чуть не пришлось пользоваться одновременно.
За его спиной рассмеялся лорд Линден. Толпа вокруг поспешно рассеялась, и препирающиеся джентльмены остались один на один.
Физиономия Крэнема побагровела от ярости.
— Как вы смеете оскорблять мою… мою…
— Что именно? — вкрадчиво спросил Эллиот. — Вашу неразборчивость в выборе женщин?
— Ты был недостоин целовать землю, по которой ходила Сесили Форсайт, неотесанный шотландец! И я не намерен спокойно слушать, как ты ее оскорбляешь!
Эллиот неестественно вытаращил глаза и приподнял брови.
— Ладно вам, Крэнем! Единственное, чего хотела Сесили, — это пойти к алтарю со мной под руку и с вашим ублюдком в животе.
— Вы лжете, Рэннок! Это вы обесчестили ее и бросили. А я любил ее, и она любила меня. Я бы женился на ней!
— Вот как? — тихо спросил Эллиот, повернувшись лицом к Крэнему. — Значит, вы сбежали в Бомбей, не выполнив сразу два обязательства?
Крэнем, покраснев как рак, принялся оправдываться:
— Она хотела выйти за меня замуж, черт возьми! Но ее дядюшка запретил ей, потому что я был беден и не имел титула. Моему отцу пришлось связать меня, заткнуть кляпом рот и вывезти морем из страны, чтобы спасти семью от унижения. И вам, черт возьми, прекрасно известно, что это правда!
Эллиот на мгновение даже посочувствовал пьяному разгневанному мужчине, стоявшему перед ним.
— Возможно, так оно и было, Крэнем, но, умоляю вас, не лгите себе относительно того, что хотела Сесили. Ее дядюшка с радостью выдал бы ее даже за торговца с рынка Ковент-Гарден. Это Сесили рассчитывала обвести меня вокруг пальца и женить на себе, но проиграла.
— Она проиграла и умерла, Рэннок, — прошипел Крэнем, который, приподнявшись на цыпочки, мог смотреть теперь Эллиоту в лицо. — Она умерла, потому что вы ее обесчестили и прогнали. И рано или поздно, с Божьей помощью, вы за это поплатитесь!
— Идите домой, Мур, — печально ответил Эллиот, потеряв всякое желание спорить с ним. — Идите домой. Проспитесь и начните жить заново, как это сделал я, а меня оставьте в покое. — Он отвернулся от Крэнема и снова уселся на свое место за столом.
— Вы от меня так легко не отделаетесь, Рэннок! Вызовите меня снова, и на этот раз я вас убью! — прохрипел Крэнем.
— И не подумаю, — сказал в ответ Эллиот, а его друзья за столом незаметно обменялись удивленными взглядами. Сэр Хью поудобнее расположился на стуле, чтобы наблюдать за словесной перепалкой.
— Ну же! — приставал Крэнем. — Я настаиваю!
— На чем? — спросил Эллиот, внимательно вглядываясь в карты. — Зачем бы мне вызывать вас, если вы имеете обыкновение не являться на место дуэли?
— Ну и черт с вами! — прошипел Крэнем, безуспешно пытаясь стянуть с руки перчатку, чтобы бросить ее в лицо Эллиоту. — Я сам вызову вас, Рэннок! Завтра утром я пришлю к вам своих секундантов. — Он повернулся и пошел прочь, но Эллиот схватил его за плечо:
— Полно вам, Мур. Возможно, нас обоих использовали. Уверяю, я не хочу драться с вами. Откажитесь от вызова, и забудем об этом.
— Ни за что! — спокойно ответил неожиданно протрезвевший Крэнем.
— Ну, как хотите, — сказал Эллиот, выпуская из рук плечо барона. — Пришлите секундантов к майору Уинтропу. Мне желательно покончить с этим делом на рассвете. Предлагаю пистолеты, по одному выстрелу. Есть возражения?
— Никаких, — коротко ответил его противник.
Эванджелина поднялась с кровати и в темноте натянула халатик. Она с трудом заснула, да и то проспала недолго. На этот раз ее бессонница была связана не с Эллиотом, а с гораздо более страшной проблемой.
Она взяла с прикроватного столика письмо, которое пришло с вечерней почтой, и сунула его в карман халата. Потом она медленно спустилась по лестнице в библиотеку, задержавшись в коридоре, чтобы зажечь свечу. Лампа напомнила ей, как всего несколько дней назад красивое лицо Эллиота склонялось здесь, чтобы прикурить манильскую сигару.
Нет! Так дело не пойдет! Ей не следует о нем думать, тем более сейчас, когда от нее, возможно, зависело счастье Майкла. В библиотеке, устроившись в своем обычном кресле, она перечитала письмо, но и при свете свечи, как и при дневном свете, не нашла в нем ничего, что содержало бы проблеск надежны.
Ее дедушка был при смерти. Поскольку Питер Уэйден отсутствовал, ее поверенный написал ей, чтобы предупредить, что дни лорда Трента сочтены. Доктора уже три дня как уехали из Кэмберт-Холла, прислав к нему священника. Он умирал от чахотки, и на сей раз у него не было шанса выжить.
Дед всегда был слабым во всем, кроме физического здоровья. Неужели теперь он подведет своих внуков и в этом смысле? Эванджелина вздохнула и откинула назад упавшую на лицо прядь волос. Возможно, она придает слишком большое значение смерти деда. Ведь он уже давно лишился всякой власти, полностью подчинившись своей второй жене. Казалось бы, какая разница, жив ли он или умер. Но разница была. И Эванджелина это знала.
Следующим графом будет ее слабоумный дядюшка! Она, конечно, не зависела от его финансовой поддержки. Он будет служить марионеткой в руках своей мачехи, потому что леди Трент будет всего лишь вдовствующей графиней. Она понимала, что после смерти мужа ее власть сильно пошатнется. Но дядюшка был таким же слабовольным, как и ее дед. Неужели все мужчины из семейства Стоун такие бесхребетные слабаки? Эванджелина задумалась, до крови закусив губу.
Нет, конечно, это не так. Младший сын, ее дядюшка Фредерик, отдал жизнь за короля и отечество. Ее отец тоже не был трусом, он был тонкой натурой, но достаточно решительной, чтобы, отказавшись от всего, жениться на любимой женщине. Но семья держалась на сильном характере ее матери и, когда ее не стало, чуть не распалась. Максвелл Стоун, талантливый художник, настолько сильно любил жену, что так и не смог пережить утрату. Это не было слабостью. Это было безудержное горе. Именно так Эванджелина и расценивала то, что с ним происходило. Она понимала, что смерть принесла ему покой, и была готова выполнить обещание, которое дала своей матери. Мария ван Артевальде учила дочь, что долг женщины — не допускать распада семьи, чего бы это ни стоило.
Талант художника Эванджелина унаследовала от обоих родителей, но от матери она еще получила изящную внешность натуральной блондинки и, что еще важнее, фламандский прагматизм, который сейчас помогал ей выстоять в сложной ситуации. Угроза со стороны леди Трент была вполне реальной, но не могла реализоваться сразу. Они находятся в Англии. А здесь едва ли можно ожидать похищения под покровом ночи. Возможно, пройдут недели, а то и месяцы, пока что-нибудь случится. Утром она напишет поверенному и попросит его подготовить все правовые обоснования для того, чтобы Майкл остался с ней. А когда будут исчерпаны все легальные возможности, она увезет Майкла на родину, где все они и будут жить, скрываясь, если потребуется, до тех пор, пока вторая жена дедушки не присоединится к своему мужу в фамильном склепе.
Эванджелина еще раз мысленно повторила свой план. Она и Майкл могли бежать в любой момент. Уинни с остальными детьми могли приехать позднее, потому что никому не пришло бы в голову их преследовать. Военные действия наконец закончились, и она знала не менее десятка способов нелегального въезда во Францию и Фландрию. У ее родителей было множество друзей в каждой провинции. Она сама говорила на шести языках, Майкл — на четырех. Они могли сойти за французов, швейцарцев или австрийцев. Среди эмигрантов, с континента, бежавших в Англию от Наполеона, у нее и Питера Уэйдена было немало друзей и деловых партнеров. Так что спрятаться, а потом бежать из страны было нетрудно.
Эванджелина понимала, что должна сдержать обещание, данное матери, хотя на этот раз это было совсем нелегко — она должна будет оставить в Англии свое сердце. Отвергнув одного за другим нескольких претендентов на ее руку, она, сама того не желая, поддалась чарам Эллиота Робертса, о котором почти ничего не знала. Она безнадежно влюбилась в него, в чем могла признаться только себе. Несмотря на то что они были знакомы совсем недолго, ее страсть к нему превратилась в адское пламя, переходившее в сладкую пытку, когда он был рядом. Хотя она не была уверена относительно чувств Эллиота к ней, пребывание в Европе без надежды когда-либо вновь встретиться с ним было бы настоящей агонией.
Покинуть Англию ей было нетрудно, потому что, как бы ни любила она Чатем-Лодж, Фландрию она любила не меньше. Чатем-Лодж принадлежал Майклу, Николетте было выделено щедрое приданое, но дом в Генте был собственностью Эванджелины. Это был ее родной дом. Несмотря на частые поездки по Европе, мать родила в этом доме пятерых детей. Этот старинный дом, расположенный на живописном берегу канала, был свидетелем рождения нескольких поколений ее предков ван Артевальде в течение трех сотен лет.
Однако даже радость возвращения домой не сможет утешить ее, если она потеряет единственного мужчину, которого способна полюбить. Эванджелина ломала голову, пыталась придумать, каким образом сохранить и то и другое. Может быть, отправить Майкла к друзьям, а самой бесстыдно броситься на шею Эллиоту? Нет, она понимала, что не сделает этого. Может быть, уговорить его уехать с ними? Нет, это было бы неприлично и глупо. К. тому же отсутствие опыта не позволяло ей разобраться в чувствах Эллиота к ней. Он совсем недавно расторг помолвку и все еще не оправился от своей потери. Эванджелина чувствовала, что его к ней тянет. Но мужчины часто желают женщин, и нередко за этим ничего, кроме физиологического влечения, не кроется. В их ситуации она едва ли могла позволить себе делать какие-либо заключения.
Эванджелина хотела было рассказать ему обо всем, но испугалась. Эллиот, как и большинство мужчин, был упрям и самоуверен. Если он испытывает к ней глубокое чувство, то, возможно, сочтет своим долгом вмешаться в предстоящую борьбу с леди Трент, а этого нельзя допустить. Победить он не сможет, а навредить своими усилиями — вполне. Пример ее родителей показал ей, что воевать с леди Трент бесполезно. Было бы глупо даже отрубить ей голову острым топором, как бы заманчиво это ни казалось. Эта дама была настоящей горгоной Медузой во плоти.
Более того, разрыв ее семьи с родней по отцовской линии делал потомков отца, согласно суровым канонам высшего света, неприемлемыми для общества личностями. Одно это могло заставить Эллиота воздержаться от дальнейших отношений с ней.
Как ни ужасно, но ее мысли возвращались все к тому же греховно-заманчивому варианту. Можно стать любовницей Эллиота и насладиться каждым мгновением того времени, которое осталось в их распоряжении. Это будет нетрудно осуществить. Уинни сделает вид, что ничего не замечает, к тому же они слишком долго прожили на континенте, чтобы их смущали строгие моральные нормы английского общества. Правда, это было рискованно, плотская любовь способна захватить ее. Будет ли ей труднее уехать? Несомненно. Поколеблется ли ее решимость защитить Майкла? Никогда!
К сожалению, еще большее беспокойство вызывала возможность забеременеть. В Англии Фредерика, незаконнорожденный ребенок, считалась парией. Во Фландрии к этому относились проще, особенно в среде художников. Тем не менее над тем, чтобы родить внебрачное дитя, следовало тщательно подумать. Мысль о том, чтобы держать ребенка Эллиота на руках, потрясла ее до глубины души. Еще семь лет назад, пока был жив отец, она всегда мечтала иметь мужа и детей. Тогда в их доме было всегда много гостей с континента, и у Эванджелины не было недостатка в поклонниках. Ей всегда хотелось иметь собственного ребенка, потому что, как бы не любила она Николетту и Майкла, это было совсем не то. Но она и мечтать не могла о том, чтобы полюбить такого мужчину, как Эллиот Робертс, нежного и сильного, который ответил бы на ее любовь, и, возможно, даже иметь от него ребенка.
Эванджелина решительно остановила разгулявшуюся фантазию. Не следует даже думать об этом. По крайней мере сейчас, когда многое поставлено на карту. У нее будет достаточно времени на сожаления и на глупые мечты, когда она останется в одиночестве в своем доме в Генте. Она задула свечу и остальную часть пути наверх проделала в темноте. Проходя мимо спальни Майкла, Эви остановилась и открыла дверь.
Мальчик разметался на простынях, а одеяло было давно сброшено на пол. Сквозь широко распахнутое окно в спальню проникал призрачный лунный свет. В этом слабом освещении поблескивали белокурые волосы Майкла. На его лице было такое милое выражение, что Эванджелина тут же поклялась ни за что не допустить, чтобы что-нибудь нарушило эту безмятежность.
Жизнь — жестокая штука, и Эванджелина не питала иллюзий относительно того, что не сможет оградить Майкла от ее грубых реальностей, когда он станет молодым человеком. Тем не менее она не позволит, чтобы этого мирно спящего малыша, которого она любила как собственное дитя и о котором обещала заботиться, научили считать себя лучше, чем другие, потому лишь, что у него в жилах течет другая кровь. И она не допустит, чтобы его оторвали от семьи. Эванджелина дала слово и сдержит его любой ценой. А главное, она любит его и умрет, если потеряет.
Годфри Мур, барон Крэнем, ясно почувствовал, как над ним пролетел ангел смерти, обдав тело могильным холодом. Он не сомневался, что это конец. С чувством обреченности он вынул украшенный резьбой дуэльный пистолет из бархатного гнездышка и взвесил его на ладони. Потом он передал его Генри Карстерсу, чтобы тот осмотрел и зарядил его. На другом конце поляны его второй секундант, Эдвин Уилкинс, стоял рядом с элегантным лордом Линденом, обсуждая расстояние. По правде говоря, Крэнему с трудом удалось раздобыть секундантов для этой утренней дуэли. Он слишком поздно понял, что участвовать в дуэли на стороне противника Рэннока желающих мало.
А он сам вызвал на дуэль Рэннока!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Побойся Бога, Хью, — прервал его Эллиот. — Ты говоришь совсем как матушка. Удивляюсь, что у тебя за спиной еще не выросли крылья!
Майор Уинтроп как-то странно посмотрел на него и опустил глаза.
— Никто из нас не имеет более веской причины ненавидеть Крэнема, чем вы, Рэннок, — задумчиво произнес он. — Меня удивляет, что вы до сих пор не вызвали его на дуэль.
— Я не хочу ссориться с Крэнемом, Уинтроп. Я вызвал его десять лет назад, а он сбежал. Сам себя опозорил. Так что вопрос закрыт. — Сэр Хью презрительно фыркнул, но, заметив сердитый взгляд Эллиота, притих. — Я не хочу вмешиваться в чужие дела, — добавил Эллиот, — и вам, господа, рекомендую сделать то же самое.
Сам он так и поступил и в течение следующих двух часов сосредоточивал внимание на картах, не выпуская при этом из поля зрения Крэнема. Новоиспеченный барон, казалось, не подозревал, что Рэннок присутствует в зале, хотя Эллиот чувствовал, что это не так.
Крэнем и Карстерс подошли ближе и теперь стояли всего в нескольких футах от него, наблюдая за яростным сражением игроков в кости. Все уже знали, что Крэнем испытывает немалые финансовые затруднения. Эта парочка пила с полуночи, а такое сочетание, насколько понимал Эллиот, неизбежно вело к какой-нибудь неприятности. Оба джентльмена хватили лишнего, и Крэнем явно опьянел. «Если немного повезет, — удрученно подумал Эллиот, — то он умрет от пьянства, и никому не придется его убивать». Вдруг сэр Хью бросил карты на стол.
— Ну, все, джентльмены. На сегодня с меня хватит.
— Решено, — сказал лорд Линден, сгребая карты. — Вызывайте свой экипаж, Уинтроп. Закатамся-ка мы к мадам Клер, возьмем отдельный кабинет, закажем шампанского. Говорят, у нее есть аппетитные новенькие девочки…
— Можно попробовать, — сказал майор Уинтроп.
— Я ни с кем не делю женщин, — резко заявил Эллиот. Неподалеку от них кто-то умышленно громко прокашлялся.
— Напрасно вы говорите это с такой уверенностью, лорд Рэннок. Например, ласками Антуанетты Фонтэйн вы делились с другими, причем весьма щедро. Хотя, возможно, вы даже не подозревали о своей щедрости?
Эллиот узнал голос, поднялся из-за стола и подошел к Крэнему. Это оскорбительное высказывание не было для него неожиданностью. Он давно знал, что это неизбежно и что ему все-таки придется убить этого мерзавца. В данный момент он не хотел этого, однако Крэнем настойчиво лез на рожон.
Его друзья и дядюшка заерзали на стульях, но из-за стола не встали. Он был вполне способен в одиночку справиться с новоявленным бароном. И они хорошо это знали.
Эллиот окинул Крэнема насмешливым взглядом.
— Видите ли, Мур, я не хочу с вами ссориться и надеюсь, что вы получили удовольствие от мисс Фонтэйн. Это шлюха более высокого класса, чем та, которой нам с вами чуть не пришлось пользоваться одновременно.
За его спиной рассмеялся лорд Линден. Толпа вокруг поспешно рассеялась, и препирающиеся джентльмены остались один на один.
Физиономия Крэнема побагровела от ярости.
— Как вы смеете оскорблять мою… мою…
— Что именно? — вкрадчиво спросил Эллиот. — Вашу неразборчивость в выборе женщин?
— Ты был недостоин целовать землю, по которой ходила Сесили Форсайт, неотесанный шотландец! И я не намерен спокойно слушать, как ты ее оскорбляешь!
Эллиот неестественно вытаращил глаза и приподнял брови.
— Ладно вам, Крэнем! Единственное, чего хотела Сесили, — это пойти к алтарю со мной под руку и с вашим ублюдком в животе.
— Вы лжете, Рэннок! Это вы обесчестили ее и бросили. А я любил ее, и она любила меня. Я бы женился на ней!
— Вот как? — тихо спросил Эллиот, повернувшись лицом к Крэнему. — Значит, вы сбежали в Бомбей, не выполнив сразу два обязательства?
Крэнем, покраснев как рак, принялся оправдываться:
— Она хотела выйти за меня замуж, черт возьми! Но ее дядюшка запретил ей, потому что я был беден и не имел титула. Моему отцу пришлось связать меня, заткнуть кляпом рот и вывезти морем из страны, чтобы спасти семью от унижения. И вам, черт возьми, прекрасно известно, что это правда!
Эллиот на мгновение даже посочувствовал пьяному разгневанному мужчине, стоявшему перед ним.
— Возможно, так оно и было, Крэнем, но, умоляю вас, не лгите себе относительно того, что хотела Сесили. Ее дядюшка с радостью выдал бы ее даже за торговца с рынка Ковент-Гарден. Это Сесили рассчитывала обвести меня вокруг пальца и женить на себе, но проиграла.
— Она проиграла и умерла, Рэннок, — прошипел Крэнем, который, приподнявшись на цыпочки, мог смотреть теперь Эллиоту в лицо. — Она умерла, потому что вы ее обесчестили и прогнали. И рано или поздно, с Божьей помощью, вы за это поплатитесь!
— Идите домой, Мур, — печально ответил Эллиот, потеряв всякое желание спорить с ним. — Идите домой. Проспитесь и начните жить заново, как это сделал я, а меня оставьте в покое. — Он отвернулся от Крэнема и снова уселся на свое место за столом.
— Вы от меня так легко не отделаетесь, Рэннок! Вызовите меня снова, и на этот раз я вас убью! — прохрипел Крэнем.
— И не подумаю, — сказал в ответ Эллиот, а его друзья за столом незаметно обменялись удивленными взглядами. Сэр Хью поудобнее расположился на стуле, чтобы наблюдать за словесной перепалкой.
— Ну же! — приставал Крэнем. — Я настаиваю!
— На чем? — спросил Эллиот, внимательно вглядываясь в карты. — Зачем бы мне вызывать вас, если вы имеете обыкновение не являться на место дуэли?
— Ну и черт с вами! — прошипел Крэнем, безуспешно пытаясь стянуть с руки перчатку, чтобы бросить ее в лицо Эллиоту. — Я сам вызову вас, Рэннок! Завтра утром я пришлю к вам своих секундантов. — Он повернулся и пошел прочь, но Эллиот схватил его за плечо:
— Полно вам, Мур. Возможно, нас обоих использовали. Уверяю, я не хочу драться с вами. Откажитесь от вызова, и забудем об этом.
— Ни за что! — спокойно ответил неожиданно протрезвевший Крэнем.
— Ну, как хотите, — сказал Эллиот, выпуская из рук плечо барона. — Пришлите секундантов к майору Уинтропу. Мне желательно покончить с этим делом на рассвете. Предлагаю пистолеты, по одному выстрелу. Есть возражения?
— Никаких, — коротко ответил его противник.
Эванджелина поднялась с кровати и в темноте натянула халатик. Она с трудом заснула, да и то проспала недолго. На этот раз ее бессонница была связана не с Эллиотом, а с гораздо более страшной проблемой.
Она взяла с прикроватного столика письмо, которое пришло с вечерней почтой, и сунула его в карман халата. Потом она медленно спустилась по лестнице в библиотеку, задержавшись в коридоре, чтобы зажечь свечу. Лампа напомнила ей, как всего несколько дней назад красивое лицо Эллиота склонялось здесь, чтобы прикурить манильскую сигару.
Нет! Так дело не пойдет! Ей не следует о нем думать, тем более сейчас, когда от нее, возможно, зависело счастье Майкла. В библиотеке, устроившись в своем обычном кресле, она перечитала письмо, но и при свете свечи, как и при дневном свете, не нашла в нем ничего, что содержало бы проблеск надежны.
Ее дедушка был при смерти. Поскольку Питер Уэйден отсутствовал, ее поверенный написал ей, чтобы предупредить, что дни лорда Трента сочтены. Доктора уже три дня как уехали из Кэмберт-Холла, прислав к нему священника. Он умирал от чахотки, и на сей раз у него не было шанса выжить.
Дед всегда был слабым во всем, кроме физического здоровья. Неужели теперь он подведет своих внуков и в этом смысле? Эванджелина вздохнула и откинула назад упавшую на лицо прядь волос. Возможно, она придает слишком большое значение смерти деда. Ведь он уже давно лишился всякой власти, полностью подчинившись своей второй жене. Казалось бы, какая разница, жив ли он или умер. Но разница была. И Эванджелина это знала.
Следующим графом будет ее слабоумный дядюшка! Она, конечно, не зависела от его финансовой поддержки. Он будет служить марионеткой в руках своей мачехи, потому что леди Трент будет всего лишь вдовствующей графиней. Она понимала, что после смерти мужа ее власть сильно пошатнется. Но дядюшка был таким же слабовольным, как и ее дед. Неужели все мужчины из семейства Стоун такие бесхребетные слабаки? Эванджелина задумалась, до крови закусив губу.
Нет, конечно, это не так. Младший сын, ее дядюшка Фредерик, отдал жизнь за короля и отечество. Ее отец тоже не был трусом, он был тонкой натурой, но достаточно решительной, чтобы, отказавшись от всего, жениться на любимой женщине. Но семья держалась на сильном характере ее матери и, когда ее не стало, чуть не распалась. Максвелл Стоун, талантливый художник, настолько сильно любил жену, что так и не смог пережить утрату. Это не было слабостью. Это было безудержное горе. Именно так Эванджелина и расценивала то, что с ним происходило. Она понимала, что смерть принесла ему покой, и была готова выполнить обещание, которое дала своей матери. Мария ван Артевальде учила дочь, что долг женщины — не допускать распада семьи, чего бы это ни стоило.
Талант художника Эванджелина унаследовала от обоих родителей, но от матери она еще получила изящную внешность натуральной блондинки и, что еще важнее, фламандский прагматизм, который сейчас помогал ей выстоять в сложной ситуации. Угроза со стороны леди Трент была вполне реальной, но не могла реализоваться сразу. Они находятся в Англии. А здесь едва ли можно ожидать похищения под покровом ночи. Возможно, пройдут недели, а то и месяцы, пока что-нибудь случится. Утром она напишет поверенному и попросит его подготовить все правовые обоснования для того, чтобы Майкл остался с ней. А когда будут исчерпаны все легальные возможности, она увезет Майкла на родину, где все они и будут жить, скрываясь, если потребуется, до тех пор, пока вторая жена дедушки не присоединится к своему мужу в фамильном склепе.
Эванджелина еще раз мысленно повторила свой план. Она и Майкл могли бежать в любой момент. Уинни с остальными детьми могли приехать позднее, потому что никому не пришло бы в голову их преследовать. Военные действия наконец закончились, и она знала не менее десятка способов нелегального въезда во Францию и Фландрию. У ее родителей было множество друзей в каждой провинции. Она сама говорила на шести языках, Майкл — на четырех. Они могли сойти за французов, швейцарцев или австрийцев. Среди эмигрантов, с континента, бежавших в Англию от Наполеона, у нее и Питера Уэйдена было немало друзей и деловых партнеров. Так что спрятаться, а потом бежать из страны было нетрудно.
Эванджелина понимала, что должна сдержать обещание, данное матери, хотя на этот раз это было совсем нелегко — она должна будет оставить в Англии свое сердце. Отвергнув одного за другим нескольких претендентов на ее руку, она, сама того не желая, поддалась чарам Эллиота Робертса, о котором почти ничего не знала. Она безнадежно влюбилась в него, в чем могла признаться только себе. Несмотря на то что они были знакомы совсем недолго, ее страсть к нему превратилась в адское пламя, переходившее в сладкую пытку, когда он был рядом. Хотя она не была уверена относительно чувств Эллиота к ней, пребывание в Европе без надежды когда-либо вновь встретиться с ним было бы настоящей агонией.
Покинуть Англию ей было нетрудно, потому что, как бы ни любила она Чатем-Лодж, Фландрию она любила не меньше. Чатем-Лодж принадлежал Майклу, Николетте было выделено щедрое приданое, но дом в Генте был собственностью Эванджелины. Это был ее родной дом. Несмотря на частые поездки по Европе, мать родила в этом доме пятерых детей. Этот старинный дом, расположенный на живописном берегу канала, был свидетелем рождения нескольких поколений ее предков ван Артевальде в течение трех сотен лет.
Однако даже радость возвращения домой не сможет утешить ее, если она потеряет единственного мужчину, которого способна полюбить. Эванджелина ломала голову, пыталась придумать, каким образом сохранить и то и другое. Может быть, отправить Майкла к друзьям, а самой бесстыдно броситься на шею Эллиоту? Нет, она понимала, что не сделает этого. Может быть, уговорить его уехать с ними? Нет, это было бы неприлично и глупо. К. тому же отсутствие опыта не позволяло ей разобраться в чувствах Эллиота к ней. Он совсем недавно расторг помолвку и все еще не оправился от своей потери. Эванджелина чувствовала, что его к ней тянет. Но мужчины часто желают женщин, и нередко за этим ничего, кроме физиологического влечения, не кроется. В их ситуации она едва ли могла позволить себе делать какие-либо заключения.
Эванджелина хотела было рассказать ему обо всем, но испугалась. Эллиот, как и большинство мужчин, был упрям и самоуверен. Если он испытывает к ней глубокое чувство, то, возможно, сочтет своим долгом вмешаться в предстоящую борьбу с леди Трент, а этого нельзя допустить. Победить он не сможет, а навредить своими усилиями — вполне. Пример ее родителей показал ей, что воевать с леди Трент бесполезно. Было бы глупо даже отрубить ей голову острым топором, как бы заманчиво это ни казалось. Эта дама была настоящей горгоной Медузой во плоти.
Более того, разрыв ее семьи с родней по отцовской линии делал потомков отца, согласно суровым канонам высшего света, неприемлемыми для общества личностями. Одно это могло заставить Эллиота воздержаться от дальнейших отношений с ней.
Как ни ужасно, но ее мысли возвращались все к тому же греховно-заманчивому варианту. Можно стать любовницей Эллиота и насладиться каждым мгновением того времени, которое осталось в их распоряжении. Это будет нетрудно осуществить. Уинни сделает вид, что ничего не замечает, к тому же они слишком долго прожили на континенте, чтобы их смущали строгие моральные нормы английского общества. Правда, это было рискованно, плотская любовь способна захватить ее. Будет ли ей труднее уехать? Несомненно. Поколеблется ли ее решимость защитить Майкла? Никогда!
К сожалению, еще большее беспокойство вызывала возможность забеременеть. В Англии Фредерика, незаконнорожденный ребенок, считалась парией. Во Фландрии к этому относились проще, особенно в среде художников. Тем не менее над тем, чтобы родить внебрачное дитя, следовало тщательно подумать. Мысль о том, чтобы держать ребенка Эллиота на руках, потрясла ее до глубины души. Еще семь лет назад, пока был жив отец, она всегда мечтала иметь мужа и детей. Тогда в их доме было всегда много гостей с континента, и у Эванджелины не было недостатка в поклонниках. Ей всегда хотелось иметь собственного ребенка, потому что, как бы не любила она Николетту и Майкла, это было совсем не то. Но она и мечтать не могла о том, чтобы полюбить такого мужчину, как Эллиот Робертс, нежного и сильного, который ответил бы на ее любовь, и, возможно, даже иметь от него ребенка.
Эванджелина решительно остановила разгулявшуюся фантазию. Не следует даже думать об этом. По крайней мере сейчас, когда многое поставлено на карту. У нее будет достаточно времени на сожаления и на глупые мечты, когда она останется в одиночестве в своем доме в Генте. Она задула свечу и остальную часть пути наверх проделала в темноте. Проходя мимо спальни Майкла, Эви остановилась и открыла дверь.
Мальчик разметался на простынях, а одеяло было давно сброшено на пол. Сквозь широко распахнутое окно в спальню проникал призрачный лунный свет. В этом слабом освещении поблескивали белокурые волосы Майкла. На его лице было такое милое выражение, что Эванджелина тут же поклялась ни за что не допустить, чтобы что-нибудь нарушило эту безмятежность.
Жизнь — жестокая штука, и Эванджелина не питала иллюзий относительно того, что не сможет оградить Майкла от ее грубых реальностей, когда он станет молодым человеком. Тем не менее она не позволит, чтобы этого мирно спящего малыша, которого она любила как собственное дитя и о котором обещала заботиться, научили считать себя лучше, чем другие, потому лишь, что у него в жилах течет другая кровь. И она не допустит, чтобы его оторвали от семьи. Эванджелина дала слово и сдержит его любой ценой. А главное, она любит его и умрет, если потеряет.
Годфри Мур, барон Крэнем, ясно почувствовал, как над ним пролетел ангел смерти, обдав тело могильным холодом. Он не сомневался, что это конец. С чувством обреченности он вынул украшенный резьбой дуэльный пистолет из бархатного гнездышка и взвесил его на ладони. Потом он передал его Генри Карстерсу, чтобы тот осмотрел и зарядил его. На другом конце поляны его второй секундант, Эдвин Уилкинс, стоял рядом с элегантным лордом Линденом, обсуждая расстояние. По правде говоря, Крэнему с трудом удалось раздобыть секундантов для этой утренней дуэли. Он слишком поздно понял, что участвовать в дуэли на стороне противника Рэннока желающих мало.
А он сам вызвал на дуэль Рэннока!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36