И одно оно для него, заметь, уже при жизни. Потому что поэт -
он всегда дело со Временем имеет. Молодой или старый - все равно.
Даже когда про пространство сочиняет. Потому что песня - она что?
Она - реорганизованное Время... Любая. Даже птичкина. Потому что
звук - или там нота - он секунду занимает, и другой звук секунду
занимает. Звуки, они, допустим, разные, а секунды - они всегда те же.
Но из-за звуков, Публий, - из-за звуков и секунды становятся разными.
Спроси канарейку свою - ты же с ней разговариваешь. Думаешь, она о
чем поет? о Времени. И когда не поет - тоже о Времени.
П у б л и й. Я думал - просто жрать хочется. Когда поет -
надеется. Не поет - бросила.
Т у л л и Й. Кстати, я тут ей проса достал. Два кг. Больше денег
не было. Публий. Знаю. На виа деи Фунари купил.
Т у л л и Й. Ага, в "Сельве". Откуда ты знаешь?
П у б л и й. Претор сказал... Это где та стела, на которой
"Мементо Мори" написано?
Т у л л и и. Ага. Я там гетеру одну когда-то знал. Совершенная
прелесть была. Брюнетка, глаза - как шмели мохнатые. Своих павлинов
держала. Грамоте знала; с богдыханом китайским была знакома...
Откупщик ее, за которого она потом своим чередом замуж вышла, эту
"Сельву" и открыл - птичьим кормом чтоб торговала, при деле была.
Скотина он был порядочная, с мечом за мной по всему Форуму гонялся...
П у б л и й. Звучит элегически.
Т у л л и Й. Это от избытка глаголов прошедшего времени.
Пауза.
Пофехтуем?
П у б л и й. С утра пораньше? Как сказала девушка легионеру.
Т у л л и Й. Именно. Размяться. Кровь разогнать... Взвешивался
сегодня?
П у б л и й. Нет еще. Но вчера - да. Та же самая история -
полнею. Почему это, интересно, прибавить гораздо проще, чем потерять?
Теоретически должно быть одинаково просто. Либо одинаково сложно.
(Встает и подходит к пульту.) Мечи или кинжалы?
Т у л л и Й. Мечи. А то у тебя изо рта...
П у б л и й. У меня только пахнет. У тебя вываливается...
Парфянские или греческие?
Т у л л и Й. Греческие.
П у б л и й (нажимая на кнопку пульта, где появляется текст
заказа). Что все-таки природа хочет сказать этим? Что увеличиваться в
объеме - естественней, чем уменьшаться?
Появляются мечи, Публий и Туллий разбирают их, продолжая
беседовать.
И - до каких пределов? То есть, с одной стороны, когда
развиваешься - из мальчика в мужа - то увеличиваешься. На протяжении
лет примерно двадцати-тридцати. И - возникает инерция. Но почему
именно живот? Оттого что вперед двигаешься, что ли?.. С другой
стороны - куда двигаешься-то? Известно, куда. Где он вообще не
понадобится. Ни его отсутствие. На том-то свете...
Т у л л и й (примеряясь к мечу). Может, чем больше объем, тем
подольше на этом задержишься. Гнить, по крайней мере, дольше будешь.
Распад, Публий, тоже форма присутствия.
П у б л и й. Да - если не кремируют. От претора, конечно,
зависит. ...Начали! До первой крови.
Т у л л и Й. До первой крови.
Фехтуют.
П у б л и й. Но если увеличиваться (выпад) естественно, то
уменьшаться (отскок) - искусственно.
Т у л л и й. А что плохого в искусственном? (Выпад.) Все
искусственное естественно. (Еще выпад.) Точней, искусственное
начинается там, где естественное (отскок) кончается.
П у б л и й. А где кончается (выпад) искусственное?
Т у л л и Й. Весь ужас в том, Публий (контрвыпад), что
искусственное нигде не кончается. Естественное естественно и
кончается. (Теснит Публия к его алькову.) То есть становится
искусственным. А искусственное не кончается (выпад) нигде (еще
выпад), никогда (еще выпад), ни под каким видом. (Публий падает в
альков.) Потому что за ним ничего не следует. И, как сказано у поэта,
это хуже, чем детям
сделанное бобо.
Потому что за этим
не следует ничего.
П у б л и й. У какого поэта?
Т у л л и Й. У восточного.
П у б л и й. Может, искусственное, если долго продолжает быть
искусственным, в конце концов становится естестенным. Яичко-то
становится курочкой. А ведь, глядя со гороны, ни за что не скажешь.
Изнутри - тоже вряд ли. Потому что искусственным выглядит... Мне
всегда казаось, Туллий, на яичко глядя, - особенно утром, когда
разбиваешь, чтоб глазунью сделать, - что существовала некогда
цивилизация, наладившая выпуск консервов органическим способом.
Т у л л и Й. В этом смысле мы все - консервы. Чья-то удушая
яичница. Если, конечно, не кремируют... Меч возьми.
П у б л и й (нехотя выбирается из алькова). Отяжелел я. Вот в
Ливии, помню... (Внезапно в сердцах.) Да на кой ляд эту форму
поддерживать! Худеть! Особенно - если чья-то будушая яичница... Либо
если кремируют... Да и тебе же учше: чем я толще, тем больше
пространства занимаю. Тем больше тебе времени этого твоего
остается... Ведь всем ее равно, с тебя начиная, есть ли Публий
Марцелл, нет ли го. И если даже есть, какое кому дело, как он
выглядит. Кого это интересует? Богов? Природу? Цезаря? Кого?.. Богам
вообще на все положить. Цезарю - тоже. В этом мысле он - точно
помазанник ихний. Природе?.. Безразичны ли природе очертания дерева?
Т у л л и Й. Похоже на тему для диспута.
П у б л и й. Я думаю, природе на силуэт дерева накласть! Хотя оно
его четыре раза в году меняет. Но в этом-то безразличие и
сказывается. Пресыщенность. Листики обдирает... А у него, может,
только и есть что листики. Оно, может, всю дорогу только тем и занято
было, что их пересчитывало. Денежку свою зелененькую золотую ... И -
раз...
Т у л л и Й. Ну, распустил сопли. Меч, говорю, возьми... И
вообще - вечнозеленые тоже есть. Лавр, допустим. Хвоя. И так далее.
П у б л и й. Меч я, допустим, могу взять. Дальше что? Скрестим мы
их. Разойдемся. Выпад, контрвыпад, дистанция... Дальше что? Устанем.
Дальше что? Ты выиграешь - проиграю. Или наоборот. Какая разница? Кто
этот пое- инок увидит? Даже если я тебя убью - или наоборот. Хотя мы
договорились. До первой крови. Но - кто это увидит? Кто это добро
смотреть станет? Тем более в прямой трансляции. Даже претор не будет.
Претор это в записи посмотрит и, если смертоубийства нет, еще,
неровен час, запись сотрет. В конце рабочего дня. Не потому, что
пленки жалко или бобины тоже смазывать надо: потому что сюжета нет.
Т у л л и й. Нет. Они пишут все без разбору. Стирать им декретом
запрещено. Мало ли - можно почерк преступника установить. Даже если
преступление и не совершено. Все равно - почерк. Возможного
преступника. Чтоб раскрыть возможное преступление. Что есть формула
реальности... Так что сюжет есть, Публий. Сюжет всегда возникает
независимо от автора. Больше того - независимо от действующих лиц. От
актера. От публики. Потому что подлинная аудитория - не они. Не
партер и галерка. Они тоже действующие лица. Верней, бездействующие.
У нас один зритель - Время. Так что - пофехтуем.
П у б л и й (нехотя беря меч). Ну, от этого зрителя аплодисментов
хрен дождешься. Даже если выиграешь. Тем более если проиграешь.
Гарде.
Фехтуют.
Т у л л и й. Потому что выигрыш (выпад) - мелодрама и проигрыш
(снова выпад) - мелодрама. (Отступая под натиском Публия.) Побег -
мелодрама, самоубийство - тоже. Время, Публий, большой стилист...
(Наступает.)
П у б л и й. Что же (защищаясь) не мелодрама?
Т у л л и й. А вот (выпад) - фехтование. (Отступает назад.) Вот
это движение - взад-вперед по сцене. Наподобие маятника. Все, что
тона не повышает... Это и есть искусство... Все, что не жизни
подражает, а тик-так делает... Все, что монотонно... и петухом не
кричит... Чем монотонней, тем больше на правду похоже.
П у б л и й (бросая меч). Туше; но так можно махаться до
светопреставления.
Т у л л и й (продолжая еще некоторое время проделывать соответ-
ствующие движения мечом). И во время оного. И после. И
после-после-после-после... До первой крови. До второй.
До-последней-капли-крови... Вот - почему - люди - воюют... Уфф... Мы
ж договаривались: до первой...
П у б л и й. Ты мне колено задел.
Т у л л и й. Ох, прости. Не заметил. Надеюсь, несерьезно.
П у б л и й. Пустяки. Царапина. Как сказал лев гладиатору...
Т у л л и Й. Вата и йод в аптечке. Перевяжи... Пойду душ приму,
потный весь.
П у б л и й (задумчиво). Не-е, пусть сочится. По крайней мере,
доказывает, что - еще не статуя. Не из мрамора. Что - не классик.
Поскольку есть колено. Вполне - в своем роде - классическое. Не хуже,
чем у "Бдения Алкивиада". Хотя видел только копию. Или - "Дискобола".
Тоже копия. И там не колено главное... Все равно - классическое.
Таким коленом наместники местных царьков давят. На мокром полу
мраморной купальни. На своей загородной вилле. Вечер лилового
цвета... Светильники в нишах трепещут, масло плавится. Пальмы кронами
перешептываются, как ожившие иероглифы. И царек, сучара, на мокром
полу извивается, воздух ртом ловит. Не-е, хорошее колено. Римское.
Что бы там Туллий ни наговаривал на пленку... Пусть сочится... пусть.
И даже еще расковыряю. (Берет меч и, морщась, надрезает кожу; после
этого выдавливает пальцами из надреза кровь. За этим занятием -
надрезыванием и выдавливанием - и застает его выходящий из душа
Туллий. Некоторое время он наблюдает за Публием, потом делает шаг к
нему.)
Т у л л и Й. Ты что?! Совсем охренел!? Прекрати сию же минуту!
Варвар, мать твою! Дикарь! Где вата?
П у б л и й (поднимая глаза, в которых слезы). С легким паром,
Туллий.
Т у л л и й. Идиот недоделанный! (Кидается к аптечке, достает йод
и вату и бросается назад.) Вспомнил свои азиатские штучки. Сколько
волка ни корми... (Наклоняется к Публию), чтоб перевязать колено.)
Люди на Канопус высаживаются, а тут...
П у б л и й (отмахивается). Оставь меня в покое! Не трогай.
Т у л л и Й. Ну да. Сейчас мы впадем в транс. Начнем раска-
чиваться. Знак себе на лбу нарисуем. И споем что-нибудь лишенное
текста. Так, да? (Снова наклоняется к Публию).) Дай ногу, не дури!
П у б л и й. Отойди, говорю. (Делает угрожающий жест мечом.)
Оставь меня в покое. Не трогай. Пусть сочится...
Т у л л и й. Да прекрати ты этот...
П у б л и й. Пускай сочится. Она, может, единственное дока-
зательство, у меня оставшееся, что я действительно жив. А ты ее
остановить хочешь. На кого ты работаешь?
Т у л л и й. Ты... по-моему... сошел с ума.
П у б л и й. Телекамеры эти вокруг. Всех подозревать начинаешь.
Почем я знаю, что ты не робот. С камерой встроенной. Вживленной
органически. Может, даже помимо твоей воли. Еще при Тиберии
эксперименты начали. Я читал. На зайчиках. Тем более - вернулся.
Тогда и вживили... Пускай сочится. По крайней мере, хоть буду знать,
что сам - не робот. А то сомневаться начал... может, все - все - тебя
включая - на пленку записано. И мне показывают. Стереоскопически.
Включая запахи. Как сад и лебеди. Или берег моря. Потому и декорация
одна и та же: бюджет ограниченный. Или - классицизм. Три единства
блюдут. И почему бы и нет? Если между классицизмом и натурализмом
выбирать, я бы и сам классицизм выбрал. И почему отказывать
компьютеру в снобизме? Снобизм тоже форма отчаянья, в конце концов,
классицизм в него запрограммирован. Не с потолка взялся. И говоря о
потолке, Туллий, смотрю я на него и не знаю: я ли на него смотрю -
или он на меня смотрит...
Т у л л и й. Чего ты городишь?
П у б л и й. Весь вопрос в том, на кого ты работаешь. Что я на
него смотрю, это и ежу ясно. Что он на меня... но если да, если он
осуществляет за мной наблюдение - то он мне больше внимания уделяет,
чем я ему. И кто тогда здесь одушевленный объект? Конечно, если ты не
робот, то тогда внимание его распыляется... Нет, пусть сочится... Он
этого еще не видел. Что-то новенькое...
Т у л л и Й. Перевяжи, говорю. Смотреть противно.
П у б л и й. Значит - не робот... Хотя, с другой стороны, я бы
тоже трещины в потолке забздел..! Трещина-то не записана. Только
возможность катастрофы отличает реальность от фикции.
Т у л л и Й. Мелодрама. У всех варваров врожденное чувство
мелодрамы.
П у б л и й (кричит). Должен же я знать место, в котором умру!!!
Т у л л и Й. А-а-а... вон оно что. (Кидает Публию) бинты и вату.)
На, перевяжи. (Отходит к окну: начинает, глядя в окно, говорить, но
потом спохватывается и поворачивается сначала лицом, потом - спиной к
публике. Когда он стоит спиной, он как бы подпирает воображаемую
стену, которой служит рампа.) Люди, Публий... люди делятся на тех,
для которых важно - где, и на тех, для которых важно - когда... Есть
еще, конечно, третья группа. Для которых важно - как. Но это - как
правило - молоденькие, и они не в счет.
П у б л и й. Да кто ты такой!? Откуда ты знаешь, на кого люди
делятся?
Т у л л и й. Только на эти две категории. Сам... э-э-э... процесс
обусловливает их количество. Так сказать, ограничивает выбор. И их
только две.
П у б л и й. Ну да; и я, ясное дело, выбрал неправильно.
Облажался. И то: хрен ли мудрить: раз пожизненно - то где еще? Как не
в этих четырех... тьфу... в этом... как его?..
Т у л л и Й. Пи-Эр-квадрате?
П у б л и й. Во-во. В Пи-Эр-квадрате. В своей кровати. При
всеобщем обозрении. На миру и смерть красна... Это самая большая
порнография и есть - это показывать. Это - и еще роды. Потому что это
всегда не ты. Даже когда свои собственные роды потом смотришь. В
записи. Все равно - не ты.
Т у л л и Й (достает с полки "Свод Законов"). Буква "П"... так
..."Порнография". Всякий неодушевленный предмет, вызывающий
эрекцию..." Вот что говорит по этому поводу Тиберий.
П у б л и й. Да что ты мне этого кретина все время в нос тычешь!?
Тиберий то, Тиберий се. Прямо как христиане со своим как его...
неважно, только тридцать три года ему и было... Что он знал?.. А если
тебе под сорок - тогда как? или под пятьдесят?.. На этом и
погорели... Тиберий... Неодушевленный предмет... Эрекция... Самая
большая эрекция - это когда не ты умираешь...
Т у л л и й. Н-да, будь я последним человеком на земле...
П у б л и й. ...у тебя бы стоял, как эта Башня... С другой
стороны, зачем отказывать ближнему в удовольствии. Пускай записывают.
Или транслируют. Может, последнюю фразу удачно скажу... В конце
концов, Туллий, я против всего этого (делает широкий жест рукой)
Пи-Эр-квадрата не возражаю. Клаустрофобия, конечно, разыгрывается,
как подумаешь, что именно здесь... И сбежать хочется не столько
отсюда как места жизни, как отсюда как места смерти... То есть, я,
Туллий, не против смерти - не пойми ме5ня превратно. И я не _против_
Башни и не _за_ свободу... Свобода, может, и не лучше Башни, кто
знает... я не помню... Но свобода есть вариация на тему смерти. На
тему места, где это случится. Иными словами, на тему гроба... А то
здесь гроб уже - вот он. Неизвестно только - когда. Где - это ясно.
Ясность меня, Туллий, как раз и пугает. Других - неизвестность. А
меня - ясность.
Т у л л и й. Да что плохого в этом помещении... Ну, перебрали,
наверно, малость со скрытыми камерами. Так это только со свободой
сходство усиливает... К тому же, кто знает, может, ты и прав, может,
и вправду нам все это просто показывают. И скорей всего - в записи.
Вполне возможно, что все это суть условность. Будь это реальностью,
не вызывало б столько эмоций.
П у б л и й. Тут я и умру - реальность это или условность...
Т у л л и й. Это и есть недостаток пространства, Публий, это и
есть... Главный, я бы сказал... Что в нем существует место, в котором
нас не станет... Потому, видать, ему столько внимания и уделяют.
П у б л и й. Ну, у Времени тоже такие места есть. Сколько
влезет...
Т у л л и Й (назидательно). У Времени, Публий, есть все, кроме
места. Особенно с тех пор, как числа отменили... А пространство...
любая его точка может стать... Поэтому его так и живописуют. Все эти
пейзажи и ландшафты. Этюды с натуры. Чистое подсознание... Со
Временем этот номер не проходит... Так, разве что портрет там или
натюрморт...
П у б л и й. И тебе все равно - где?
Т у л л и й. Мне все равно - где, и мне все равно - когда.
П у б л и й. Вот они, римские доблести! Стойкость патрициев!
Муции Сцеволы! Руки жареные! Если тебя не интересует ни где, ни
когда - что же тебя интересует? Как?..
Т у л л и Й. Меня интересует - сколько.
П у б л и й. Сколько - чего?
Т у л л и й. Сколько часов бодрствования представляют собой
минимум, необходимый компьютеру для определения моего состояния как
бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8
он всегда дело со Временем имеет. Молодой или старый - все равно.
Даже когда про пространство сочиняет. Потому что песня - она что?
Она - реорганизованное Время... Любая. Даже птичкина. Потому что
звук - или там нота - он секунду занимает, и другой звук секунду
занимает. Звуки, они, допустим, разные, а секунды - они всегда те же.
Но из-за звуков, Публий, - из-за звуков и секунды становятся разными.
Спроси канарейку свою - ты же с ней разговариваешь. Думаешь, она о
чем поет? о Времени. И когда не поет - тоже о Времени.
П у б л и й. Я думал - просто жрать хочется. Когда поет -
надеется. Не поет - бросила.
Т у л л и Й. Кстати, я тут ей проса достал. Два кг. Больше денег
не было. Публий. Знаю. На виа деи Фунари купил.
Т у л л и Й. Ага, в "Сельве". Откуда ты знаешь?
П у б л и й. Претор сказал... Это где та стела, на которой
"Мементо Мори" написано?
Т у л л и и. Ага. Я там гетеру одну когда-то знал. Совершенная
прелесть была. Брюнетка, глаза - как шмели мохнатые. Своих павлинов
держала. Грамоте знала; с богдыханом китайским была знакома...
Откупщик ее, за которого она потом своим чередом замуж вышла, эту
"Сельву" и открыл - птичьим кормом чтоб торговала, при деле была.
Скотина он был порядочная, с мечом за мной по всему Форуму гонялся...
П у б л и й. Звучит элегически.
Т у л л и Й. Это от избытка глаголов прошедшего времени.
Пауза.
Пофехтуем?
П у б л и й. С утра пораньше? Как сказала девушка легионеру.
Т у л л и Й. Именно. Размяться. Кровь разогнать... Взвешивался
сегодня?
П у б л и й. Нет еще. Но вчера - да. Та же самая история -
полнею. Почему это, интересно, прибавить гораздо проще, чем потерять?
Теоретически должно быть одинаково просто. Либо одинаково сложно.
(Встает и подходит к пульту.) Мечи или кинжалы?
Т у л л и Й. Мечи. А то у тебя изо рта...
П у б л и й. У меня только пахнет. У тебя вываливается...
Парфянские или греческие?
Т у л л и Й. Греческие.
П у б л и й (нажимая на кнопку пульта, где появляется текст
заказа). Что все-таки природа хочет сказать этим? Что увеличиваться в
объеме - естественней, чем уменьшаться?
Появляются мечи, Публий и Туллий разбирают их, продолжая
беседовать.
И - до каких пределов? То есть, с одной стороны, когда
развиваешься - из мальчика в мужа - то увеличиваешься. На протяжении
лет примерно двадцати-тридцати. И - возникает инерция. Но почему
именно живот? Оттого что вперед двигаешься, что ли?.. С другой
стороны - куда двигаешься-то? Известно, куда. Где он вообще не
понадобится. Ни его отсутствие. На том-то свете...
Т у л л и й (примеряясь к мечу). Может, чем больше объем, тем
подольше на этом задержишься. Гнить, по крайней мере, дольше будешь.
Распад, Публий, тоже форма присутствия.
П у б л и й. Да - если не кремируют. От претора, конечно,
зависит. ...Начали! До первой крови.
Т у л л и Й. До первой крови.
Фехтуют.
П у б л и й. Но если увеличиваться (выпад) естественно, то
уменьшаться (отскок) - искусственно.
Т у л л и й. А что плохого в искусственном? (Выпад.) Все
искусственное естественно. (Еще выпад.) Точней, искусственное
начинается там, где естественное (отскок) кончается.
П у б л и й. А где кончается (выпад) искусственное?
Т у л л и Й. Весь ужас в том, Публий (контрвыпад), что
искусственное нигде не кончается. Естественное естественно и
кончается. (Теснит Публия к его алькову.) То есть становится
искусственным. А искусственное не кончается (выпад) нигде (еще
выпад), никогда (еще выпад), ни под каким видом. (Публий падает в
альков.) Потому что за ним ничего не следует. И, как сказано у поэта,
это хуже, чем детям
сделанное бобо.
Потому что за этим
не следует ничего.
П у б л и й. У какого поэта?
Т у л л и Й. У восточного.
П у б л и й. Может, искусственное, если долго продолжает быть
искусственным, в конце концов становится естестенным. Яичко-то
становится курочкой. А ведь, глядя со гороны, ни за что не скажешь.
Изнутри - тоже вряд ли. Потому что искусственным выглядит... Мне
всегда казаось, Туллий, на яичко глядя, - особенно утром, когда
разбиваешь, чтоб глазунью сделать, - что существовала некогда
цивилизация, наладившая выпуск консервов органическим способом.
Т у л л и Й. В этом смысле мы все - консервы. Чья-то удушая
яичница. Если, конечно, не кремируют... Меч возьми.
П у б л и й (нехотя выбирается из алькова). Отяжелел я. Вот в
Ливии, помню... (Внезапно в сердцах.) Да на кой ляд эту форму
поддерживать! Худеть! Особенно - если чья-то будушая яичница... Либо
если кремируют... Да и тебе же учше: чем я толще, тем больше
пространства занимаю. Тем больше тебе времени этого твоего
остается... Ведь всем ее равно, с тебя начиная, есть ли Публий
Марцелл, нет ли го. И если даже есть, какое кому дело, как он
выглядит. Кого это интересует? Богов? Природу? Цезаря? Кого?.. Богам
вообще на все положить. Цезарю - тоже. В этом мысле он - точно
помазанник ихний. Природе?.. Безразичны ли природе очертания дерева?
Т у л л и Й. Похоже на тему для диспута.
П у б л и й. Я думаю, природе на силуэт дерева накласть! Хотя оно
его четыре раза в году меняет. Но в этом-то безразличие и
сказывается. Пресыщенность. Листики обдирает... А у него, может,
только и есть что листики. Оно, может, всю дорогу только тем и занято
было, что их пересчитывало. Денежку свою зелененькую золотую ... И -
раз...
Т у л л и Й. Ну, распустил сопли. Меч, говорю, возьми... И
вообще - вечнозеленые тоже есть. Лавр, допустим. Хвоя. И так далее.
П у б л и й. Меч я, допустим, могу взять. Дальше что? Скрестим мы
их. Разойдемся. Выпад, контрвыпад, дистанция... Дальше что? Устанем.
Дальше что? Ты выиграешь - проиграю. Или наоборот. Какая разница? Кто
этот пое- инок увидит? Даже если я тебя убью - или наоборот. Хотя мы
договорились. До первой крови. Но - кто это увидит? Кто это добро
смотреть станет? Тем более в прямой трансляции. Даже претор не будет.
Претор это в записи посмотрит и, если смертоубийства нет, еще,
неровен час, запись сотрет. В конце рабочего дня. Не потому, что
пленки жалко или бобины тоже смазывать надо: потому что сюжета нет.
Т у л л и й. Нет. Они пишут все без разбору. Стирать им декретом
запрещено. Мало ли - можно почерк преступника установить. Даже если
преступление и не совершено. Все равно - почерк. Возможного
преступника. Чтоб раскрыть возможное преступление. Что есть формула
реальности... Так что сюжет есть, Публий. Сюжет всегда возникает
независимо от автора. Больше того - независимо от действующих лиц. От
актера. От публики. Потому что подлинная аудитория - не они. Не
партер и галерка. Они тоже действующие лица. Верней, бездействующие.
У нас один зритель - Время. Так что - пофехтуем.
П у б л и й (нехотя беря меч). Ну, от этого зрителя аплодисментов
хрен дождешься. Даже если выиграешь. Тем более если проиграешь.
Гарде.
Фехтуют.
Т у л л и й. Потому что выигрыш (выпад) - мелодрама и проигрыш
(снова выпад) - мелодрама. (Отступая под натиском Публия.) Побег -
мелодрама, самоубийство - тоже. Время, Публий, большой стилист...
(Наступает.)
П у б л и й. Что же (защищаясь) не мелодрама?
Т у л л и й. А вот (выпад) - фехтование. (Отступает назад.) Вот
это движение - взад-вперед по сцене. Наподобие маятника. Все, что
тона не повышает... Это и есть искусство... Все, что не жизни
подражает, а тик-так делает... Все, что монотонно... и петухом не
кричит... Чем монотонней, тем больше на правду похоже.
П у б л и й (бросая меч). Туше; но так можно махаться до
светопреставления.
Т у л л и й (продолжая еще некоторое время проделывать соответ-
ствующие движения мечом). И во время оного. И после. И
после-после-после-после... До первой крови. До второй.
До-последней-капли-крови... Вот - почему - люди - воюют... Уфф... Мы
ж договаривались: до первой...
П у б л и й. Ты мне колено задел.
Т у л л и й. Ох, прости. Не заметил. Надеюсь, несерьезно.
П у б л и й. Пустяки. Царапина. Как сказал лев гладиатору...
Т у л л и Й. Вата и йод в аптечке. Перевяжи... Пойду душ приму,
потный весь.
П у б л и й (задумчиво). Не-е, пусть сочится. По крайней мере,
доказывает, что - еще не статуя. Не из мрамора. Что - не классик.
Поскольку есть колено. Вполне - в своем роде - классическое. Не хуже,
чем у "Бдения Алкивиада". Хотя видел только копию. Или - "Дискобола".
Тоже копия. И там не колено главное... Все равно - классическое.
Таким коленом наместники местных царьков давят. На мокром полу
мраморной купальни. На своей загородной вилле. Вечер лилового
цвета... Светильники в нишах трепещут, масло плавится. Пальмы кронами
перешептываются, как ожившие иероглифы. И царек, сучара, на мокром
полу извивается, воздух ртом ловит. Не-е, хорошее колено. Римское.
Что бы там Туллий ни наговаривал на пленку... Пусть сочится... пусть.
И даже еще расковыряю. (Берет меч и, морщась, надрезает кожу; после
этого выдавливает пальцами из надреза кровь. За этим занятием -
надрезыванием и выдавливанием - и застает его выходящий из душа
Туллий. Некоторое время он наблюдает за Публием, потом делает шаг к
нему.)
Т у л л и Й. Ты что?! Совсем охренел!? Прекрати сию же минуту!
Варвар, мать твою! Дикарь! Где вата?
П у б л и й (поднимая глаза, в которых слезы). С легким паром,
Туллий.
Т у л л и й. Идиот недоделанный! (Кидается к аптечке, достает йод
и вату и бросается назад.) Вспомнил свои азиатские штучки. Сколько
волка ни корми... (Наклоняется к Публию), чтоб перевязать колено.)
Люди на Канопус высаживаются, а тут...
П у б л и й (отмахивается). Оставь меня в покое! Не трогай.
Т у л л и Й. Ну да. Сейчас мы впадем в транс. Начнем раска-
чиваться. Знак себе на лбу нарисуем. И споем что-нибудь лишенное
текста. Так, да? (Снова наклоняется к Публию).) Дай ногу, не дури!
П у б л и й. Отойди, говорю. (Делает угрожающий жест мечом.)
Оставь меня в покое. Не трогай. Пусть сочится...
Т у л л и й. Да прекрати ты этот...
П у б л и й. Пускай сочится. Она, может, единственное дока-
зательство, у меня оставшееся, что я действительно жив. А ты ее
остановить хочешь. На кого ты работаешь?
Т у л л и й. Ты... по-моему... сошел с ума.
П у б л и й. Телекамеры эти вокруг. Всех подозревать начинаешь.
Почем я знаю, что ты не робот. С камерой встроенной. Вживленной
органически. Может, даже помимо твоей воли. Еще при Тиберии
эксперименты начали. Я читал. На зайчиках. Тем более - вернулся.
Тогда и вживили... Пускай сочится. По крайней мере, хоть буду знать,
что сам - не робот. А то сомневаться начал... может, все - все - тебя
включая - на пленку записано. И мне показывают. Стереоскопически.
Включая запахи. Как сад и лебеди. Или берег моря. Потому и декорация
одна и та же: бюджет ограниченный. Или - классицизм. Три единства
блюдут. И почему бы и нет? Если между классицизмом и натурализмом
выбирать, я бы и сам классицизм выбрал. И почему отказывать
компьютеру в снобизме? Снобизм тоже форма отчаянья, в конце концов,
классицизм в него запрограммирован. Не с потолка взялся. И говоря о
потолке, Туллий, смотрю я на него и не знаю: я ли на него смотрю -
или он на меня смотрит...
Т у л л и й. Чего ты городишь?
П у б л и й. Весь вопрос в том, на кого ты работаешь. Что я на
него смотрю, это и ежу ясно. Что он на меня... но если да, если он
осуществляет за мной наблюдение - то он мне больше внимания уделяет,
чем я ему. И кто тогда здесь одушевленный объект? Конечно, если ты не
робот, то тогда внимание его распыляется... Нет, пусть сочится... Он
этого еще не видел. Что-то новенькое...
Т у л л и Й. Перевяжи, говорю. Смотреть противно.
П у б л и й. Значит - не робот... Хотя, с другой стороны, я бы
тоже трещины в потолке забздел..! Трещина-то не записана. Только
возможность катастрофы отличает реальность от фикции.
Т у л л и Й. Мелодрама. У всех варваров врожденное чувство
мелодрамы.
П у б л и й (кричит). Должен же я знать место, в котором умру!!!
Т у л л и Й. А-а-а... вон оно что. (Кидает Публию) бинты и вату.)
На, перевяжи. (Отходит к окну: начинает, глядя в окно, говорить, но
потом спохватывается и поворачивается сначала лицом, потом - спиной к
публике. Когда он стоит спиной, он как бы подпирает воображаемую
стену, которой служит рампа.) Люди, Публий... люди делятся на тех,
для которых важно - где, и на тех, для которых важно - когда... Есть
еще, конечно, третья группа. Для которых важно - как. Но это - как
правило - молоденькие, и они не в счет.
П у б л и й. Да кто ты такой!? Откуда ты знаешь, на кого люди
делятся?
Т у л л и й. Только на эти две категории. Сам... э-э-э... процесс
обусловливает их количество. Так сказать, ограничивает выбор. И их
только две.
П у б л и й. Ну да; и я, ясное дело, выбрал неправильно.
Облажался. И то: хрен ли мудрить: раз пожизненно - то где еще? Как не
в этих четырех... тьфу... в этом... как его?..
Т у л л и Й. Пи-Эр-квадрате?
П у б л и й. Во-во. В Пи-Эр-квадрате. В своей кровати. При
всеобщем обозрении. На миру и смерть красна... Это самая большая
порнография и есть - это показывать. Это - и еще роды. Потому что это
всегда не ты. Даже когда свои собственные роды потом смотришь. В
записи. Все равно - не ты.
Т у л л и Й (достает с полки "Свод Законов"). Буква "П"... так
..."Порнография". Всякий неодушевленный предмет, вызывающий
эрекцию..." Вот что говорит по этому поводу Тиберий.
П у б л и й. Да что ты мне этого кретина все время в нос тычешь!?
Тиберий то, Тиберий се. Прямо как христиане со своим как его...
неважно, только тридцать три года ему и было... Что он знал?.. А если
тебе под сорок - тогда как? или под пятьдесят?.. На этом и
погорели... Тиберий... Неодушевленный предмет... Эрекция... Самая
большая эрекция - это когда не ты умираешь...
Т у л л и й. Н-да, будь я последним человеком на земле...
П у б л и й. ...у тебя бы стоял, как эта Башня... С другой
стороны, зачем отказывать ближнему в удовольствии. Пускай записывают.
Или транслируют. Может, последнюю фразу удачно скажу... В конце
концов, Туллий, я против всего этого (делает широкий жест рукой)
Пи-Эр-квадрата не возражаю. Клаустрофобия, конечно, разыгрывается,
как подумаешь, что именно здесь... И сбежать хочется не столько
отсюда как места жизни, как отсюда как места смерти... То есть, я,
Туллий, не против смерти - не пойми ме5ня превратно. И я не _против_
Башни и не _за_ свободу... Свобода, может, и не лучше Башни, кто
знает... я не помню... Но свобода есть вариация на тему смерти. На
тему места, где это случится. Иными словами, на тему гроба... А то
здесь гроб уже - вот он. Неизвестно только - когда. Где - это ясно.
Ясность меня, Туллий, как раз и пугает. Других - неизвестность. А
меня - ясность.
Т у л л и й. Да что плохого в этом помещении... Ну, перебрали,
наверно, малость со скрытыми камерами. Так это только со свободой
сходство усиливает... К тому же, кто знает, может, ты и прав, может,
и вправду нам все это просто показывают. И скорей всего - в записи.
Вполне возможно, что все это суть условность. Будь это реальностью,
не вызывало б столько эмоций.
П у б л и й. Тут я и умру - реальность это или условность...
Т у л л и й. Это и есть недостаток пространства, Публий, это и
есть... Главный, я бы сказал... Что в нем существует место, в котором
нас не станет... Потому, видать, ему столько внимания и уделяют.
П у б л и й. Ну, у Времени тоже такие места есть. Сколько
влезет...
Т у л л и Й (назидательно). У Времени, Публий, есть все, кроме
места. Особенно с тех пор, как числа отменили... А пространство...
любая его точка может стать... Поэтому его так и живописуют. Все эти
пейзажи и ландшафты. Этюды с натуры. Чистое подсознание... Со
Временем этот номер не проходит... Так, разве что портрет там или
натюрморт...
П у б л и й. И тебе все равно - где?
Т у л л и й. Мне все равно - где, и мне все равно - когда.
П у б л и й. Вот они, римские доблести! Стойкость патрициев!
Муции Сцеволы! Руки жареные! Если тебя не интересует ни где, ни
когда - что же тебя интересует? Как?..
Т у л л и Й. Меня интересует - сколько.
П у б л и й. Сколько - чего?
Т у л л и й. Сколько часов бодрствования представляют собой
минимум, необходимый компьютеру для определения моего состояния как
бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8