— Я обещала Карло, что на этот раз он поедет навестить маму и папу, — сказала Роза. — Раньше он был слишком мал.
— Карло? — тупо переспросила Джулия. Ее мозг отвергал чудовищную мысль, которая постепенно формировалась. Ведь это наверняка невозможно?
Как оказалось, ничего невозможного не было.
— Это мой маленький братишка, — пояснила Роза, указывая на спящего в коляске малыша. — Ему только два годика. — Девочка нетерпеливо повернулась к Винченцо. — Пойдем со мной.
Он взял ее за руку, и они вместе поднялись на лестницу. Джулия слышала, как девочка сказала:
— Я поставила цветы не очень ровно.
И Винченцо ласково ответил:
— Давай поставим их вместе.
Когда они закончили, девочка немного постояла, глядя на портреты. Она медленно провела по ним кончиками пальцев, словно ища утешения у холодного мрамора, потом наклонилась вперед и поцеловала их, сначала портрет отца, затем мачехи.
Джулия ждала, что дочь заплачет, но лицо Розы по-прежнему оставалось спокойным. Каковы бы ни были ее чувства, они были заперты на замок и спрятаны от окружающего мира.
Она такая же, как я, подумала Джулия и ужаснулась. Я точно знаю, что делается у нее внутри.
Боже мой, что с ней случилось?
Потом девочка сошла с лестницы, подошла к коляске и легонько потормошила малыша. Тот проснулся и тут же заулыбался.
Вылитый Брюс, подумала Джулия. Его лицо и его обаяние.
Няня хотела было помочь, однако Роза покачала головой вежливо, но решительно, отстегнула ремни и сама помогла братишке выбраться. Держась за руки, они вместе поднялись на лестницу. Джулия услышала, как Роза сказала:
— Смотри. Вот это папа, а это мама.
Мальчик заулыбался и потянулся ручонками к лицам родителей, но когда натолкнулся лишь на холодный мрамор, то в испуге отшатнулся. Озадаченно посмотрев на сестру, малыш попробовал еще раз.
— Мама, — позвал он. — Мама, мама!
Он заплакал и начал колотить по мрамору кулачками, пронзительно крича от разочарования.
Роза тут же обняла мальчика, прижала к себе, стала утешать его:
— Ничего, мой маленький, успокойся. Сейчас мы пойдем домой.
Она помогла ему спуститься вниз, снова посадила в коляску, поцеловала и ласково гладила по головке, пока он не перестал плакать.
— Было бы лучше подождать, пока он немного подрастет, — сказал ей Винченцо.
Роза печально кивнула.
— Прости, дядя Винченцо. Я просто не хотела, чтобы он забыл их. А сама забыла, что он еще маленький. — Девочка вежливо повернулась к Джулии. — До свидания, синьора, — сказала она с чопорностью маленькой леди. — Боюсь, мне пора идти. Надеюсь, мы с вами еще увидимся.
— Я тоже надеюсь…
Джулия смотрела, как они уходят: малыш крепко держался за руку Розы, словно так чувствовал себя в безопасности.
— Я не знал, что они собирались приехать сюда сегодня, — нарушил молчание Винченцо.
— Этот мальчик.., он…
— Да, сын Бьянки и Джеймса. Жаль, что это свалилось на тебя так неожиданно.
Ветерок, дувший в коридоре, вдруг стал холодным и неприятным. Джулия вздрогнула.
— Я замерзла. Поеду домой.
Няня и двое детей дошли до конца аллеи. Девочка оглянулась и помахала Винченцо рукой.
— Тебе надо идти. — Джулия улыбнулась слабой улыбкой. — Ты нужен своей семье.
— Проводишь нас до пристани?
— Думаю, я подожду следующего судна. Иди скорее, а то они будут беспокоиться.
— Да. — Винченцо чувствовал себя неуютно, но выбора не было.
Джулия не стала смотреть, как он догоняет ушедших вперед. Она отвернулась и пошла в противоположную сторону, размышляя над тем, как такое могло случиться. Мгновение, которое должно было стать самым счастливым, принесло ей лишь новые страдания, еще горше прежних.
Этим вечером Винченцо в ресторане не появился. Джулия пыталась не придавать этому особенного значения, но сожалела, что наговорила ему столько обидных слов. Он был ее другом, и глупо было обижать его.
Но Джулия знала, что это не единственная причина ее волнения. Она думала о нем как о мужчине, которого могла бы полюбить, если бы любовь была для нее возможной сейчас в принципе.
Когда ресторан закрылся, Джулия устало поднялась к себе и заперлась. У нее было такое ощущение, будто ее мозг работает вхолостую, крутит и крутит одну и ту же мысль. Ей надо лечь и постараться уснуть, но она знала, что будет просто лежать без сна.
Здание было старомодное, со ставнями на окнах. Когда Джулия подошла, чтобы закрыть их на ночь, в поле ее зрения попало что-то, находившееся внизу на улочке. Толкнув створки, она открыла окно, выглянула и увидела, что там стоит мужчина.
— Входи, — позвала она и кинулась к двери, переполненная чувством облегчения, готовая распахнуть ему свои объятия. — Я думала, ты не придешь, горячо заговорила она, как только Винченцо появился в дверях.
Он коротко кивнул, но входить не спешил.
— Мне пришлось.
— Ты на меня сердишься после того, что я сказала?
Она отступила назад, чтобы пропустить его в комнату, — поняла, что объятий не будет.
— Нет, больше не сержусь. Ты была в состоянии шока. Давай забудем о случившемся.
Не получалось той радостной встречи, какую предвкушала Джулия, когда увидела его на улице.
Когда она прикоснулась к его руке, он лишь осторожно улыбнулся.
— Не сваришь ли мне кофе? — подчеркнуто вежливо попросил Винченцо.
— Конечно, — ответила она таким же тоном.
Пока Джулия хлопотала на кухне, он подошел и встал в дверях, прислонившись к косяку.
— Может быть, я и заслужил твои подозрения, — проговорил он. — Я бы не увез ее, но в какой-то момент действительно пожалел, что не могу повернуть время вспять и не дать произойти тому, что произошло. Уже пять лет, как Роза — член моей семьи. Я люблю ее. Думаешь, мне очень хотелось признать, что она — твоя?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что она не моя? резко спросила Джулия.
— Этого я сделать не могу. К сожалению. Сегодня я немного полазил по Интернету и обнаружил несколько сообщений о том ограблении, подтверждающих все, что ты мне рассказала. Одно из них сопровождалось фотографией твоего мужа, очень маленькой, но достаточной, чтобы можно было определить, что он и Джеймс Кардью — одно и то же лицо. Кроме того, когда я впервые тебя увидел, вечером того дня, когда Пьеро привел тебя домой, что-то в тебе показалось мне знакомым. Я тогда не понял, но теперь понимаю: глядя на тебя, я видел Розу.
— Но ведь мы не похожи.
— Если не считать одной черты — лба. У нее в точности такой же лоб, как у тебя. Обычно его скрывает челка, но сегодня я видел, как она зачесала челку назад, и мне все стало ясно.
Они вернулись в комнату, и Винченцо сел на единственный стул, а не на диван, где она могла бы сесть рядом с ним.
— Мне надо узнать все, — решительно сказала Джулия. — Все, что ты можешь о нем рассказать.
— А теперь это имеет какое-то значение?
— Надо как-то заполнить шесть лет пустоты.
Мне не понравится то, что ты расскажешь, но знать это просто необходимо.
— Да, наверное, — согласился он наконец. — Ладно, расскажу тебе все, что смогу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Винченцо набрал полную грудь воздуха и начал рассказывать:
— Наверное, были правы твои друзья, которым показалось, что они видели его в Венеции и в Риме. Бьянка встретила его в Риме, где он торговал произведениями искусства.
— Произведениями искусства? — воскликнула Джулия возмущенно. — Да он же ничего не смыслил в искусстве!
— По-видимому, он обладал гениальной способностью преподносить себя. Ну, потом у него была куча денег, а его офис располагался в богатой части города.
— Должно быть, его доля от тех ограблений, предположила Джулия.
— Да, похоже, ее оказалось достаточно, чтобы производить впечатление успеха. Когда Бьянка вернулась домой, он приехал вслед за ней. Сказал, что его фирма расширяется, открывает филиал в Венеции. А на самом деле, как я потом узнал, ему нужно было побыстрее убраться из Рима. Он продал некие «бесценные» артефакты одной могущественной семье, которая, естественно, захотела вернуть свои деньги, когда выяснилось, что эти вещи оказались подделками. Они прислали в Венецию своих людей, которые объяснили Джеймсу, что если он не заплатит, то у него будут неприятности. Выбора у него не было, и он заплатил. После этого оставшиеся деньги кончились очень быстро.
Джеймс был крайне расточителен. Покупал бесполезный хлам напоказ, делал неудачные капиталовложения. Это был довольно глупый и ограниченный человек.
— Да, — согласилась она. — Это его точная характеристика.
— Но не было ничего такого, что заставило бы меня заподозрить его в чем-то еще более худшем.
У него был паспорт на имя Джеймса Кардью, а девочка в метрике значилась как Роза Кардью. У него была целая папка бумаг, подтверждающих, что Джеймс Кардью — преуспевающий торговец произведениями искусства с целым списком благодарных клиентов в нескольких странах.
— Полагаю, что достать фальшивые документы не так уж трудно, были бы деньги.
— Какое-то время деньги у него точно были.
Когда средства кончились, он впал в отчаяние. Пытался достать денег у меня, хотя все это было уже после разорения и все знали, что у нас нет ничего.
Но он думал, что я что-то припрятал от кредиторов в тайнике. Полагал, что мне пора передать ему ."долю" Бьянки.
— Да, он мыслил именно так, — припомнила она. Никогда не верил, что все является таким, каким кажется, особенно если речь шла о деньгах. Может быть, он думал, когда они поженились, что у нее есть припрятанное состояние?
— Джеймс фактически признался в этом. Не думаю, что он женился на ней только по любви. А может быть, и совсем не по любви.
— Полагаешь, это должно привести меня в восторг? — со злостью спросила Джулия. — По-твоему, мне не наплевать, кого он там любил?
— Я не знаю, что ты чувствуешь. Когда-то ты очень сильно его любила.
— В другой жизни.
Он с усмешкой кивнул.
— Вот и я все время твержу себе, что то или это случилось в другой жизни. Но странно, как эти жизни накладываются друг на друга, когда этого меньше всего ждешь. Так или иначе, я, как дурак, взял в долг под залог ресторана — ради сестры.
— А через какое время он явился за добавкой?
— Очень скоро. На этот раз мы подрались, и ему пришлось поплавать в канале.
— Отлично, — просто сказала она.
— Единственной хорошей чертой, какую я в нем заметил, было то, что он, похоже, действительно любил Розу. Он был по-своему хорошим отцом.
— Хорошим отцом? После того, как разлучил девочку с матерью, не думая ни о той, ни о другой?
— Я имел в виду лишь то, что он проявлял по отношению к ней большую привязанность и интерес. Если она пыталась что-то рассказать ему, то он, чем бы ни был занят, откладывал свое дело и выслушивал ее до конца. Многие родители так не могут, как бы ни любили ребенка…
— Ладно, хорошо, — перебила его Джулия напряженным голосом. — Ты прав, он был хорошим отцом. Я теперь вспомнила, как он любил с ней общаться.
— А она его обожала. Бьянку она тоже полюбила. Тебе нелегко это слышать, но ты должна знать, с чем имеешь дело.
— Спасибо, — сказала она каким-то бесцветным голосом. — Сегодня кое-что показалось мне странным.
— Наверное, ты заметила, что она не плакала и не выказывала никаких чувств, да? Прошло уже четыре месяца, а она…
Джулия пристально посмотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что она вообще не плакала?
— Ни разу. Даже в первый день, когда нам сообщили… — Он замолк и беспомощно пожал плечами; — Она просто замкнулась в себе.
— Да, — выдохнула Джулия. — Иногда это единственный способ самозащиты, которым можно воспользоваться.
— Розе всегда нравился карнавал, но сейчас она отказывается даже думать о нем.
— Карнавал?
— В феврале. Все надевают маски и яркие костюмы. В прошлом году она чудесно повеселилась с Джеймсом и Бьянкой. Может быть, именно поэтому она и не интересуется нынешним. Я не оставляю попыток увлечь ее, говорю ей, как это интересно, но… — Винченцо пожал плечами.
— Насильно в душу к человеку не влезешь, — сказала Джулия.
— Да, наверное.
Неожиданно ее прорвало:
— Что же мне делать? Знаешь, как я мечтала о том, что скажу ей, когда мы встретимся? А теперь что бы я ни сказала, все будет плохо. Что мне делать?
— Например, довериться мне..
— Вряд ли я к этому готова, — сказала она прежде, чем подумала.
Он поморщился.
— Видимо, нам лучше закончить этот разговор.
Нам обоим придется расхлебывать эту ситуацию, так что мы не можем позволить себе ссориться.
— А тем временем я целиком и полностью в твоих руках! — Хотя она решила воздерживаться от подобных высказываний, это оказалось выше ее сил.
Напряжение этого дня, беспомощное ощущение того, что она так близка к цели и в то же время так далека от нее, находили выход в горечи.
— В моих руках ты как раз в безопасности, — возразил Винченчо.
— Но моя дочь с тобой, а не со мной, — воскликнула она. — Как я могу с этим смириться?
— Ты хочешь сказать, простить это. Возможно, ты никогда и не простишь. Мы еще поговорим об этом.
— Когда я ее увижу?
— Адрес у тебя есть. Приходи в любое время.
— Ты знаешь, что я так не поступлю.
— Правильно, потому что ты хорошая мать. Тебя удерживает именно это, а вовсе не я.
— И это будет удерживать меня всегда, не так ли? На это ты и рассчитываешь.
— Не говори больше ничего, Джулия. Не говори таких вещей, от которых потом будет только хуже.
— Хуже? Что может быть хуже того, что уже есть? Неужели ты не понимаешь, что произошло?
Последний раз, когда я видела свою девочку, она цеплялась за меня и кричала: «Мамочка, не уходи!» А сегодня она.., даже.., не узнала.., меня.
Джулия сильно дрожала, изо всех сил стараясь не разрыдаться. Но все усилия оказались тщетными. Она разразилась рыданиями, похожими на истерические крики.
— Джулия! — Винченцо кинулся к ней, но она заслонилась от него руками.
— Нет.., нет.., не подходи… Я в порядке.
— Нет, не в порядке. Позволь хотя бы помочь тебе.
— Как ты можешь мне помочь, когда мы с тобой враги? — задохнулась она. — Это ведь так, разве нет?
— Нет, мы не враги. Мы по-разному смотрим на некоторые вещи, но врагами быть никак не можем.
— Это просто слова, — бросила она ему. — Если мы не враги сейчас, то потом все равно ими станем. Разве ты этого не знаешь?
По его лицу она догадалась, что он согласен с ней.
— Нет. — Он постарался придать голосу убежденность. — Нас слишком многое связывает.
— Между нами ничего нет, — вспылила она. Ничего.., ничего…
Закончить она не смогла: ее снова душили рыдания. Винченцо прекратил спорить и сделал то, что должен был сделать с самого начала, — обнял ее и крепко прижал к себе.
— Не пытайся говорить, — пробормотал он. — Это не поможет. — Он вздохнул, прижался щекой к ее волосам. — Я на самом деле не знаю, что помогает в таких случаях, но точно не слова.
Ответить она не могла. Ее захлестнули волны горя. Казалось, что все слезы, пролитые за последние несколько лет, снова вернулись, чтобы пролиться еще раз.
Откуда-то издалека Джулия слышала, как он произносит ее имя, и ощущала, как его голова прижимается к ее голове. Он прав: слова бесполезны.
Единственным утешением было разделяемое с другим человеком тепло, которое она могла найти только возле него.
— Все эти годы, — плача говорила она, — я думала о ней каждый день, тосковала по ней, любила ее, мечтала о той минуте, когда снова увижу ее, о том, что мы друг другу скажем…
— Я знаю, знаю, — шептал он.
— Чего я ожидала? Я обманывала себя — ведь у нее была другая, новая жизнь, но я не позволяла себе понять это…
— Джулия… Джулия…
— Я ей не нужна.
— Об этом слишком рано судить.
— Нет, не рано. Разве ты не видишь, что я обманывала себя все это время? Я ей чужая. Я не нужна ей и никогда не буду нужна.
Джулия плакала не переставая. Она пришла к концу пути, и конец этот оказался горьким и безнадежным. Винченцо отчаянно пытался ее утешить, покрывая поцелуями ее лицо. Горе Джулии рвало его сердце на части, и в какой-то момент он готов был сделать для нее все на свете, чтобы ей стало легче.
Все на свете — кроме того единственного, что ей было нужно.
Винченцо уже однажды видел у нее такое лицо той ночью, когда она ходила во сне, а он обещал ей помочь. Каким далеким это казалось теперь!..
Он целовал ее слезы, потом ее губы, сначала нежно, потом неистово, словно пытаясь вернуть ее обратно из какого-то отдаленного места.
— Ты сказала, что между нами нет ничего, — проговорил Винченцо охрипшим голосом. — Но ты ошибаешься. Есть вот это.., и это…
В какой-то момент она почти уступила. Ощущение было таким приятным и желанным!
— Да, — сказала она тоскливо. — Но этого недостаточно. Пожалуйста, Винченцо…
Он вздохнул и отпустил ее.
— Ты права. Этого недостаточно. Я, пожалуй, пойду.
Винченцо вышел, тихо закрыв за собой дверь.
Джулия осталась стоять в немом отчаянии, глядя на эту закрытую дверь, испытывая желание разбить об нее голову.
Этой ночью ей снились крики ребенка, зовущего мать, с которой его собирались разлучить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13